Черная лилия

Она была в замешательстве от того, что с ней происходит. Возможно, ей удалось немного поспать, хотя она не была уверена в этом. Она осознавала, что больше не идет, но не могла определиться, сидит ли или стоит. Одно было безусловно: над бескрайними песчаными дюнами восходило солнце. Даже голод и жажда перестали иметь значение. Единственным реальным были только небо и песок.

— Амелия, — произнесла она тихо, даже не зная почему. Через очень много времени она сможет вспомнить, что это ее имя. Ее одежда развевалась клочьями. Она начала припоминать что-то. Крики снова раздались в ее ушах, эхом отражаясь от крепости. За ней по какой-то причине никто не гонялся. Их интерес к Жану утих и они успокоились. Теперь для нее были важны только песок и небо.

В ее памяти сохранилось только одно - образ крепости. У Амелии уже не было прошлого или будущего.

Спустя некоторое время она заметила караван. Чтобы понять, что это именно караван, ей пришлось долго прищуриться. Когда она разобралась в ситуации, караван уже едва было видно. Это были верблюды и четверо-пятеро людей в черном. Она бросилась за ними, не задумываясь о причинах такого поступка. Высокий погонщик в черной одежде спокойно посмотрел на нее.

— Пусть я поеду с вами! — вскричала она на французском языке, решив сама для себя, что будет понята. Она не знала, где выучила этот язык. Он возник у нее в голове из ниоткуда. Значит, она должна быть француженкой.

Погонщик показал жестом, что не понимает ее слова. Она указала на караван. Погонщик долго разглядывал ее и затем пожал плечами, указав на верблюда и помогая ей забраться на его спину. Запах животного успокаивающе действовал на нее. За собой она нащупала какие-то связки, завернутые в одеяла. Вспомнив о своем голоде, она нашла под одеялом пучок травы, смешанный с цветами и принесла его к лицу, чтобы почувствовать запах. Погонщик отнял у нее цветы, шлепнул ее по руке и спрятал пучок обратно под одеялом. Его упрек был произнесен на непонятном ей языке.

Похоже, цветы имели свое значение. Погонщик продолжал осуждать ее, но она взглянула вверх и тихо произнесла:

— Меня зовут Амелия.

Погонщик разочарованно махнул рукой и повел верблюда прочь. Женщина закрыла глаза и ушла в свои мысли.

Она проснулась от солнечного света, проникшего в комнату через окно. Не зная, сколько времени она проспала, она обнаружила себя в маленькой комнате на деревянном полу. Стены были украшены тканью с ручными вышивками. Она сама была одета в черную одежду, похожую на одежду погонщиков из каравана. Она провела рукой по черной ткани и обнаружила, что ее европейская одежда осталась нетронутой. Единственное, ее грудь была плотно перевязана черной лентой поверх рубашки. Она расслабилась на полу и снова заснула.

Звук стука в дверь разбудил ее. Она продолжала лежать, не реагируя на стук. В конце концов, незнакомому человеку за дверью надоело ждать и стучать. В комнате воцарилась тишина.

Она почувствовала, что голод угрожает ей смертью. Тем не менее она не могла двигаться.

Внезапно ей вспомнилось, что ее имя — Амелия. Ее отец называл ее "Эми", а другие — по полному имени. Остальные воспоминания были слишком размытыми. Вкус торта, запах новой кожи в автомобиле, голос президента Трумэна из радиоприемника, сообщения о ядерном нападении на Хиросиму. Хриплые французские ругательства, чужое зловонное дыхание, острая боль. Затем все исчезло, оставив только сон и уставшее тело. Почесав голову под платком, она удивилась своей короткой стрижке. Раньше у нее волосы были не такими короткими. Сначала она испугалась, а затем возникло любопытство, зачем ее подстригли.

Вновь раздался стук в дверь, но не услышав ответа, посторонний человек не вошел. После долгого ожидания к ней вошла девушка с полузакрытым лицом, не постучавшись. Вежливо склонившись, она поставила перед Амелией поднос с едой. Амелия ощутила голод, который приближался к состоянию полусмерти.

Она подняла маску с рта на глаза и начала поглощать грубый хлеб и зерновую кашу, пропитанную запахом дыма, наощупью. Хотя ей было неприятно, она продолжала есть, запивая пищу водой из металлической кружки. Вода имела приторный привкус. Ей также предложили чай, но в данный момент эти изыски ей были не нужны.

Весь этот время девушка не отводила глаз от Амелии, стоя рядом на коленях. Амелия вспомнила свой страх перед тем, как другие видят ее есть. Из-за этого и других причин она была такой худой. Но это воспоминание касалось ее несильно, словно она наблюдала его в кино.

Наполнив желудок, она упала на циновку, оставив маску на глазах. Оргия обжорства изнурила ее. Девушка схватила тряпку и промочила ее водой из кувшина. Взяв Амелию за руки, она начала очищать их от прилипших зерен и хлебных крошек. После рук девушка перешла к лицу Амелии, особое внимание уделяя рту. Маска все еще покрывала ее глаза, рот был открыт. Амелия не имела сил снять маску и вернуть свое зрение. Через маску она видела подбородок девушки и слегка приоткрытый рот. Затем девушка немного передвинула повязку и заглянула Амелии в глаза. Испуг охватил Амелию, и девушка вернула маску на прежнее место. Очистив рот и подбородок от остатков пищи, она взялась за шею Амелии. Амелия ощущала приятное касание влажной ткани по своему лицу и шее. Ей начало казаться, что она не испытывала ничего подобного уже долгое время, за исключением французского солдата в форте...

Память отказывалась подчиняться. Все ее чувства принадлежали женщине. Неожиданно вспомнилась женщина, предшествовавшая ее последнему возлюбленному... Однако та женщина была учителем в школе, и Амелия стеснялась слишком далеко зайти с ней. Сейчас она, не имея контроля над своими действиями, целовала незнакомку через вуаль, ощущая тепло губ и податливость языка. Женщина ответила Амелии страстным поцелуем. Затем она сняла вуаль со своего лица. Амелия так и не обрела зрения, но это только добавляло удовольствия от поцелуев горячих губ женщины и прикосновения ее скользкого языка. Амелия притянула ее ближе к себе. Женщина словно всегда этого ждала.

Медленно и безразлично она стала развязывать шнурки на себе, раскрывая свое тело. Взяв руку Амелии, она положила ее на свою грудь. Амелию опять охватил страх, хотя она не понимала, чего боится. Разве такое поведение опасно? Она сжала грудь женщины и начала ее ласкать, ощущая, как с каждой секундой затвердевает сосок. Лежа в темноте, она теряла сознание и уже не представляла себе, что такое грудь и сосок. Тонкие пальцы женщины оказались на ее затылке, Амелия притянула ее к себе. Губы Амелии окружили сосок.

Она не знала, сколько времени провела в рту со соском. Желание постепенно утихало. Ей все еще не хотелось отпускать женщину из объятий, однако страсть уступила муке по всему телу, и теперь было достаточно легко сосать грудь женщине и позволять ей гладить ее по голове. Затем женщина легла рядом с ней и, проводя грудью по ее губам, начала целовать ее, медленно проникая рукой под ее одежду. Амелию охватила паника. Не зная, чего боится, она схватила женщину за запястье и отчаянно закачала головой.

— Нет, нет, не хочу! — В то же время она осознавала, что говорит неправду.

Женщина не поняла ее и продолжала возиться с одеждой Амелии. Пытаясь уговорить ее, она высунула язык. Амелия извивалась в наслаждении, но вскоре решительно качала головой и жестом велела незнакомке уйти.

Женщина быстро приоделась, взяла поднос и ушла. Амелия осталась лежать со слезами на глазах. Она не помнила точных требований новой-йоркского общества, запрещающих двум женщинам заниматься любовью, но твердо знала, что не может позволить этому произойти.

Амелия была в полубессознательном состоянии. Она начинала забывать о женщине, но постоянные волны страсти настигали ее против ее воли и заставляли извиваться на кровати. Ее приходили кормить и поить несколько раз. Она уже научилась контролировать себя, поэтому использовала туалет после еды меньше времени. Ее обслуживали три разные женщины, все одинаково прекрасные, но сильно отличавшиеся от нее. Каждый раз после приема пищи Амелия старалась поцеловать женщину, проникнуть в ее рот и гладить ее тело. Однако ни одна из них не смогла убедить ее в любви: внутренняя сила не позволяла ей это делать, запрещая подчиняться желанию.

Проснувшись в очередной раз, Амелия ощутила аромат сандалового дерева и мускуса. Она лежала в полной темноте. Сняли маску с ее лица. Кто-то начал целовать — на этот раз был мужчина. Наслаждаясь его поцелуем, она поддавалась своим страстям и с растущим энтузиазмом говорила себе, что он завладеет ею. Ей хотелось, чтобы это произошло как можно скорее. Она не могла вспомнить цвет глаз своей матери, свой адрес на Лонг-Айленде и имя человека, с которым приехала в эту страну, но инстинкт подсказывал ей, что подчиниться этому мужчине не значит погрязнуть в разврате, в отличие от однополой любви, которая раньше угрожала ей. Сейчас она знала, что должна подчиниться, уступить и отдаться.

Изогнув спину, она приблизила свои губы к его. Его грубые руки начали разглядывать ее одежду, раскрывая ее все больше. У нее закружилась голова. Когда ее сильно стянутый лифчик был освобожден, она почувствовала непередаваемую свободу. Мужчина столкнулся с трудностями при разделке ее брюк и рубашки - он мог подумать, что впервые сталкивается с такой одеждой. Но Амелия не пыталась помочь ему. Она лежала неподвижно, не просто отдающаяся ему, а скорее давая себе возможность подготовиться к любви и сохранить очарование бездействия.

Брюки и рубашка присоединились к черному платью, уже лежащему на полу. За ними последовало ее нижнее белье. Она задержала дыхание от запаха сандалового дерева. Когда мужчина положил свои ладони на ее грудь, она издала стон. Его ласки были настойчивыми, но одновременно нежными, как будто она была его единственной и самой важной. Амелия все еще не видела, но ее рот был открыт. Прежде чем снять свою одежду, он поцеловал ее. Затем он лег на нее сверху и овладел ею руками, телом, губами. Он не пропустил ни одной маленькой частицы ее тела; начиная с груди, он перешел к губам, затем к животу, спине, ягодицам и пальцам внутри нее. Амелия все еще сохраняла неподвижность и наслаждалась всеми ощущениями, особенно умелыми движениями его пальцев внутри. Потом он приблизил свою голову к своей талии. Полностью подчинившись ему, она все еще ослеплена повязкой и обхватывает губами его напряженный столбик.

Она нарушала правила, которые были ей навязаны обществом, но это нарушение оказалось более притягательным, чем все остальные фантазии. Неуловимый мужчина опрокинул ее на спину и раздвинул ее ноги. Она знала, что вот-вот испытает блаженство. Но перед экстазом последовала боль. Ее поток замедлился; внезапно вспомнилось прошлое сексуальное приключение: это было в отеле в Алжире с мужчиной по имени Жан. Воспоминание быстро исчезло. Теперь она поняла одно: удовольствие снова настигло ее. Удовольствие пронизанное страхом.

Он двигался медленно, словно чувствуя ее тревогу. Но чем глубже его движения становились, тем активнее становилась Амелия. Она уже сжимала его бедра, погружаясь в блаженство. Возможно, блаженство вызвало дрожь в ее бедрах и животе. Она уже издавала стоны; случайный наблюдатель подумал бы, что она испытывает нестерпимую боль. На самом деле ей никогда не было так хорошо в жизни. Чувство становилось все сильнее, удовольствие проникало в нее как стрела. Прижимаясь к материалу, она позволяла ему проникать вглубь. Постепенно она потеряла контроль и перенеслась в мир обнаженных, ярких чувств. Ненадолго она почувствовала стыд, но его быстро заменило бесконечное удовлетворение. Это чувство было похоже на сильное опьянение - что-то, что она испытывала всего пару раз в жизни. Но очарование нового чувства высосало из нее последние силы, и блаженство вытекло, словно песок сквозь пальцы...

Мужчина кончил внутри нее и теперь ласковыми поцелуями покрыл ее шею. По видимому, он тоже был доволен. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Казалось, она оказалась в абсолютно новом измерении. Внезапно она умерла и попала либо в рай, либо в ад.

Она ощущала, что находится где-то во мраке. Лаская его спину, она позволяла ему сильно целовать ее губы, вызывая новую волну возбуждения от привкуса крови. Она осознавала, что совершает непростительный грех по отношению к своему народу и его законам. Но уже не помнила ни этих законов, ни тех, кто их создал.

Сначала Абдельсаид был настроен молчаливо. Он сказал всем трём женам, чтобы они заботились о французском госте месье Бретоне: кормить его и удовлетворять его потребности, если таковые возникнут. Но все три раза француз отказал им.

— Вот видите! — радостно заявил Абдельсаид. — Я же вам говорил! Таких как он полно во Франции! Улицы там буквально переполнены ими! Это рассказывал мне знакомый караванщик. Почему бы и мне не получить свое удовольствие? — Абдельсаид злобно улыбнулся.

Но все три его жены, словно ядовитые змеи, не отпускали свою добычу. Француз сначала проявлял к ним интерес, стремясь к их губам, груди и телу, но в конце концов не захотел ими овладеть.

— Месье Бретон хочет меня! — разозлился Абдельсаид. — Такие уж у них правила! Ведь именно поэтому мы можем продавать "черные лилии" во Францию и не быть голодными.

Но жены не сдавались.

— Француз настолько заинтересовался нами! Позволь хотя бы одной из нас присутствовать — а вдруг ему захочется?

— Нет! Я запрещаю!

Однако все три жены заговорили одновременно. Это напомнило ему музыкальную шкатулку, которую он видел у европейцев. В конце концов Абдельсаид сдался. Он с самого начала понимал, что не выиграет этот спор.

Абдельсаид проявлял настойчивость, но даже ему было невозможно удержать ветер и остановить солнце на одном месте.

Амелия периодически приходила в себя, а иногда теряла сознание. Без воспоминаний жизнь оказалась приятной до головокружения. Она не имела ничего, кроме солнца, проникающего в окно, вкусной еды, которую подавали ей женщины, и любви Абдельсаида. Единственным искусством, которым она обладала - было подчинение.

Абдельсаиду очень хотелось узнать имя женщины перед своей смертью. Как только он заговорил с ней на арабском языке, слегка прикоснувшись кончиком языка к ее уху, она поняла это. Он указал на себя и произнес:

— Меня зовут Абдельсаид.

Она также страстно хотела рассказать ему свое имя. Она понимала, что когда-то носила человеческое имя; возможно, даже еще вчера, всего лишь минуту назад она помнила его. Но имя уже исчезло из ее памяти, поэтому она с грустью смотрела на Абдельсаида, мечтая о том, чтобы он ее поцеловал, погладил и завладел ею - снова и снова! Абдельсаид терпеливо ждал, чтобы она назвала себя, но это так и не произошло. Можно было подумать, что она не знает своего имени. Он указывал на нее пальцем и повторял без устали:

— Франция?

Амелия смотрела на него пустыми глазами. Она не знала значения этого слова. В конце концов, она указала на себя и пробормотала:

— Я француженка.

Абдельсаид пожал плечами. Казалось, он удовлетворился ее ответом. Еще долгое время после этого он обращался к ней на языке, который ей был незнаком. Этот язык звучал мягко и привлекательно. Ей было все равно, что она не понимает каждого слова. Она клала голову на его колени, а он гладил ее волосы и повторял чужие слова, словно читал стихи. Она заснула на его коленях, словно на подушке. Убедившись, что она спит, он ушел.

— После его ухода она произнесла мое имя, — подумала Амелия. Сначала она не понимала, что это значит, но потом дошло до нее, что это ее собственное имя. Почему она не могла вспомнить его раньше? Абдельсаид явно скрывал что-то от нее. Амелия решила узнать правду.

Но на следующий раз Абдельсаид привел с собой трех женщин – одинаковых и прекрасных, в ярком контрасте с худощавой Амелией. Она была ошеломлена происходящим. Троица женщин устроилась на коврике посреди комнаты. Абдельсаид начал целовать Амелию.

Женщины молча разделась и стали обниматься друг с другом. Амелия была поражена зрелищем и открытым непристойным поведением этих женщин. Некоторое время даже сам Абдельсаид следил за ними, но затем его взгляд устремился на Амелию. Они поцеловались, и он пригласил ее к себе.

Амелия сразу же взяла в рот его возбужденность. Три женщины продолжали ласкать друг друга, становясь единым целым. Губы Амелии скользили по его телу, ягодицы сжимались и раскрывались. В ней пробудилось желание, требующее удовлетворения.

Потом три голые женщины приготовили кальян и зажгли его. Абдельсаид передал кальян Амелии, которая втянула дым и вспомнила какие-то моменты из своего прошлого – гимнастический зал школы и заднее сиденье автомобиля. Но эти воспоминания быстро исчезли. Вскоре она почувствовала странное ощущение, словно спит, но двигается. Ее тело пронизывали вспышки наслаждения. Она наблюдала за тремя женами Абдельсаида смешанными чувствами похоти и любопытства. Их тела были прекрасными, но такими отличными от ее собственного.

Когда Абдельсаид наклонился, чтобы поцеловать ее, Амелия поняла, что ее время пришло. Она уже не была одета в странную одежду, которую Абдельсаид принес в первый раз, и у нее не было нижнего белья. Она оставалась только в поясе, который поддерживал ее грудь. Хотелось снять платье, но Абдельсаид запретил ей это своим жестом.

На этот раз он решил не снимать ее одежду, а лишь поднял юбку и смазал ягодицы и промежность маслом. Амелия продолжала наблюдать за тремя женщинами, которые образовали страстную группу.

Когда Абдельсаид проник в анальное отверстие, у нее возникли знакомый страх и сладостное чувство подчинения. Ощущения стали сильнее, видимо, из-за нестерпимого желания. Однако желание не смогло заглушить запах женщины, который ударился ей в ноздри. Третья жена встала на колени задом к ней и раздвинула ноги. Амелия начала лизать ее промежность, ощущая во рту незнакомый, но приятный вкус. Третья жена издала довольный стон.

Абдельсаид продолжал двигаться у нее внутри бесшумно, толкаясь животом об ее ягодицы. Ощущение было новым и острое. Весь ее организм дрожал. Абдельсаид тоже достиг оргазма. Амелия упала на живот, изнеможенная. Абдельсаид недовольно обратился к своим трем женам. Амелия с широко открытыми глазами не понимала, что происходит. Она услышала слово "месье" и подумала о "месье Бретоне". В Ницце она знакома была с Бретоном, человеком без определенных принципов и беззаботным. Она не сомневалась, что они были любовниками; ей вспомнился даже час страсти в гостиничном номере.

Три жены в это время начали яростный спор с Абдельсаидом. Третья жена попыталась раздвинуть платье на Амелии. Абдельсаид сердито схватил ее и прижал к себе.

Три женщины послушно отступили от Амелии, молча оделись и вышли из комнаты. Абдельсаид последовал за ними, даже не прощаясь с Амелией.

Абдельсаид обрушил на женщин проклятия за то, что они пытались пристать к месье Бретону наперекор его желанию.

— Мне одного было достаточно! — выкрикнул он. — Никакая женщина не нужна ему. Я же говорил вам, какие они французы!

— А что он делал с Ауишей? Ему это понравилось!

Абдельсаид был на грани ярости.

— Нет! Это всего лишь правило у французов! Их это не радует. Для них это обязательство.

Он хотел сменить тему разговора, но женщины продолжали спорить с ним до позднего вечера. В конце концов он поднял руки и запретил им прикасаться к месье Бретону. Их задача - удовлетворять своего мужа, и все. Он знал, что этот план обречен на провал. Его тайна скоро станет известной.

Моменты близости с француженкой приносили ему удовольствие, которое было омрачено грустью, словно сухие лепестки "черной лилии". Их встречи не могли продолжаться надолго. Абдельсаид огорчился и поспешил в комнату француженки, пылая желанием.

Абдельсаид явился к ней на еду один, без женщин. Его страсть была неимоверной, он овладевал ею без сострадания, почти жестоко. Амелия знала, что он может пронзить ее до самого сердца, но испытывала только блаженство, которое не было испорчено страхом. Однако он скоро ушел, а она осталась с горящим сердцем. Она была готова утолить свое желание любым способом, даже если это будет одиночное удовлетворение, но все оказалось напрасным. Ей стало одиноко и страшно, и она заплакала в темноте.

Она всегда была никто и никогда не знала свое имя. Здесь не было повода для беспокойства. Ведь она существовала только в настоящем моменте, как часть странного сахарского ритуала. Амелия была пустотой, ее просто не существовало. Возможно, она никогда не существовала раньше. Тогда зачем женщине без имени беспокоиться? Она проплакала некоторое время, но когда слезы высохли, ей показалось, что даже эти рыдания были всего лишь сном.

Третья супруга доставила ей пищу. Когда французский гость закончил есть, она разделась и начала поцеловать его. Губы француза прикасались к ее груди, не отпуская соски, в то время как она ласкала его по голове. Потом третья жена положилась на спину, расставила ноги и дала французу возможность целовать ее там.

Амелия полностью погрузилась в удовлетворение женщины. Во время ее стонов Амелия осознала, что забыла о себе из-за своего погружения.

Тем не менее, наслаждаясь каждой минутой, она позволила женщине проникнуть руками под одежду. Женский язык проникал глубоко в ее рот, а пальцы медленно двигались по бедру. Затем они достигли места между ног Амелии. В следующий момент глаза женщины расширились.

Окраснев от стыда, она отскочила назад. Амелию поразил поток ругательств, направленных на нее. Подбирая свою одежду, женщина ушла, покрытая слезами. Амелия провожала ее грустным взглядом. Ее собственное желание осталось неудовлетворенным. Она попыталась утолить его самостоятельно, но это оказалось безуспешным занятием.

Ситуация стала неприемлемой. С самого начала Абдельсаид предвидел такой исход. Он пригласил эту женщину к себе, хотя и скрыл ее истинный пол. Он стал богатым человеком по местным меркам благодаря торговле "черными лилиями". У него было все условия для взять себе четвертую жену, но трое уже имевшихся не давали ему свободы.

- Она заколдует тебя! - кричали они. - Она высосет из тебя всю любовь! Это алчные создания, особенно женщины! Это несправедливо! Нам не нужна француженка! Это грязь! Избавься от неё!

Женский хор заглушал все возражения Абдельсаида. Он желал присоединиться к ним в битве, однако предчувствовал неизбежное поражение. Когда три женщины выступали единодушно, они становились непобедимыми. Абдельсаид был безнадежно угнетен и скитался в грусти. Но он не мог отпустить эту женщину. Реальность потеряла для него смысл, а он решительно настроился сделать ее своей, навсегда. Абдельсаид влюбился в загадочную француженку без имени, известную как "месье Бретон".

Существовал лишь один путь сохранить ее рядом с собой. Проведя несколько часов за спорами со своими женами, он сумел их убедить. Если они выполнят его условия, эта французская дама сможет остаться с ними на всегда. Абдельсаид должен был достать нужное количество "черных лилий" для осуществления плана. Он заверил женщин, что у него имеется изобилие этого блага.

Третья жена принесла Амелии еду. Амелия почти ничего не помнила, однако она ощущала тревогу и глубокую тоску. Она желала полюбить эту женщину, но на этот раз та сопротивлялась. В конце концов, она уступила и позволила Амелии поцеловать себя, но ее губы оставались безжизненными.

Амелия нехотя отпустила женщину и начала есть. Голод стал просто физической потребностью. На этот раз в дополнение к обычной пище ей подали какие-то крупные темные цветы. Сорвав лепестки с них, третья жена указала Амелии, что это можно есть. Амелия неуверенно пригляделась, но ей удалось попробовать эти лепестки. Они были сладкими на вкус, и она решила, что это десерт - хоть и не самый изысканный. Чтобы порадовать женщину, она проглотила несколько лепестков. Затем она опять приблизилась к женщине, чтобы продолжить поцелуи, но та отступила.

Амелия осталась одна во мраке, страдая от сильного и неутолимого желания. В эту ночь она спала глубже, чем раньше.

Утром к ней пришла первая супруга с едой и черными цветами. Сначала Амелия утолила свою голодную тоску, а затем принялась за лепестки. На этот раз они показались ей особенно привлекательными. После того, как она доедала лепестки, женщина отказалась поцеловать Амелию и та уснула без огорчения. Она не знала, сколько раз просыпалась, ела и пила. Теперь для нее реальностью стали вкус и запах цветов.

Когда через некоторое время Абдельсаид снова явился к ней, Амелия пылала от нетерпения. Он нежно поцеловал ее, после чего помог ей избавиться от одежды. Его рука нащупывала волоски между ее грудей, играла с ее сосками и медленно скользила вниз между ее ног. Его пальцы что-то искали там, но его интерес был больше медицинским, чем любовным. К своему удивлению, Амелия ничего не ощущала, хотя ее желание все еще горело огнем. Абдельсаид остался доволен и покинул Амелию после прощального поцелуя.

Амелия не испытывала разочарования, ей просто было любопытно, почему он не захотел заняться с ней любовью. В это время волосы на ее лобке начали выпадать, словно осенние листья покрывали пол.

Он чувствовал, что женщина завладела им. Он не помнил, как он оказался здесь, как его зовут и существовал ли он раньше. Под властью ее ласк, страстного поцелуя и изумительных грудей он поддался страсти. Он испытал странное чувство, когда она насаживалась на его член. Было ли ему когда-либо приходилось проникать в обнаженное женское тело и слушать безудержные и ласковые слова? Он понял, что понимает ее. Когда его чувства взорвались, он почувствовал острую боль, словно его разрывали пополам.

Позже он ощутил рядом присутствие другой женщины. Первая также не давала ему покоя. Что-то теплое прикоснулось к его члену, он почувствовал женский язык во рту, его пальцы сжимали женскую плоть. За ним стоял мужчина. Три женщины по очереди ласкали его член руками и языками, двигаясь под ним, а мужчина усердно работал. Он знал, что принадлежит этой группе - трём женщинам и одному мужчине. Вместе они составляли единое целое из пяти тел. После достижения оргазма он попытался вспомнить свое имя и осознал, что у него нет имени и никогда не было.

Абдельсаид был взволнован. Торговля "черными лилиями" процветала. Разложившиеся обитатели французских дворцов все больше спросили их. Это было очень редкое растение, которое росло только в оазисах на юге страны, кажущихся пришельцам миражами, и больше нигде не могло расти. Абдельсаид был одним из немногих, кто умел находить растения в пустыне и снова выводить караваны на тропу.

Колониальные власти напрасно запрещали торговлю этим зельем и угрожали его поставщикам строгими наказаниями: военные и полицейские предпочитали получать деньги, а не препятствовать свободе торговли.

Местные жители курили этот наркотик, но европейцы нашли для него другое применение. Те, кто употреблял это растение внутрь, испытывали его полное действие. Однако за пределами пустыни оно теряло свою силу и вызывало только галлюцинации. Некоторые деловые партнеры Абдельсаида задумывались о доставке этого растения с помощью европейских судоходных компаний и его продаже в странах, где это было законно.

Теперь, когда Бретон вел его караван, Абдельсаид смог посвятить себя утонченностям своей профессии. Бретон стал мастером своего дела, освоил арабский язык и стал отличным проводником. Однако его знание французского пострадало. Абдельсаид решил принять это как некий неожиданный побочный эффект "черной лилии" и не стал бороться с этим.

К тому же, если это была цена, которую ему пришлось заплатить, то он находил ее смехотворной. Ведь Абдельсаид сохранил свою француженку, хоть и в немного измененной форме. Любовь "черной лилии" не знает границ. Абдельсаид всегда повторял это про себя, глядя с гордостью на своего французского спутника и щедро делясь им со своими женами. Он был доволен такой изысканной роскошью, которую они дарили ему в этом жестоком мире. Ведь любая роскошь лучше скромности, а некоторые виды роскоши лучше других. Ветер не может быть остановлен, солнце не может стоять на одном месте.

Бретон вел караван раз за разом, преодолевая расстояние между селением Абдельсаида и оазисом за песчаными морями. Теперь он был знаком с пустыней настолько, что они могли обращаться друг к другу на "ты". Он знал, что он приходит из совсем другого места, но понимал, что это место больше не существует. Он знал, что ему предназначено вести караван через бескрайнюю пустыню. Возможно, такова воля богов его племени. Может быть, он - благословение для Абдельсаида и его семьи, потому что Абдельсаид бесплоден. Бретону было суждено стать отцом детей Абдельсаида. Аиша забеременела и Мимуна тоже склонялась к тому же результату. Бретон рассматривал будущих детей как дар от благосклонного божества, которое называлось "черной лилией". Сыновья и дочери станут его подарком для Абдельсаида.

Он видел необычные сны. Во сне он встречал женщину, совсем не похожую ни на Ауишу, ни на Мимуну, ни на Ушку. Своей фигурой она больше напоминала мальчика. Она скорее была представительницей Англии, чем Франции. Сначала он думал, что когда-то любил ее, но потом пришел к выводу, что это был всего лишь союз по необходимости.

Ведя верблюжий караван через пустыню, Бретон старался отгонять мысли о загадочной женщине и концентрироваться на своем бизнесе и выгоде от продажи "черной лилии". Воспоминания о той странной женщине уносил ветер вместе с песчинками пустыни. Он знал, что этой женщины больше нет. Это было окончательно завершено.