Вовка и дачницы. Часть 1

К соседской бабуле гости нагрянули. Точнее сказать не гости, а гостьи. Всего навсего мягкий знак, а как меняется звучание. Гостьи. Две женщины. Опять же уточнение: женщина одна, вторая молодая девушка. Оказалось, что это бабулина племянница с дочкой. Дамы городские, куды нам, лапотникам. И вновь уточнение требуется. Не такие уж они оказались гонористые. Да и зачем? Все мы, жители одной шестой части суши, от сохи. Любой горожанин имел в предках жителя села, кормящегося от землицы.

Дама, тётка Наталья, увлеклась огородом. Бабкины грядки отродясь не видали такого пригляда. Бабуля старая, ей уж не по силам раком над грядами стоять, а этой хоть бы хны. Одно лишь неудобство от этой активности: приличных размеров срака. Нет, против задниц, тем более женских, ничего против не имею. Скорее даже за. Приятное глазу зрелище. Только вот не тогда, когда у тебя перед глазами весь день эта демонстрация телес.

Дачницы же, чего с них взять, с городских. Растелешалась и весь день по огороду ходит в купальнике. А купальники ныне — срам сплошной. Ниточки-верёвочки, ничего не прикрывают. А Вовке за что такие муки — смотреть на это непотребство день деньской? Кто-то скажет: Не смотри, коль не нравится. Так ить нравится. Девки, что младшая, что старшая, не изработаны, тела налитые, в самом соку. А Вовка парень молодой, в полной силе. Насмотрится на такое непотребство и мучается стояком. Срамно сказать, но по ночам сны снятся такие, апосля которых трусы утром мокрые. И меньшая, Татьяной зовут, тоже от мамы моду взяла едва не нагишом ходить. А тут они видать узрели, что сосед с их участка глаз не сводит, так вовсе моду взяли в платьях или в юбочках ходить. Опять же кто-то скажет: Так и ладно, нервы спокойнее будут. И будет в корне неправ. Потому как под эти платьица дамы перестали нижнее бельё надевать.

Идёт, к примеру, Наталья по огороду. Чего-то наклонилась. И вся Вовкина нервная система враз порушилась. Потому как будто в широкоформатном кинотеатре Натальино естество на обзор выставилось. Нет, к тому, что деревенские бабы часто пренебрегают трусами Вова привык. Даже по малолетству старался заглянуть под подол. Те особо и не скрывались, но ежели открыто пялиться начинаешь, так и шуганут. А если искоса, то прокатывало. Создавалось впечатление, что им даже нравилось такое внимание. А что, жалко, что ли? Пусть пацанва поглядит, порадуется, да потом в каком закутке передёрнет гусака за шею. Удобно, что ни говори, без трусов. Авось кто и пощупает малость. Убытка никакого, а самой приятно.

Ну так то свои бабы, деревенские, привычные. А это же городские. Хотя какая бы казалась разница. Всё точно так же, вдоль, не поперёк. Ан нет, на городских как-то скорее западаешь. Может потому, что своих всегда можно прижать, пошарить за пазухой, под подолом. А эти вроде рядом, а не потрогаешь. А недавно так вовсе картина целая приключилась.

Наклонилась Наталья, а ветер возьми и 

дунь. Подол-то едва не на голову завернуло. Так не то, что пирожок видно стало, вся задница наголе оказалась. А она будто и не чует такое, так и стоит раком, позволяет Вовке любоваться своими телесами. Это куда же годится? Работать надо, по хозяйству управляться, а Вовка цельными днями только и делает, что на чужие задницы пялится. Так скоро бабка внуку окорот сделает. Благо что последнее время ей что-то не здоровится, так мало на улицу выходит, всё больше по дому. Постояла так, потом распрямилась, ахнула, вроде только что непорядок в одежде заметила, одёрнула подол и на соседский участок смотрит. Где там сосед молодой? Для него же это кино.

Так мало мама, доча тоже принялась кровь соседу пить. То в купальничке выползет на свет божий, который и не скрывает ничего. То вовсе нагишом загорать уляжется в кустиках. А что эти кустики насквозь просвечивают, так то вроде как и не примечает. А то вроде в платьице выйдет, а под платьем и нет ничего вовсе. Как и мама наклоняется, сама искоса через плечико поглядывает на соседский участок. Да ещё и приподымет подол, если сам не задирается. Одна морока Вовке с такими дачницами. А тут вовсе села на стуле посреди огорода, ноги расставила, а трусы, как обычно, не надела. Чего их таскать? Их беречь надо. Городские трусы чай денег стоят. Это не китайский трикотаж.

Сидит красавишна, письку свою светит. А писька голенькая. Ишь ты как у их в городе устроено. Письку и ту бреют. Что дочь, что мама. Мешают им волосы, что ли?

Бабка Нюша, соседка, к которой гостьи приехали, при нужде всегда Вовку звала на помощь. Кто старухе поможет. А Вовка парень деревенский, рукастый, с детства к разному труду приучен. Тут вот возникла нужда в соседской помощи, бабка и позвала соседа. Пошёл.

Быстро справился с работой. Там делов-то было раз плюнуть. Бабке платить нечем, да Вовка и не взял бы с неё денег. Не по-соседски это, не по правилам. Рыночные отношения до деревни ещё не дошли, пока по старинке живёт село. А вот накормить работника, или, хотя бы, чаем попотчевать, это святое.

Пока Вовка работу делал, ему не столько помогала, сколько мешала Таня. Ну да зато обзнакомились. Нормальная девчонка оказалась, не показывала свой городской гонор. Даже не обиделась на Вовку, когда обозвал её городской.

— Ладно, деревенский. Какая уж есть неумеха. Спасибо скажи, что хоть подать что-то могу. Жила бы в деревне, тоже бы всё умела. А в городе где научишься?

— Ничего.  — Вовка успокоил собеседницу.  — Поживёшь у бабушки, может чему и научишься.

— Нет.  — Татьяна отрицательно покачала головой.  — Это маме нравится ковыряться в земле. А мне ещё рано привыкать.

Тут бабка Нюша кличет чаёвничать. Пошли. В дом-то вошли, Вовка и ахнул, челюсть на пол уронил. В светёлке на диване, который хорошо видно из залы, где бабуля накрыла стол, Наталья лежит. Ладно бы просто 

лежала. Мало ли по какой причине человек прилёг. Устала, просто полежать захотелось, ещё что. Так она подол задрала и голую задницу выставила.

А что в дом кто-то зашёл, так ей вроде и невдомёк это. Бабка увидела, куда Вовкин взгляд приковался, прикипел, заворчала

— Натаха, ты бы срам-то прикрыла. Парнишка в дому.

Наталья лениво процедила, слегка повернув голову.

— В своём доме лежу как хочу. А парнишка что, баб голых не видел? Не видел, так пусть посмотрит. А видел, так ничего нового для него нет.

А Вовка и правда будто примёрз к одному месту, пошевелиться не может. Слишком уж шикарная у Натальи задница. В огороде вроде не такая была. А тут смотрит, отвести взгляд не может. Танька хихикать начала.

— Нравится мамина попа?

Да как такое не понравиться может? Шикарная попа, зачётная. Полная, круглая, ягодицы ровно пополам разделены, кожа чистая, ни прыщика на ней, ни пятнышка. Пухлые ягодицы переходят в крутые бёдра. Такую лишь гладить да целовать. Видать последнее вслух сказал, потому что Наталья сесть соизволила, платье на бёдра крутые натянула. Попыталась натянуть. Засмеялась тихонько.

— Вот ты какой, соседский Вова. Ну что сказать? Может и получится у тебя когда поцеловать и погладить. Таня, что молодого человека в дверях держишь? Проведи за стол и угощай. Я сейчас выйду.

Какой чай? У Вовки в горле ком стоит. В штанах тоже стоит. Кол. Вона как бугор выпер.

Наталья села за стол, Танюшка разлила чай, печенюшки к Вовке подвигает.

— Кушай.

Какой кушай! Проглотить ничего невозможно. Вовка старается спрятать предательски торчащий бугор в штанах, а женщины напротив будто бы стараются рассмотреть его, будто бы мысленно прикидывают размер и твёрдость. Чует парень, что не только уши, всё лицо горит. А эти заразы городские что-то спрашивают, Вовка что-то отвечает.

Наконец распрощался, отговорившись тем, что дома дел полно, выскочил за дверь и скорее к себе. О чём говорили, что спрашивали, что отвечал — не помнит. Перед глазами одно: Наташкина жопа. Мысленно Вовка эту задницу всяко поимел: и гладил, и целовал, и шлёпал, кусал тоже. Потом снова гладил и целовал. Всё моё! А чуть позже сделал с ней то, что старый обезьян делал с мартышками в анекдоте. И так её, и сяк, и вот так тоже. Ещё забыл вот эдак.

Чтобы не обходить по улице, перескочил через низенький заборчик и скорее за угол дома, скрыться из глаз соседок. А там едва успел вытащить из штанов своего младшего брата, как тот начал плеваться тугими струйками спермы. Будто вода из шланга, из которого Вовка огород поливает. В ушах зашумело, в глазах темнота, голова кругом. Ёпть твою маму! Да что же это?

Три разновозрастных женщины смотрели, как соседский парень перелезает через заборчик, какидёт к дому, скрывается за углом. Младшая спросила

— Мам, как ты думаешь?...

Женщина среднего возраста перебила

— Я не думаю, я знаю: наш отдых скучным не будет.

Бабка Нюша заворчала

— И не стыдно тебе? Ишо и девчонку подбиваешь?

— 

Тётя,  — Наталья повернулась к тётке,  — эта девчонка видела столько, сколько тебе в твоей деревне и не снилось.

— Так парнишку бы пожалела. Тока с армии пришёл, молодой совсем.

— В армии мужчины взрослеют быстро. Слушай, тётя, может ты сама на него виды имеешь? А что? Парень молодой, крепкий. У него, наверное, с телячью ногу будет. Если ещё и долго стоит, так ему цены нет.

Бабка Нюша заворчала

— Дура! Как есть дура! Куды мне, старой, об ентом думать?

Наталья засмеялась, крепко обхватила тётку, прижала к себе, рукой сдавила тёткин лобок

— Да не страдай ты, поделимся. Да и не такая ты старая, шестидесяти нет. Честно скажи — хочется? Ну правда, хочется ведь?

Бабка Нюша оттолкнула племянницу:

— Отстань, прилипала!  — Повернулась и пошла в дом.  — У самой свербит, так у всех должно так быть, что ли?

Наташка шлёпнула тётку по заду, заржала

— Тёть Нюш, да у тебя жопень не хуже моей. Тебя раком поставить, так ещё ого-го как смотреться будешь. Надо будет тебе купальник подобрать из моих, чтобы у соседа и на тебя вставал. Мы-то приехали и уехали, а ты тут рядом. Будет парень тебе прочищать водопровод.

Не обращая внимания на тёткино ворчание, задрала той подол

— Ты чо творишь?  — Тётка возмущённо взвыла, попыталась одёрнуть платье.  — Совсем сдурела?

Наталья отпустила тёткин подол, хихикнула

— И не сдурела. Проверила. Всё у тебя в норме. Будет тебя сосед раком трахать, только брызги полетят.

Тётка что-то ворча про испорченных городских, скрылась в доме. Танюха глянула на мать

— Мам.

— Успокойся. Сказала же — ты первая. А потом никуда от нас Вовочка не денется. Что-то я насквозь промокла.

— Я тоже.

— Тогда пошли, поиграем.

В комнате Наташка встала на коленки, потом почти легла, выставив зад. Танюшка привычно расположилась сзади матери. Наташка руками растянула ягодицы. Охнула, когда язык дочери раздвинул половые губки и проник внутрь в поисках клитора. Ещё раз охнула, когда дочкин язык прикоснулся к этой чувствительной ягодке, и закрутила задом.

— Таня! Танечка! Доченькааа!

Утром Вовка привычно справился с хлопотами по хозяйству. Во дворе всё прибрано, всё в порядке. Огляделся. Вроде бы и делать особо нечего. Чем день занять? Подумал и решил, что можно сбегать на реку, поставить пару-тройку донок, авось какая чокнутая рыбина и клюнет. Вытащил из кладовки снасти и сел на крыльцо разбирать. У бабки Нюши двери входные скрипнули. Интересно Вовке стало, кого в такую рань и куда несёт. Вроде бабка уже мелькала во дворе, а гостьи ранним подъёмом себя не утруждали. Ну да это если не приспичит нужда справить потребности организма. Видать Таньке приспичило, да шибко, потому что едва отошла от крылечка, как задрала подол и присела.

Они там все совсем приборзели. Мало было, что гостьи без трусов шастают по двору и по огороду, бабка трусы сняла, голой жопой сверкает. Если изредка шаловливый ветерок задирает подол, то видно. Может она и раньше трусы не особо привечала, кто знает. Просто Вовка раньше такого не 

примечал или не обращал внимания. Мало было две голые жопы лицезреть, так ещё и третья добавилась. У-уу, сволочуги!

Танька поссала, подняла голову и наткнулась на Вовкин внимательный взгляд. Даже отсюда было видно, как вспыхнуло её лицо. Не вставая и не делая попытки одёрнуть подол, зло крикнула

— Чего вылупился? И не стыдно подсматривать?

От такого несправедливого обвинения Вовка ажно поперхнулся. Это кто подсматривает? Дура! Не могла отойти подальше, да хоть бы осмотрелась, прежде чем голую манду светить. С детства не имел такой привычки подглядывать. Если, конечно, не получалось такого само собой, как вот с этой зассанкой-соседкой. Зло ответил

— А ты не показывай, я и смотреть не буду.

Танька подскочила, одёрнула платье и в дом, только жопа голая сверкнула. Специально, сучка, на крылечке подол на жопе задрала.

На шум из сараюшки выглянула бабка Нюша

— Что за шум, а драки нет? Вовка, ты чего с утра буянишь, постоялиц моих будишь?

Вовка буркнул:

— Как же, будишь. Сами проснулись. Села...  — Он подбирал слова с помощью которых мог бы описать своё возмущение несправедливым обвинением.  — Сама задрала подол, а я, вроде, подглядываю. Надо мне оно? Да и на что там смотреть?

Бабка увидела лужу, сделанную внучатой племянницей, покачала головой

— Вот же пройда, вот же зассыха, от крыльца отойти не могла.  — Посмотрела на возмущённого Вовку, засмеялась.  — И правда, чего там смотреть. Ни сиськи, ни письки и жопа с кулак. То ли дело у Наташки. Тебе же понравилась?

Вовка не ответил, лишь покраснел, вспомнив притягательную Наташкину жопу. Знатная задница.

Бабка подошла к изгороди, разделяющей их участки, поманила Вовку к себе, оглянулась на дом и тихо заговорила

— Вовка, я тебе чего скажу, только ты меня не выдавай.

Вовка прижал руки к груди:

— Могила! Ты же меня знаешь.

— Потому и говорю. Вовка, девки мои которо уж время без мужиков, вот и бесятся. Ты бы с ними поосторожнее. Нет, коли задумаешь вставить какой из них, а то и обеим, так я вовсе не против, я завсегда за, как на собрании в колхозе. А коли не хочешь, так шибко и не обращай внимания. Оне же, сучки, нарошно тебя дразнят. Им же самим шибко хочется, а как тебя на себя затащить и не знают. Ты, Вовка, вот чего, ты отдери их, сыми с меня головную боль. Отдерёшь али как?

Вовка впал в ступор. Он мечтал добраться до Наташкиной жопы, в она в это время мечтала подставить эту жопу. Вот так всегда и происходит, когда люди не говорят прямо чего хотят, а намёки некоторые тупоголовые соседи плохо понимают. Передёрнул плечами, будто оот озноба

— Да чо ты такое говоришь, баб Нюш? Наташка же... она же... Она же как бы взрослая баба.

Бабка перебила:

— Так взрослой больше и хочется. Так уж мы, бабы, устроены. Чем ближе старость, тем больше хочется, пока можется. А потом уж чего. Потом тока остаётся локти кусать, что в своё время берегла манду, как клад 

дорогущий, не давала, пока было можно. А теперь и дала бы, да кто возьмёт.

Вот же ещё одна кокетка. Вовка парень сердобольный, постарался успокоить бабулю:

— Да что ты такое говоришь, баб Нюш? да тебе ещё мужика какого найти, так ты ещё ого-го что сможешь сотворить. Да дурные мужики-то, которые на тебя внимания не обращают. Они же не понимают, что теряют. Ты ещё в самом соку женщина, в теле. Да такую, как ты, точнее уж тебя, коли поставить рак... Ой, извини.

Бабка засмеялась:

— Да ладно уж. Раком, говоришь? А чо, и постояла бы. Да вот хоть с тобой. Или на бабушку не встанет?

У Вовки от этих разговоров стоял уже давно. И не только от разговоров. Что бы там он не говорил про Таньку, перед глазами всё ещё стояла её голая мунька, исторгающая из себя жидкость. Да и бабкины речи усугубляли. У Вовки и без того фантазия буйная. Он вон когда книгу читает, так перед глазами разворачивается всё это действие в лицах. А уж бабкины откровения всколыхнули такие пласты фантазии, что того и гляди штаны лопнут. А поскольку крови в мужском организме ограниченное количество, получается, что когда набухает головка, головному мозгу крови не хватает. Потому и впал Вовка в некое подобие транса и не успел ничего сделать, когда бабка просунула руку меж штакетин изгороди и цепко ухватила соседского парня за набухший конец прямо через штаны. Тот и замер. Во-первых, было приятно. Пусть и бабкина рука, ну так женская же. Во-вторых, было бы большой глупостью кричать, что он не хочет, пытаться вырываться. Было ещё в-третьих, в-четвёртых и далее по списку. А бабка всё наминала Вовкин елдак, подойдя вплотную к изгороди, почти упёршись лицом в лицо.

— Вовка, а ить ты же хочешь. Вов, мне как раз в сараюшке надо чего посмотреть да изладить. Не заглянешь?

Вока прохрипел:

— Когда?

— Да хоть сейчас. Чего тянуть?

Совращающие разговоры племянницы с её дочуркой, не смотря на возраст уже прожженной, да их баловство в постели, совершенно случайно, а иначе и быть не могло, подсмотренные бабулей, воспламенили в ней огонь, который распространялся со скоростью лесного пожара.

И если до некоторых пор бабуля могла себя контролировать, то вт сегодня, прямо сейчас по какому-то наитию схватив молодого соседа за член, поняла, что загасить этот пожар можно лишь с помощью Вовки. Тем паче, что у него и шланг подходящий наличествует. Честно сказать, не такая уж и старая бабушка Нюша. Старой её скорее называют потому, что сама стала считать себя такой. Если бы была старой, организм бы не просил телесных утех. А вот сейчас, именно сейчас, она готова встать раком прямо здесь у изгороди и лишь вероятность того, что проснутся гостьи и смогут помешать, удерживало бабушку от опрометчивого шага. Но и долго ждать она не собиралась. И не испытывала стыда за то, что соблазняет молодого парня. Вон у него как 

стоит, ему надо. И ей надо. А что в возрасте, так говорят же, что хуй ровесников не ищет. Ещё раз поторопила парня

— Вов, пошли скоренько, не дай бог девки выползут.

Вовка перемахнул изгородь одним прыжком. Когда через калитку обходить? А бабуля уже скрылась в сараюшке. Вовка следом. Бабуля была в полной боевой готовности: стояла раком, спустив юбку до колен, выставила полную задницу, только вставляй. Вова и вставил. Драл бабулю самозабвенно, та лишь охала. Захрипев что-то нечленораздельное, спустил. Уффф!

И ничего не уффф! Его пожарный рукав, по видимому, бул неудовлетворён. Не весь пожар потушен, остались ещё очаги возгорания. И потому напор в нём не иссяк, остался на том же уровне и Вова, замешкавшись лишь на мгновение, продолжил работу по тушению бабкиного пожара.

В этот раз оба поняли, что опасности нового возгорания нет, разве что в будущем. Вовка мысленно радовался тому, что теперь есть с кем заняться сбрасыванием излишков напряжения. И что из того, что бабка Нюша намного старше него? Зато манда молодая и не расхлябанная, всё в меру: и размер, и теснота, и вообще всё. Ему подходит.

А бабуля радовалась тому, как удачно её внучка решила поссать во дворе, смутив парня, возбудив его. Будет драть её постоялиц, ещё как будет. Заодно и ей, старой, что-то перепадёт. Вон как разбуробил, всколыхнул забытое. Бабуля уже не помнила, каково это ощущать в себе крепкий мужской член. Грешна, старая, пользовалась всяким подручными средствами, да всё это не то. Ни одна замена не сравнится с молодым елдаком. А Вовка-то каков! Два раза не вынимая. Будет чем девок порадовать. Таньке не скажет ничего, промолчит, а вот Наташку порадует. И попеняет ей за то, что лишь дразнится. Смелее надо быть, решительнее. Вовка неук, да к тому же стеснительный. Пока сама не подставишь, он и не возьмёт. А там уж сама решает что да как. А по мнению бабули, надо подставлять парню везде, где можно, а особенно там, где нельзя. Сама вот в сарае дала. Непривычная обстановка возбуждает. Да какая непривычная. По молодости где её только не шпарили. На ферме вон бригадир был мужик, а доярки все сплошь бабы. Он и пользовался. Хочешь премию — становись раком. И ведь не смущался, кобелина, пёр едва не на виду у всех. А что? Всех и пёр по очереди.

Бабуля оправила юбку, Вова подтянул штаны. Едва вышли из сарая, тут же на крылечко вышла Танька, будто подсматривала. Вышла, на соседа глянула. Нет, не насмехается над её прошлым конфузом. Стоит спокойно и о чём-то с бабушкой разговаривает.

— Ба, а вы чего там?

— Да вот разговариваем. А чо?

— Да спросить хотела: помогать чего надо?

Бабуля засмеялась, похлопала-погладила соседа по спине и чуть ниже:

— Да у меня вон помощник уже всё помог сделать. Прям не нарадуюсь на него. И ловкий, и сильный, и умелый. Золото, не сосед. Тебе бы, Танька, такого мужа.  

Так ты же, поди, в деревню не поедешь. А Вовка в город не хочет.

Бабуля говорит, сама чувствует, как по ляжкам стекает Вовкино семя. Благо юбка почти до пола. Старушечья, как девки говорят. И что? Зато вот ничего и не видно. А в баню манду помыть она и позже сбегает. Зато какое приятное чувство наполнения, сладострастной истомы. Так бы и полетела, такая в организме лёгкость образовалась.

Танька лобик наморщила, думает. У неё есть чем думать? Думала уж и нет ничего, а оказывается ещё есть. Надумала что-то, улыбнулась:

— А у нас будет гостевой брак.

Бабка изумилась:

— Это как?

— А просто. Вова будет жить в деревне, я в городе. И по мере надобности будем встречаться.

Бабка зло сплюнула:

— Какие вы все в городе дуры. Разве таким мужика удержишь, когда ему кажин день надо.

Танька засмеялась:

— Да шучу я, бабуль, шучу. Оставь себе этого буку.

— И почему это я бука?  — Вовка возмутился.  — Поясни.

— Да вот стоишь и молчишь.

— Дак вы же разговариваете. Да и пора мне.

Повернулся на выход. Сейчас через калитку, вежливо. Бабуля поинтересовалась:

— А куды так торописсья?

— Да собрался пару-тройку закидушек поставить. Авось что и попадёт.

Бабуля зачмокала губами.

— Рыбка свежая вкусная. Охо-хо. Дед, бывало, приносил...

Вовка не стал выслушивать бабкины стенания. Старушка нашлась. В сарае вон как подмахивала, молодой не угнаться.

— Да принесу я тебе рыбки, принесу. Если что поймаю.

Бабка обрадовалась:

— Вот и ладно. Вот и хорошо.

Танька влезла:

— Вов, ты на реку собрался?

До чего городские глупые. Разве в огороде рыба водится? Не стал отвечать, просто кивнул. Танька взвизгнула:

— Ой! А с тобой можно?

— Пошли.

Вовке без разницы, а тут душа живая, поговорить можно будет.

Танька снова вопросы задаёт:

— А что с собой брать? А мы надолго идём?

Бабуля осердилась. Вокина сперма натекла на ляжки, засохла и теперь тянула кожу, та зудела. Ей бы подмыться, а тут эта егоза со своими вопросами.

— Дак бери одёжи тёплой, еды поболе. Вы же на неделю идёте.

Танька обиженно протянула:

— Ну бааа...

— Что ба? Вона река за огородом. Не успеешь просраться, а уже там.

Танька побежала на крыльцо, отворила двери и в дом. На бегу крикнула

— Вов, без меня не уходи, я мигом.

Бабуля сердито посмотрела вслед внучке, потом улыбнулась:

— Вот же егоза! Ты, Вовка, дурнем-то не будь. Разложи её тама на травке, да засупонь. Созрела девка, в хотенчиках. Али загни, как меня давеча.

Вовка хмыкнул. После произошедшего он стал свободнее разговаривать с соседкой. Общая тайна объединяет.

— Ну да, я загнул, а не ты сама встала.

— Ну и встала.  — бабка хихикнула.  — Дак у тебя тожить встал, вона как продрал, до сих пор зудит. Ладно, чего советы тебе давать, чай сам разберёшься. Тока ты потише там. Девка молодая, не окрепшая, не дай бог порушишь чего, а ей ещё рожать. Ты аккуратнее.

— Так это если даст.

— Кто? Танька не даст? Да у ней манда не просыхает. Она как тебя увидит, кипятком ссыт.  

Да ты шибко и не спрашивай. Загнул да засупонил и все дела.  — Засмеялась.  — Вот же я сводня, внучку подкладываю под мужика. Вов, ты ещё и Наташке засади. Вот и будет тебе полный набор. Ой, заболталась я, вона уже и Танька собралась.

Каждый пошёл своей дорогой. Вовка с Танькой к нему во двор за снастями, бабка в баню манду мыть.

До речки от огорода пара шагов. Не успели выйти из дома, а вот уже и река. С этой стороны обычно не было купающихся, потому Вовка смело ставил снасти, не опасаясь, что кто-то зацепится. Река делала изгиб и здесь образовался закуток почти без течения, мелководный, хорошо прогреваемый. Мальки пёрли к берегу, за ними крупная рыба шла полакомиться. На неё и рассчитаны снасти. Вовка размотал закидушки, добавил к ним пару донок, насадил наживку и забросил всё это в воду. Танька спросила:

— А рыбу когда будем ловить?

— А чо её ловить? Сама поймается. Или не поймается. Тут бабка надвое сказала.

— Я думала мы на удочку будем рыбачить.

Вовка посмотрел на рыбачку, спросил:

— Ты любишь удить?

— Я?  — Танька удивилась.  — Ни разу не пробовала. А что, можно?

— Вечером надо. Или утром рано. Сейчас клёва не будет.

Танька прошла немного по берегу, вошла в воду, побултыхала ногами:

— Вда какая тёплая. Сейчас бы искупаться.

— Так кто не даёт?  — Вовка удивился.  — Бери да купайся.

Танька возразила:

— Как купаться? Я же купальник не взяла.

— Как все.  — Парень не понял, в чём проблема.  — Раздевайся да купайся.

— Голая, что ли?

— А чо? У нас все так купаются. Не мочить же одёжу.

— Ты что, совсем? Как я разденусь перед тобой?

Ух, как глаза горят. Прямо молнии мечут. Вовка засмеялся:

— А как вы по двору ходите нагишом, так и тут.

Танька смутилась, через мгновение рассмеялась, ответила:

— Уел. Это не я. Это мама придумала подразнить деревенского увальня. Ты же не обиделся?

— А чо. Наоборот, красивые вы. И мама твоя. И ты.

— Правда? А ты приставать не будешь, если я разденусь?

И непонятно чего в этом вопросе больше: то ли надежда на то, что приставать не будет, то ли надежда на то, что всё же пристанет. Вовка пожал плечами:

— Ну дак не хочешь, то и не раздевайся. А я искупнусь.

После бабки Вовка не мылся и сейчас испытывал некий дискомфорт. Волосы на лобке слиплись, тянули. Да и запах никуда не делся. И как ещё девка его не учуяла.

Под удивлённым взглядом Таньки разделся, пошёл в воду. Та его окликнула:

— Вова! Не уходи без меня. Я сейчас.  — Торопливо начала стягивать с себя одежду.  — Я плавать не умею. Я боюсь, вдруг утону.

Вовка засмеялся:

— Да где здесь тонуть. Почитай до другого берега воробью по колено.

Но остановился, подождал соседку. А та схватила его за руку, словно уже тонула, шагнула в воду.

— Ой! Ой, мама!

— Да не трясись ты, не утонешь.

— Ты меня спасёшь? Мой рыцарь. Дай я тебя поцелую.

Они стояли 

в воде и целовались. При этом танька завладела Вовкиным хоботком и нежно наглаживала его, добиваясь реакции в виде эрекции. И ведь добилась. Вовка сам удивился: вот же буквально недавно два раза в бабку спустил, а он снова стоит. А Танька потянула Вовку из воды к берегу.

— Вов, пошли, я тебя хочу.

Танькину попу не сравнишь с бабкиной сракой, хотя в той тоже есть своя прелесть. Да и кунка у Таньки не в пример уже и мельче. И сама горластая. Вовка испугался, что Танькины вопли соберут всю деревню.

Всю не всю, а кому надо было, тот услышал. Наташка, приложив руку козырьком, смотрела в сторону раздающихся криков. Спросила у стоящей рядом тётки:

— Да что они там делают?

— Да чего непонятно?  — Бабка Нюша отмахнулась.  — Наяривает Вовка твою Таньку, вот та и орёт. Ай, горластая девка! Азартная! Ишь, как заливается. Чисто Русланова.

Наташка хмыкнула:

— Скорее Витас. О, кончает доченька.

— А ты почём знаешь?  — Бабуле стал интересно, как по изменению тона можно такое угадать.  — Она сама тебе сказала?

— Да нет. Просто она, когда кончает, всегда так кричит. Всё, замолчала. Ну, дочка, ну, молодец! Ну да я обещала ей, что она будет первой.

Бабуле стало обидно. Её, значит, не воспринимают всерьёз? А вот хренушки вам. Ухмыльнулась злорадно:

— Как же, первая. Раньше вставать надо. Кто рано встаёт, тому бог подаёт.

Наташка с изумлением смотрела на тётку.

— Тёть Нюш, ты хочешь сказать, что ты... Что вы...

— Мы, кто же ещё. Вас ждать, пока вы растележитесь, так у парня перестоит, потом болеть будет. Вы об ём подумали? Как же! Вот приходится бабке за всех отдуваться.

Наташка засмеялась, обняла тётку, сунула руку той под подол:

— Дай проверю. Ну, ты тётка у меня молодец! И как жеребчик деревенский? Как ты ему дать додумалась?

Бабка сердито оттолкнула руку племянницы, одёрнула подол:

— У себя проверяй, проверялка выискалась. Сами научили меня без трусов ходить, жопой голой сверкать.  — Махнула рукой.  — Да я и так без трусов ходила. А как дала? Да как все. Встала раком, он и засупонил.

— И как?

— Два рАза не вынимая.

Наташка округлила глаза, словно сова:

— Нихуяшечки!

— Ага. Вот и подумай, хватит ли вас с Танькой на парнишку-то? Али тётку на подмогу позовёте?

— А что? Пусть всех троих наяривает. О, дочп снова запела. Да что это за гигант секса такой?

— Сходи да подмогни доченьке.  — Тётка откровенно веселилась.  — Пусть Вовка при дочке тебя продерёт. А потом снова дочку. И снова тебя

Наташка помолчала, затем ответила:

— Предложение заманчивое, но пока нет. Пусть сначала каждую по отдельности. Групповушку ещё успеем замутить. Не ссы, тётя, ты в доле. Знаешь, я подумала, мы с Таней, пожалуй, поживём пока у тебя. Не прогонишь?

— А чо гнать? Места хватает. А на работу как, когда отпуск кончится?

— А машина на что? Да, тёть Нюш, всё забываю тебя спросить: А как ты относишься к лесбийскому сексу?

— Что за зверь такой?

— 

А вот пошли в дом, я тебе покажу.

И совсем скоро тётка Нюша орала и извивалась под умелыми ласками племянницы.