День рожденья с продолжением... Часть 41

Вероника торжествующе потрясла кнутом. Подошла к Олежке, и верхней частью ступни треснула его под подбородок, так, что клацнули зубы и он чуть не прикусил язык. Толканула пяткой в грудь, едва не повалив назад.

- Поздно каяться, сын мой! Согресех ты, многия согресех, теперь епитимью нести придётся! Ты ж у нас сибарит, любитель комфорта. Твоя мамочка тебе мягко постилает, тепло укрывает и укутывает, а ты сейчас вон как неудобно корячишься на земле! Теперь мы твои любящие мамы, и соответственно должны заботиться о тебе, во всём и повсюду, перво-наперво о твоём воспитании! - девок перекорчило от взрыва безудержного смеха. - Присядь-ка лучше на лавочку, отдохни! Вон как тут мягонько да тёпленько! - под дикий хохот и визг вновь разразившихся истерическим смехом девчонок она сделала приглашающий жест рукой, указывая туда, где был особенно толстый слой крапивы. - Ну? Что же вы? Сидайте, пани! Или вам будет удобнее занять горизонтальное положение? Попочкой вверх? Тем лучше! Прошу на лавочку, со всеми удобствами, к которым вы так привыкли! Тем более, все верёвки ещё здесь!

Одуревший от ужаса Олежка лишь подёргивал головой и смотрел на Веронику широко раскрытыми немигающими глазами.

- Так! - выступила вперёд Марина. - Для глухих второй раз обедню не служат, а особо тупым всё очень доходчиво разъясняет плётка! Кстати, наш кнутик ну просто влюбился в его попочку! С каким упоением он танцевал с нею вальс! И чувства у них, я вижу, вполне взаимны, судя по его поведению! Так что - прошу на скамеечку! В известное вам положение! Прошу, прошу! К тому ж потом не помешают ещё десятка три жарких поцелуйчиков розги!

Олежку словно подбросило.

- Я... Я... С-се... Сей-ччас... - подскочив на ноги, он неуклюже завертелся, словно не зная, как следует садиться на скамейку.

Схватив Олежку за плечи, Женька с силой почти что повалила его иссечённой попой на застилку из крапивы.

- Вот так садятся, так! Теперь запомнил?

Олежка взвыл. Не от того, что крапива хватанула его словно огнём - это ощущение было малой капелькой рядом с тем, какой болью рвануло когда он сел на свои избитые, превращённые в какой-то ужасный антрекот ягодицы. К которым невозможно было прикоснуться и пальцем. Он несколько сдвинулся вперёд чтобы крапива не касалась задней части яичек и не жгла впридачу и бёдра.

- Ого-го! Лавка есть, да нечем сесть! Хорошо попало! Как тебе, дорогуша? Надеюсь, урок хорошо усвоился? Пошёл тебе на пользу? Это только на сегодня, и очень скоро мы снова увидим тебя на этой лавочке! - вместе с Вероникой Женька схватила Олежку за волосы и за руку, каждая со своей стороны, и обе они начали раскачивать его из стороны в сторону, крутить вправо-влево, катая и вертя попой по крапиве.

- Разомнись, разомнись, а то весь занемел! Ать-два! Хер налево, жопа вправо, раз-два, раз-два! - приседая от смеха, вопили девки. - А то смотри, ещё впридачу усадим тебя драной жопой на мокрую соль!

Чтобы как-то скоротать своё бездействие, Лиза зачем-то стала осматривать торцы брёвен на срубе бани.

- Чего это тебя там заинтересовало? - окликнула её Лера.

- Да так... Смотрю... Сравниваю, так ли, как и у нас. Точно так же! Видишь ли, бревно кладут в сруб наружу той стороной, которой в своё время дерево росло на север, "северной" стороной бревна. Там годовые кольца ближе друг к другу, а значит и плотнее древесина.

- А... Ну, так и у нас строили профессионалы!

Лера, видя что все забавы уже закончились, Олежка хорошо слушается, и её присутствие не требуется, заспешила к гаражу. Марина, накинув банный халат, пошла с нею чтобы затем запереть ворота.

Пронизанный косыми лучами солнца столб пыли от только что проехавшей по дороге какой-то машины, подхваченный порывом ветра, заклубился в проёме ворот непроницаемым облаком. Лера вывернула на дорогу, а Марина, отплёвываясь от пылищи, закрыла ворота на ключ. После чего присоединилась к подругам. Обхватив Олежку за пояс и за грудь, она стала впридачу к раскачиваниям таскать его попой по крапиве и вдоль, и поперёк скамейки.

Он уже изнемогал. В глазах плыли жёлтые и красные "бублики", и словно уносились куда-то вдаль одна за другой огненные звёзды неправильных форм. Но и его мучительницы заметно устали. Наконец они, приподняв Олежку со скамейки, швырнули его лицом в землю.

- Не забыл, що робить треба? - Женька пихнула Олежку в ухо ногой.

Он приподнялся на колени. По всему телу резанула немыслимая боль. Каждое движение, даже небольшое напряжение любого мускула вызывало эту боль - и снаружи, на коже, и в мышцах, на большую глубину и на большом расстоянии от этого места напряжения. С криком он упал на живот, и попытался подползти к обломкам розог.

Нагнувшись, Женька пощекотала двумя пальцами Олежку по носу.

- Уй-ю-юй! Это кто тут у нас? Умирающий цыплёночек? Или мёртвая ящерка? А может, ящерка, притворяющаяся мёртвой? Что-то наша принцесса в последнее время стала больно нежной! Не угодно ли вашему высочеству возлечь на перину? - она протянула руку, указывая на скамью.

Вероника, подобрав лежавшую неподалёку плеть, и похлопывая ею по ладони, стала медленно, вразвалочку, приближаться к Олежке.

Тот рванулся, через затмевающую глаза боль со стонами и вскриками поднялся на карачки. Девки, аплодируя, опять присели от смеха.

- Не мог, не мог, а появилась плётка - всё замог!

- Это ж надо, такая великая сила убеждения в наших "инструментах"!

- Умирающего оживляет! Прям волшебная сила убеждения!

- Уверена, даже вылечит любой запор!

- Это как же так?

- Потому что он от страха тут же сменится на свою противоположность - понос!

- Усадить бы его действительно на соль, за притворство и лень! А потом - коленями на горох или на гречиху. И затем - коленями на соль!

- Э, это он слишком долго будет отдыхать! Чересчур царский подарок получается!

Дёргаясь из стороны в сторону, втянув голову в плечи и с испугом поглядывая на девчонок, только что не крича от боли при каждом движении, он стал собирать с земли ломанные прутья, благо их было совсем немного. Хоть Вероника и сочла, что делает он чересчур медленно.

- Двигает руками словно дряхлый инвалид! Да ползает как мандавошка по мокрой пизде! Будет тут собирать по одной щепочке! - она не удержалась чтобы не огреть Олежку по бёдрам. Он с криком похватал с земли последние, самые мелкие ошмётки, мученически завывая поднялся на ноги, и кинулся было в сторону компостных ящиков.

Прыгнув следом, Вероника ловко взмахнула плетью так, что она обвилась вокруг Олежкиной ноги. Резкий рывок - и он полетел на землю, роняя свою ношу.

- Исключительная тупица! Уродится же такой идиот! - девушка схватила его за волосы и принялась мотать ему голову из стороны в сторону. - В твоём горшке хоть что-то держится? Куда следует уносить прутья? Прутья, именно прутья? - она с силой ткнула его лицом в землю. - Не слышно ответа! - и плётка несколько раз ошпарила Олежку по бёдрам.

- Я... Д-ддумал... Гос-пожа Вероника... - от ужаса язык у него еле выговаривал слова.

- Что ты там лопочешь? Не слышу! Ты понял вопрос? Куда надо нести ломанные прутья?

- Не... Н-не... Н-нне знаа...

Рванув Олежку за ошейник, Вероника тут же швырнула его оземь.

- Это нечто немыслимое! Его гнилая чурка - она постучала рукоятью плети Олежке по голове - совершенно не соображает и не помнит самого элементарного! - плеть ожгла ему плечи. - Ну, сейчас-то хоть что-то вспомнилось? Или ещё разогреть соображение? В печку надо нести, бросить в печку! А где здесь печка в самом ближайшем месте? Или не сообразить? Баня - вот она, под носом! И там есть печка! Хоть что-то понял, кукла соломенная? - она хлёстко прошлась вдоль его спины. - Собирай всё заново! - и как только он поднялся на колени, она схватила Олежку за волосы и с каким-то остервенением стала размашисто рвать во все стороны. От каждого рывка он чуть не падал, но следующий рывок как раз и не давал ему упасть.

- Олух! Вот олух! Откуда взялся такой олух?!... - словно заведённая, приговаривала Вероника.

Подошедшая Женька сделала вид что к чему-то прислушивается.

- Похоже, у него в его горшке какая-то жидкость. Вроде там что-то плещется и булькает! - произнесла она, хихикая.

- Если и жидкость, то наверняка тормозная! - рассмеялась ей в тон Марина. - И то с половину сосуда!

- Да какая жидкость только и может быть в ночном горшке? - выкрикнула Вероника, продолжая трепать Олежку. - Только разве моча, да и та ослиная! Или козья!

Наконец она врезала ему подзатыльник.

- Живее поворачивайся! Кажется, на месте сейчас прибью этого осла! - топнула ногой девушка. - Вертись швыдче, колода с кишками!

- Получается какое-то логическое несоответствие, - начала шутить над подругой Марина. - Как в ночном горшке может оказаться ослиная или козья моча? Ни те, ни другие в горшок не ссат. Здесь ты уж ляпнула как в лужу, от помутнённой злобой головы! - намёком дала ей понять Марина, что она уже совершенно догадалась и ей полностью понятна и эта злость Вероники к Олежке, и почему та почаще старается выставить его перед подругами совершенным идиотом, не сто́ящим внимания - чтобы те махнули рукой, отвратились от Олежки как от совершенно ненужного "питомца", и самой забрать его в качестве "жены", в единоличное пользование. Поскольку в ином случае шансов у Вероники не было никаких. - "Сама понимаешь, что здесь-то тебе - дуля!" - мысленно усмехнулась Марина. Уж она-то в нужный момент постарается не прозевать, и, "если звёзды сойдутся в начертанный свыше знак", то она уведёт к себе этот "приз"!

Тем временем Олежка, под жалящими ударами плети, заскочил в остывающую баню; отворил печку, где множеством красных глаз ещё мерцала догорающая зола, и запихнул туда весь мусор. Точно так же, насколько хватало сил, уже на четвереньках подскочил к скамейке, с каким-то даже облегчением в душе сгрёб с неё всю перемятую крапиву - уж теперь его не уложат на эту подстилку! - и помчался к компостным ящикам.

Глядя как он на четвереньках несётся вскачь обратно, а Вероника, то и дело наступая на волочащуюся за ним цепочку, лупит и лупит раба плёткой, сидящая на траве рядом с Женькой Марина рассмеялась.

- Как засверкали быстрые ножки, только мелькнули длинные ушки! Во весь опор скачет зайка!

Тут же ему было велено унести скамейку в беседку, где девки присоединились к мечтающей о чём-то в одиночестве Лизе, а Олежку застегнули в наручники и загнали под стол. Сами откинулись на решётчатые стенки беседки.

Он постепенно стал приходить в себя. Прошёл острый ужас сделать неправильное движение, потекли мысли в замутнённом страхом мозгу. Предметы в глазах обрели свою чёткость и яркость. И в то же время он в полной мере ощутил сидящую во всём теле боль - рвущую, дёргающую глубоко внутри, и всё более острую, режущую кнаружи. Спереди жгло и зудело, особенно живот, член и верхняя треть бёдер. Хоть и весь перёд, от груди и до самого низа лодыжек, был пунцовым и покрыт налезающими друг на друга волдырями, но эти места, и с более нежной кожей, и плотнее всего соприкасавшиеся с крапивой, пострадали сильней всего.

Он присел на коленях, и насколько это было возможно, стал чесать скованными руками зудящие места. Но Вероника, заметив это через полуприкрытые веки, сильно потянула за цепочку и вытащила Олежку из-под стола.

- Чего расчесался как блошивая собачонка? Смотреть противно! - сорвав с ноги тапок, она несколько раз звучно шлёпнула Олежку по попе. - Ещё раз спробуй! Я тебя розгой почешу!

- Да нехай бы драл себя. Разодрал бы до крови, было б как дополнительное наказание, - лениво процедила сидящая закинув за голову руки Женька.

- Потерпеть чесотку - тоже наказание! - нервно отозвалась Вероника.

Но тут за воротами зафырчал и выключился мотор. Открылась калитка, и Лера, даже не запирая её, бегом заспешила к дому, неся явно увесистый пакет. Заметив, что подруги в беседке, она махнула им рукой.

Нещадно дёргая Олежку за цепочку, поддавая пинками в зад, девки гурьбой кинулись к Лере. Любопытствующая Марина чуть ли не всем лицом засунулась в пакет.

- Это ещё не сюрприз, а так, маленькая прелюдия к сюрпризу. Чтобы было не скучно ждать, пока я привезу обещанный сюрприз! - затараторила Лера. - Это я у них купила всё, что было на сегодня! Пятьдесят - где-то - штук!

В пакете оказались раки. Ещё тёплые, только недавно сваренные, ярко-красные словно кровавые следы на Олежкином теле. Именно на это сходство в цвете в первую очередь и обратила внимание Вероника. Взяв одного из них, она приложила его рядом с одним из раздувшихся рубцов на спине у Олежки.

- Ого! По цвету - так один в один! - и, расширив рачью клешню, она ухватила ею Олежку за нос, подёргала из стороны в сторону, сильно зажимая. - Цап за нос! Цап, цап, цап! - и точно так же девушка защемила ему и одно, и второе ухо, дёргая и выворачивая. - Отть покажу те ужо, где рак зимой живёт!

На кухне, куда вслед за всеми притащили и Олежку, Лера достала большую эмалированную миску, или даже это был скорее маленький тазик. Вывернула из пакета раков, занявших с горкой всю эту посудину.

- Шашлычки у тебя были классные, - повернулась Лера к Лизе. - Ну, а ты попробуй, оцени наших раков. Раньше ими река кишела, ловили абсолютно все. И из городов приезжали, на машинах, с палатками. Берёшь сетку-"авоську", продеваешь сверху кольцом гибкий прут, или алюминиевую проволоку. В сетку - камень, затем кладёшь подтухшую рыбёшку, или подпорченного мяса, и вечером опускаешь эти сетки на небольшой глубине вдоль берега. Раки лезут вовнутрь, и запутываются ногами, клешнями. Точно так же разрезали на небольшие квадраты старые рыбачьи сети, и продевали поверху проволоку или прут. В хорошую ночь в каждую рачню могло заползти и по десятку, или даже по полтора раков. Расставить штук семь или десять рачней, можно было наловить вдвое больше чем здесь. Сейчас, правда, столько враз не наловишь. Если только расставить ну очень много рачней. Повывели, да и вода в реке стала более грязной... Любители поохотиться, как мой папа, ходили на ночь на реку с мощным фонарём. Вот мой папа просто хватал попавших под свет раков деревянными бельевыми щипцами... Сейчас ловят несколько человек, на продажу. Не стало здесь такой полной жизни. Пожилые - на участках, сад-огород, кто помоложе, наведываются на денёк, отдохнуть с пивом, позагорать, повальяжничать. Мало кто стал любить активный отдых... Ой, заболталась, тем более что и калитка не заперта! - вдруг спохватилась Лера. Надо ехать, чтобы вернуться до темноты!

- А чего бояться, что не заперта калитка? Думаешь, эта живность как-то улизнёт? Не, из-под нашего догляду не уйти! - Марина схватила цепочку, продела в её петельку ножку стула, и села на этот стул. - Ну, теперь пусть убежит незаметно! - она рванула за цепочку. - Ко мне! Рядом! Сидеть! - и как только Олежка встал подле неё на колени, опираясь руками в пол, Марина несильно съездила его по уху, и затем потрепала по затылку. - Молодец, послушный пёсик!

- Конечно, не из-за этого волнуюсь. Просто может вдруг зайти кто-то из знакомых, друзей родителей. Особенно если увидят приоткрытую калитку. Надо будет куда-то закрывать это туловище, да так, чтобы оно не начало орать, звать на помощь...

- Вон туда, вниз. Руки-ноги связать, в рот - кляп потуже, ну, и мешок на голову. Проблем-то с этим... Действительно, туловищем! Мяса кусок! - подсказала Вероника.

- Мне пора! Пора! Вы тут покушайте, позабавьтесь. Как говорят некоторые, "раки - это как семечки, с ними никогда не будет скучно". А я - бегом! - и Лера умчалась.

Марина первая взяла сверху крупного рака. Но вместо того чтобы очищать от панциря, она подогнула его хвост под брюшко, поставила на стол чтобы видели все, и обвела пальцем эту приподнятую вверх округлость, поглядывая на подруг смеющимися глазами и переводя взгляд на Олежку. Те сразу и не поняли, о чём это она. Затем одна за другой стали сдержанно хихикать.

- Теперь понятно, почему говорят "стоять раком"! - Женька со смехом протянула руку, и схватив Олежку за волосы, нагнула его, прижала лбом к полу, и хлопнула по несколько вздёрнутой кверху попе.

- Да-да, стоит раком! Раком! Как здесь! И Марина, оттолкнув ногою Олежку, оторвала хвост и принялась снимать чешуи панциря.

Оставшиеся без хвостов и клешней туловища - головогруди - девки бросали в одноразовую миску. Женька принесла пиво и два высоких узких стакана. Олежка понуро стоял на коленях позади стула Марины насколько хватало цепочки. "Кто становится червём, смеет ли потом роптать и жаловаться, что его раздавили?" - вдруг произвольно, как будто само собой, из ниоткуда, пронеслось у него в голове совершенно спонтанно вспомнившееся изречение Канта. - "Или кто позволил сделать себя таковым!" - опять как исподволь, дополняя, словно извне вложило ему мысль это "нечто".

Девки, чавкая, высасывали клешни, очищали рачьи хвосты. Женька налила себе и Марине по стакану пива. Ломаясь, подняла свой стакан, и как "благословляя", крестом осенила им стол. Отхлебнула большой глоток, заела раковой "шейкой".

- Хвала богу Дионису! - произнесла она, тихонько отрыгнувшись.

Девки прыснули, чуть не подавившись.

Миска с отходами быстро наполнилась, её заменили на пустую. Наполненную Марина отнесла к порогу. Сняла ножку стула с петли на цепочке, и пихнула Олежку ногой.

- Это тебе. Дожирай что сможешь выкусать, высасывай нутро!

- Всё твоё, смотри только не лопни! - заржала Женька. - Сегодня у тебя горою пир! На весь мир!

Стараясь не поранить губы об колючий хитин панциря, Олежка стал разгрызать ноги и крохотные, словно недоразвитые клешонки внизу туловища. На месте оторванного хвоста торчали кишки, наполненные чем-то желтоватым. Он украдкой выковырял их, оторвал крайнюю часть.

- Эй, ты чего там копаешься словно в апельсинах? Будто что-то в них понимаешь? Давай жри что да́но! И не забывай похрюкивать! Чтобы мы знали, что ты доволен! Высасывай оттуда! - прикрикнула Женька.

- Может, горчичкой помазать? Посолить? Поперчить? - приподнялась с места Марина. - Принести ложечку? Или твою маменьку позвать? Чтобы усадила на коленочки, каждый кусочек тебе в ротик вкладывала?

- Я б сказала, какой приправы ему следует добавить, и побольше, если бы не сидели за столом! - буркнула Вероника.

Девчонки снова стали прыскать смешками.

- Знаю, о какой такой вкусной приправе ты хочешь сказать. Сейчас он и так жрёт дерьмо, хоть и рачье. Во как старается! Чавкает как настоящий поросюк! - шепнула Веронике Женька. - Ну а ты там что? Не слышу! Хрюкать не забывай!

- Он что-то может вспомнить только когда видит плётку! - Вероника потянулась к брошенной на пол камче.

- Хр! Хру! Хрру! Хрру! - поспешил издать требуемые звуки Олежка.

- Так же и продолжай! И не забывайся! Почаще! - сквозь всеобщий смех крикнула Вероника.

- Какая милая свинюшка! Вылитый мини-пиг!

Изголодавшийся Олежка даже не задумывался, что глотает внутренности с экскрементами. Чтобы не давать повода хозяйкам, старающимся вплести ему каждое лыко в строку, он нет-нет, да старался издать хрюкающий звук. Не успел он и наполовину покончить с содержимым этой миски, как уже девчонки швырнули ему вторую.

- Что это ты так медленно жрёшь? Уже насытился? Или худоежка? - Марина вдавила его лицом в миску и повозила. - Жри скорей! Можешь не успеть набить своё брюхо!

Прошло куда как больше получаса, может быть даже и целый час. Девки прикончили всех раков, Женька с Мариной допили пиво. На Олежку почти не обращали внимания, и он, посапывая, доедал отбросы после своих хозяек. Хоть что-то чувствовалось в животе!

С десяток одноразовых мисок с отходами девки поставили на пол, и как только Олежка заканчивал одну, Марина ногой пинала ему следующую, и та летала в него по полу словно шайба.

- Жри, жри! Вот тебе ещё! От всей души! Набивай брюхо! Только хрюкать не забывай! Чтобы мы знали, что ты доволен! - приговаривала она всякий раз.

Покончив с раками, Вероника стала что-то шептать Лизе. Та хоть и с недовольством, но кивнула. Вероника опрометью выскочила из кухни, и вскорости примчалась обратно, на ходу подтягивая и застёгивая ремешки мотающегося промеж ног страпона. Пристроилась на коленях позади Олежки.

- Не отвлекайся, жри. Жри и хрюкай! - сказала она с усмешкой.

- Тебя никак на свиноложство потянуло? - заржала Женька.

Делая вид что она не заметила глупой шутки, Вероника крепко вцепилась Олежке в бёдра, у самого верха. Тот поскорее расставил пошире колени. Конец страпона, несколько раздав сфинктеры, прижался к дырочке. Всё так же стоя на коленях, девушка принялась делать усиливающиеся толчки, рывками притягивая к себе Олежку за ляжки. Ничем не смазанный страпон входил туго и больно. Девушка нажала во всю силу, рванула его за бёдра, и не сбрасывая усилия, продолжила тащить на себя. Толстый страпон со скруглённым концом вошёл наполовину. Сделав ещё несколько толчков, Вероника дослала его по самый свой лобок, и принялась делать длинные и довольно медленные, мощные, с натягом, движения.

Стараясь не замечать хождения и толчков страпона в своей попе, Олежка продолжал свой "пир", частенько прихрюкивая чтобы не вызвать недовольства и окриков хозяек. Вероника стала учащать амплитуду фрикций; сжимая, впиваясь пальцами в мякоть его бёдер около самых яичек, девушка, выведя страпон наполовину, резко наваливалась, буквально налетала загоняя его вглубь, тесно прижималась к Олежкиным ягодицам, иногда тёрлась о них с мелкими толчками, и снова, теперь уже почти вынув страпон, входила, выдавая вперёд низ живота.

Олежка принялся за следующую миску, когда Вероника кончила. С завываниями и вскриками она некоторое время тряслась, во все стороны вертела страпоном в его дырочке, причиняя сильную боль, и наконец полностью вытащила, оставив Олежку в покое.

Так прошло ещё совсем немного времени. Через распахнутое окно девки увидели как растворились ворота, и Лера сразу ж завернула в гараж. Олежку рванули за цепочку, пнули, и стегая этой цепочкой, потащили из дому. Вероника с плёткой пристроилась позади него, и принялась часто нахлёстывать по попе.

Пока девчонки всей гурьбой спешили по дорожке, Лера уже заперла ворота, и загадочно улыбаясь, стояла напротив раскрытых ворот гаража. Дождавшись, когда вся компания соберётся около машины, она приоткрыла небольшую щель в багажнике. Оттуда вдруг с резким криком высунулась голова гуся. Лера тут же прижала его шею крышкой багажника, и ловко схватила около самой головы. Затем открыла багажник, и вытащила оттуда хлопающего крыльями здоровенного гуся. Из-за распахнутых крыльев он казался громадным. Крепко держа его за горло около головы, девушка повела подле себя громко орущую, бьющую крыльями птицу.

- Найдите в хозяйственном этаже какой-нибудь мешок, лучше всего с дыркой на дне! Если нет дырявых, срежьте угол! И вытащите из дровяника, поближе к компостным ящикам, какой-нибудь чурак или брёвнышко, брус, какой будет покороче! - крикнула она подругам.

- Ну, ты, поворачивайся, кляча колченогая! Слышал, что было сказано? Подымайся на ноги! Бегом! Бегом, корова! - хлеща плетью, Вероника погнала Олежку в дровяной сарай. Там, после недолгого поиска, она указала ему на не очень толстое, даже тонкое бревно около метра длиной, лежащее у поленницы. Кое-как схватив его за конец скованными руками, Олежка волоком потянул брёвнышко, и бросил там, где велела Лера. Та, держа отчаянно рвущегося гуся с широко разинутым клювом, сверху и снизу по краю обрамлённым чуть ли не самыми настоящими зубами, частыми, мелкими, загнутыми назад, который своими крыльями несколько раз чуть не сбил её с ног, дожидалась подруг, ищущих нужный мешок. Вероника опять огрела Олежку.

- Пошёл! Туда! Принёс деревяшку, и встал! Овца безмозглая! Не видишь что ли, что надо в другом месте помогать?

В хозяйственном этаже все трое девок лихорадочно перебирали пустые мешки, доставали другие, осматривали, и вновь искали, что-то похуже. Марина высунулась из дверей.

- Все новёхонькие! Дранья нет!

- Срезайте угол! У любого! Их там и так до дуры, и в такой завтра можно будет заворачивать крапиву! Да топорик захватите!

Огромными ножницами девки отрезали уголок мешка. Швырнули его Олежке.

- Иди помогай! Швыдче своими корягами шевели!

- Да закатай ты его, закатай! Как чулок!

- Где ему сообразить!

Голову гусю пропихнули в дыру. Лера ловко перехватила её снаружи, почти у самого его жуткого клюва.

- Натягивай мешок! И крылья сдержите! Прижимайте их!

От страха неточно выполнить приказание Олежка не сразу понял, что следует делать. Стал бестолково хвататься то за один, то за другой край мешка, лишь мешая. Руки двигались невпопад, движения не координировались с мышлением. Которое и без того тормозилось и работало вразброд из-за трепета перед девками. Женька треснула его по загривку.

- Ты! Мешок на гуся наворачивай! Разворачивай мешок, балбес!

- Тьфу, безручка безголовая! - после нескольких секунд его безуспешных попыток Марина двинула Олежку локтём в грудь так, что он навзничь полетел на землю. Отпихнув его пинком, она натянула на гуся мешок. Женька в это время прижимала ему крылья к туловищу.

- Ты, обезьяна тухлодырая! Поваляться решил? - Вероника взгрела Олежку плёткой. - У него совсем остановилась башка! Ни греет, ни морозит! - она рванула его за волосы и подтащила лицом прямо к раскрытому ужасному клюву. - Постой чуток, пусть-ка он под конец хорошенько схватит за нос это безмозглое животное! Или за губу!

- Лучше уж сразу за тот бесполезный отросток, что бессмысленно болтается у него между ног!

- Всё равно он не знает, как им пользоваться! Разве что сделать на горшочек "пись-пись-пись"!

- И долго ещё не узнает!

- Рано ему! Надо ещё подождать! Лет пятьдесят-пятьдесят пять!

- Шестьдесят!

- Видел? Смотри, как надо делать! Понял теперь? - Марина саданула коленом в спину стоящего на коленях Олежку, и рванула за ошейник. - Понятно?

- Дд... Д-дда, госпожа Марина...

В мешке пронзительно орущий гусь лишь ворочался и дёргался, мешок ходил ходуном. Длиннющая шея была полностью вытащена наружу через дырку. Держа птицу за голову, Лера прижала шею у самого конца бревна. Взяв поудобней отточенный как бритва средней величины топор, примерилась, невысоко приподняла руку, и резко ударила. Метко, в паре сантиметров от своей руки.

Совершенно нереально выглядящая без головы шея рванулась в сторону и извиваясь, заметалась по земле, брызжа кровью, словно какой-то неестественный белый шланг с перьями; мешок затрясся и запрыгал. Лера бросила на землю голову с потухающими глазами. Клюв широко раскрылся, и медленно, даже с каким-то скрипом намертво плотно сжался. Постепенно провалились, как исчезли, глаза. Шея меж тем прекратила движения, и лишь туловище в мешке продолжало подрагивать мелкой затухающей дрожью...

Похолодевший, белый как бумага Олежка, ошалело глядя широко раскрытыми остекленевшими глазами, с остановившимся бессмысленным взглядом, попятился на коленях взад. Удержав себя в последнее мгновение чтобы не упасть наземь с криками и не заколотиться в истерике, он, только непроизвольно открывая рот, с ужасом переваривал только что произошедшее на его глазах. Как что-то неестественное, как кошмарный сон. Ему стало дурно, чуть даже не вытошнило от этого зрелища. И в следующие секунды он, словно потеряв соображение, только смотрел в одну точку, смотрел, смотрел, смотрел. И словно не понимал того, что видит, будто глядя в кромешную тёмную пустоту...

Резкий удар плети оставил поперёк его плеч толстую налитую кровью полосу. Но Олежка будто и не почувствовал обжигающей боли. Вместо того чтобы заорать и подпрыгнуть он лишь тупо вздрогнул и негромко промычал через нос. Вероника ошеломлённо перевела взгляд на подруг, и нахлестнула ещё крепче, ниже лопаток наискосок спины. Потекли струйки крови. Но и в этот раз Олежка только подался вперёд, упал на руки, и снова издал горлом какой-то тихий стонущий звук.

- Что это с ним? Он не чувствует боли? - подняв за волосы Олежке голову, Марина стала помахивать раскрытой пятернёй перед его лицом, проверяя реакцию глаз на движения. Но он лишь бессмысленно смотрел куда-то, и похоже, даже не осмысливал того, что видел.

- Сейчас бы этим же топором, да хряпнуть ему по загривку! - громко произнесла Вероника над самым его ухом. - Ещё одна головушка покатится!

Но и здесь он то ли не услыхал, то ли не понял сказанного.

- У него шок? Смотри, побелел как опарыш! - Женька свернула Олежке оба уха и принялась трясти его голову в разные стороны.

- Нашатырь ему под нос!

Марина вновь помахала перед его глазами ладонью, вверх-вниз, вправо-влево.

- Похоже, даже и спятил! - в глазах у неё вспыхнула какая-то радость, на мгновение отобразившаяся и на лице. Какими искрами засверкали в её голове какие мечты? Может, она уже видела Олежку в отделении психушки, в серой больничной пижаме, понуро сидящим на койке с безразличным видом, доведённым до растительного состояния тем, что там именуют "лекарствами"? И рядом - себя, в белом халате и белой косынке, наделённой над ним властью, сравнимой разве что с властью древних рабовладельцев над своими "говорящими орудиями труда"?

Лиза коленом приподняла ему голову под подбородок. Вгляделась в невидящие глаза. И вдруг стала хлопать ему по щекам, справа и слева. Сначала слабенько, и потом всё сильнее и сильнее, так, что это уже были полновесные затрещины, от которых у Олежки моталась голова. Лера уже принесла из автомобильной аптечки нашатырь, ткнула Олежке ватку едва ли не в ноздри. Лиза закатила ему уже две настоящие оплеухи. От одной из них он повалился на бок. Лера вновь сунула к нему под нос нашатырь.

Олежка дёрнулся, мотнул головой. Почти мгновенно как очнулся от ступора. Так пробуждаются от неожиданного громкого звука или от внезапной боли. Словно там, в мозгу, у него что-то щёлкнуло и встало на своё место. Или где-то вышибло какой-то клин. Жгучий удар плётки заставил его взвизгнуть и заорать.

- Смотри-ка, ожила скотинка! - Вероника вновь приложила ему плетью.

Поглядывая на него с презрением, даже с некоторой гадливостью, словно на дохлую мышь, Женька заехала Олежке по затылку.

- Ссынок! Вернее, ссань! Курёнок обоссанный! - кривя рот и словно выплёвывая слова, произнесла она. - Шелудивый кутёнок! Да что там! Червивая дрисня! Тухлая блевотина! Тьфу! Тебе ещё только картинки в книжке про розовых пони смотреть! Щенок! Мокрый щенок! Ожил? Тогда берись за дело! - скривив лицо и отплёвываясь, девушка пихнула его ногой в ухо. - Слабяк! Тебе действительно ещё по ковру ползать, играть с игрушкой-пищалкой! Салажоныш! Цыплёнок хренов!

- Маменькин сынок в чистейшем виде!

- Да что там! Целая карикатура на маменькина сыночка!

- Сопляк!

- Да он из породы травоядных!

- Парнокопытное!

- Определённо копытное! Осёл!

Лера встряхнула Олежку за волосы.

- Тебе мамочка жарила курицу? А котлетки? Варила супчик? Куриный, мясной? А? Отвечай, сопля! - она въехала ему звонкую пощёчину.

- Д-дда... Дд-дда, госпожа Лера...

- И ты не задумывался, что твоя еда когда-то кудахтала, мычала или хрюкала? Ну?

- Нн-н-н-ннет, госпожа Лера...

- Но ты это знал? И ведь не падал в обморок? И не задумывался?

- Д-дда, госпожа Лера, з-знал... Н-ннет, не падал...

- А сегодня задумывался, что те раки, которых и ты тоже после нас доедал, ещё ночью были серыми? И бегали по дну реки? И им очень не хотелось нырять в кипяток и покраснеть? - с усмешкой добавила Марина.

- Нннетт, госпожа Марина...

- Так какого, спрашивается, чёрта, или лешего, или хрена лысого, ты раскис как говно под дождём, стал падать в обморок, когда увидел, как из гуся делают гусятину? Живо за работу! Ощипывай! И поживей! Иначе будет тебе! Очень нежно и ласково спустим шкуру! - Лера притопнула ногой.

Окончательно расклиненный Олежка на четвереньках прыгнул к мешку, стал неуклюже вытаскивать застревающую там тушку с полураскрытыми крыльями. Вероника не упустила случая огреть его плетью.

- Да закатай снова мешок! Или совсем сгнили мозги? Ну, олух! Действительно без мамы пропадёшь!

- Или без кого-то, кто ему заменит маму! И станет для него строгой внимательной мамой! - вставила Марина. - Только что, когда он смотрел как безумный, я подумала, что действительно у него сдвиг всех фаз. Как-то сразу прошла мысль, что если он окажется в больнице, я немедленно устроюсь обратно, санитаркой. Придёт в рассудок - заберу его. Чтобы был бы и "женой", и вроде сына. Который нуждается в строгом воспитании. И так глупенький, а стал бы ещё чуть-чуть глупее - не беда. Главное - имеет аппетитную дырку! От наложниц в гареме ума тоже не спрашивали!

- А я бы тогда устроилась туда же медсестрой. И начальствовала б над тобою! - насмешливо глянула на Марину Лиза, давая понять одним взглядом, у кого б оказалось больше шансов в таком случае увести Олежку в качестве "жены".

Продолжение следует...