Королева Кровавой Луны

Стояло жаркое лето 17... г. На востоке только начинала теплиться заря, окрашивая край горизонта в коралловые оттенки, а во дворце суматоха началась еще за несколько часов до рассвета, с первыми трелями утренних птиц, предвещающих восход солнца. Улицы блестели от чистоты — накануне прошел легкий летний дождь и придал всему городу свежий праздничный вид. Все залы и комнаты дворца, все проходы и подъездные аллеи дворцового парка, все главные мосты и улицы столицы, а также кафедральный собор сотни работников украшали гирляндами из алых живых цветов и водопадами золотых лент. Почти на каждом шагу были установлены огромные клети с белоснежными голубями, которых выпустят в самый торжественный момент сегодняшней церемонии — в тот самый момент, когда юная, наконец достигшая совершеннолетия королева воссядет на свой хрустальный трон под куполами собора святого Туина, увенчанная золотой короной Кровавой Луны с сорока огромными рубинами. Гигантские врата храма тогда будут открыты для охваченной ликованием и благоговением толпы, чтобы каждый подданный мог полюбоваться красотой, величием и искренностью своей новой правительницы.

В покоях будущей королевы царила полная суматоха. Тяжеловесный обер-церемониймейстер то и дело забегал в кишащую придворными залу, сновал в толпе, выискивал нужного ему человека и, отдуваясь, отдавал последние указания. Тощий как жердь обер-камергер никак не мог разобраться с очередной партией цветов и театрально хватался за голову, не представляя, как ему успеть в срок пристроить такое их количество при явной нехватке людей. Обер-гардеробмейстер совершенно сбился с ног и находился в предобморочном состоянии, хотя в его распоряжении, пожалуй, было предостаточно обслуги, отвечающей за великолепные королевские наряды, подготовленные для разных этапов сегодняшнего мероприятия. Он то и дело вытирал мокрый лоб кружевным платочком и по неосторожности сдвинул набекрень свой роскошный парик, поэтому вид у него был довольно-таки комичный. Впрочем, посмеяться над ним было совершенно некому, так как каждый был поглощен своим делом и совершенно не замечал окружающих. Бесконечная вереница помпезно разодетых придворных дам несла все новые и новые предметы гардероба невероятной красоты и изящества. Швеи и портные суетились вокруг надетых на манекены платьев со своими сундучками для инструментов и добавляли в наряды последние штрихи. Главный казначей отвечал за безопасность королевских украшений, поэтому место в покоях еще занимал небольшой отряд до зубов вооруженных гвардейцев в парадных алых одеждах.

Посреди всего этого хаоса, растерянная и изумленная, стояла полуобнаженная юная девушка невероятной красоты. То была будущая правительница Валарингии, принцесса Шанталь. Правильный овал ее нежного личика обрамляли неистовые потоки шоколадных кудрей, струящихся до самых ягодиц. Ее четко очерченные пухлые розовые губки были приоткрыты, словно она собиралась что-то спросить, но все никак не могла решиться. По выражению ее золотисто-карих глаз казалось, что она не вполне осознает, где находится и что вокруг нее происходит. Сейчас красоту ее женственного тела скрывала просторная шелковая сорочка до середины бедра, но случайно расстегнувшийся глубокий вырез позволял нескромному наблюдателю созерцать пышные округлости ее упруго торчащих грудей, а сквозь тонкую ткань проступали крупные бусины ее высоких темных сосков. Божественной красоты стройные ножки манили взгляд приятными округлостями бедер и икр, изящной тонкостью коленей и щиколоток, и даже аккуратные маленькие стопы, избалованные праздностью и роскошью богатой жизни, казались совершенными, будто они принадлежали вовсе не земной девушке, а невинному ангелу, спустившемуся с небес и впервые ступившему на бренную землю. Ангел этот переводил потерянный взгляд с одного человека на другого, даже уже не пытаясь понять, чего все от нее хотят. Она кивала невпопад, отвечала невпопад, улыбалась невпопад и, кажется, готова была заплакать. Она искала кого-то в толпе придворных и все никак не находила. Отсутствие этого человека повергало ее в отчаяние.

К самому ее рту поднесли по очереди несколько крошечных изящных бутербродов и пирожных, которые она приняла без малейшего возражения, запив все это несколькими глотками предложенного красного вина. За ее волосы взялись сразу три парикмахера. Они одновременно оглаживали ее непокорные кудри гребнями из слоновой кости, вплетали ей в волосы алые ленты, алые цветы и беспрестанно спорили друг с другом о том, как лучше укладывать прическу. Обувщики примеряли ей туфельки, камергер заставил ее повторять текст сегодняшней речи, и она отговорила его без запинки, пока что не заботясь об интонации, паузах и акцентах.

Когда прическа была готова, ее уже нельзя было потревожить, поэтому главный придворный портной, ничуть не заботясь о девичьей скромности, да и сам ни капли не смущаясь, привычным жестом рассек острыми ножницами шелковую сорочку красавицы, чтобы лично проследить за тем, как будет сидеть его новый наряд. Впрочем, юная прелестница с детства привыкла к публичности, поэтому собственная нагота в присутствии столь большого скопления народа ее совершенно не конфузила. Кроме того, она прекрасно знала, что тело и лицо ее совершенны, что все ею любуются, что долг всех этих людей — заботиться обо всех мельчайших нуждах и потребностях ее тела, поэтому ничего нет постыдного в том, что сейчас она обнажена и предоставлена чужим заботам. Служанки натирали ее нежную бледно-золотистую кожу ароматными маслами, промакивали шелковыми салфетками, освежали нежнейшими цветочными духами. Прикосновения их ласковых рук приводили принцессу Шанталь в легкий трепет и немного бодрили, потому что иногда ей было щекотно.

В общем, в покоях будущей королевы, на первый взгляд, царил полный беспорядок. Однако, если приглядеться, то можно было заметить, что весь этот беспорядок вовсе не был хаотичным. Все приготовления явно подчинялись какому-то строгому регламенту, за четким исполнением которого следил внимательный и суровый взгляд сапфировых глаз великолепно разодетого молодого человека, с головы до ног облаченного в черное. Его длинные черные как безлунная ночь локоны свободно ниспадали на широкие плечи и прямую спину. Его кожаный камзол, расшитый черными драгоценными каменьями и украшенный тончайшими черными кружевами, великолепно подчеркивал стать его подтянутой крепкой фигуры и гордость его царственной осанки. На его лице не отражалось ни единой эмоции, оно скорее походило на блестящей работы маску, мужественная классическая красота которой едва ли могла оставить равнодушной хотя бы одну особу женского пола. Однако, холодность этого лица и проницательность этих магнетизирующих мудрых глаз почти никому не позволяла даже взглянуть в его сторону без трепета и содрогания перед теми силами, какие таила в себе их вечная мерзлота. Многие говорили, что человек этот на многое был способен, потому что прошел через такие испытания, которые едва ли мог вынести любой простой смертный. То был главный распорядитель при дворе будущей королевы Шанталь, ее первый советник, могущественный герцог Верлен.

В какой-то миг юная обнаженная королева обернулась через плечо, словно ощутив на себе чей-то пристальный взгляд. Ее золотистые глаза, обрамленные темными густыми ресницами, вдруг вспыхнули веселыми огоньками, на до сих пор бледных щеках расцвел румянец, а губ коснулась лучистая нежная улыбка. Она, наконец, нашла того, кого так искала и жаждала увидеть в этот судьбоносный для нее день — Верлена, ее мудрого учителя, советника и того, кто уже давно, если не всю ее сознательную жизнь, являлся предметом ее девичьих грез. Насколько горяч и игрив был ее страстный взгляд, настолько же холоден и равнодушен был взгляд этого демонически прекрасного и в то же время вселяющего страх молодого человека, уже достигшего в свои двадцать восемь лет такого высокого звания при дворе и такого глубочайшего доверия недавно скончавшегося короля, а теперь еще и его дочери.

Верлен помнил Шанталь еще совсем маленькой кокетливой и заводной девчонкой, которая ужасно раздражала его своей навязчивостью, но от которой он, конечно же, не имел права отделаться в открытую, если не желал подвергнуться гонению со стороны короля, души не чаявшего в своей красавице-дочери. Склонному к учениям и строгой самодисциплине честолюбивому юноше был совершенно чужд характер избалованной капризной девчонки, которая только и желала, чтобы находиться в центре внимания и выслушивать бесконечные комплименты в свой адрес. Тем не менее, бывало, что ему приходилось часами прогуливаться с ней по аллеям парка, терпеливо отвечая на ее бесконечные совершенно бездумные вопросы, играть с ней в ее глупые игры и делать ей комплименты, которые она сама чуть ли не силком из него вытягивала со всей детской непосредственностью, на какую способна испорченная роскошью и вниманием двенадцатилетняя неженка.

И все же тогда были светлые, безоблачные времена, когда королевству ничто не угрожало, а мелкие дворцовые интрижки были самыми серьезными заботами короля. Верлен вспоминал о тех временах с тревожной грустью, понимая, что навсегда ушедшего не вернуть, что козыри после кровопролитной войны, во время которой погиб Его Величество, не в их руках и что именно на его плечи ложится в ближайшее время ответственность за судьбу страны. Вовосемнадцатилетняя девушка, которую сегодня коронуют Кровавой Луной как законную королеву Валарингии по личному предсмертному указу короля, была далеко не глупа, прекрасно образована, харизматична и проницательна, но все же пока что еще слишком наивна и не готова к серьезной политической борьбе, в которую ей немедленно придется вступить. Среди их могущественных соседей мало кто захочет признавать власть за юной незамужней девой, даже несмотря на победу ее отца в решающей битве. В ее лице они видят ничто иное как выгодную партию для своих наследников, желающих прибрать к рукам процветающее государство. Этого Верлен никак не мог допустить. Он дал клятву королю, что сохранит абсолютную власть в руках его единственной ненаглядной дочери, не позволит опорочить кровь древнейшего королевского рода, обучит королеву всем тонкостям ведения выгодной для государства стратегии и продолжит начатый Его Величеством курс правления. Помимо всего прочего, сии задачи несколько усложнялись тем, что избалованная с детства и взбалмошная девчонка, толком не знавшая жизни, была не лишена дерзкого характера, завышенного самомнения и уверенности в том, что весь мир немедленно упадет к ее ногам, стоит ей лишь только захотеть... Сейчас ее задорный, самодовольный и дерзкий видок говорил именно обо всем об этом. Она нагло смотрела ему в глаза, чего уже давно никто не смел делать, счастливо улыбалась и вообще в полной мере наслаждалась всей силой своей божественной красоты, неотразимости и власти.

Ни капли не изменившись в лице, Верлен почтенно кивнул своей будущей королеве и безучастно отвел взгляд в сторону. Он знал, что ее это рассердит, но его неприступность только пойдет ей на пользу, ведь должен же хоть кто-то противостоять во дворце ее воле и не идти у нее на поводу. В последнее время она не раз волей-неволей выказывала ему нежные знаки внимания и, очевидно, была совершенно убеждена, что он должен быть от нее без ума, потому что по-другому просто быть не могло. Держалась она всегда с достоинством, да и приличий никогда не нарушала, но все же скрыть свои истинные чувства от человека, который читал людей как открытую книгу, ей было не под силу. Ему непременно было нужно поселить в ее душе сомнения, томление и боль. Ведь безответная привязанность к нему — это единственное, что могло заставить ее подчиниться его воле.

— Ее Высочество требует, чтобы все покинули ее покои на пятнадцать минут, — вдруг разлетелся по огромной зале неожиданный приказ. Голос объявлявшего его обер-церемониймейстера почти срывался в истерике, потому что промедление сегодня было смерти подобно. Тем не менее, наполнявшая залу толпа тут же пришла в движение и потянулась к выходу.

Верлен нахмурился и глянул в сторону принцессы. Та стояла к нему спиной, облаченная лишь в корсет и пышную нижнюю юбку, и даже не думала оборачиваться. Верлен выругался про себя и уже был готов идти выяснять у этой дрянной девчонки, что случилось, как вдруг к нему подлетел весь раскрасневшийся и взмокший церемониймейстер и, задыхаясь, пропыхтел:

— Ее Высочество Вас требует, Ваша Светлость. Уж не знаю, что ей в голову на этот раз взбрело...

Он покачал головой и тут же удалился, а Верлен медленно, очень медленно зашагал навстречу спешащей к выходу толпе, чувствуя как внутри него закипает гнев. Остановившись в нескольких шагах за спиной Шанталь, молодой человек терпеливо дождался, пока покои опустеют. Тогда он предстал перед ее лицом, невозмутимый и суровый, окинул ее холодным оценивающим взглядом и вместо почтительного утреннего приветствия сухо бросил:

— В чем дело?

Он надеялся, что такая фамильярность немного приведет ее в чувства, однако на этот раз он ошибся. С девушкой вообще было что-то не так... она показалась ему чересчур уж взволнованной, вовсе не такой уверенной как всегда, испуганной и даже смущенной. Ее щеки лихорадочно пылали, руки были опущены и сцеплены перед собой, пальцы робко теребили воздушный подол юбки. Она покусывала нижнюю губку и упорно не смела поднять на него глаза. Такой ее вид даже в сердце Верлена на миг поселил беспокойство.

— В чем... , — попытался он было повторить свой вопрос, но принцесса его перебила.

— Я люблю тебя, — пролепетала она, так и не взглянув на него.

— Что? — словно ничего не расслышав, воскликнул он.

— Я люблю тебя, — повторила она более уверенно и на этот раз на миг подняла на него глаза. Впрочем, она, кажется, посмела взглянуть лишь на его губы.

Некоторое время Верлен пребывал в полном замешательстве, пока вдруг не осознал, что именно сейчас происходило. Все же он был прав — девчонка сходит по нему с ума, раз уже даже решилась на рискованное признание в такой важный для ее судьбы день. Мужчина едва сдержал торжествующую улыбку. Видимо, фортуна как и всегда была к нему весьма благосклонна. Подобная привязанность юной королевы была более чем выгодна и, конечно же, лестна для непомерного мужского самолюбия амбициозного молодого человека. Теперь эта мышка, кажется, попалась в его мышеловку окончательно...

— Что Вы такое говорите, Ваше высочество... , — как можно более строго проговорил он, прекрасно осознавая, что одним своим холодным тоном ранит ее трепещущее сердце.

Девушка еще больше смутилась, нахмурилась, но все же выдержала этот удар.

— Верлен... ну, неужели ты не понимаешь... Я так долго об этом думала... и решила признаться тебе именно сейчас, ведь через несколько часов, после того, как я стану королевой, мы уже совсем не сможем быть на равных... Я хотела признаться тебе, пока ты все еще мой наставник, а я все-таки твоя ученица... Прошу, не будь таким злым... Неужели ты не замечал, как я к тебе отношусь...

— Ваше высочество, не кажется ли Вам, что сегодня Вам следует думать вовсе не о подобной чепухе, а о Вашей коронации. Ваш отец и Ваш народ вверили Вам свою судьбу, а Вы ведете себя более чем легкомысленно, — отчитал ее он и при этом позволил себе, не снимая перчатки, совершенно бесцеремонно и грубо поднять за подбородок ее лицо, чтобы заглянуть ей в глаза. — Надеюсь, Вы понимаете, что своей выходкой Вы ставите под сомнение успех сегодняшней церемонии? Ведь у нас слишком мало времени. Кроме того, Вы подводите свою свиту...

— Верлен... прости... я... так вышло случайно... я не могла больше все скрывать... , — впервые ощутив на себе его властное прикосновение, будущая королева затрепетала и совсем лишилась дара своего красноречия.

Какой же соблазнительной она сейчас была — Верлен впервые позволил себе допустить мысль о том, что она может быть такой близкой, покорной и доступной, как любая из тех придворных красавиц, которые безотказно отдавались ему каждую ночь, и его плоть тут же ответила на это осознание неистовым приливом страсти. Он вспомнил каждый дерзкий изгиб ее восхитительного нагого тела, которое совсем недавно казалось ему воплощением неприкосновенной божественной красоты, вспомнил ее твердые смуглые соски, ее упругую золотистую кожу, которая под воздействием солнца могла бы приобрести вызывающе смуглый оттенок. В его воображении всплыл девственно голый треугольник ее промежности: плоский животик, а в самом низу, между женственно округлыми сведенными бедрами распускается нежный цветок из двух пухлых белых лепестков и розового пышущего бутона. Теперь он был уверен, что будет обладать всем этим безраздельно, подчинять себе ее тело и использовать его для собственного услаждения, сколько ему заблагорассудится. «Трахать королеву и диктовать ей свою политику — весьма заманчивая перспектива» — подумал он, цинично щуря глаза и смакуя эту сладостную мысль. Все еще не выпуская ее лица, свободной рукой он отодвинул в сторону шелковистую волну ее пышных кудрей и прошелся кончиками пальцев, затянутых в перчатку, по ее шее и плечу, а затем и вдоль выреза ее лифа. Она почти задыхалась от его прикосновений и, стянутая тугим корсетом, рисковала лишиться чувств.

— Я прощаю Вас, моя королева, — великодушно молвил он, упиваясь собственным высокомерием. — Но, боюсь, случайности Вы теперь не можете себе позволить. Вы, верно, не представляете, как рискуете сейчас, доверяясь мне.

Часто моргая, пылая и задыхаясь от волнения, Шанталь смотрела в его синие глаза и пыталась найти в их холодном блеске ответы на свои вопросы. Только ничего прочесть в них ей не удавалось.

— Что ты такое говоришь, Верлен? Ты ведь... не собираешься меня предать? — в панике залепетала она.

— О, нет, Ваше высочество, — также спокойно проговорил он, склоняясь к ее трепетным влажным губкам и обжигая их своим дыханием. — Но Вы должны понимать, что я мог бы, как и любой другой. Поэтому Вам следует быть более осмотрительной и осторожной в выборе друзей, а особенно любовников, всегда оставаться начеку и уметь держать себя в руках.

Верлен погладил большим пальцем ее кругленький очаровательный подбородок, слегка приоткрывая ее ротик, затем медленно завел ладонь под тяжелые волны ее кудрей на затылке, а другой рукой крепко стиснул ее тоненькую талию, перетянутую жестким корсетом. Его губы влажно тронули ее губы, совсем неискушенные, никем еще не испробованные, податливые и невероятно нежные. Она понятия не имела, что делать, и эта наивность возбуждала его все больше, особенно когда он ощутил всю силу ее подавляемой чувственности. Он ласкал ее губки снова и снова, то едва касаясь их своими, то мягко вжимаясь в ее ротик, улавливая частые трепетные удары ее пульса. Дразня ее кончиком языка, он заставил ее наконец ответить на свой поцелуй и с жадностью требовать новых все более распаляющих движений.

Шанталь неловко ухватилась за камзол герцога, чтобы не упасть, но все равно едва держалась на ногах от страсти и страха, и, если бы не его руки, она давно упала бы в обморок. Голова ее кружилась, все тело горело, с губами творилось что-то невероятное — они превратились в неутолимый источник наслаждения, любое прикосновение к которому вызывало одновременно стыд, жажду, дрожь и слабость. Поверить в то, что тот самый холодный, неприступный, чопорный и строгий герцог Верлен, целовал ее сейчас так откровенно и вызывающе, было просто невозможно. Признаваясь ему в любви, девушка вовсе не ожидала от него подобной реакции. В книгах, которые она читала, на признания обычно отвечали признаниями и клятвами, а вовсе не подобными непристойными поцелуями.

Между тем сладкие губки и божественно совершенное полуобнаженное тело королевы распалили дерзкого молодого человека, который не привык останавливаться на столь невинных ласках. Он заставил себя оторваться от ее губ, скинул с ее плеча тончайшую бретельку кружевной сорочки, едва прикрывающей вздымающиеся над корсетом полные груди девушки, и обнажил одну ее грудь до соска. Будущая королева только безмолвно прятала глаза, растерянная, возбужденная, взволнованная и совершенно не знающая, что предпринять и как реагировать на подобную наглость. По всему его самоуверенному, нахальному и по-прежнему невозмутимому виду можно было догадаться, что никакие социальные условности его ничуть не смущают и не остановят. Насладившись красотой и растерянностью ее милого личика, ее обнаженных мягко очерченных плеч, ее упругих грудей с поднявшимися от возбуждения бутонами, Верлен снова впился в ее истерзанный ласками ротик жадным поцелуем, настойчивым и непристойно проникновенным. Одной рукой он принялся дразнить ее обнаженный сосок, поигрывая им кончиками пальцев, другой рукой он прижимал ее к себе с такой силой, что вырваться из его объятий казалось совершенно невозможным.

По мере того, как Шанталь теряла над собой контроль, герцог все более упивался своей властью над этой гордой кокеткой, мнящей себя будущей правительницей огромной страны. Ему было даже забавно думать о той истинной роли, которая будет ей отведена в ближайшие годы, пока она не окрепнет сердцем, не поумнеет, не наберется союзников и не начнет отличать врагов от друзей. А роль эта будет заключаться в том, чтобы слушать его, учиться у него, подчиняться ему, а теперь еще, естественно, служить ему преданной и исполнительной рабыней в постели. Сейчас эта глупышка даже не понимала, что Верлен был способен заставить ее полностью потерять над собой контроль и перейти все грани приличий — ее честь, ее жизнь, ее боль и блаженство теперь будут зависеть от его расчетливых планов и случайных прихотей. Возможно, она хотела его оттолкнуть, хотела возмутиться, хотела рассердиться, но вместо этого из груди распаленной девушки доносились тихие стоны впервые испытанного блаженства от мужской близости.

Наконец, повинуясь своей безотказной интуиции, герцог почувствовал, что время их подходит к концу. Взяв себя в руки и отстранив от себя пылающую и задыхающуюся от неудовлетворенного чувственного желания девушку, он отступил от нее на полшага.

— Вам нужно немного отдышаться, моя королева, — цинично вымолвил он, поправляя ее бретельку. — Будет крайне нежелательно, если весь двор увидит Вас в подобном состоянии.

Шанталь подняла на него округлившиеся от изумления глаза. На его губах играла насмешливая улыбка победителя.

— Да как Вы... как Вы посмели... , — едва справляясь с дыханием, пролепетала она.

— Я сделал лишь то, что Вы мне позволили, — услышала она жестокий ответ.

Во рту у нее пересохло от шока и обиды. Ее прекрасные глаза налились слезами, превратившись в расплавленное золото, а губы предательски задрожали. Не веря в услышанное, она отрицательно замотала головой, уже совсем готовая заплакать, и вдруг замахнулась на него, изо всех сил желая как можно больнее ударить его по щеке. Верлен молниеносно перехватил обе руки разгневанной принцессы и снова притянул ее к себе.

— Как Вы можете поступать со мной так?! — воскликнула она, беспомощно дрожа в его объятьях.

— Как «так»? — дерзко улыбался он ей в лицо, страстно лаская взглядом ее роскошные буйные кудри, ее восхитительные гневные глаза и ее истерзанные ласками сладкие губы.

— Я думала, что Вы с уважением и пониманием отнесетесь к моему признанию!

— Я хочу, чтобы Вы навсегда запомнили, к чему могут привести подобные признания красивой неопытной девушки мужчине, даже если она — будущая королева, а он — всего лишь ее покорный слуга. — Верлен сделал многозначительную паузу. — Особенно если она — будущая королева... Вы запомните?

Шанталь слова не могла из себя выдавить, все еще ошарашенная тем, что произошло между ними только что. Она не знала, не понимала, что она сейчас чувствует. Кажется, он оскорбил ее, унизил... Кажется, он поступил с ней непристойно... Она должна обидеться, позвать стражу, закричать, расцарапать ему лицо... Но сладкое пульсирующее ощущение между ног, пылающее тело, неистовствующее сердце, удушающее дыхание мешали ей обратиться к доводам рассудка. Она впервые узнала Верлена с такой стороны. Она впервые видела его таким бесстыдным, бесцеремонным, нахальным! Неужели она сама виновата в этой его перемене к себе? Неужели она допустила ошибку, признавшись ему в любви и дав ему повод чувствовать неограниченную власть над собою?

— Отпустите меня, Ваша Светлость, и убирайтесь! — гневно бросила наконец она, чувствуя себя опустошенной.

— Как скажете, Ваше Высочество, — улыбнулся он и отпустил ее, отступив с учтивым поклоном, и не без наслаждения окинув взглядом ее обнаженные груди, которые она все еще не успела прикрыть. — Уверен, что сегодняшнее мероприятие пройдет безупречно, потому что Вы не позволите себе ни единой ошибки и не дадите Вашим слабостям взять над Вами верх. Вы станете величайшей в истории королевой. Ваши подданные и их потомки будут прославлять Ваше имя во веки веков.

На этом он развернулся и молча удалился своей величественной походкой. Королева проводила все еще ошарашенным взглядом его высокую статную фигуру в черном до самой двери. Во рту все еще таял вкус его бесстыдного поцелуя. На груди кожа все еще помнила жар от прикосновений его пальцев в тонких узких перчатках. Низ живота переполняло мучительное неутоленное желание, между ног таяла горячая влага. Она никак не могла унять сердцебиение и учащенное дыхание, глаза щипало от набегавших слез, в груди все ныло от страха перед содеянным и от того наглого повелительного тона, каким он посмел отвечать на ее признание. Шанталь сжала руки в кулачки. Как он мог?! Этого ли она ждала от благородного, всегда такого сдержанного и почтительного герцога, мудростью и образованностью которого она всегда восхищалась? Он должен был преклонить колено! Он должен был благодарить ее за ее любовь и целовать ее руки! Он должен был клясться в своей любви! Да как он посмел указывать ей, что ей делать?! Казнить! Изгнать! Уничтожить! Самовлюбленный нахал!

Девушка изо всех сил пыталась взять себя в руки, понимая, что с минуты на минуту в ее покои вернутся все придворные. Нельзя было предстать перед ними в таком несобранном виде, иначе все они сразу же догадаются о том, что здесь только что произошло. Верлен... подлый змей! Она теперь никогда не забудет его коварства и больше никогда не позволит ему так с собой обращаться! Принцесса заставила себя несколько раз глубоко вздохнуть, окинула себя оценивающим взглядом в зеркале, натянула бретельки сорочки, поправила слегка выбившиеся из прически кудри, приложила к пылающим щекам ледяные ладони. Все. Теперь она окончательно пришла в себя, а впереди ее ждала коронация, за которой последует непрекращающееся двухнедельное празднество, во время которого каждый ее день расписан по минутам. Ей будет не до него, не до Верлена... она потом подумает, что с ним делать. В конце концов, отец наказывал ей всегда и во всем прислушиваться к его советам, уважать его и доверять ему... Нет, доверять такому типу она больше не сможет, но в память об отце готова проявить свое милосердие.

***

— Дайте Ее Высочеству еще минут пять. Она крайне взволнована перед предстоящей церемонией и желает помолиться в одиночестве, — бросил Верлен Обер-церемониймейстеру через плечо, даже не останавливаясь. От него тут больше ничего не зависело, поэтому он мог смело заняться другими делами. От того, как покажет себя сегодня эта девочка, многое зависит. Королева не имеет права терять самообладание ни от страсти, ни от предательства. Пусть же учится себя контролировать — ей предстоит нелегкая судьба, и она должна постепенно учиться преодолевать трудности.

***

Все пронеслось перед глазами Шанталь как ураган, полный жизни, красок и звуков. Одно действо тут же сменяло другое — шествия, балы, конные прогулки, фонтаны, фейерверки, китайские фонарики над парком; лодки на темной воде, украшенные цветами; концерты; столы, ломящиеся от яств; смех, улыбки. Она только и успевала что менять платья, повторять давно зазубренные речи, раскланиваться своим придворным и гостям и веселиться, веселиться от души. Все походило на прекрасный сон, который забываешь тут же после того, как откроешь глаза, но долго еще ощущаешь его приторное послевкусие. И вот, в один прекрасный день она проснулась в своей спальне одна, на рассвете, и никто ее даже не разбудил, потому что сегодня ей полагался заслуженный отдых без каких-либо определенных расписаний. На губах Ее Величества расцвела самодовольная улыбка. Она уже знала, что все прошло великолепно, что все королевство было восхищено ее умом, образованностью, красотой, воспитанием и обаянием. Весь двор рассыпался в комплиментах, все искренне ее поздравляли, учтиво кланялись и приносили присяги в вечной верности. Весь цвет аристократии явился выказать ей свое почтение и принести торжественную присягу. Вся Валарингия ликовала и праздновала вместе с ней. Ее правление без сомнения станет триумфальным!

Шанталь с наслаждением потянулась в своей шелковой постели и уже собиралась позвонить в колокольчик, чтобы вызвать к себе свою фаворитку, Маркизу Вейльскую, Мари, но вдруг заметила в своих покоях какое-то движение. Она вскочила от неожиданности, готовая в любой момент закричать, но тут же потеряла дар речи, увидев, что из глубины комнаты выступил не кто иной как герцог Верлен. На нем был бархатный черный костюм со строгим фраком, расшитый золотом розовый жилет, белоснежное жабо и кружевные плиссированные рукава. Черные как вороново крыло волосы были собраны в хвост, синие глаза испепеляли ее насмешливой проницательностью. Королева не говорила с ним со дня коронации, а видела его только неделю спустя на церемонии присяги, когда он преклонил перед ней колено, как и все прочие подданные, и сухо поцеловал ее руку в перчатке. На полсекунды она отважилась встретиться с ним взглядом, и тут же потупилась в смущении: он смотрел дерзко, надменно и повелительно, вовсе не так, как подобало смотреть на свою королеву в момент клятвы. Всеобщая суматоха и праздничное настроение тут же выветрили волнительные ощущения из прелестной головки юной девушки, и она забыла думать о Верлене. К тому же она знала, что он никогда не любил шумные празднества и предпочитал оставаться в тени. Краем уха она слышала, что он, вроде бы, был занят важными государственными делами и именно поэтому не показывался ей на глаза. Теперь вдруг воспоминания о недавнем инциденте перед коронацией нагрянули с новой силой, и дыхание у девушки невольно перехватило.

— Что... что ты делаешь в моих покоях?

— Я всего лишь желал напомнить Вам, что послезавтра состоится очередной Королевский Совет. Вам пора приступить к исполнению своих обязанностей.

— Вы могли бы напомнить мне об этом и в другом месте! Не было никакой необходимости являться сюда!

К своему удивлению, Шанталь не заметила на лице герцога ничего кроме надменной усмешки.

— Ваше Величество... , — ледяным тоном с расстановкой произнес он, — В Вашем положении я бы рекомендовал Вам не выказывать мне свой норов. Дело в том, что Вы понятия не имеете ни об истинном положении дел в стране, ни о сложной ситуации в международной политике, но самое главное — Вы совершенно не осведомлены о том, кто Вас окружает во дворце и чего Вам ждать от этих людей.

— От Вас, я так понимаю, мне точно не следует ждать ничего хорошего! — вспылила вдруг Шанталь. Она подскочила с постели, ее волосы буйным грозовым облаком разметались по плечам и спине, а с округлого плечика соскользнула свободная шелковая рубашка, сквозь тонкую ткань которой проступали затвердевшие соски. «Воинственное зрелище», — не без сарказма заметил про себя Верлен, размеренной походкой приближаясь к постели королевы.

— Не скрою, что от меня Вам тоже придется терпеть некоторые неудобства. Вашим капризам я потакать не намерен, и собираюсь добиться Вашего полного подчинения. Я не желаю подвергать опасности государственные интересы, идя на поводу у взбалмошной девчонки, так что придется Вам подальше запрятать свою королевскую гордость и слушаться меня беспрекословно. Уверяю Вас, на кону в том числе и Ваша жизнь, потому что едва ли находящаяся у власти аристократия легко признает Ваш авторитет.

— Да Вы... Да как Вы смеете говорить мне такое! — совсем севшим от шока голосом воскликнула в конец разгневанная королева, поспешно поднимаясь с постели, и готовая вступить в битву с этим самодовольным нахалом. Только она и шагу ступить не успела. Верлен в одно мгновение оказался рядом и легко толкнул ее назад на пуховое одеяло. Ей вдруг стало ужасно обидно от такого обращения. С ней никто никогда не поступал так грубо и незаслуженно! Подбородок ее дрогнул, на глаза навернулись слезы. Между тем, герцог стоял перед ней, упершись одним коленом в край высокого королевского ложа. Он, не спеша, стянул перчатки и начал расстегивать свой роскошный бархатный фрак.

— Что Вы делаете? — в панике воскликнула она.

— Собираюсь преподать Вам Ваш второй урок, Ваше Величество.

Фрак был отброшен в сторону. Шанталь попыталась встать, но снова была откинута назад, на кровать. Ей не было больно, но страх уже начал протягивать свои щупальца к ее трепещущему сердцу. Он заставил ее оцепенеть, лишил сил и голоса. Она ошарашенно смотрела на Верлена, который уже снял жилет и развязал на груди шелковую сорочку, чтобы она не стесняла его в движениях. Беззастенчиво любуясь красотой своей жертвы, Верлен склонился к ней, поймал за запястья ее слабо сопротивляющиеся руки и прижал их к постели, накрывая девушку своим телом. Он был таким горячим, тяжелым, сильным. От него так сладко пахло дорогими духами. Длинный густой хвост, в который были собраны его черные блестящие волосы, соскользнул из-за его плеча и коснулся концом ее обнаженной шеи, приятно ее щекоча. В мыслях Шанталь живо всплыл образ змея-совратителя из Ветхого Завета, уговорившего Еву вкусить плод запретного древа. Лицо Верлена — надменное, ухмыляющееся, самодовольное, поражало своей красотой, и Шанталь совсем растерялась, глядя в его пронзительно яркие, как синие гиацинты, глаза.

— Отпустите, — выдохнула она едва слышно, — Я приказываю!

— Ты не в том положении, чтобы приказывать, моя прелесть, — прошептал он ей в губы и медленно провел по ним языком, тут же заглядывая ей в лицо, чтобы видеть, как вспыхнули ее щеки, затрепетали ресницы и ротик удивленно распахнулся, чтобы вдохнуть побольше воздуха. — Хочу, чтобы для начала ты усвоила, что мужчина, которым ты не умеешь управлять, без труда сделает с тобой то, что пожелает, потому что мужчина намного сильнее тебя от природы. Поэтому никогда не переходи в наступление, если понимаешь, что защищаться тебе нечем или за тебя некому постоять.

Он еще раз горячо лизнул ее губы, потом тронул их своими губами, упиваясь их вкусом и ее свежим цветочным дыханием. Она снова залепетала что-то, пытаясь увернуться, но Верлен терпеливо ловил ртом ее ротик, пока, наконец, не заставил ее подчиниться его поцелую. Сквозь тонкий шелк белья, облегающего их тела, он чувствовал, как ее сердце мечется в груди, словно трусливая птичка в когтистых лапах кота. Насладившись ее губками, Верлен положил голову ей на грудь, чтобы вслушаться в его мелодичный стук.

— Вы же... сейчас уйдете, Верлен? — срывающимся голосом, задыхаясь и чуть не плача от волнения, прошептала она с надеждой.

— Разве ты хочешь, чтобы я ушел? — промурлыкал он, приподнимая голову и принимаясь медленно и очень нежно касаться губами ее упругих грудей. Глубокий свободный вырез рубашки кое-где распахнулся, и некоторые участки ее обнаженной кожи он отведал на вкус. Соски были скрыты тканью, но она не останавливала его — только дразнила и распаляла. специально для . оrg Верлен сквозь шелк сжал губами один ее сосок и легонько пощекотал его кончиком языка. Ее прижатые к постели руки приятно вздрагивали в железных тисках его захвата — едва ли это можно было назвать настоящим сопротивлением. Пытаясь добраться до второго ее соска, герцог зубами аккуратно сдвинул в сторону отделанный кружевом вырез ее ночной сорочки. Девушка трепетала от блаженства при каждом его движении и даже не находила, что ему возразить. «Как мило, — думал Верлен, — она такая наивная, совершенно не умеет скрывать свои истинные чувства. Пожалуй, настолько неискушенной красавицы у меня еще не было... »

— О, не надо... не надо, прошу... не смейте так делать! — жалобно скулила она и слабо выкручивала руки, вся извиваясь под ним и пытаясь выбраться из-под его крепкого мускулистого тела, пока он бесконечно долго посасывал ее золотисто-розовый чувственный бутончик, дразня его языком и нежно зажимая зубами.

Наконец молодой человек отпустил ее руки, сел перед ней на постели и стянул с себя сорочку, оставшись в одних только узких бархатных панталонах и чулках. Панталоны сейчас изрядно стесняли его в паху, но невинная девушка едва ли могла обратить внимание на такую деталь его внешности. Однако, он не без удовольствия отметил для себя, с каким жадным любопытством разгоряченная им королева обводит взглядом его стройный подтянутый торс, широкие плечи и мускулистые руки. Время церемоний прошло. Пришло время откровений и открытий. Верлен склонил на бок голову, желая поймать ее взгляд. Девушка лежала перед ним, все еще раскинув в стороны руки. Ее щеки пылали маковым цветом, малиновые губки так и напрашивались на непристойные ласки, упругие соблазнительные груди часто вздымались, истерзанные его ласками соски призывно торчали вверх румяными ягодами земляники.

— Очевидно, Вы поставили перед собой цель меня опозорить? — наконец не выдержала Шанталь, вновь вспомнив об опасности своего положения и рассердившись на его безвыходность, ведь Верлен был прав: что она может против его физической силы и обольщения?

— Напротив, моя прелестная Шанталь, — ласково улыбнулся коварный демон в образе прекрасного юноши. — Я хочу оградить тебя ото всех опасностей. Но для этого ты должна кое-чему научиться. Наивная девчонка не может управлять таким мощным государством как Валарингия, иначе ты сгоришь в этой борьбе. Ты должна стать женщиной — мудрой, хитрой, сдержанной, опасной, соблазнительной, желанной и недоступной. Тебя должны бояться и боготворить. Тогда я буду считать свою миссию выполненной. Вставай, — он протянул ей руку, помогая подняться и встать на постели на колени, как и он. — Сними с себя этот балахон. Ты такая красивая.

— Я... не могу раздеться перед тобой... , — пролепетала она растерянно, приведенная его речами в замешательство. Кто же он — друг или враг?

— С каких это пор ты стала скромницей? Еще вчера тебя не смущала и сотня подданных, заботящихся обо всех нуждах твоего тела.

Мысли Шанталь снова посетил образ змея-искусителя, а воспоминания об изгнании за первородный грех из рая привели ее в ужас, но молодой герцог был так прекрасен, так нежен и умел в ласках — она просто была не в силах противостоять этому соблазну.

— Наверное... я была ребенком... , — нахмурившись, пробормотала она себе под нос.

— Ты и сейчас еще не очень-то взрослая. Пока...

Верлен протянул руку и одним пальцем потер ее сосок сквозь ткань, наблюдая, как она невольно закрывает глаза и закусывает сочную нижнюю губку. Тогда он одним движением стянул с нее сорочку, отбросил ее в сторону и слегка притянул девушку к себе, давая соприкоснуться их обнаженным телам. Боже, как же ему хотелось просто затрахать ее до изнеможения, развратить ее сейчас же, немедленно, проделать с ней все те грязные и пошлые вещи, которые доставляли ему наибольшее наслаждение. Только с будущей королевой Валарингии нельзя было вести себя столь опрометчиво. С ней необходимо было проявить терпение, чтобы она раскрыла себя полностью — как страстная любовница, как красивая уверенная в себе женщина, как мудрая и властная правительница. Пожалуй, вся эта игра станет тяжким испытанием для них обоих: для нее — преодолением собственной скромности, ведь ее воспитывали в лучших традициях христианских добродетелей, для него — воспитанием собственной воли и выдержки, ведь он не привык иметь дело с девушками, которым необходимо было угождать, несмотря на их взбалмошный характер и темперамент. Соблазн немедленно превратить ее в свою рабыню для низменных утех был очень велик, но едва ли это было бы грамотным решением с точки зрения политики. Все-таки в ее лице ему нужен был опытный сильный союзник, а не пешка. Впрочем, до этого еще было далеко, а пока что он мог в полной мере насладиться ее невинностью.

— Я полностью в Вашем распоряжении, моя королева, — вымолвил он, лукаво улыбаясь краем губ и слегка отстраняясь от Шанталь, будто передавая всю инициативу в ее руки. Его томительно сладкий голос, насмешливый и высокомерный тон будоражили и раздражали ее воображение, ее нервы, ее ощущения. Он ведь не принуждал ее ни к чему. Он сотворил с ней нечто такое, отчего она сама подчинялась его желаниям, не давая ей образумиться, опомниться, остановиться.

Верлен положил ее дрожащие руки себе на грудь так, чтобы ее пальцы слегка касались его сосков, разрешая ей исследовать его тело. Шанталь с опасливым любопытством изучала его всего, лишь после внимательного осмотра позволяя себе прикоснуться к его коже. Вот она тронула короткий поперечный шрам слева между ребрами, пролегающий в пугающей близости от сердца. Вот ее пальцы проскользнули по большому кривому шраму на плоском крепком животе, чуть выше и правее пупка. Его мускулы казались ей стальными, а аристократически бледная кожа нежной, гладкой и беззащитной. Длинный ровный шрам от глубокого скользящего ранения огибал его атлетический торс сбоку почти от самой лопатки до низа живота. Шанталь изучила и его, пока ее рука не коснулась полоски из мягких черных волосков над туго стягивающими его узкие бедра бархатными панталонами. Герцог терпеливо выжидал, любуясь по-истине королевской красотой своей юной ученицы. Когда ее рука неосмотрительно тронула сквозь плотную тугую ткань его напряженный член, он слегка прикрыл глаза от блаженства, позволяя ей изучить и этот любопытный для нее предмет.

— Я хочу, чтобы ты тоже разделся... , — наконец решилась выговорить она, слегка срывающимся голосом.

— Еще не время, — отрезал он, поймал ее в объятья, скрутил в толстый жгут ее пышные кудри, потянув за них, откинул ей назад голову и губами стал изводить ее чувственный ротик жадными грубыми ласками. Вторая его рука сжимала и поглаживала ее полные груди. Всякий раз, как он задевал ее торчащие соски, она тихонько постанывала и инстинктивно изгибала свой стан, прижимаясь к его обнаженному торсу, словно похотливая уличная кошка готовая к соитию, а не гордая королева, наследница трона из древнейшего рода Вафает, правящего в Валарингии уже на протяжении нескольких сотен лет.

Верлен повалил Шанталь на постель, крепко прижался низом живота к ее животу, потерся о него возбужденным членом, осыпал поцелуями ее шею, плечи и груди. Постепенно спускаясь все ниже, он ласкал языком и губами ее плоский живот, ее женственно округлые бедра и, наконец, склонился над девственно-нежным цветком, сокрытым между ее скромно сведенными ножками. Белые пухлые лепестки с розовым еще не распустившимся бутоном блестели от нектара, но он упорно обходил их стороной, целуя гладкую нежную кожу ее упругих ляжек и наслаждаясь тонким ароматом ее возбуждения, пока девушка беспокойно металась на постели и нервно вздрагивала от каждого его чувственного прикосновения.

Герцог терпеливо дождался, пока жар ее стал нестерпим, и мышцы ног расслабились от его умелых касаний. Опершись на один локоть, он неторопливо поглаживал кончиками пальцев внутреннюю сторону ее бедра от самого колена до чувствительного сгиба в паху.

— Вижу, тебе нравится наша игра, моя королева, — промурлыкал прекрасный герцог, поймав взгляд Шанталь и улыбаясь своей самой обворожительной и коварной улыбкой. На его антрацитовые блестящие волосы лег луч теплого летнего солнца, пробившегося сквозь щель между задернутых штор. На его сильных плечах и красивых руках при каждом движении перекатывались упругие мышцы. Шанталь только сейчас заметила, что кожа на руках у него тоже вся была испещрена белесыми шрамами. Эти следы былых ран от каких-то неизвестных ей сражений совершенно не вязались в ее голове со всем его светским элегантным обликом, который она знала с детства. Неужели он действительно так опасен, как о нем говорят? Сейчас его синие глаза скрывали полуопущенные ресницы, и Шанталь совершенно не могла понять, что таит его взгляд. Боже, конечно, ей нравилось все, что он с ней делал! Только все эти ласки и поцелуи в конец ее измучили, а он словно и не собирался останавливаться.

— Верлен... , — силясь восстановить сбившееся дыхание вымолвила она, — наверное, уже полдень... меня скоро хватятся... Нас могут тут застать... Ты ведь понимаешь, чем это грозит?

— Чем же, моя беспечная юная королева? — сладко прошептал он, вдруг медленно проводя большим пальцем по влажному бутончику у нее между ног. Шанталь дернулась от пронизавшего ее блаженства, приподнялась на локтях и уже хотела свести ноги, но герцог не позволил ей этого сделать, с силой отодвинув в сторону ее колено.

Сама не зная почему, она подчинилась и замерла, в нетерпении ожидая новых прикосновений. Их глаза снова встретились. Герцог медленно провел языком по пальцу, которым только что ласкал девушку.

— Ты... ты... ведь понимаешь, — она нервно сглотнула, борясь с собственным волнением, — что я вынуждена буду обвинить тебя в изнасиловании, если нас застанут вместе... Тебя казнят за это. Ты ниже меня по происхождению, мы не женаты, и ты не имеешь права... , — Шанталь не договорила, потому что горячий язык Верлена медленно проскользнул по ее пышущему от бесконтрольной страсти цветку. Девушка часто задышала, распахнув малиновые губки, и жалобно пролепетала: «Пожалуйста, остановись... «.

— Меня казнят, только если ты подпишешь указ о моей казни... Уверена, что ты сможешь его подписать? — невозмутимо прошептали самодовольно ухмыляющиеся губы Верлена и прильнули к пульсирующему розовому бугорку между ее пухлыми белыми лепестками. Шанталь тихонько застонала, по коже ее побежали россыпи электрических искр, тело охватила слабость, и она откинулась на подушки, не в силах больше сопротивляться. Любое движение его губ и языка заставляли ее то извиваться от нетерпения, то замирать от головокружительного блаженного напряжения. Она впивалась своими острыми холеными коготками в тонкие простыни, перебирала пальцами свои шелковистые кудри, прижимала дрожащие руки к губам, чтобы не закричать от сводящего ее с ума экстаза. Верлен же был нетороплив, жестоко нетороплив. Его движения были ленивы и расчетливы, ведь теперь юная правительница, которая до сих пор считала его своим покорным слугой, позволила бы ему перейти любые грани, стоило ему только пожелать. Ее гладкая теплая кожа, мягкие пухлые губки и маленький трепетный бутончик, пульсирующий, горячий, постыдно влажный и невероятно чувствительный, будоражили его воображение, а ее вкус, казалось, впитывался в его кровь, заставляя ее вскипать и превращая его в безжалостного хищника. Лишь на несколько секунд герцог прервал свои ласки, чтобы аккуратно ввести палец в ее девственно чувствительную и нежную щелку.

— О, пожалуйста, Верлен, пощади меня! — вскрикнула Шанталь в ужасе, но тут же замолкла, прикусив нижнюю губку и в бессилии закидывая за голову руки: Верлен снова начал нежно посасывать ее бутончик, изредка щекоча его кончиком языка и продолжая медленно двигать рукой у нее между ног, лаская ее изнутри. Через несколько секунд он уже не без удовольствия почувствовал, как бедра соблазненной им королевы беспокойно двигаются навстречу его движениям. Ее страсть, ее чувственность, ее красота, ее ненасытность заводили его все сильнее, он ускорил темп, заставив девушку в бессвязном бреду блаженно повторять его имя и клясться ему в любви снова и снова.

«Маленькая дурочка... ведь это только начало... Что же с тобой будет потом? » — самодовольно размышлял он, ублажая потерявшую над собой всякий контроль прелестницу и чувствуя, что сам уже практически из последних сил держит себя в руках. И вот эта восхитительная ангелоподобная куколка, еще вчера считающая себя неприкосновенной святыней и всемогущей монаршей особой, уже кончала от его ласк, содрогаясь всем телом, сладкозвучно постанывая и бессовестно прижимаясь к его губам. Она просто истекала нектаром, и его тонкий нежный аромат и вкус приятно кружили молодому мужчине голову.

Пока Шанталь, обессиленная и смущенная собственными новыми ощущениями, свернулась калачиком, чтобы немного прийти в себя и собраться с мыслями после произошедшего, Верлен, не спеша, разделся за ее спиной. Нагим он пересек покои, подошел к столу, наполнил золотой кубок красным сладким вином из хрустального графина и вернулся к еще не отдышавшейся красавице. Окинув его быстрым взглядом, она поднялась на локте, машинально взяла бокал из его рук и отпила.

— Пей до дна, — приказал герцог, и повелительные нотки в его голосе заставили королеву сесть и подчиниться.

Пока она пила, Верлен грациозно, словно дикий барс во время охоты, скользнул на широкую постель рядом с Шанталь и разлегся на шелковых подушках, вальяжно откинув в сторону одну руку. Сейчас он не двигался, но почему-то все равно казался опасным и непредсказуемым.

— Иди сюда, — тем же приказным тоном вымолвил он, лениво улыбаясь. Поставив пустой бокал на прикроватный столик, девушка вдруг осознала, какую ошибку она допустила, бездумно выпив столько спиртного на голодный желудок. Тело ее ослабло, перед глазами все слегка поплыло, мысли совсем спутались. Она смотрела на прекрасного обнаженного молодого мужчину, лежащего в ее постели, и понятия не имела, что она теперь должна делать. Тем не менее, она послушно приблизилась к нему на четвереньках, склонилась к его лицу и невинно поцеловала его в губы. Это был какой-то естественный порыв нежности и сдерживаемой страсти. Герцог погладил ее подбородок и сдвинул в сторону ее пышные локоны, которые скрывали ее плечи и соблазнительно округлые груди. Глядя ей в глаза, он слегка склонил голову, ожидая, на что решится эта невинная пташка, попавшаяся в его когти, и теперь испытывающая по отношению к нему признательность за то невероятное удовольствие, что он ей доставил.

Шанталь ласкала замутненным взглядом его сочные насмешливые губы, красивые изгибы его сильной шеи и плеч, рельефные мускулы на его руках, груди и животе и чувствовала внутри себя легкую приятную пульсацию. Когда взгляд ее спустился ниже, ее щеки вспыхнули, и она снова склонилась к его губам, а затем стала покрывать осторожными поцелуями его гладкую горячую кожу, как до этого целовал ее он сам. Верлен не мешал ей, только слегка придерживал ее роскошные кудри, чтобы лучше видеть ее всю — робкую, нежную и страстную. Ему было щекотно ото всех этих кошачьих нежностей, и невыносимо хотелось удовлетворить свою похоть немедленно, но покорность королевы тешила его тщеславие и приятно раздражала нервы. Какой же возбуждающей была эта ее невинность, как сводила с ума...

Губки Шанталь остановились на его соске, язычок робко скользил по шершавой коже, пока она не покрылась упругими пупырышками. Тогда юная ученица слегка сжала его сосок белоснежными зубками, пока ее пальцы нежно гладили низ его живота. Наконец ее рука словно случайно прикоснулась к напряженному члену Верлена. Пальцы прошлись вдоль всего его ствола, коснулись чего-то влажного, бархатистого и горячего. Верлен судорожно вздохнул, но, впрочем, не подал виду, как он возбужден. Шанталь разжала зубки и села рядом с герцогом на колени, внимательно разглядывая новый интересный для нее предмет. Предмет этот был мощный, прямой, упругий, увитый вздувшимися венами, с крупной, четко выступающей яркой головкой. Почему-то его хотелось касаться... и еще попробовать его на вкус, ведь Верлен везде ласкал ее губами и языком, так почему бы ей самой... Эти мысли заставили Шанталь ужасно смутиться, покраснеть и почему-то усмехнуться краем губ. Она вспомнила, как приятно ей только что было. Все это в ее понимании доказывало, как не безразлична она Верлену...

Герцог наблюдал за Шанталь с насмешливым любопытством и хорошо скрытым нетерпением, а она несколько раз провела по его члену ладошкой снизу вверх, а потом погладила пальчиками влажную головку. По телу мужчины прошла едва заметная судорога. Шанталь понравился такой эффект, производимый ее действиями, и она продолжила медленно гладить влажную головку пальцами, самозабвенно закусив при этом нижнюю губку и беспокойно ерзая. Постепенно Верлен начал терять самообладание. Выдержав около минуты сладкой пытки, он вдруг поймал руку королевы за запястье и резко потянул ее на себя. Девушка упала в его объятья, дрожа от волнения. Ей хотелось новых поцелуев, новых ласк, новых открытий, но мужчина прижал ее к постели собственным телом, и ей стало тяжело дышать, а сердце опять опутал страх. Его твердый мощный член она теперь чувствовала животом, и герцог медленно терся им о ее шелковистую нежную кожу. Ему хотелось войти в нее, она уже стала доступной, ее ножки были покорно разведены в стороны, но торопиться с этим он все же не планировал. Не все сразу... необходимо было постепенно обучить ее всем играм...

Слегка подразнив ее поцелуями, он вдруг встал на колени, охватывая ее тело ногами, и выпрямился, демонстрируя ей всю мощь и красоту своего тела. Шанталь лежала под ним, взволнованная и покорная, его член возвышался прямо у нее над лицом.

— Хочу, чтобы ты запомнила одну важную вещь, моя прелесть, — заговорил вдруг Верлен хрипловатым от возбуждения голосом, — В постели ты всегда будешь моей подданной, моей рабыней, моей собственностью... пока не научишься ублажать меня так, чтобы я готов был тебе подчиниться...

Шанталь нахмурилась, упрямо мотнула головой, но все же не смогла сдержать лукавую улыбочку. Молодое красное вино все еще играло в ее крови, делая ее более раскрепощенной и веселой.

— Такие речи считаются изменой, и Вы об этом знаете, Ваша Светлость! Не забывайте, что я могу лишить Вас титула и всех Ваших земель, и всех Ваших привилегий! — выпалила она, с вызовом метнув надменный взгляд в лицо явно зазнавшемуся герцогу. Правда, лежать вот так, зажатой у него между ног, и при этом строить из себя его госпожу, было ужасно неловко и унизительно, поэтому она попыталась подняться. Однако Верлен, глядя на нее сверху вниз своими высокомерными сапфировыми глазами, только тихо рассмеялся, крепче охватывая ногами ее стройное гибкое тело и грубо перехватывая ее сопротивляющиеся руки.

— Маленькая дурочка. Лишишь меня титула — прослывешь любовницей простолюдина, да к тому же останешься без всякой защиты при дворе и попадешь на растерзание местным монстрам. Тогда плакала твоя безупречная репутация, ведь народ ждет от тебя мудрых решений и праведных поступков, — заявил Верлен совершенно серьезно, и его тон немного задел Шанталь, хотя она и не вполне понимала, о каких таких монстрах идет речь.

Девушка не нашлась, что на это ответить. Она была возмущена и снова попыталась вырваться, однако, мускулистый красавец, который почти сидел на ней верхом, ловко перехватил обе ее руки в одну и крепко прижал их к постели крест-накрест над ее головой. Второй рукой он взял свой член и стал водить вдоль него рукой, слегка передвигая его нежную эластичную кожу то вверх, то вниз. Выпитое вино лишало королеву сил и путало ее мысли, а Верлен сводил ее с ума своей красотой, физической силой, наглой самоуверенностью, дерзостью, и этой откровенной игрой перед самым ее лицом. Когда он стал касаться членом ее лица и губ, Шанталь попыталась увернуться, но Верлена это ничуть не смущало — он был бессовестно настойчив и откровенно безнравственен.

Нечаянно облизав губы, девушка ощутила на них что-то соленое. Этот странный вкус и едва уловимый запах будоражили в ней что-то дикое и соблазнительно притягательное, чему она не могла противостоять. Прикосновения Верлена к ее губам постепенно начали возбуждать и

дразнить ее, совсем как его поцелуи. Она невольно начала ловить его член губами и языком, осознавая, что он испытывает от этого такое же наслаждение, как испытывала и она, когда он ласкал ее.

Кажется, эта ангелоподобная бестия оправдывала все ожидания Верлена. Она оказалась необыкновенно чувственной, а вино вдобавок придало ей смелости и сделало покорной. Одурманенный ее красотой и невинной нежностью, герцог позволил себе расслабиться и в полной мере насладиться своим доминирующим положением. Слегка склонившись над Шанталь и крепко прижимая к постели ее руки, он медленно двигал бедрами, осторожно трахая королеву в алый ротик. Иногда он чувствовал, как по его члену нетерпеливо проскальзывал ее язычок, а еще ее милое личико выражало блаженство. Когда он начал входить в нее глубже, не в силах сдерживать свою страсть, девушка попыталась сопротивляться, но затем стихла и только тихонько постанывала, нетерпеливо извивалась под ним и прогибала тонкий стан. Возбуждение вновь завладело всей ее сущностью, но сладкая пытка стала наконец невыносимой для Верлена. Он крепко сжал до предела напряженный член рукой, вытащив его из ротика королевы. Несколько быстрых движений — и на пылающие щеки, алые губки, нежный круглый подбородок и изящную белую шею брызнуло его семя.

Шанталь удивленно смотрела на нависающего над ней прекрасного молодого мужчину — он тяжело дышал, его мышцы все еще были напряжены, а холеная гладкая кожа блестела от пота. Кажется, ей снова ужасно хотелось его ласк и поцелуев, только никаких сил для каких-либо действий у нее уже не осталось. Она попыталась освободить свои руки, чтобы вытереть лицо от чего-то влажного, но Верлену по-прежнему доставляла удовольствие ее беспомощность. Любуясь ее красотой, растерянностью и распутным обликом, он невольно рассмеялся от осознания собственного превосходства, нетерпеливо прикусил нижнюю губу, чтобы отвлечь себя от новых грязных мыслей и фантазий и, наконец, отпустил свою прелестную жертву. Шанталь поспешно села на постели и неловко вытерла губы и лицо руками, недовольно хмурясь и рассматривая испачкавшиеся пальцы. Герцог подал ей влажное полотенце, присел на край кровати и, снова притянув к себе свою юную любовницу, с жадностью и благодарностью поцеловал ее нежный ротик.

— Ты восхитительна, Шанталь. Мне, право, не хочется тебя покидать, но ты права — время позднее. Нам обоим пора заняться исполнением своих обязанностей.

Королева собралась было что-то ответить или спросить, но Верлен вдруг протянул вверх руку, и над их головами раздался тонкий мелодичный звон золотого колокольчика. Шанталь не успела опомниться, как в покои вдруг явился весь парадный штат ее придворных. У девушки перехватило дыхание, сердце упало, и все тело охватила дрожь. Слова ужаса и упрека застыли на ее распахнутых губах, но возможности их высказать у нее уже не было. Она впервые в жизни притянула к себе край шелкового одеяла и прикрыла им грудь, пытаясь при этом сохранить остатки собственного достоинства. Верлен же поднялся, нисколько не смущаясь собственной наготы, и принялся одеваться, как ни в чем не бывало. Шанталь заметила, с каким восхищением и смущением на него взирали ее молодые фрейлины, как вспыхивали их щеки и как опускались их трепетные ресницы.

— Подайте Ее Величеству ванну и завтрак, — приказал он, перед зеркалом поправляя пышные рукава тончайшей шелковой сорочки. Он вдруг снова стал тем герцогом Верленом, каким был всегда — хладнокровным, непроницаемым, безупречным, неприступным даже для королевы. Застегнув последнюю пуговицу на щегольском жилете и накинув великолепный фрак, он снова приблизился к постели королевы, приклонил колено и поцеловал ее дрожащую руку.

— Буду ждать Вас как обычно в библиотеке в четыре часа, Ваше Величество.

Шанталь машинально кивнула и чуть не расплакалась, когда герцог покинул покои, оставив ее наедине с ее свитой. Да что же это такое?! Что она посмела допустить?! Как могла?! Она всего пару недель назад была коронована знаменитой Кровавой Луной. Не многие были удостоены такой чести, и все с достоинством несли свой гордый титул до нее. Валарингия процветала, крепла, вызывая страх и зависть у соседей. Но сама Шанталь, кажется, всего за пару часов втоптала свой величайший титул в грязь! Она позволила собой воспользоваться как какой-то жалкой служанкой! Кто теперь станет ее почитать? Кто станет служить падшей королеве? О, подлый Верлен! Почему она позволила ему новые вольности?! В каждом лице ей теперь виделось презрение, насмешка и злорадство! Самым ужасным было то, что она лишь сейчас осознала, что герцог, возможно, лишил ее девственности. Сама она имела весьма смутные представления о том, как все это должно происходить, потому-то ей и вспомнились вдруг все его непристойные и опасные ласки. Господи, о чем же она думала?! В его присутствии она теряет разум, самообладание, силу, а он пользуется этим так, как ему заблагорассудится! Он играет с ней, издевается над ней! И он специально совратил ее своими ласками, чтобы всякое благоразумие улетучилось из ее головы! К тому же она и представить не могла, что он оставит ее таким вот образом, не объяснившись насчет своих намерений и предав их отношения огласке.

Все эти мысли вскипали в ее хорошенькой головке в течение всех двух часов, пока ее мыли, причесывали, одевали, прихорашивали. Как только она была готова, единственное, что она произнесла, это: «Все вон! ». Когда толпа послушно удалилась, Шанталь в панике заметалась по комнате, не зная, что ей предпринять и не смея покинуть свои покои из-за страха быть осмеянной всеми. Затем она заставила себя успокоиться. Ведь она королева! Не может же она не выходить из своей комнаты вечность, даже если и допустила какую-то ошибку. Она еще раз попыталась вспомнить выражения лиц всей ее свиты: вроде бы, в них не наблюдалось особых перемен. Все вели себя почтительно, были внимательны и исполнительны. Юная королева тяжело вздохнула, присела к столику и заставила себя съесть пару бисквитных пирожных с творожным кремом и свежей малиной, чтобы немного восстановить силы. Потом она осушила крошечную чашечку крепкого кофе, в который даже не добавила сливок. Он заставил ее болезненно поморщиться.

Подойдя к зеркалу, девушка снова увидела себя прежнюю — роскошную, разодетую в пух и прах самоуверенную красавицу, со сверкающими золотыми глазами, дерзко изогнутыми бровями, великолепными упрямыми каштановыми локонами и горделивой царственной осанкой. В сердце ее пылал огонь. Она обязана выяснить, что задумал ее могущественный и коварный наставник. Если он предатель, она выведет его на чистую воду. Если он любит ее, но ведет какую-то непонятную для нее игру, она выяснит и это. Королева дерзко вздернула подбородок, лихо оправила тяжелый шлейф платья из изумрудной парчи и два раза стукнула в двери. Те распахнулись перед ней, выстроившиеся в два рядя от ее покоев придворные почтительно склонились в поклоне, и юная королева отважно шагнула навстречу ожидающим ее опасностям и испытаниям.