Постельная дружба

Дела давно минувших дней,

преданья старины глубокой

(А. С. Пушкин)

А было это в конце семидесятых годов, прошлого века, в г. Владивостоке, в одной из служб военно-морского флота. Меня назначили с повышением на должность начальника отделения во флотской службе. Конечно, я мечтающий о дальних походах на кораблях флота, был недоволен тем, что вместо морской романтики я опять попал в рабочий коллектив, где в моем подчинении оказалось только два офицера и нескольких женщин. Все они были весьма знающими свое дело, и мне не предстояло учить их чему-то новому, так как свои дела они знали не хуже офицеров. Особенно выделялась своими знаниями и опытом Людмила Васильевна, яркая блондинка, с выточенной фигурой и весьма приветливым взглядом из-под ярко подкрашенных ресниц, на которые, наверняка подглядывали за ними, алых губ, постоянно ожидающие поцелуя. Она стала вдовой в тридцать лет, когда ее муж погиб при выполнении особого задания командования. Она была старше меня на три года, что почти выравнивало нас на не легких дорогах жизненного фронта.

Как-то, в начале одного из дней, ее не оказалось на работе. Я стал наводить справки, но сотрудницы успокоили меня тем, что Людмила Васильевна иногда побаливает особенно в конце месяца, когда она стала вдовой. Я приветливо смотрел на нее, когда она тщательно проверяла правильность исполненного моими сотрудниками одного из очередных донесений в центр, выделяя в документе те места, которые следовало бы подправить. Я смотрел через ее плечо, слегка оголенное вырезом платья, и балдел от запаха иностранных духов, которыми пользовалась эта гордячка и недотрога. Что удивляло меня в ней это ее бездонные голубые глаза, которые не только смотрели на собеседника, но почти что ласкали его лицо таким пристальным взглядом, что казалось, он, как рентгеновский луч, смотрит сквозь твое грешное тело. Но, как правило, этот взгляд был чарующим и подталкивающим тебя на подлинные подвиги жизни, но иногда он зависал на твоем лице недвижимостью с такой притягательной силой, что появлялось ощущение, что на тебя глазеет не прекрасной внешности и мягкой души человек, а взгляд питона на свою жертву.

— Эдуард Васильевич! Не ласкайте Людочку таким интимным взглядом. Женщина без мужчины, существо беззащитное, и жалкое. Лучше незаметно поцелуйте ее в шейку, когда вы сзади, но чтобы этого никто не видел, — похохатывали ее подружки, когда Людмилы не было в кабинете...

— Вот! Придумали уже целую любовь к несчастной вдовушке! — отмахивался я от сотрудниц, а сам думал, что оказаться в постели с такой красоткой наверняка каждый мужик мечтает, когда видит ее. Жизнь продолжалась тихо, словно спокойная речушка, слегка шурша по камушкам мелководья. Но вскоре я был потрясен словами одной из молодых сотрудниц, которая шепнула мне, по секрету, что нового мужа Людмилы Васильевны переводят в центральное управление ВМФ в Москве, а его жена остается тут, пока не решится проблема с их жильем в столице страны, тем более, что было указание с флотов не переводить в центр лиц, не имеющих в столице своего жилья. Проводив мужа, Людмила Васильевна как-то сразу обмякла и стала мало разговорчивой. Мы понятливо переживали, считая, что ее гулена капитан первого ранга попросту убегает от новой жены, уже мысленно, променяв ее на вертлявую двадцати пятилетнюю брюнетку из соседнего управления, где о ее поведении не судачил разве что самый ленивый из всех мужчин. Мне было жаль смотреть на нашу красавицу, так внезапно теряющую своего нового гулену мужа. Женщины нашего отдела, нашептавшись о мужском вероломстве в любви, заботливо ухаживали за нашей красавицей, стараясь отвлечь ее от печального факта о скорой потере ее мужа. И вдруг в одно утро позвонила наша красотка и пожаловалась подругам, что она приболела и просила, чтобы я навестил ее в удобное для меня время.

— А что купить нашей болящей? — спросил я, собираясь поехать домой к нашей бедняжке.

— Думаю, что ее развеселит рюмка армянского коньяка больше, чем любой презент, — заявила одна из сотрудниц, стрельнув насмешливым взглядом в мои сострадательные глаза. Вот только что мне сказать своей жене, когда она вечером зайдет сюда? — навострил я уши и тут же был удовлетворен хором сотрудниц о благом деле в помощи болящей, пообещав мне, что моя супруга будет проинформирована на высшем уровне, что означало: этой ночью я могу спать спокойно в чужой постели. Нет! Что ни говорите, но народ у нас на работе был очень внимателен к чужому горю и делал все возможное и невозможное, чтобы оказать помощь своему сотруднику.

И вот, нагруженный подарками, я стою у двери квартиры нашей красотки. На мой звонок послышался шелест тапочек за дверью и нежный голосок пропел:

— Кто там?

— Это я, ваш начальник, Людмила Васильевна.

— О-о-о! Рада вас видеть, шеф. Проходите, не стесняйтесь, будьте как дома, — она так стрельнула в меня своими голубыми глазами, что я почувствовал на себе взгляд питона, готового проглотить свою жертву...

... Я сидел в гостиной комнате, увешанный копиями картин некоторых великих русских художников, где вдруг обнаружил, что одна из них чем-то отличается от всех. На полотне был написан высокий старец-мужчина, перед которым на коленях стояла на полу шикарная женщина со слезами на глазах.

— А это чья работа? — повернулся я к хозяйке, кивнув в сторону этой картины.

— О-о-о! Сразу вижу специалиста по части живописи. — усмехнулась она, поставив передо мной серебряное блюдо с дымящимся шашлычком.

— Неужели это вы? — кивнул я в сторону картины.

— Угадали...

— А кто автор полотна?

— Каюсь! Это я...

— Гм... Да вы Рембранд Людмила Васильевна, — усмехнулся я, пожирая взглядом ее белую грудь так откровенно заметную в декольте ее ночного халата.

— Да, что вы, шеф! Это так. Просто первая проба кисти художника, — засмеялась она и так одернула свой халат, что обе груди, казалось, вот, вот, выпрыгнут наружу. Когда она повернулась и пошла снова на кухню, то я увидел две прекрасные голые ягодицы, выглянувшие на меня через откинутую прорезь в халате от талии до пяток.

— Ничего себе «кино»! — подумал я и почувствовал, как мой член начинает деревенеть и наполнятся силой страсти. Она принесла плов и тонко нарезанный хлеб. Все остальное уже было на столе. Она подошла ко мне вплотную, и я увидел, что ее белая коленка слегка раздвигает полу халата, помогая ей сесть на мои колени.

— Вы не возражаете, шеф? — улыбнулась она, положив ладонь на мою коленку.

— Что вы?! Я счастлив такой близости наших взглядов на все трудности нашей флотской жизни, — засмеялся я и положил ладонь на ее коленку. Она повернулась ко мне, губы у нее дрогнули, и она еле прошептала: «Поцелуйте меня, шеф! ».

— С великой радостью! — я прижал ее к себе так, что она укоризненно посмотрела в мои глаза, которые зашкаливали у самого верха ресниц.

— Я нравлюсь тебе, Эд? — еле перевела она дух после длительного и сочного поцелуя.

Я икнул и попытался ладошкой проверить, что у нее имеется в начале ноги, запустив руку уже между ее ножками...

— Не хулиганьте, Эд! Это будет потом, — засмеялась она и опять заткнула мой рот долгим поцелуем.

... Мы пили коньяк, закусывая пловом и ароматным шашлыком. Она так развеселилась, что после третьей рюмки прошептала мне на ушко:

— Раздень меня, Эд! Жарко...

— Что совсем?

— Сними халатик. Мне уже жарко...

Я снял с нее халат, и передо мной предстала сама Фрина на празднике Посейдона, то того красивым, белоснежным и очаровательным телом, которое, казалось, я видел на одной из картин в Эрмитаже.

— Разденься тоже, жарко, — ответила она и стала помогать мне раздеться до гола. Мы снова оказались на равных и после следующей рюмки коньяка, я просто уложил ее на спину на пышный ковер у камина и стал обцеловывать ее тело. Раздвинув ее волшебные ножки, я созерцал небольшой пушок на ее лобке и алую полосочку между ногами, на которой уже показались капельки интимной росы.

— Ты какую позу любишь больше всего? — шепнул ей на ухо.

— А у тебя какой величины твой «малыш»? — переспросила она, ухватив его ладонью и делающий возвратно-поступающие движения.

— Не знаю. Не мерил. Впрочем, женщинам он нравится...

— Тогда, давай! Поехали прямо в рай! — усмехнулась она, заткнув мой рот очередным поцелуем и насаживаясь на моего молодца.

— А минет? — вдруг я сам не поверил, что задаю такой каверзный вопрос.

— Будет после куни. Ты любишь куни?

— Нет слов! Обожаю...

— Тогда поступим так. Я ложусь сверху на тебя в позе 69 и наша пара будет готова к этому на равных. Идет?

— Людочка! Ты — гений! Давай! — прошептал я, помогая ей улечься на меня поудобнее.

— Поехали! — ответила она и так прижала мою голову своими белоснежными ляжками, что я чуть не задохнулся, и что-то промычал ей...

— Все, мой хороший. Соси, покусывай слегка, крути языком, как хочешь, а я пососу твой источник жизни, — засмеялась она и мы стали дергаться в указанных направлениях. Сколько было у нас обоюдных оргазмов, я не считал, было просто невозможно думать о чем-то другом, когда женская «мочалка» пахнущая модными парижскими духами натирает твои губы и заставляет тебя трахать ее не только языком, но и носом, от усердия которого трудно устоять любой женщине.

Это занятие продолжалось больше часа, пока нам обоим не захотелось пить. Мы решили сделать перерыв после первого тайма, надеясь, остальное проиграть в последующих.

— Эд! Скажи правду. У тебя — красавица жена, она любовница нашего адмирала, а почему ты ей изменяешь? — ее голубые глаза питона снова уставились на мои глаза.

— Секс надо обновлять! Иначе он приесться. Я знаю, когда она приходит домой веселой и счастливой после «работы» с адмиралом в его кабинете, когда все уже разбежались по домам, а она такая веселая, бросается мне на шею, шепча на ухо: «Трахни меня немедленно! Я так хочу тебя»... — и начинает срывать с меня одежду. И я так наезжаю на ее щелку, что она побаливает у не дня три, и ей тогда не до адмирала. А потом все повторяется вновь на более высоком и активном уровне... — я ясно объяснил тебе?

— Гм! И у тебя хватит еще сил после этой ночи оттрахать свою красавицу?

— Хватит или нет, но поработать приходиться. Так мы все устроены, только многие из нас несут тяжесть секса, сознавая всю необходимость этого, а другие — дураки, разводятся, не понимая, что от потери сексуального счастья они могут потерять весь смысл в своей жизни, если быть рабом нашей политики высокой нравственности...

— Вот. Я тоже давно думаю об этом. Но мужики попадаются такие, которые не знают все же чего они хотят. Высокой нравственностью мед на хлеб не намажешь. А мед зачастую продлевает человеческую жизнь. Не так ли, милый? — в ее глазах поблескивали слезы.

— Ты права, моя девочка, но мы еще не доехали до мысли, что «половая потребность не может быть нравственной или безнравственной, а только естественной, как любая физиологическая потребность человеческого организма», — ответил я.

— Кто же это так точно сказал? — ее глаза доверчиво пытались смотреть прямо в мои глаза.

— Август Бебель. У него есть книжка: «Женщина и социализм». Читала?

— Нет! — тяжко вздохнула моя милая девочка, — но обязательно прочту...

Прошло время, И все заметили, что Людмила Васильевна стала еще больше хорошеть. Наладился у нее с молодым мужем настоящий деловой контакт на сексуальной почве. Иногда мы встречали с ней и ее мужем праздники, засыпая вчетвером на ее огромном диване, пользуясь моментом осчастливить наших жен, которым очень понравилась наша постельная дружба, только одно было ограничение: не допускать беременность от любовника. Все же продолжение рода должно быть наследственным...