Полный досмотр мамы. Серия: Порно комиксы мамы

Тогда я ещё не понимал, что происходит в городе. Мама настрого запрещала мне выходить на улицу. Школы были уже закрыты, как и большинство учреждений. Но мама ещё работала. Жили мы вдвоём, отец ушёл от нас, когда я был совсем ещё маленький. Я почти его не помнил. Вся забота обо мне легла на плечи матери. И с этой работой она справлялась отлично. Я был сильно привязан к маме, ведь она делала всё, чтобы прокормить нас.

В тот злополучный вечер я сидел дома и смотрел телек. Мама влетела в квартиру и с порога велела мне собирать вещи.

— Быстрее! Быстрее!  — кричала она, будучи, как мне показалось, в панике.  — Не задавай вопросов!

Привыкнув во всём слушаться мать, я отправился собирать чемодан. На сборы у нас ушло не более получаса. Мама велела взять только самое необходимое, пришлось многое оставить. Но тогда я ещё не знал, что мы больше не вернёмся в нашу квартиру.

Мы вышли из дома поздно вечером. Шли дворами и тёмными переулками, чтобы не нарваться на патрульных. Помню, что было жарко, середина июля. Скорее даже душно. Пока мы шли, я изрядно вспотел. Мама была одета в белый лёгкий сарафан до колен. На ногах кроссовки. Они конечно не подходили под сарафан, но зато маме было удобнее передвигаться. Я тащил свой чемоданчик, а она свой. Вещей мы взяли мало.

Помню, как в районе жд вокзала мы сели в машину к каким-то маминым знакомым. Так мне казалось. Было тесно. В машине было шесть человек. Двое впереди, и ещё четверо на заднем сидении. Мне пришлось сидеть у мамы на коленях, и я этого стыдился, но выбора не было. С нами ехала одна пожилая семейная пара, и ещё одна семья по моложе — муж, жена и ещё полная женщина. Кто они — я не знал.

Ехали мы в основном молча. В салоне царило какое-то напряжение и, как мне казалось, страх, который передался и мне. Я упирался спиной в мамину грудь и чувствовал, как учащённо бьётся её сердце.

— Подъезжаем,  — в какой-то момент проговорил мужчина за рулём.

Мы вышли на обочине дороги и дальше пошли пешком через поле. На небе блестел лунный диск и целая россыпь звёзд. В поле мы повстречали ещё нескольких людей. Все они двигались к лесу. Около часа мы шли по лесу в тихом напряжении. А потом началось...

Сквозь стволы деревьев, прорезался ослепительный луч прожектора. Раздались свистки и выстрелы в воздух. Группа, шедшая с нами, запаниковала, и все стали разбегаться кто-куда. Мы с мамой тоже побежали. Она крепко сжимала мою руку, я едва поспевал за ней.

— Лежать! На землю! Руки за голову!  — послышалось со всех сторон. Мама повалила меня на землю и накрыла своим телом.

Помню множество солдат с зелёными повязками на плечах. Они схватили нас и загрузили в машину. Грузовик забился под завязку испуганными людьми.

— Беженцы!  — с пренебрежением фыркали солдаты.

— Везём их в распределительный!

И нас повезли.  

Куда, я не понимал. Ехали мы не долго. Выгрузили нас у трёхэтажного большого здания из белого камня. Бывшая поликлиника, понял я. Сопровождал нас конвой солдат. Я не отпускал руку матери, будучи напуганным, как и все остальные.

В поликлинике тоже было много вооружённых солдат и таких же беженцев, как и мы. Я не понимал от чего бегут люди, и кто эти солдаты, но чувствовал, что дела наши плохи.

Нас с мамой повели на третий этаж. Помню, как на лестнице какой-то солдат, с тёмными глазами и острым носом, остановил мою мать и схватил за плечи, прижав к стене. Он нагло осмотрел её с ног до головы. Пристально смотрел ей в лицо и на тело. Мама покорно стояла, опустив руки, и в ужасе округлив глаза. Она очень волновалась, боялась пошевелиться. Но почему-то, именно в этот момент её слабости и страха, я увидел всю её красоту. Как бы напугана она не была, выглядела она живой и свежей. Тёмные волосы немного взлохмачены и свисают чуть ниже плеч. Голубые глаза, в страхе ожидания вердикта, смотрят на остроносого солдата. Мамина округлая грудь учащённо вздымается и опадает при дыхании. Сарафан намок из-за лёгкого дождичка, под который мы попали на выходе из машины, и лип к коже, очерчивая мамину фигуру.

Потом солдат посмотрел на меня и ухмыльнулся, задав один вопрос:

— Твоя мать?

Я был так напуган, что смог только кивнуть.

— Красивая женщина,  — криво улыбнулся солдат.  — Хорошая фигурка.

Затем он повернулся к двум конвойным и велел:

— Ведите её в двадцать шестой.

Остроносый пошёл дальше вниз, а конвойные схватили маму под руки и ввели на третий этаж. Второй конвойный схватил меня за шкирку и тащил за собой. Мы остановились в самом конце коридора, у двери с номером «2б» и надписью «заведующий отделением». Но что-то мне подсказывало, что внутри нас ждал вовсе не заведующий.

Так оно и оказалось. Нас затолкали в кабинет, в котором сидела полная женщина в военной форме, поверх которой был накинут белый медицинский халат. Она дымила, как паровоз и листала бумаги. Толстая тётка окинула меня двухсекундным взглядом, а вот на маме задержала внимание.

— Беженцы,  — пояснили два молодых конвоира. Я обратил внимание, что эти пацаны совсем ещё зелёные, бывшие студенты первокурсники. Но военная форма и автоматы придавали им грозности.

— Пацана в угол, мать ко мне,  — строго велела докторша.

Солдаты усадили меня на стул в углу кабинета, а маму подвели к креслу перед письменным столом.

— Открывай чемодан,  — приказала докторша маме. Мама дрожащими руками принялась расстёгивать свой чемодан. Толстуха оттолкнула её, и сама перерыла все вещи. Она бросала на пол мамино нижнее бельё и прочую одежду. Я видел, как мамины трусики летят по воздуху и приземляются рядом с моим кедом. Чёрные, кружевные. Почему-то я крепко это запомнил.

Толстуха нашла мамины документы и принялась их изучать, проговаривая вслух, всё прочитанное.

— Копылова Наталья Владимировна, сорок пять лет, разведена. Твой сын?

— Д-да,  — дрожащим голосом ответила 

мама.

Толстуха посмотрела на меня и ухмыльнулась. Почему, я так и не понял. Но её улыбка мне не понравилась. Было в этой женщине что-то холодное и зловещее. Она продолжала листать все мамины документы. Когда докторша дошла до трудовой книжки, она удивлённо вскинула брови.

— Ты медсестра?

— Д-да...  — промолвила мать.  — Была ей до...

— Интересно...  — призадумалась толстуха. Она откинулась назад в мягком кресле и оценивающе осмотрела мою маму.  — Ты понимаешь в каком положении оказалась?

— Да,  — опустила голову мама.

— С сыном придётся разлучить.

— Нет!  — воскликнула мама.  — Пожалуйста, только не это! Умоляю вас!

— Тихо!  — рявкнула тётка, и мама умолкла под гнётом её холодных, как лёд, глаз.  — Ишь ты! Ещё и умолять меня собралась! Да ты знаешь, сколько таких, как ты, через меня проходит?! Сотни! 90% идут в лагеря солдат обслуживать, а детей мы отсылаем в отдельные лагеря, где их воспитанием займётся пролетариат.

Толстуха продолжала рассказывать про какие-то непонятные лагеря. От услышанного у меня кровь в жилах стыла. Мысль о том, что нас с мамой разлучат, ужасно пугала меня.

— Но ты уже стара для лагерной шлюхи,  — фыркнула толстуха.  — Хотя фигурка вроде ничего. Молодые солдаты любят «мамочек», смекаешь?  — подмигнула маме докторша, а потом посмотрела на двух солдат у двери.  — Да, парни?

Те лукаво посмеялись, глядя на мою шокированную маму.

— Как вам мамочка?  — улыбалась толстуха.  — А ну-ка подойти к ним! Подойти, сказала!

— Зачем это?  — смущённо промолвила моя мать, но встала и подошла к солдатам, избегая смотреть им в глаза. Парни в военной форме стояли у неё за спиной и улыбались. Один даже положил руку на голое мамино плечико. Несмотря на юный возраст, молодые солдаты на целую голову были выше мамы.

— Отлично смотритесь,  — усмехнулась толстуха, а потом сказала маме ужасные слова:  — Представь, что такие, как они, человек по десять разом будут трахать тебя во все дырки. Как тебе такая перспективка, оформим?

— Пожалуйста!  — взмолилась мама.  — Я... Я могу работать медсестрой, у меня образование, стаж, опыт...

— Цыц!  — обрезала её старуха и вышла из-за стола.  — Я сама буду решать, куда тебя определить.

На какое-то время толстуха задумалась, листая мамины документы. Пару раз он кидала взгляды на меня, потом на маму. Она так и стояла возле двух солдат, которые, не скрывая своего интереса, смотрели на её округлую попу и шептались. Мама была вдвое старше их, а они разглядывали её, как кусок мяса. Внутри я злился, но был сильно напуган, чтобы проявить эти эмоции.

— Ладно, посмотрим,  — наконец промолвила толстуха.  — Раздевайся.

Мама замялась, в ужасе округлив глаза. Она метнула взгляд на меня, сидящего в углу.

— Ты плохо слышишь, Копылова?!  — прорычала сердитая тётка.  — Раздевайся, сказала!

— Но... Мой сын...

— При сыне! Пусть сидит и смотрит! Сама виновата, что потащила его! Живо сняла с себя всё!

Толстуха вышла из-за стола и подошла к медицинскому шкафчику. Мама двинулась к кушетке и принялась раздеваться. Перед тем, как снять сарафан, она повернулась и шепнула мне:

— Отвернись...

Но толстуха 

это услышала, и даже не обернувшись, холодным голосом промолвила:

— Только попробуй отвернуться, мальчик. Будешь сидеть и смотреть на свою мамочку — предательницу государства.

— Я не пре...  — промолвила мама.

— Молчать! Разделась!

Мама ещё раз кинула на меня взгляд и стыдливо опустила глаза. Я хотел отвернуться, но наткнулся на взгляд толстой стервы. Она кивнула в сторону моей матери, стягивающей через голову сарафан. Я вынужден был смотреть. Мама сняла сарафан и принялась за лифчик. Бельё на ней было белое, самое простое. Мама стояла ко мне спиной, стыдливо вынимая руки из лямок бюстгальтера. Вещи она складывала на кушетку. Прикрывая голые груди правой рукой, левой — мама стянула вниз трусики и вышагнула из них, скрючившись от стыда.

— Обувь тоже,  — велела толстуха.

Мама стояла ко мне спиной, поэтому я мог видеть только её округлую белую попу, со следами резинок от трусов на бёдрах. Попа у неё была хорошая, сочная, округлая, солдаты аж присвистнули. Толстуха подошла к маме, схватила её за руки и подняла их вверх.

— Руки за голову! Скрести на макушке!

Мама послушалась, и в этот момент толстуха резко повернула маму фронтом к нам (ко мне и двум молодым солдатам). Я невольно округлил глаза от шока. Впервые я видел свою мать полностью головой. Первое, на что я обратил внимание — это на куст кудрявых тёмных волос на лобке. Густой, буйный куст темнел внизу её живота. Затем мой взгляд прошёлся по узкой маминой талии и достиг пышной груди, с крупными ареолами сосков.

И только потом я встретился взглядом с мамой. В её глазах стоял жгучий стыд, и я отвернулся, о чём тут же пожалел.

— Глазки поднял, мальчик!  — крикнула на меня толстуха.  — Смотри на мать!

Пришлось смотреть. Мамино лицо залила краска стыда. Толстуха просунула руки ей под подмышки и сжала мамины груди. Сжала грубо, крепко, как тесто. Затем отпустила и взвесила их на ладонях, слегка пошлёпывая по груди снизу.

— Хорошие сиськи, Копылова,  — усмехнулась толстуха, подбрасывая мамины груди на ладонях и нагло их лапая.  — Это ж какой размерчик? А? Не слышу?!

— Ч-четвёртый...  — смущённо промолвила мать.

Толстуха сжала между пальцами бугорки маминых сосков и покрутила их. Мама сдавленно охнула от неприятных ощущений.

— А чё такая волосатая, Наталья Владимировна?  — насмешливо спросила толстуха, запустив пальцы в мамин густой куст. Она принялась пощипывать волоски маминого лобка, ожидая ответа и откровенно издеваясь. Мама молчала, покраснев, как рак.

Молодые солдаты смотрели на мою обнажённую мать и лыбились. Я тоже вынужден был смотреть. Но в этот раз, не потому, что толстуха велела, просто мамино обнажённое тело приковало моё внимание. Мне было ужасно стыдно, но я косился на мамин густой волосатый лобок и пышную грудь.

— Ишь, какой куст отрастила!  — посмеялась толстуха, подёргав маму за волосики. Всю пятерню запустила в волоски и потянула вверх, пока мама не замычала от боли.

— Пожалуйста... Зачем вы...  — промямлила мама, сгорая от стыда.

Толстуху подтолкнула маму к весам. Сначала она измерила её вес и 

рост, записав в личное дело. Всё это время мама держала руки за головой, как пленница. Голая и босая. Я то и дело косился на её обнажённое тело, и, к своему стыду, возбуждался.

— К стене!  — велела тётка маме.  — Руки за головой!

Толстуха достала свой телефон и сделала пару фотографий мамы у стены.

— Зачем это?  — стыдливо спросила мама, но толстуха не ответила. Лишь приказала маме повернуться в профиль, а затем задом.

— Повернись лицом ко мне и опустить на корточки. На носки. Руки за головой держи!

Мама кинула на меня взгляд, понимая, в какой позе сейчас окажется и взглядом прося меня не смотреть. Но толстуха перехватила этот взгляд и отругала мать:

— Не смотри на него! В камеру смотри!

И вот мама приседает на корточки. Голая, руки скрещены на затылке. Старуха кричит:

— Раздвинь бёдра! Шире! Шире, раздвинула! В камеру смотри!

В этой, ужасно вульгарной позе, мама смотрела в камеру, пока толстуха фотографировала её, делая особый акцент на её волосатой вульве. Я не понимал зачем нужны такие ужасные фотографии, мама, очевидно, тоже. Но ей приходилось слушаться.

— Поднялась и встала раком,  — скомандовала толстуха.

Мама стыдливо посмотрела на меня, замявшись на секунду. В это время толстуха натянула на руки резиновые перчатки и вооружились тюбиком смазки.

— Что вы собираетесь...  — испугалась мама.

— Раком!  — рявкнула толстуха.  — Ноги на ширине плеч, руки на ягодицы! Живо!

От голоса толстой стервы кровь стыла в жилах. Мама вынуждена была принять эту постыдную позу. Прогнула спину, отклянчила попу и положила руки на ягодицы. Голову она опустила вниз. Чёрные волосы свисали почти до пола.

Толстуха посмотрела на меня и ухмыльнулась. Мне стало стыдно, что я смотрю на мамино унижение. Но я отчётливо видел мамин чистый, девственный анус, напрочь лишённый волос. Каким бы волосатым не был её лобок, но вокруг ануса не было ни волосинки. Розоватое сморщенное колечко ануса подрагивало, сокращалось, сжимая и разжимаясь, словно мама боялась.

— Шире тяни! Тяни жопу!  — рявкнула толстуха, выдавливая смазку на кончик среднего пальца.  — Шире!

Мама, как могла, широко растянула ягодицы. Всё это она делала на глазах двух молодых солдат и своего сына. Солдаты ухмылялись, откровенно наслаждаясь унижением взрослой женщины. А я же хоть и смотрел, но краем глаза и пристыженно. Но всё же смотрел...