Горняшечка

Кеведа, Борхес, Гонгора – это три знаменитых испаноязычных писателя, которые сразили меня своим талантом еще в молодости и навсегда превратили меня в преданную поклонницу страстного и романтичного испанского искусства, отличающегося от отвратительного прагматизма американцев и неуклюжей хаотичности российской жизни. Для меня факультет романских языков был как святыня, а лекции – духовным питанием. Естественно, при таком подходе мои учебные успехи выделяли меня среди других студентов, которые учились скорее по инерции.

Однако распределение после окончания университета несколько разочаровало: на начальных курсах я мечтала о блестящей международной карьере, о речах в ООН или в дипломатической службе, либо о благородных и изысканных переводах произведений Астуриаса или Кортасара. Но действительность оказалась скромнее: мне пришлось работать в обычном патентном институте. К тому же, точные переводы сложных технических описаний не давали мне особого простора для фантазии и стилистических изысков, и часто я просто скучала от бездействия, потому что испанцы были не только несообразительны в технологии и инженерии, но и очень изобретательны в любви и изящных искусствах.

Тем не менее, даже тогда, хоть я страдала, самокритиковалась и порой презирала себя за такое унылое существование, я даже представить себе не могла, что это был самый спокойный и безмятежный период в моей жизни.

Всё рухнуло как карточный домик: началась перестройка, СССР развалился на кусочки, и наш патентный институт вдруг стал никому не нужен – на самом деле он всегда был таким, но удивительное наше государство все равно решило платить нам зарплату.

Все эти дела приходили в упадок медленно и неохотно, словно не веря в то, что конец неминуем. Вначале большая часть сотрудников продолжала ходить на работу, а некоторые более хитрые уже активно разграбляли мебель и оргтехнику, выкрадывая древние проекторы через пропускную точку. Группа энтузиастов попыталась создать кооператив, но через несколько месяцев стало ясно, что только "англичане" и частично "немцы" могут приносить доход, поэтому остальных попросили покинуть корабль. Позднее сам корабль перевернулся – каждый начал работать на себя.

Я совершенно не знала, что делать. Не то чтобы я буквально умирала от голода – у меня всё-таки была мама и её пенсия, но долг за квартиру рос стремительными темпами. Я начала просыпаться по ночам в ледяном поту с глухими ударами сердца. Будущее начинало пугать меня – оно не предвещало ничего хорошего. К тому же мама стала проявлять признаки недовольства и раздражения: несмотря на свой возраст, она вела довольно активную личную жизнь, а её дочь – хлебополучательница – становилась всё большей обузой и помехой. Несколько раз в ходе спора она даже сказала фразы вроде "ты ничего другого не умеешь, пойди работай на стройке" и так далее, но, конечно же, потом сильно раскаивалась за свою грубость.

Именно в эту тяжелую пору я заметила объявление в "Рекламе", которое меня очень заинтриговало. "Богатая пара срочно ищет привлекательную незамужнюю горничную со знанием испанского языка. Проживание в семье. Звонить по номеру..." и так далее.

В тот же вечер я набрала номер. Мелодичный голос женщины на безупречном испанском языке назвал адрес за МКАДом и пригласил меня приехать. Я попросила у матери деньги на салон красоты, одела свое лучшее платье и на следующий день отправилась в путь.

Увидев небольшой, но очень аккуратный особняк, я почувствовала волнение. Возможно, это удача? Хотя бы временное облегчение? А что, если они не примут меня? У меня начали потеть ладони. И почему перед входом стоит автомобиль с какими-то странными номерами?

Дверь открыла стройная рыжеволосая женщина с изящной талией. Она пригласила меня в дом и провела в гостиную. Через четверть часа все стало понятно: Коста и Теодолина Касарес – колумбийские дипломаты, только что получившие аккредитацию в России. Он проходил стажировку в Гарварде, она – выпускница знаменитого Андского университета, защитившая диссертацию по культурологии, обожает Гонгору и, что меня особенно поразило, она является внучатой племянницей самого Аурелиано Фернандеса Герра-Орбе! Показалось, что мои самые смелые институтские мечты сбываются.

Еще больше меня удивила сумма, которую Касаресы предложили в качестве зарплаты без торговли. Наверное, я не смогла скрыть своего восторга, потому что Теодолина строго подняла свой изящный палец и заметила:

– – Вы нам понравились, Мария, мы берем вас. Но помните: дом большой, работы много, вы будете заняты весь день и поэтому должны будете жить здесь.

Я быстро кивнула.

– – И еще одно условие, – продолжала Теодолина. – Мы с Костой консервативные люди из отсталой латиноамериканской страны...

Я попыталась выразить свое несогласие, но она проигнорировала мои возражения:

– – . .. и поэтому мы придерживаемся традиций в общении с персоналом.

Меня, конечно, оскорбило слово "персонал", но фактически она была права – горничная это именно работница, обслуживающий персонал. Таким всегда и был ее статус в больших традиционных семьях колумбийских земельных владельцев. Но что могло значить слово "консервативные" в моем случае?

Как будто отвечая на не заданный вопрос, Теодолина сказала:

– – Это означает, что за ошибки или упущения мы не будем, например, уменьшать вашу зарплату, а просто накажем вас по-семейному. Понятно?

– – Н – не до конца, – вымолвила я.

– – Ну – ну, вы же наверняка читали романы Лугонеса и других наших писателей!

– – Да, но...

– – И кроме того, вы как и все были когда-то маленькой девочкой, которая иногда ведет себя непослушно и наказывается за это, не так ли?

Я молча кивнула.

– – Вот видите! Просто постарайтесь быть исполнительной, ответственной, послушной (она употребила слово "покорной") – и вы избежите наказания. Понятно?

Я напряженно глотнула слюну. Стать работницей в полном смысле этого слова! И где? В Подмосковье, в самом центре России! Я прекрасно понимала, что это означает – тут Теодолина была абсолютно права. Я не только читала, в своем воображении я не раз представляла жесткие и реалистичные сцены. Они привлекали меня как магнит. Но решиться на такое в реальной жизни...

Мое безмолвие затянулось надолго, и я внезапно ощутила тревогу, что Тео может расценить эту неловкую паузу как отказ. Как же я буду справляться без обещанной оплаты труда? Как выберусь из долгов и нищеты? Сколько еще придется просить материнскую помощь? И не стану ли в конечном итоге просто бродить по улицам?

Спешно, с излишней эмоциональностью я выразила свое согласие:

– – Конечно, сеньора, я готова! – и тут же почувствовала, как краска подступает к моим щекам.

Теодолина едва заметно улыбнулась:

– Тогда начинайте выполнять свои обязанности завтра, Маша!

Так начался этот необычный период в моей жизни. Вначале работа казалась мне не особенно сложной, к тому же я быстро стала жертвой романтических чувств – Коста, высокий, загорелый и страстный, оказался типичным рыцарем. Мне казалось, что и мне нравилась он – я часто замечала его темный, пылающий взгляд. Конечно, меня охватывала легкая тревога, что Тео может ревновать меня к своему прекрасному мужу и все это обернется плохо. Поэтому я была удивлена, когда она случайно предложила мне одеваться "не так скромно".

– – Что вы имеете в виду, сеньора? – спросила я.

– – В доме нет необходимости носить нижнее белье, – спокойно пояснила она. – В сущности, это даже не принято в наших краях. И грудь могла бы быть более видной – она у тебя, по-моему, очень красивая!

На следующее утро я долго рассматривала себя в зеркале, впервые не надевая лифчик и меняя пуговицы на блузке. Затем выбрала самую короткую юбку из своего небольшого гардероба и долго размышляла с трусиками в руке.

Меня разбудил звонок колокольчика – так, по старинке меня пригласила хозяйка. Оказалось, что она устроилась в гостиной с множеством ярких журналов. Когда она увидела мой новый наряд, она недовольно хмыкнула.

– Нет, Маша, – сказала она после короткой паузы. – Это не достаточно интересно. Мне самой придется заняться твоим нарядом. Пойдем со мной!

Я последовала за ней в комнату, которая была что-то среднее между гардеробом и комнатой для подготовки артистов. Целая стена была занята зеркалами, перед которыми были разложены невероятные косметические сокровища. Противоположная стена была полностью заполнена всевозможными эксцентричными нарядами.

Тео рылась среди одежды и бросила мне передничек с отделкой из меха, пояс со шелковыми чулками и бюстгальтер с открытыми чашечками.

– Раздевайся! – приказала она. – И больше не показывай эти лохмотья!

Я немного запнулась. Мне было непривычно так сразу раздеваться в присутствии постороннего человека.

– Ну, что ты ждешь? – рявкнула Тео.

Я начала робко расстегивать блузку.

– Догола, догола! – нетерпеливо подгоняла меня хозяйка.

Мне не оставалось выбора, кроме как полностью раздеться. Я чувствовала себя неуютно под пристальным взглядом Тео, которая внимательно рассматривала мою фигуру.

– У тебя отличные естественные данные, – прошептала она. – Но есть лишние три-четыре килограмма. Ничего страшного, я помогу тебе привести себя в форму! А сейчас примерь все это.

Бюстгальтер плотно обхватил мои груди и слегка приподнял их, оставив почти полностью обнаженными. Короткий передник едва закрывал волосы на лобке, а пояс со шелковыми чулками наводил на определенные мысли. По сути, я чувствовала себя еще более обнаженной, чем раньше. Я чувствовала себя доступной.

– – Вы не хотите сказать, милорд, что я должна одеваться таким образом, особенно в присутствии мужчины! – возразила я.

– – Чем же вам не нравится это платье? – нахмурилась Теодолина.

– – Но милорд, вы же видите, что передник ничего не прикрывает. А зад остается открытым!

– – А почему бы ему и не быть открытым? – безразлично поинтересовалась Теодолина.

– – Но... Я никогда не соглашусь одеться в этом! – возопила я.

Теодолина смотрела на меня с явным любопытством, и это меня сбивало с толку. Затем она открыла один из ящиков столика и извлекла довольно массивную резиновую платформу, прикрепленную к костяной ручке.

– – Ты не слушаешься, дорогая, – тихо произнесла она, легонько стукнув этим странным инструментом по своей ладони. – Не слушаешься!

Я была очарована ее движениями и заметила, что резина покрыта сложным и глубоким узором.

– – Подойди сюда, – Теодолина указала на небольшое возвышение в углу, обитое темно-коричневой кожей. – На колени!

Внезапно до меня дошло, что сейчас я впервые буду наказана. Мое внутреннее "Я" возражало против этого. Я стояла неподвижно.

– – Вижу, мы становимся упрямыми, – тихо сказала Теодолина. – Мы не можем преступить своё самолюбие. Но мне не нужна служанка с высокомерным характером! Поэтому выбирай: либо выполнить то, что тебе приказывают, и больше не возвращаться к этому вопросу, либо быть свободной. Считаю до трех. Один. Два. Три...

Пусть бросит первый камень та, кто оказался перед таким выбором и остался непоколебимым. Я очень хорошо понимала, что при такой высокой зарплате, которую они платят Касаресам, им будет легко найти другую девушку, которая будет более послушной.

Я подошла к небольшому возвышению и опустилась на землю, скрываясь от посторонних глаз. Передо мной высился странный столб, покрытый кожей и украшенный цепями и кольцами. Тео приблизилась ко мне и быстро застегнула стальные браслеты на моих запястьях. Аналогичная участь постигла мои лодыжки. Она что-то потянула, и я почувствовала, как непреодолимая сила разводит мои ноги в стороны. Было ясно, как смешно это выглядит, особенно сзади! Всё произошло очень быстро.

"Ты была непослушной девочкой, Маша, а горничная не должна быть такой", строго проговорила Тео. "Единственная задача горничной - удовлетворять желания своих хозяев. Сейчас ты будешь наказана. Ты понимаешь, за что?"

"Да", пробормотала я едва слышно.

"Изначально я хотела дать тебе всего пять шлепков", продолжала Тео. "Но когда я приказала тебе принять нужную позу, ты не послушалась меня сразу. Поэтому я удваиваю наказание. Понятно?"

"Да!"

"Ты должна сама считать удары - если ты ошибешься или я ударю раньше, чем ты произнесешь число, то удар не засчитается. Ты это поняла?"

"Поняла", пробормотала я механически.

В комнате воцарилась тишина. В моей голове был полный хаос.

Внезапно Тео размахнулась и с силой опустила свою руку на мои ягодицы. Раздался громкий шлепок, и только через несколько секунд до меня дошла жгучая боль.

"Раз!", выкрикнула я машинально.

Тео засмеялась:

"Ты опоздала, дорогая. Это не засчитывается!"

Со страхом я заметила, что она снова поднимает свою руку для наказания.

– – Один! – воскликнула я быстро.

Шлеп! – тяжелый удар резиновой плитки пришелся на мои половинки.

– Два!

Шлеп! – отозвалось ужасное орудие еще раз.

– Три! Четыре! Пять!

Было что-то поистине унизительное в том, что мне самой приходилось вызывать удары на себя. Сознание протестовало против этого самонаказания, мои ягодицы горели, и я была готова на все, лишь бы дать им минуту передышки.

Возможно, именно эта мысль меня подвела. Перед седьмым ударом я замешкалась, неосознанно стараясь оттянуть этот ужасный момент, и он произошел – напрасно! Я очень разгневалась на себя – и нечаянно пропустила еще один сильный удар, который заставил меня буквально закричать от боли и унижения. Моя задница уже чуть не онемела, но на этот раз резина крепко прижалась к одной из самых чувствительных зон для каждой женщины. Отчаянно боясь опоздать и на этот раз, я закричала:

– – Семь! – и замерла в ожидании удара.

Но его все не было и не было. Испуганно и недоумевая, я обернулась.

Позади меня стояла Тео и спокойно улыбалась:

– – Осталось всего четыре. Давай отдохнем? Позволим бедной попке вернуть себе чувствительность.

Ожидать продолжения было мучительно, особенно потому, что одновременно я ощущала острый приступ похоти и стыда. Казалось, Тео прекрасно понимала мое состояние.

– – Интересно, самолюбие действительно скрыто в заднице, – с улыбкой заметила она. – Если хорошенько поработать, его можно вернуть за пять минут.

Она была права: в данный момент во мне не было ни капли самолюбия. Было только наслаждение унижением, какое-то странное желание опуститься еще ниже.

– – Прижми меня! – я умоляла, сильно смущаясь своим желанием. – Прижми между ног!

Тео засмеялась и не шевельнулась.

– Ну же, прижми! Ударь! – взрывно крикнула я, искривляясь от злости, словно вывернутая наизнанку. Я была уверена, что в этот момент наполненные половые губы представляли собой привлекательную мишень.

Тео поднялась и ладонью сильно пощечинила этот ожидающий ротик. Потом еще раз и еще.

Я даже не попыталась избежать ударов, наоборот - покорно принимала заслуженное наказание. Во мне словно прорвался давно накапливавшийся абсцесс. Это было какое-то очищение.

Наконец, град ударов стих. Ягодицы и бедра невыносимо жглись, но необычайная чувствительность сохранилась в области гениталий. Я находилась в состоянии эйфории и перевозбуждения. Казалось, Тео также была в этом состоянии. Она села рядом со мной на пол и страстно ласкала пальцами вход, проникая все глубже и глубже, вводя несколько пальцев, ладонь, затем всю руку... Никогда еще я не испытывала такого ощущения полноты, расширенности, напряженности - словно перчатка. Меня потряс мощный оргазм, я почти потеряла сознание, белая вспышка ослепила меня. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного.

Восстановившись, я обнаружила себя уже развязанной, лежащей на полу, а Теодолина сидела рядом и гладила меня, говоря:

– – Вот и отлично! Из тебя получится прекрасная горничная. А теперь пора работать, дорогая!

Я встала и послушно надела пояс, чулки, бюстгальтер и передник - отправилась заниматься домашними делами, ощущая каждое движение пылающими ягодицами. Великолепные зеркала безразлично отражали в себе прекрасный узор...

Сама я предполагала, что после преодоления моего первого сопротивления, Тео будет наказывать меня по любому поводу и без повода, только для своего удовольствия. Однако это не произошло - она действительно смотрела на меня как на никчемную служанку, словно живой инструмент для выполнения домашних обязанностей. Разные виды наказания были лишь удобным способом контролировать мое рабочее поведение. Как собаку дрессируют или лошадь приучают - она не видела во мне личность, и мне казалось особенно унизительным то, что никто не старался специально унизить меня. Еще более ужасным было осознавать такое отношение со стороны благородного выпускника Гарварда. Я подавала им чай или завтрак в своей скромной одежде и видела, что хотя Костю интересуют мои рассказы, ему даже лень протянуть руку и взять их. Может ли быть еще большее оскорбление для молодой женщины с отличной фигурой? Оказывается, может! Для этого нужно еще иметь в глазах мужчины безмятежную уверенность: это все равно принадлежит только мне в любой момент!

Когда я оставалась одна в своей комнате, часами размышляла о своих чувствах, пытаясь понять, действительно ли они хотят унизить меня и наслаждаются этим, или это все мои навязчивые мысли и комплексы. Я не могла понять, как можно одновременно говорить со мной тихим голосом на изысканном испанском диалекте и с полной уверенностью наказывать меня как какую-то служанку. Ситуация была настолько необычной и так завораживала меня, что я часто наблюдала за собой со стороны, что благотворно влияло на мое состояние. В общем, я не только чувствовала унижение, стыд и позор - но и была безумно заинтересована.

Теодолина всегда действовала со всей ответственностью: в доме Касаресов должна была работать горничная с идеальной фигурой, поэтому каждое утро я занималась интенсивной гимнастикой под ее пристальным взглядом. Это было настоящее трудоустройство, я испытывала сильное физическое напряжение, а все упражнения выполняла полностью обнаженной – не для того чтобы чувствовать себя униженной или возбужденной, а просто для большего комфорта: так Теодолина могла лучше оценить мой прогресс и результаты тренировок, а также более эффективно стимулировать мою старательность своим дрессировочным хлыстом. Нет, она никогда не злоупотребляла им, но не прощала ни малейшей неточности или небрежности с моей стороны. Даже самое незначительное замедление или потеря ритма сразу же наказывались жалящим уколом – и Теодолине не нужно было даже вставать со шезлонга, чтобы это сделать – хлыст доставал меня в любой уголок небольшой тренировочной комнаты. Конечно, мне было крайне унизительно бежать по кругу, высоко поднимая колени, словно цирковая лошадь, и все время опасаться резкого удара хлыстом по ногам. Но ведь Теодолина стремилась вызвать во мне это чувство униженности? Или это было просто самое эффективное средство для достижения идеальных пропорций? Моя внешность действительно быстро преобразовывалась – каждый вечер я изучала себя в зеркале. Я даже не знала, портят ли мое тело короткие следы от хлыста или делают его более остроконечным и возбуждающим? Впрочем, эти следы так же быстро исчезали...

По выходным, если не было срочных дел, Касаресы обожали провести время в своей спальне. В такие моменты я самостоятельно занималась домашними обязанностями, стараясь не мешать им.

Однажды я была вызвана в спальню звоночком Тео. Супруги, по всей видимости, только что закончили страстную схватку: Тео лежала на спине, широко раздвигая ноги и на лице у нее было благодушное и довольное выражение, а грудь Кости, смуглая и покрытая густыми кудряшками, блестела от пота, и он тяжело дышал.

– – Принесите полотенце и высушите нас! – приказала Тео.

Я уже хорошо поняла, что приказы хозяйки не подлежат обсуждению и должны быть выполнены мгновенно. Подавив свое смущение, я вернулась в спальню с полотенцем и наклонилась над Тео – конечно же, это произошло инстинктивно: я никогда не осмелилась начать с Кости.

Хозяйка действительно была мокрой. Осторожно вытирая ее роскошное тело, я почувствовала, как нежное трение ткани слегка возбуждает ее и заметила затвердевшие соски. Коста лениво наблюдал за моей работой, укрывая глаза полуподнятыми веками. Стараясь не обращать на него внимания, я, наконец, добралась до густого растительного покрова на лобке Тео. Там, в темной пропастной глубине, влага буквально шипела. Я осторожно протирала это озерцо, опасаясь причинить дискомфорт или неловко коснуться истощенной чувствительной кожи.

– – Ну хватит, – приказала Тео, – сколько можно возиться? Высушите его тоже!

Сама не своя от смущения, я стала нежно вытирать прекрасно сложенную грудь и плечи мужчины, который лежал передо мной полностью обнаженный и расслабленный. Мои руки с полотенцем колебались вокруг самой главной части его тела, я даже не решалась посмотреть туда, однако я знала, что нужно как можно быстрее преодолеть свое смущение и после небольшой колебаний все-таки взялась за... то удивительное, что присутствует у каждого мужчины.

Достаточно быстро интимный орган Кости начал подниматься, затем твердеть и увеличиваться в размерах.

Теодолина задорно сказала:

- Маша, возьми в рот - как ему!

Я не могла поверить своим ушам: жена хотела, чтобы я удовлетворяла мужа прямо перед ней? И таким интимным образом?

- Ну, долго мне ждать? - безразлично поинтересовался Коста.

Я поняла, что не ослышалась, быстро наклонилась и непрофессионально прикоснулась губами к горячему, твердеющему члену.

- Боже святая, ты неумеха! - с раздражением воскликнула Теодолина.

- Ну научи ее, - ответил Коста.

- Подойди кровати, дорогая, - распорядилась Теодолина. - Встань на колени над Костой и обратись ко мне задом, без которого нет обучения.

Я послушно встала спиной к ней, полностью осознавая то, что произойдет сейчас.

- Обхвати губами головку! Вот так. Теперь делай быстрые круговые движения языком. Ну, нежнее, легче! Еще! И одновременно двигайся вверх-вниз! Как у нее получается, Коста?

- Ничего особенного! - лениво ответил супруг.

Он был абсолютно прав: я была абсолютно неспособна согласованно выполнять три различных движения одновременно. Теодолина, видимо, по-другому считала. Взяв со столика над кроватью толстую пластиковую линейку, она чувствительно щелкнула меня прямо по интимным местам:

- Старательнее, Маша!

Я неосознанно дернулась, но сразу же восстановила ритм движений.

- Давай ей еще, очень хорошо подрагивает! - рассмеялся Коста. - Учить ее не нужно!

Линейка опять опустилась на мои губки. Я попыталась сжать бедра, но Теодолина сердито на меня закричала и я послушно раздвинула их в стороны.

– – Повернись в сторону правой руки! – потребовала Тео.

И я осознала, что неминуемое приближается. Школьная линейка снова свистнула в воздухе, затем еще и еще раз, и каждый удар был для меня как электрический разряд.

– – Сильнее и чаще! – бросил Коста. Он начал тяжело дышать. – Бей её, бей снова!

Сложно было угодить обоим одновременно: интенсивно работать губами и языком, а также держать мишень так, чтобы Тео было удобно. Неважно, что мишенью было очень чувствительное место, неважно, что она уже практически горела...

Вдруг я почувствовала новые оттенки звуков ударов. Очевидно, Коста тоже это заметил.

– – Что это хлюпает? – неудовольствием спросил он.

– – Маша протекает! – деловито пояснила Тео.

Только тогда до меня дошло, что я находилась в крайне возбужденном состоянии и скоро испытаю оргазм. Моя влага так переполнила вагину, что брызги разлетались из-под линейки. Я успела подумать: какое это наказание, если оно меня так возбуждает? И тут же осознала свою ошибку: здесь нет никакого наказания, просто Касаресы открыли новый источник удовольствия и используют его самым простым и эффективным способом – точными ударами линейкой!

В этот момент Коста оттолкнул мое лицо рукой:

– – Тео, давай!

Жена мгновенно села верхом на жезл, который я держала, и началась неистовая езда. Я стояла рядом и чуть не заплакала от злости, обиды и неудовлетворенной страсти: они использовали меня как секс-игрушку и тут же бросили! Они настолько не видят меня как личность, что даже не стесняются заниматься сексом прямо перед моими глазами!

Пережитки утомительного секса исчезли. Тео взвизгнула и упала на бок, Коста тяжело дышал, расслабляясь.

Хозяйка повернулась ко мне:

– Чего стоишь? Подмойся, ведь ты все мокрая!

По-видимому, она считала это проявлением сочувствия и человечности. Но как я должна была это принять? Я безысходно ходила перед огромной супружеской кроватью.

– Я сказала – подмойся! – Тео повторила уже с легким нетерпением в голосе.

– Я... Я не знаю, как...

– Подойди-ка сюда! – позвал меня пальцем Коста. – Раздвинь губы! Шире! Еще! Вот так и задерживай.

Я стояла в нелепом положении на широко расставленных ногах, с пальцами, предостерегающе разводившими влажные половые губы, и послушно ждала, пока он нащупывал в ящике прикроватного столика и вытаскивал оттуда небольшое пластиковое устройство на ремешках, а затем ловким движением вводил его в мою вагину, одновременно застегивая крепления на моих бедрах. Включив устройство, он поучительно заметил:

– Те, кто не умеет, должны тренироваться. Снять этот вибратор ты можешь только с моего разрешения! А теперь – иди работать!

Здесь нет необходимости описывать многочисленные, неудержимые оргазмы, которые меня преследовали в тот день в самых неподходящих местах и самое неудобное время, но я все же поняла, что хлыст или линейка – это далеко не самые эффективные инструменты наказания и что нет ничего сложнее, чем наливать кофе в маленькие фарфоровые чашечки перед каждой главной точкой.

Моя работа в доме Касаресов продолжалась обычным образом, лишь иногда возникали небольшие инциденты. Однако один из них поставил меня в достаточно щекотливую ситуацию.

Коста часто задерживался на работе до поздна, и в такие моменты Теодолина оставалась спать одна, а я была ответственна за встречу господина, приготовление необходимого чая или коктейля, а иногда даже помощь ему раздеться после обильных угощений на приемах. В общем, это были обычные рутинные обязанности служанки.

Однажды поздно ночью (фактически уже раннее утро), Коста вернулся особенно бодрым и немного опьяневшим. Я с трудом помогла ему избавиться от длинного пальто и потом долго раскручивала шарф. Казалось, что-то щелкнуло в его трезвых мозгах. Он без слов указал мне наклониться и раздвинуть ноги широко своим неаккуратным жестом, затем начал медленно расстегивать ширинку своими непослушными пальцами.

Я с трепетом ожидала продолжения.

Не то чтобы я возражала против близости с таким успешным дипломатом - скорее наоборот, я этого желала. Он мне нравился как мужчина и восхищал своим интеллектом. Но быть взятыми таким образом, поспешно и как дешевая проститутка? С другой стороны, возможно ли было сопротивляться и не оказаться выброшенной на улицу на следующий день? Вряд ли, да и зачем...

Пока я размышляла, Коста проник в меня. Не было ласк или предварительных игр - хорошо, что сама ситуация уже возбудила меня и я была готова. Он двигался быстрыми и короткими движениями, иногда замедляясь - очевидно, пытаясь избавиться от сексуального напряжения после вечеринки с коктейлями. Я терпеливо стояла, ожидая его удовлетворения. Но что-то пошло не так, он начал раздражаться. Он постучал пальцами по моей заднице. Я обернулась.

– – Подвигайся тазом, глупышка! – окликнул он.

Я начала двигаться под ним, возможно, слишком интенсивно – его член несколько раз выскочил из увлажненной вагины.

– – Ты ослица! – прошипел Коста. – Используй свою вагину!

Я пыталась массировать его член как только могла, но мне не хватало опыта, и я с тревогой ощущала, что он все больше раздражается.

– – Разведи ягодицы, глупая! – грубо приказал он.

Я быстро выполнила его просьбу.

– – Шире! Шире! – требовал Коста.

Я сильно растянула половинки в стороны.

Он удовлетворенно хмыкнул, нацелился и проник в другую дырочку. Меня трахали в задницу! Эта мысль заставляла меня чувствовать себя позорной; я была уверена, что такое делают только проститутки. С другой стороны, я сама была виновата в том, что не могла удовлетворить требования избалованного колумбийца с помощью более подходящего для секса органа, и Коста вынужден был воспользоваться более узкой дырочкой.

Пока я погружалась в свои мысли, Коста достиг финишной черты: его толчки стали все быстрее и глубже, его член стал настойчивей и тверже, а мое возбуждение только росло – задница оказалась очень перспективным местом. Я почти достигла оргазма, когда в заднем проходе у меня случился небольшой теплый фонтанчик, и Коста быстро извлек свой постепенно утихающий инструмент. Я просто не могла поверить в такую невезучесть и просто стояла с широко разведенными половинками, надеясь на чудо.

Но чудо не случилось.

– – Долго будешь так стоять, глупышка? Закройся! – хихикнул довольный Коста и легко щелкнул меня по самому отверстию. Это было настолько унизительно и оскорбительно, что я едва не заплакала...

На самом деле, я смогла бы пережить это - я уже научилась справляться со стрессом, отчаянно занимаясь самоудовлетворением по ночам в своей уютной комнате. Но на следующее утро Теодолина случайно задала мне вопрос за общим завтраком:

– Маша, мой муж еще не пытался тебя соблазнить?

Ситуация стала напряженной. Я пыталась выиграть время, чтобы увидеть реакцию Кости, но его лицо профессионального игрока в покер оставалось спокойным и безмятежным. Было ли правдой то, что он имел власть надо мной прошлой ночью? И если это так, что будет, если я признаюсь и он разозлится? Скрывать правду? Но что, если он уже давно рассказал своей жене о наших пристрастиях и она сразу же раскусит меня? Я хорошо знала, как Теодолина жестоко наказывает за ложь...

– Ээ... Ммм..., – мычала я неопределенно, делая вид, что занята сервировкой стола. Теодолина спокойно ждала ответа. Я неосознанно посмотрела на ее сильные загорелые руки, лежавшие на белом скатерти, и как-то интуитивно поняла, что несмотря на все свое раскрепощение, она никогда не простит мне ночного флирта с Костей, который вышел из-под ее контроля, а просто жестоко изгонит меня на улицу. Не видя другого выхода, я намеренно слегка сбила кофейную чашку со стола.

– Ах! – воскликнула Теодолина. – Семейный фарфор!

Я опустилась на колени, чтобы собрать осколки, ощущая обжигающий взгляд Тео на всем своем теле. Мои голые ягодицы, выпавшие из-под скатерти, словно манили его к немедленной возмездии; я даже специально раздвинула ноги и приподнялась, чтобы они разлетелись аппетитным образом.

– – Дорогая, я принесу, – услышала я спокойный баритон Косты из-под стола, а затем его шаги удаляющиеся.

– – Те, что длиннее! – крикнула ему Теодолина и жестко поставила ножку мне на круп.

Я хорошо понимала, что она хотела: Коста должен был принести более крупный пучок синтетических роз. Я мучительно ждала несколько секунд, слыша шуршание разворачиваемой бумаги – и первый обжигающий удар. О, по-видимому, серебряные вещи действительно имели значение для Теодолины: такого наказания я еще не испытывала. Меня беспощадно пороли, с оттяжкой и целенаправленно задевали самые чувствительные места, не давая возможности изменить положение. Моя задница быстро покрылась розовыми следами, я изгибалась, напрягала мышцы ног и стонала, но не осмеливалась спрятаться под столом, зная, что это только продлит мучения.

Внезапно зазвонил телефон. Теодолина взяла трубку, и по ее ответам я поняла, что она разговаривает с одной из своих подруг.

– – Что? Да, немного занята. Нет, порю горничную. Эта неудачница разбила чашку из того сервиза. Чем? Конечно, голой! Конечно, заслуживает. Присоединиться? Почему бы и нет, это будет долго! Просто принеси что-нибудь свеженькое. Нет, розги есть. Крапива? Конечно, подойдет. Жду!

Она вернулась к столу, и на мои послушные половинки снова опустились розги со свистом.

Я хорошо видела под столом, что ситуация очень возбудила Косту и его взгляд упал на отразившуюся в зеркале мою исполненную следами кожу.

– – Позволь этой девчонке отсосать у меня! – внезапно предложил он.

– – Маша, ты слышала, что было сказано? – быстро откликнулся Тео.

– – И больше ударов между ягодиц, в задницу! И между ног! – подсказал Коста. – Чтобы она лучше почувствовала шипы крапивы!

Мне показалось, что вместо того, чтобы целовать член этого предателя, я просто откушу его! Да, теперь я знала, что меня ждет: истязание задницы и разрыв гениталий крапивой, при этом не только Касаресы примут участие в этой жестокости, но и их изобретательная гостья. Я представляла себе, какие острые ощущения это будут вызывать, но одновременно я испытывала чувство победы: мне всё-таки удалось дипломатически победить свою хозяйку, умело отвлечь её внимание от опасной темы и сохранить свое положение. Я осознавала, что сегодня произошел перелом в моей психологии – теперь я смогу остаться здесь. И хотя впереди меня ожидали домогательства Косты, новые наказания от Тео и изощренные игры с её подругами, я чувствовала себя почти счастливой под палками.