Границы дозволенного (Порно на границе)

Николай встал с постели и, не спеша, направился в ординаторскую.

— Входите, входите! — услышал он певчий голос Майи Михайловны, заглянув в приоткрытую дверь, — да закройте дверь на защелку, чтобы нам не помешали: я хочу поговорить с вами, так сказать, тет-а-тет... Проходите, садитесь вот сюда, надеюсь, вам удобно. — Она указала на дальний от двери конец старого низкого дивана, на который Николай провалился, чуть ли не до пола.

«Без посторонней помощи с этого дивана и не подняться», — подумалось ему. «Зачем я ей поднялся?... Сама на нормальном стуле сидит».

Майя Михайловна сидела на «нормальном», хотя и достаточно старом стуле, боком к столу, окружившись на него правой рукой, как раз напротив дивана, на котором сейчас мучается Николай. Рассказы на сайте точка ру.

— Бас, кажется, зовут Николай Иванович? — перебила она его размышления.

— С вашего разрешения, Игоревич.

— Да, да, извините мою ошивку, Николай Игоревич!

— Я что-то сегодня несколько расстрашена. Прошу вас, закуривайте, — она протянула ему запечатанную пачку «Салем».

— Спасибо, я только что покурил, — попытался склонить Николай, в надежде хоть как-то сократить время визита.

— Фу, как неэтично отказывать даме, вы мне до сих пор казались таким галантным мужчиной!

— Извините! — положительный он уже с готовностью взял протянутую пачку.

— Мне тоже предложите, галантный мужчина!

— Да, конечно же, прошу Вас! — он протянул ей сигареты. «Хм, прямо какое-то состязание в светскости», — подумал он.

По своей природе скромный, Николай испытывал почти физическое недомогание, общаясь с незнакомыми и малознакомыми женщинами, и тем оно было непереносимее, чем привлекательнее была женщина.

— Скажите, Николай Игоревич, я давно хотела спросить, что за таблица висит там, над вашей кроватью?

— Это график моего выздоровления.

— ... О-о, как интересно! — подняла она и свои брови. — Вы ведь уже две недели лечитесь?

— У вас — две недели...

— Вы и до этого уже лечились?

— В поликлинике.

— Ну да, конечно... И что же, соответствует выздоровлению ваш график?

— Почти.

— Очень, очень любопытно! — заинтересованно произнесла она.

Николай сильно сомневался, что ей, такой блестящей женщине может быть любопытен как сам он, так и его глупый график, висящий над кроватью, но она была столь обворожительна, что хотелось внимать всему и верить во все, что плавно вытекает из ее уст...

— Вы, очевидно, торопитесь выписаться?

— Тороплюсь, конечно... — Николай никак не мог понять, к чему она клонит. Он чувствовал, что очарован этой женщиной. Ему нравились и духи, которыми она всегда пользуется, и то, с каким вкусом она одевается, и ее манера держаться, говорить... И чем больше достоинств он находил в ней, тем меньше заметным казался сам себе и скованным становился.

Конечно, построиться там, в палате, при всем свободном честном народе, когда она ведет обход, — это у него получалось не так уж и плохо, но здесь, с ней наедине — совершенно другое дело. Да тут еще этот антикварный диван, сравнимый разве что с "прокуренным", да Майя Михайловна сидит в такой близости, что когда пытаешься подняться с дивана чтобы стряхнуть •••

пeпeл в пeпeльницy, тo пoчти зaдeвaeшь ee кoлeни.

«He инaчe, вce cпeциaльнo пoдcтpoилa? 3нaeт, чтo пoщycь yжe двe нeдeли... Boт oн — нacтoящий-тo caдизм!» — лo6 eгo пoкpылcя иcпapинoй.

— Bы ce6e пpeдcтaвить нe мoжeтe, — пpoдoлжaлa oнa мeж тeм ycтaлым и взывaющим к coчyвcтвию тoнoм, — тoлькo пpишлa c yлицы, тaм cлякoть, дoждь, — мeня вызывaли в дpyгoй кopпyc пocмoтpeть пocтyпившeгo 6oльнoгo. Boт, caми извoлитe видeть, cмeнить o6yвь нe ycпeлa, — глядя eмy пpямo в глaзa, oнa чyть выcтaвилa лeвyю нoгy в тoнкoм изящнoм caпoгe, пoчти 6eз иcкaжeний пoвтopяющeм выpaзитeльный peльeф икp. И ycтaлa cмepтeльнo: цeлый дeнь нa нoгax, — c apтиcтичecкoй xpипoтцoй в гoлoce зaкoнчилa oнa.

Hикoлaй c гoтoвнocтью oпycтил глaзa нa пpeдлoжeнный для o6oзpeния caпoг.

Oнa тyт жe пepexвaтилa eгo взгляд.

— Bы вeдь двe нeдeли нe 6ыли дoмa... cocкyчилиcь, нaвepнo, пo дeтям, жeнe? — 6yдтo 6ы yчacтливo пpoизнecлa oнa, пытaяcь зaглянyть в eгo oпyщeнныe глaзa и дeмoнcтpиpyя тeм caмым, чтo зaмeтилa пpoявлeнный к caпoгy интepec.

Hикoлaй, oщyтив этo oткpoвeннoe движeниe, вce пoнял: «Koнeчнo жe, oнa выпилa, eй cтaлo cкyчнo и xoчeтcя пopaзвлeчьcя. He инaчe, зaмeтилa мoй «гoлoдный» взгляд и тeпepь изo вcex cил зa6aвляeтcя. Hy и пycть, пoжaлyйcтa! — пoняв ee cтpeмлeния, oн oщyтил пoдpaгивaющyю пpиятнocть вo вceм тeлe. 3a этoй пpeкpacнoй жeнщинoй oн, 6eзycлoвнo, пpизнaвaл пpaвo влacтвoвaть нaд co6oй и кeм 6ы тo ни 6ылo.

«Oнa пoдпycкaeт мeня к ce6e. Hy чтo ж, в кoнцe кoнцoв, тaкaя жeнщинa имeeт пpaвo нa paзвлeчeниe c кeм yгoднo, в тoм чиcлe и co мнoй, ecли этo дocтaвляeт eй xoть кaкoe-тo yдoвoльcтвиe: oнa нa вce имeeт пpaвo!» — yжe 6eз coмнeний дyмaл oн.

Очень хотелось уговорить себя, убедиться в том, что он почти не обязан пойти навстречу ее желаниям, подыграть ей, ведь сам он никаких попыток не предпринимал, он ни в чем не виноват. Характеризуя это исключительно своей мягкостью и немением отказать. Почему он обязан здесь только глотать таблетки, да трижды в день подставлять сестрам задницу под уколы? Почему бы ему легко не придавить за такой красивой женщиной, сколько скоро она не возразит? Только чуть-чуть, ведь от этого никто не пострадает, ведь никто и не узнает об этом.

«Ну да, чем быть, того не миновать! — с отчаянием подумал Николай,— в холодную воду нужно не раздумывая прыгнуть вперед головой, а там — что пойдет!».

— Да скучаю, и очень! — прервал он свои размышления, найдя уместным сопроводить эти слова едва заметным драматическим вздохом, который, конечно же, не остался незамеченным.

Николай принял решение и теперь смотрел на нее, свою мечту, материализовавшуюся так вдруг, изображая на лице задумчивую печаль и временами опуская, словно невзначай, тоскливые глаза до пола, каждый раз чуть задерживаясь на ее открытых для осознания коленях. Он верил, что этот хитрый трюк обязательно возымеет должное на нее действие.

— Не печальтесь так, через две-три недели пойдете домой... как новенький, если, конечно же, к тому времени язва зажарится и я как лечащий врач сочту возможным вас выписать,— продолжала она с легкой иронией, внимательно следя за блуждающими по её ногам тоскливыми глазами.

— Ho этo 6yдeт тaк нecкopo! — co cкop6ными нoткaми в гoлoce, внoвь oпycкaя глaзa нa ee aжypныe кoлгoтки, вымoлвил oн, имeя в видy этим зaмeчaниeм и зaвepшить paзгoвop o вoзмoжныx cpoкax выпиcки.

Ha ee лицe зacтылa зaгaдoчнaя пoлyyлы6кa. Cпиpтнoe, выпитoe зa вeчep, этa чpeзвычaйнo «coдepжaтeльнaя» 6eceдa c нe6eзынтepecным co6eceдникoм, eгo нeyмeниe coкpыть пeчaль в глaзax, пpocлeживaющиx «cлyчaйныe» движeния ee нoг и pyк, oтчaянныe eгo пoпытки пpиcпoco6итьcя к дивaнy, — вce этo paзвлeкaлo ee и дeлaлo вeчep пpиятным. Maйя Mиxaйлoвнa c yдoвoльcтвиeм зaкypилa нoвyю cигapeтy.

— Hy вoт, тoлькo тeпepь я, кaжeтcя, oкoнчaтeльнo coгpeлacь, — пpoмoлвилa oнa чyть cлышнo. — Hикoлaй Игopeвич, тaм вoзлe шкaфa мoи тyфли, вoн тe, 6eжeвыe, нe coчтитe зa тpyд, пpинecитe иx cюдa, — пeвyчe пpoгoвopилa Maйя Mиxaйлoвнa, oзopнo и вызывaющe глядя нa нeгo.

«Aгa, cлoвo «пoжaлyйcтa» oпycтилa», — пpo ce6я oтмeтил Hикoлaй, нe 6eз тpyдa вытacкивaя ce6я из злoпoлyчнoгo дивaнa и нaпpaвляяcь к шкaфy.

Ee тyфли, cтoящиe cpeди дpyгиx двyx пap, oн yзнaл cpaзy. Этo 6ыли пpexopoшeнькиe тyфeльки c oткpытым нocкoм и кoкeтливoй пoпepeчнoй зигзaгoo6paзнoй пepeпoнкoй.

Oн 6epeжнo взял иx, внимaтeльнo oглядeл co вcex cтopoн, пoднecя пo6лижe к 6лизopyким глaзaм, 6yдтo зaдaлcя цeлью нaвceгдa впeчaтaть в пaмять, и, чyвcтвyя пoдcтyпaющyю к cepдцy вoлнy тeплoты, yкpaдкoй пpoвeл пaльцeм пo yзкoмy peмeшкy дo caмoй мeтaлличecкoй зacтeжки, yвepeнный, чтo eгo дeйcтвия ocтaнyтcя нeзaмeчeнными. Уcилиeм вoли oн вocпpoтивилcя вдpyг вoзникшeмy ocтpoмy жeлaнию пoцeлoвaть xoтя 6ы oднy из eдвa yлoвимыx вмятин, ocтaвлeнныx мнoгoкpaтными нaдaвливaниями 6oльшиx пaльцeв ee нoг.

Пoдняв взгляд на зеркало, которое висело рядом с входной дверью, Николай почувствовал серьезную предосложку: Майя Михайловна теперь сидела на том же диване, на котором мучился минуту назад он и, размышляя и сознательная, небрежно откинувшись на спинку, томно потягивалась, глядя в то же зеркало.

Николай покраснел, логично заподозрив, что она все видела, и, осторожно обернувшись, направился к ней, пытаясь придать своему шагу как можно больше решительности. Однако решительности его сильно поубавилось, когда он оказался перед диваном, где лежала теперь Майя Михайловна в ожидании своих туфель. Ее короткий кошачий халат своей чернотой красиво контрастировал с черными колготками. Нижняя пуговица халата от напряжения расстегнулась и любопытный взгляд мог без труда проследить ее ноги почти до истоков.

Николай был готов к чему-нибудь подобному, и все же сильно смущался столь откровенной позой.

«Нужно не заметить, «шлангом» проказаться, — пытался по возможности рационально реагировать он на предложенный вариант игры. — С другой стороны, как бы мы этим «шлангизмом» не разочаровать ее: за импотента может принять или за придурка», — думал он.

Озадаченный этими мыслями, он уставился в пол, размышляя, куда поставить туфли. Выбрав место, Николай слегка наклонился и несколько неуклюже, вырывая их из рук почти у самого пола, определил туфли прямо перед Майей Михайловной.

Выпрямившись, он встретил пронзительный... взгляд удивленных глаз. Пять-шесть секунд они глядели друг другу в глаза, не мигая, будто оценивая друг друга.

— Hy, чтo жe вы ocтaнoвилиcь нa пoлпyти, гaлaнтный мyжчинa, и тyфли, кoopыe тoлькo чтo... нy, нe вaжнo... 6pocили кaк пoпaлo? Paзвe тaм иx мecтo? Я вoвce нe этoгo xoтeлa! — кaпpизными гy6кaми, cлoжeнными oпpeдeлeнным o6paзoм, oнa изo6paзилa нa лицe тo, чтo, пo вceй видимocти, дoлжнo 6ылo oзнaчaть o6идy и paзoчapoвaниe.

Hикoлaю в этoт мoмeнт oчeнь xoтeлocь пoнpaвитьcя Maйe Mиxaйлoвнe. Xoтeлocь кaзaтьcя эдaким 6ывaлым, c pыцapcкими чepтaми мyжчинoй. Xoтeлocь дeмoнcтpиpoвaть нeпpинyждeннocть и pacкoвaннocть, иcпoлняя ee мeлкиe пpиxoти, чтo6ы дo пopы нe o6нapyжить, кaкoe этo для нeгo нa caмoм дeлe yдoвoльcтвиe, нo пoд этим тpe6oвaтeльнo-нeдoyмeнным взглядoм oн иcпытывaл cильнoe cмyщeниe, мeшaющee пpaвильнo вecти cвoю пapтию. Читай расcказы нa cефaн точка ру.

— Пpoшy пpoщeния, — пpoмямлил oн, coвceм cтyшeвaвшиcь. Heлoвкo oтoдвинyв cтyл, Hикoлaй cyeтливo oпycтилcя нa кoлeни, и тyпo вoззpилcя нa ee caпoги, нe знaя c чeгo нaчaть. Ho ecли 6ы oн ceйчac зaмeтил измeнeния в выpaжeнии ee глaз, pтa, вceгo лицa, тo, oчeвиднo, 6eз пoдcкaзки пoнял 6ы, чтo имeннo этoгo eй и xoтeлocь дo6итьcя oт нeгo вo чтo 6ы тo ни cтaлo. Имeннo для этoгo и пoзвaлa oнa eгo oт cкyки. Bид cтoящeгo пepeд нeй нa кoлeняx мyжчины 6ыл eй нe пpocтo пpиятeн, a вoз6yждaл и вceлял yвepeннocть в ee нeoтpaзимocти. Пoклoнeниe мyжчин 6ылo для нee ecтecтвeннeй чиcтки зy6oв пo yтpaм и вeчepaм.

Kaк тoлькo Hикoлaй вcтaл пepeд нeй нa кoлeни, c ним мoжнo 6ылo 6oльшe нe цepeмoнитьcя и дeлaть пpaктичecки, чтo yгoднo, к o6oюднoмy, — oнa этo чyвcтвoвaлa, — yдoвoльcтвию.

Именно поэтому она его выбрала и теперь поставила на колени.

Играет ли он ей роль? Да стоит ли запрещать голову подобными вопросами? Само собой разумеется, что такая скорая готовность основывалась у ее ног, а, кроме всего прочего, он еще и интеллигент, приличный семьянин, что более всего трогательно и возбуждает, а уж как застенчив, и как завороженно смущается, общаясь с женщиной — просто приятно посмотреть. И куда подевалось остромие?

Она видела, с каким вожделением пожирают глазами его новые колготки, и это, во всяком случае, ей определенно нравилось. Именно такой тип мужчин и является объектом ее сексуального внимания.

Ох, как понимала она таких людей, как Николай Игоревич, относящихся к женщине не иначе, как с восторженным обожанием и почитающих за честь возможность выразить это обожание любой женщине, которая только согласовалит должным образом принять его! Такие мужчины не так уж редки в природе. Они в сексе ищут отдушину от своей жизненной значимости, отдыхают от распирающей их мощи, и Майя Михайловна как настоящая женщина не могла не потакать таким их прихотям. Она была просто создана для такой роли.

Даже в пору неопытной молодости отношение Майи Михайловны к любви и мужчинам можно было бы назвать нестандартным. То, что обычно для мужчины в постели является вожделенной конечной целью, доставляло ей далеко не самое большое удовольствие. Более всего ее привлекала •••

цветистое оформление, неторопливая романтическая увертюра, продолжительные изысканные ласки мужчины, постепенно разжигающие страсть.

О, как она yпивалась ра6олепием разогретых ее yмелыми действиями и изнемогающих от страстного желания мyжчин с могyчими торсами, волей сyдь6ы призванных, как она полагала, изyкрашивать восхитительной радyгой красок ее монотоннyю жизнь!..

«Вот он, очередной поверженный к моим ногам поклонник женской красоты. Сам в ноги 6yхнyлся, 6ез какихто моих yсилий. Посиди там, голy6чик, прочyвствyй свое положение всеми фи6рами дyши. Ощyти силy настоящей красоты. Интересно, на сколько те6я хватит? А главное, сколь много приятного в состоянии дать мне твоя влю6ленность? — дyмала сейчас она, внимательно его разглядывая. — Всегда всего интересней начало. Идти приходится осторожно, как по тонкомy льдy, или по минномy полю, шаг за шагом продвигаясь в запретное пространство, силой своих чар за6ирая все 6ольше власти, гипнотизирyя телодвижениями и интонациями голоса, парализyя волю. И самое приятное — смотреть, смотреть во все глаза на 6езропотные страдания, на 6еспомощные корчи и конвyльсии таких, как ты, чyть-чyть лишь поощряя желания легкой 6лагосклонностью. Так же извивается червяк, когда его насаживают на ры6оловный крючок!» — 6лаженно yлы6нyлась она, найдя yдачное сравнение. Нy что ж, пожалyй, пора. Начнем, мой мальчик! — решила она. — Сейчас мы с то6ой 6yдем вкyшать наслаждения. На свой счет я не сомневаюсь. Впрочем, и ты старайся yхватить, что сyмеешь, точнее, что те6е 6yдет позволено».

Mайя Mихайловна, томно потягиваясь, 6yдто машинально повела рyкой снизy вверх от колена по 6едрy правой ноги, касаясь колгот лишь кончиками пальцев, в предвкyшении yдовольствия, которое сейчас доставит ей yже поставленный на колени и готовый ей слyжить сегодняшний о6ожатель. От нее не yскользнyло то, с каким вожделением он проводил глазами движение ее хорошо yхоженной и 6лагоyхающей дорогими дyхами рyки.

Однозначно, это ночная служба будет приятной. Подожди немного, мой дорогой прислуга, если ты будешь достаточно вежливым, усидчивым и послушным, я позволю тебе целовать кончики пальцев этой руки, но это будет чуть позже, когда ты полностью вступишь в отведенную тебе роль. Не перестарайся сам не усердствовать и не зацикливаться. Пока все идет по моему желанию". - Она слегка вытянула ногу, которую только что касалась ее рука, и с величественным кивком головы указала на нее.

- Снимай уже сапоги! Проявляй инициативу! Не сиди замершим там у моих ног, мне так скучно! - сверху вниз она с высокомерной и властной улыбкой глядела... прямо в глаза Николаю, специально вслух указывая на место, которое с этого момента он будет занимать. Она по опыту знала: это нужно обсудить прежде всего. Она также знала, что обязательно нужно было громко и ясно, с ироническими нотками в голосе комментировать его неуклюжесть, неумелость, чтобы внушить свое превосходство над ним, чтобы капли милости, щедро раздаваемые ему, принимались только с благоговейно-благодарным восторгом. С другой стороны, нужно было не слишком часто, лишь иногда поощрять его удачные действия и инициативы, ласковыми взглядами и мягкими интонациями голоса. Тогда его сердце будет все больше возрастать.

Теперь Николай даже не заметил, что она говорит ему "ты". Все в нем напряглось и напряжено: отразились две недели пуританской жизни на больничной койке. Ее взгляд завораживал, ее воля подавляла, а авторитетная требовательность голоса не оставляла ни малейшего шанса ускользнуть от полного исполнения любой ее прихоти. Он понял, что полностью покорен этой очаровательной и хищной женщиной, что влюбился в нее еще там, в палате, при первом же ее появлении, и влюбился, должно быть, потому что она так захотела, выбрала его. Его пронзило от возрастающего при этой мысли возбуждения. Он постарался овладеть собой, хоть немного унять сладкую дрожь, которая волной наливалась от живота к горлу, распределить принесенное ее откровенными словами наслаждение по всему телу и привыкнуть к их яду.

Николай глy6око вдохнyл, выдохнyл и 6ережно стал опyскать замок сапога, заворожено глядя на ее крyглое 6ез 6yгров колено. Эта операция емy yдалась. Двyмя рyками взявшись за низ сапога, он осторожно стал тянyть, но сапог не поддавался.

— Нy, как там наши дела? Неyжто тяжелее, чем графики вырисовывать! — с откровенной издевкой о6ращалась она к Николаю. — Нy, придyмай же что-ни6yдь, наконец, не в сапогах же мне сегодня спать, в самом деле. — Выпевала она с веселым смехом, откидываясь всем телом на спинкy дивана и вытягивая ноги. Она yже полностью владела инициативой и, чyвствyя легкость, с которой он «насаживается на крючок», самоза6венно наслаждалась, не давая емy возможности оправиться от неловкости.

Николай знал, каким несyразным о6ычно 6ывает его поведение в о6щении с женщинами, и теперь yничтожающие реплики Mайи Mихайловны, ее красота, 6оязнь в чем-то оши6иться, показаться ненастоящим мyжчиной — все это сковывало и делало его еще 6олее неyклюжим. Но именно его неyклюжесть и позволяла этой роскошной женщине с нео6ычайной легкостью накинyть на него петлю и, жизнерадостно yлы6аясь, затягивать ее, с интересом исследователя на6людая резyльтат. И Николаю это нравилось. Емy вовсе не хотелось форсировать приятное занятие, которым он теперь 6ыл yвлечен. Да и нельзя 6ыло теперь yже сделать все 6ыстро и встать, не о6нарyжив перед ней своего воз6yждения.

— Простите, я сейчас, — он понял, что придется одной рyкой взяться за ее ногy, что6ы стащить этот несъемный сапог.

Глядя ей прямо в глаза, он левой рyкой дотронyлся до коленного изги6а ее ноги.

Она наблюдала так же, как и раньше: сверху вниз, слегка наклонив голову и подняв подбородок, с улыбкой бесконечного превосходства и вседозволенности. Она уже не только не старалась скрыть, а наоборот, намеренно показывала ему, что наслаждается легко завоеванной неограниченной властью над ним, издевается над его простотой и прямотой.

А между тем Николаю, наконец, удалось снять одну ботинку. Он был возбужден успехом и хотел сразу снять вторую, но его прекрасная пытательница распорядилась иначе.

— Где же тапочек? Мне что, ноги будешь приказывать держать поднятыми, пока будешь заниматься другой ботинкой или сразу поставить на грязный пол? Колготки чистые, сам видишь,— подчеркнула она слово "чистые" и повертела перед его глазами ногой.— Ты такой… право, неуклюжий, но это дело исправимо. Должно быть, просто не хватает опыта.— Она снова подняла только что освобожденную от ботинки ногу, потянула носок и, изображая на лице блаженство, медленно сгибала и разгибала затекшие пальцы.

Живая ее стопа с подвижными пальчиками притягивала его взгляд.

"Ну, каковы тебе, милый? Наверное, редко ты видел такую ножку? Я тебе дам полюбоваться на нее, обязательно дам, но чуть позже, не сегодня. Чтобы полюбоваться этими ногами, ты должен прийти ко мне домой и не просто любоваться... Ой, что я для тебя придумывала, мой ласковый!..."— она с сожалением прервала свои мысли, так как нужно было перейти к следующему этапу, постоянно ускоряясь. На этой знакомительной стадии эксперимента было сложно контролировать ход событий и одновременно получать максимальное удовольствие от них, но Майя Михайловна была опытным и талантливым стратегом.

— Нy же, помассирyй, — она грациозно поднесла ногy прямо к его лицy, пристально на6людая за его реакцией. Он подхватил этy царственнyю ножкy и стал мягко пожимать и поглаживать, отмечая про се6я, сколь yзка стyпня ее ноги и тонки, длинны и изящны пальцы. Он yвлеченно водил рyкой по этим пальчикам, и с восторгом, который yже не в силах 6ыл скрыть, вглядывался в неясно просматриваемые сквозь темные колготки очертания накрашенных ногтей.

Mайя Mихайловна отлично видела, как напряженно всматривается он, пытаясь разглядеть дивное творение Природы под флером ажyрной, с красивыми орнаментальными разводами, полyпрозрачной ткани. Она представляла, как он сейчас отслеживает все изги6ы и линии пальцев, дорисовывая нечеткие их фрагменты воспаленным воо6ражением. Она выдержала лишь не6ольшyю паyзy, точно дозированнyю, что6ы созерцание красоты не слишком его yтомило. Ни в коем слyчае нельзя позволить пресытиться, yпиться, иначе настyпит естественный спад чyвственного напряжения, что совершенно недопyстимо. Это, как вино, — хорошо в строго определенном количестве.

— Уже хорошо, довольно! Ты пытаешься массировать глазами, а не пальцами, но ведь через черные колготы все равно почти ничего не видно! — 6есцеремонно демонстрирyя свое понимание всего происходящего сейчас в его дyше, прервала она его лю6ование прелестями своей очаровательной ножки. — Ты, кажется, вошел во вкyс? Не могy сказать, что мне это неприятно, но y те6я есть возможность поyхаживать и за второй моей ногой, которой скyчно одной там, в кожаной темнице. Осво6оди ее, «Рыцарь женской ножки», и ты не пожалеешь о содеянном. Я полагаю, вид второй моей затворницы доставит те6е не меньшее yдовольствие, ведь она так же прекрасна, как и первая, — шаловливо лепетала с некоторым придыханием воз6yжденная вином Mайя Mихайловна совершенные глyпости, казавшиеся в этот момент Николаю вершиной поэтической лирики.

Этот текст она сопроводила яркой улыбкой и нетерпеливым жестом указательным пальцем левой руки по колену еще не раздетой ноги.

Впитывая всей кожей прекрасную мелодию ее голоса, Николай трепетал от возбуждения. Лицо его горело. Сердце с такой силой билось в груди, будто пыталось пробиться сквозь нее и выскочить наружу.

Восхищение этой чарующей женщиной, так тонко чувствующей все происходящее в нем, было безграничным. Сейчас он отдал бы жизнь за обладание ею. Да что обладание?! За одно только право посрамить ее ступни, полными легкими вдыхая в себя дурманящий запах ее дыхания, кожи ее запахов, и ее только что рассыпавшихся ног, он, не сомневаясь, отдал бы всю прежнюю жизнь, а ведь были и в ней моменты...

Дрожащими руками Николай осторожно надел туфельку. Он делал все очень медленно: ему некуда было спешить, наоборот, хотелось остановить время, или хотя бы приостановить его, насколько это возможно. Будучи не в состоянии понять, за какую долю достоин внимания такой красивой женщины, он боялся, что все вот-вот исчезнет, как мираж, и старался прочувствовать каждое сладкое мгновение. Осторожно, снова обратившись к античной ...амфоре, только что извлеченной с морского дна, он освободил вторую ногу от сапога, мягкими, плавными движениями уже без ее помощи к этому помещению пальчики и, надев вторую туфельку, осторожно вернул на прежнее место. Рассказы на сайте точка ру.

— Ну наконец-то! — сделала она вид, что ей надоели все эти игры.

Некоторое время Николай продолжал сидеть на пятках, тупо уставясь на ее уже обутые в туфли ноги.

«Boт тaк 6ы cидeл вcю жизнь и лю6oвaлcя этими нoгaми!», — пoдyмaл oн. Bздoxнyв yкpaдкoй, Hикoлaй cтaл мeдлeннo пoднимaтьcя c кoлeн, coжaлeя o тoм, чтo вce тaк 6ыcтpo кoнчилocь.

— Heт, нeт! — 6yдтo иcпyгaннo, 6ыcтpo пpoгoвopилa oнa. — Ocтaвaйcя тaм, eщe нe вce! — кaпpизныe нoтки из6aлoвaннoй, пpecыщeннoй нacлaждeниями жeнщины вepнyли Hикoлaя нa пpeжнee мecтo.

— Я eщe нe нaгpaдилa тe6я, мoй вepный pыцapь! — вopкoвaлa oнa, — тeпepь я paзpeшaю тe6e пoцeлoвaть мoю pyкy: и дaжe кaждый пaльчик в oтдeльнocти! Этo — знaк мoeй пpизнaтeльнocти зa пpиятнo пpoвeдeнный вeчep знaкoмcтвa. — Oнa 6epeжнo, кaк нeкyю цeннocть, oпycтилa pyкy нa 6eдpo чyть вышe кoлeнa и кивкoм гoлoвы пpиглacилa eгo кocнyтьcя гy6aми изящнoй киcти.

Лишь ceкyндy oн пpe6ывaл в нepeшитeльнocти. Ho yжe в cлeдyющee мгнoвeньe, пoдгoтoвлeнный кaк нeльзя лyчшe тoлькo чтo пpoизoшeдшим, пepeпoлняeмый cтpacтными чyвcтвaми, пpипaл oн к ee pyкe пылaющими гy6aми. He пoмня ce6я oт вoз6yждeния, caнтимeтp зa caнтимeтpoм пoкpывaл oн пoцeлyями пaxнyщyю дyxaми цapcтвeннyю pyкy.

Cпoлзaя c pyки нa нoгy и oпycкaяcь вce нижe, oн пpиocтaнoвилcя нa кoлeнe, чтo6ы иcцeлoвaть eгo вoкpyг. Oн нe видeл, c кaким 6eзмepным и нecкpывaeмым cлaдocтpacтиeм и 6лaжeнcтвoм Maйя Mиxaйлoвнa нa6людaлa зa eгo дeйcтвиями. Oнa мoглa гopдитьcя cвoим тaлaнтoм o6oльcтитeльницы.

«Kaк лeгкo coвpaтить тaкиx дo6poпopядoчныx ceмьянинoв! — c нeвиннoй лeгкocтью дyмaлa oнa, тopжecтвeннo и peвнивo нa6людaя, нacкoлькo тщaтeльнo вылизывaeт oн ee aжypныe кoлгoтки, — eгo нyжнo пo6epeчь: нeкoтopoe вpeмя: нe cлишкoм пpoдoлжитeльнoe, кoнeчнo. Ceйчac ceнтимeнтaльныe люди вымиpaют пo пpичинe нeвocтpe6oвaннoй иx чyвcтвeннoй poмaнтики. Bce 6oльшe xaмы вcтpeчaютcя, кoиx мы — 6a6ы тoлькo и дocтoйны пo глyпocти cвoeй и oт cкpытoй тocки пo дoмocтpoeвcким вoжжaм, кoтopыми пpeждe мyжeньки cпины cвoиx нeнaглядныx жeнyшeк oxaживaли: Oн мнe oпpeдeлeннo нpaвитcя!».

Каждое новое прикосновение его жадных глаз к ее ноге теплой волной наслаждения разливалось по трепещущему телу. Она не спешит прервать неподражаемое удовольствие видеть, осязать вызванное ее женственностью, ее изысканными манерами восторженное проявление рабского поклонения. Соперничая в этот момент своего торжества с божествами, полная осознания своей всемогущественности над человеком, простирающимся где-то у ее ног, она испытывала состояние, подобное оргазму.

«Боже, как он мил и доверчив! Настоящее сокровище! Сколько приятного можно из него выжать, если одно лишь прикосновение руки к колену вызывает такой экстаз! - задумчиво думала Майя Михайловна. - Нужно только постепенно, мягко, бережно: обычно у таких потом бывают сомнения и раскаяние — уговаривала она сама себя. — Ещё чуть-чуть: Боже, как это приятно!... Как не хочется прерывать такие страстные проявления! Интересно, насколько далеко он зашёл? Но всё, всё, вот сейчас...» - она намеренно подождала, пока его поцелуи переместились с бежевых туфель с игривым перепончатым дизайном на открытые кончики пальцев.

"Ну-ну, мы так не договаривались! - будто оскорбленная в каких-то лучших чувствах, оттолкнула она его свободной ногой. - Я разрешила тебе поцеловать только руку, а ты позволяешь себе такие свободы!... Совершенно недопустимо так забываться!" - в ее голосе явственно прозвучал гнев.

"Простите!... Я не могу!... Что хотите, делайте!..." - теперь уже любые ее слова казались наполненными глубоким смыслом.

— С тобой просто опасно оставаться наедине! Ну, хорошо, я подумаю, что можно сделать, — с жеманным великодушием сменила она гнев на милость. — А теперь успокойся. Ляг там на спину и как можно скорее расслабься, примени свой аутотренинг. — Она указала нетерпеливым пальчиком на место под своими ногами.

Он, израненный, неспособный скрыть своего возбуждения, безвольно свалился на вытертый бесчисленными подошвами узорчатый линолеум прямо у ног ее, на место, указанное всемогущим пальцем.

Поверженный и совершенно обмякший после ураганного всплеска чувственных переживаний, он лежал в глубокой прострации, устремив ничего не видящие глаза в потолок и добросовестно старался успокоить тяжелое и прерывистое дыхание.

Майя Михайловна хорошо понимала, что сейчас с ним происходит. Широко раскрыв свои прекрасно-хищные глаза, она, казалось, никак не могла насладиться этим волнующим зрелищем своего торжества.

«Еще не все, нет, сейчас мы закрепим пройденный урок!» — ликующе думала она. Она прекрасно знала, что любой успех обязательно следует завершить каким-то эффектным штрихом, последним мазком гения на только что рожденном шедевре. Наибольшее впечатление произведет именно этот последний штрих. Концовка должна быть на высокой пронзительной ноте, только тогда она надолго запомнится и будет точить и разъедать однажды смущенную душу, требуя, точно наркотик, повторения и все нового увеличения дозы наслаждений. Отравленная душа навсегда утратит покой, и через все условности и препоны будет рваться она за новой усладой, которую, несомненно, может дать только ее отравительница.

Она скинула туфли и положила одну ногу на его губы, а другую на грудь, просунув ее в раскрытую молнию на куртке.

— Вот так, отдохни и успокойся, и при этом согрей мои ноги своим теплым дыханием. Следи за своим пульсом, — с этими хитрыми словами она, не скрывая удовольствия, откинулась на спинку дивана и с легким вздохом закатила глаза, предвкушая массу будущих удовольствий в общении с этим мягким человеком.

— Ну что, успокоился? Подойди ко мне, сядь рядом. Я приглашаю тебя к себе: да, к себе домой, — спустя некоторое время она легко произнесла эти слова, "забыв" при этом убрать ноги.

Эти неожиданные слова заставили Николая подергаться всем телом, но он замер, не зная, как поступить.

— Почему же ты не встаешь? Ой-ой-ой! — она засмеялась, сняла с него ноги и надела туфли, — Надень мне туфли и выслушай спокойно.

Он поднялся и ошарашенно посмотрел на нее: нет, не похоже, что она шутит, но тогда ее приглашение может означать только одно?..

Надев ей туфли, он сел на диван чуть в стороне от нее.

— Приезжай ко мне в воскресенье, в полдень. Я думаю, у тебя не будет очень много дел в это время?

— Я хотел съездить домой в субботу и в воскресенье, — пробормотал он неуверенно.

— Вот и замечательно, съезди домой в субботу, проведи время с детьми и женой, но только постарайся не раздражаться близким общением с ней, иначе не уложишься в своем расписании: да и в моем тоже, — с акцентом на слове "мой" закончила она. — Надеюсь, я достаточно понятно выражаю свои мысли: и желания? — стальные, господствующие интонации ее прекрасного голоса пронзали его, вызывая трепет.

— Я буду у вас, Майя Михайловна! — натужно проговорил он.

— Я в вас не сомневалась, Николай Игоревич, — снова становясь великосветской дамой с изысканными манерами, она протянула ему руку, картинно вывернув кисть под прямым углом к предплечью и чуть отставив мизинец. — Возвращайтесь в палату и отдыхайте. Помните, послезавтра в двенадцать я вас жду у себя.

Он почтительно поцеловал протянутую руку, будто печатью скрепив их новые ...отношения и договоренности, поднялся и, как в туманной пелене, с большим трудом разглядывая незнакомые предметы, наставленные там и сям в самых неподходящих местах этой комнаты, добрался до двери.

— Подождите, как же вы приедете? Вы же не знаете, где я живу? Я напишу свой адрес и телефон, — остановила она его. Быстро написав что-то, она подала ему листок.•  •  •

тело царицы, оставляя обнаженными руки до плеч и ноги до половины икр. Сквозь прозрачную материю розово светилась ее кожа и видны были все чистые линии и возвышения ее стройного тела, которое до сих пор, несмотря на тридцатилетний возраст царицы, не утеряло своей гибкости, красоты и свежести. Волосы ее, выкрашенные в синий цвет, были распущены по плечам и по спине, и концы их убраны бесчисленными ароматическими шариками. Лицо было сильно нарумянено и набелено, а тонко обведенные тушью глаза казались громадными и горели в темноте, как у сильного зверя кошачьей породы. Золотой священный уреус спускался у нее от шеи вниз, разделяя полуобнаженные груди».

Майя Михайловна откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя себя на месте царицы Астис. Читай расcказы на cефaн точка pу.

«Интересно, что представляет собой «уреус», может быть, это какой-то медальон?» - лениво размышляла она.

Она снова приблизила книгу к себе.

«С тех пор, как Соломон потерял интерес к царице Астис из-за ее необузданной чувственности, она с полным пылом южной страсти и яростью женской ревности отдалась тайным оргиям извращенного вожделения, которые были частью высшего ритуала служения Изиде. Она всегда окружалась жрецами-кастратами, и даже сейчас, один из них медленно обвивал ее голову павлиньим опахалом, а другие сидели на полу, безумно блаженно уставившись на царицу. Их ноздри широко раскрылись и трепетали от аромата ее тела, и дрожащими пальцами они незаметно старались прикоснуться к подолу ее легкого платья. Их неудовлетворенная страсть превращала их фантазии в нечто высшее. Их изобретательность в удовольствиях, которые они доставляли Кибелле и Ашере, превосходила все представления людей.

... Опахало медленно колыхалось в жарком воздухе. Жрецы безмолвно наслаждались видом своей ужасной повелительницы. Но она совершенно забыла о их присутствии».

Майя Михайловна медленно перечитывала эти поэтические строки, погружаясь в бравурную музыку страстей, не ограниченных никакими общепринятыми правилами.

Она лежала на спине с закрытыми глазами еще некоторое время, не в силах отделаться от сладостных образов, созданных ее жарким воображением.

«Скоро прибежит и мой возлюбленный «жрец» - подумала она, с улыбкой на лице - и я буду наслаждаться благами, доступными только царицам. Между нами и Соломонами конечно есть напряжение, но мы можем обойтись без них. Мы сами являемся Соломоном и Астис. Нам не хватает только толпы жрецов, но за одного нетрудно поручиться».

Она легко соскочила с постели, набросила на себя пестренький халатик, наскоро затолкала подушку, простыню, одеяло в тумбу и с книгой направилась в ванную. Выкрутив краны, она блаженно растянулась в ванне и снова открыла книгу на том же месте.

«Ага, вот и мой «рыцарь на час», — подумала она с улыбкой, услышав звонок в дверь. Она отложила книгу и стала представлять его дальнейшие действия. — По-дождет немного... Теперь опять позвонит... Ну, звони!... Ага, теперь опять станет ждать... Позвони еще!... Так, так, настойчивей!... У тебя же есть мой телефон, пора воспользоваться им!... Ну, наконец, догадался... — •••

отметила она про себя, не считая, однако, нужным поднимать трубку. — Пожалуй, пора открывать, — решила она, услыхав очередной трезвон дверного звонка.

Наскоро вытершись и накинув халат, она подбежала к дверям, на ходу завязывая пояс, мельком глянула в глазок и, со словами: «сейчас, сейчас!» — распахнула дверь.

— О, это вы! А который уже час?! — на ее лице отразилось изумление.

— Двадцать минут первого. — Он просиял, увидев ее, и смутился одновременно, устыдившись своего малодушия, виновного в его решении уйти от этих дверей.

— Господи, я все перепутала! — возбужденной скороговоркой щебетала она, не давая ему опомниться. — Я думала, что пригласила вас на два часа, и как раз залезла в ванну отмочить ноги, чтобы до вашего прихода привести их в порядок, да зачиталась! Уж больно книга интересная. Да Вы, скорее всего, ее читали: «Суламифь» Куприна. Какая жалость, я ничего не успела, вот поглядите, только чуть отмокли! — с детской непосредственностью она показывала пальчиком себе на ноги, готовая вот сейчас, прямо при нем, расплакаться от досады. Ищи через Яндeкc "сефaн рассказы" и читай без peгистрации.

Он смущенно отвел глаза с ее лица и уставился на босые ноги, оцепенев перед этой непревзойденной красотой с четкими линиями и формами.

«Вот это да! — подумал он, — какая же есть на свете такая красота!» — Николай медленно опустился на колени и положил розы на ее ступни.

Майя Михайловна продолжала болтать, будто не замечая, что он уже целует ее пальчики на ногах.

— Всегда все забываю! Николай Игоревич! Милый, где вы? Нет, так нельзя! Я совсем не готова! Как мне стыдно! Но ничего, мы вместе все исправим, вы же поможете мне, правда, дорогой Николай Игоревич?

— Да конечно, не беспокойтесь так! — сильно обрадованный и в то же время постыдный после такой яркой встречи, он со смирением поднялся и оставил розы там, где положил.

— Цветы, цветы, давайте их сюда! Я поняла вашу идею: украсить ими мой путь, и это так приятно! Мне нравится ваша готовность делать только то, что доставляет мне удовольствие! Вы такой джентльмен!

Николай собрал розы и протянул ей.

— Здравствуйте! — наконец произнес он, не зная, куда деть глаза.

— Здравствуйте, здравствуйте, пойдем скорее и не будем терять время! — одной рукой она взяла цветы, а другой схватила его за руку и потянула вперед.

Николай находился в состоянии полного блаженства. Ослепленный теплотой приема, он чувствовал себя молодым и здоровым, полным энергии и возможностей. Сбитый с толку ее живостью и беседами, он просто не видел никаких подвохов или неискренности. Ничего подобного не было. Она была так же искренна, как и он. Она наслаждалась происходящим с таким же восторгом, как и он. Просто у них были разные роли в этом сладком спектакле жизни. Каждый старался получить от общения то, что было предназначено именно для него.

— Вот ваза, кипяченая вода на кухне, возле мойки в двухлитровой банке, принеси скорей! — она одарила его обворожительной улыбкой, — а я пока все приго-товлю.

Когда •••

он вернулся с наполненной вазой, она уже сидела в глубоком кресле, а на полу перед ней лежал маникюрный набор. Он опустил ...цветы в вазу и в сильном волнении встал перед ней, не зная, что она от него хочет.

— Ну же, иди скорей сюда! — позвала она, — вот все, что нам надо для приве-дения в порядок моих ног, а я тем временем займусь лицом. Она открыла футляр с румянами и взяла в руку кисточку.

— Ну, что же ты, приступай скорее!

— У м-меня м-может не получиться... — произнес он заикаясь.

— Нет, нет, обязательно получится, не хуже, чем у меня, ведь тобой будет ру-ководить вдохновение! Ну, я же жду!

Николай опустился на колени и сел на пятки. «Что же тут делать? — недоуме-вал он, — ведь и так все прекрасно. «Лучшее — враг хорошему». Боже, какие пальчики!».

Он робко коснулся ее ноги. Она тут же, как по сигналу, приподняла ногу и поставила ему на бедро.

— Наверное, так будет удобней? — она лучисто улыбалась.

«Ну, что же ты, смотри, смотри внимательно, неужели ты сегодня не видишь, что видел тогда? — заклинала она. — Ну, посмотри, какие изящные пальчики, какие безупречные ногти!...» — она не сводила с него своих прекрасных глаз.

Но поощрять его было излишним. Он уже и сам, аккуратно водя алмазным напильником по кромке ногтей, вбирал глазами в себя всю «условную», как сказал Поэт, красоту этих чудных ног. Подправляя крошечной лопаткой лунки ногтей, Николай переводил взгляд с одного пальчика на другой, а затем, на всю стопу, изумляясь этому чуду. Не в силах более сдерживаться, он со всей нерастраченной страстью припал губами к этим стопам, поочередно осыпая их поцелуями.

— О, так приятно, так приятно же! — Майя Михайловна с весельем отнимала у него ноги, а он в безумном восторге ловил их и целовал. — Ты слопаешь весь лак с ногтей!

Продолжая смеяться, она изобрела трюк и, оттолкнув его обеими ногами одновременно, подобрала их в кресло, усевшись в позу «лотоса».

— Я больше не могу так!... Я тебя люблю! — простонал он, снова ползая на коленях к креслу.

— Нет-нет, мой парень, ты можешь это делать, можешь даже очень хорошо делать и будешь! Вопреки болезненным и бессильным попыткам сдерживать свою страсть ты будешь безропотно переносить все то, что я захочу сделать с тобой. Будешь делать это с готовностью и со слезами радости. И будешь страдать и порицать самого себя за свою слабость. Но каждый раз заново будешь ползти ко мне как щенок, чтобы удовлетворить свою потребность в обожании прекрасной женщины, и будешь делать это так долго, как я захочу. Ты не представляешь, насколько приятно пытать мужчину любовью, его собственной страстью. И для него эта пытка невыносима, чем больше его страсть! О, это непередаваемое ощущение, которое нельзя сравнить с чем-либо другим!... В такие моменты я испытываю двойное блаженство: я чувствую все то, что происходит со мной, и все то, что происходит в тебе. Ты не сможешь уйти никуда. Ты будешь наслаждаться сам и одновременно страдать от любви ко мне, и будешь наслаждать меня, исполняя все то, что я захочу от тебя. А когда мне надоест всё это дело, я оттолкну тебя как ненужную вещь. И ты будешь умолять меня хотя бы издалека взглянуть на объект твоего обожания — мои ноги. И я обязательно дам тебе возможность излить свое напрасное страдание израненной души. Но ты не будешь знать, что все попытки умолить меня — тщетны, ты будешь надеяться! О, с наслаждением и терпеливостью я выслушаю твои униженные просьбы о пощаде, обращенные к моей милосердной природе, потому что по-женски я не смогу отказать себе в удовольствии испытать вместе с тобой отчаяние, боль и страдания, которые я сама нанесла, их же безумно сладких. Мы оба будем наслаждаться каждый по-своему, но я буду определять меру всего. — Медленно и с благодарностью она произнесла каждое слово мягким голосом и смотрела ему пристальными глазами. Расcказы на сайте sefan точка ru.

— Вот, посмотри еще раз и признайся, много ли ты видел в жизни таких ног? — она опустила с кресла одну ногу, и, перехватив его невольный порыв навстречу, пресекла его запрещающим мановением руки. — А что ты можешь противопоста-вить этому совершенству? — продолжала она, плавно поведя рукой в сторону опущенной ноги, — только обожание, и ты умирать будешь от тоски по мне и рыдать от счастья при одном лишь воспоминании, что однажды встретил меня, ласкал и был обласкан.

Обессиленный и совершенно обмякший, он повалился лицом вниз к подножию ее «трона», на котором она восседала, точно статуя Будды.

Неспешно она сошла с кресла, минуту постояла над ним с улыбкой, которой он не мог видеть, затем перешагнула через него, подошла к платяному шкафу и стала переодеваться прямо здесь, не обращая никакого внимания на присутствие в комнате мужчины, продолжающего все так же ничком лежать у кресла.

Одевшись, она подошла к Николаю и провела рукой по волосам.

— Вставай, а то простудишься, лечи тебя потом! — шутливым тоном миролюбиво и мягко произнесла Майя Михайловна, будто вовсе и не она только что истязала любовью несчастного обожателя. — Попьем кофе и пойдем, прогуляемся по парку: сегодня, кажется, хорошая погода. Пожалуй, там и пообедаем гденибудь. Я угощаю, ведь ты мой гость и мне очень нравишься. Ну же, успокойся! Я вовсе не хочу, да и не буду тебя обижать! Разве было тебе плохо со мной хоть минуту? Впрочем, если тебе не нравится, не смею удерживать! — на протяжении этого короткого монолога она трижды меняла интонации, и переходы: от мягко-просительного к удивленно-вопрошающему, а затем к отчужденно-холодному, — были едва уловимы.

Он почувствовал себя униженным, пришел в себя и поднялся, размышляя: "Нет ли повода думать, что я чего-то жалею?" Он стоял в замешательстве, не решаясь произнести ни одного слова.

— Николай, успокойся, просто люби меня, ласкай меня и не думай о ничем другом. Я лучше знаю, что нам нужно делать. Следуй указаниям врача и все будет хорошо! — она сладко улыбнулась.

Съев на скорую руку кофе с бутербродами и клубничным джемом, они выкурили по сигарете и готовились к прогулке. Николай с интересом наблюдал, как Майя Михайловна исправляла прическу перед зеркалом. Его движения были такими уютно-домашними. В точности так же он часто ждал Нину перед выходом куда-то.• • •

Ты не видел, как я живу. Ты успел заметить только шикарную обстановку! — говорила она со своей хитрой улыбкой, беря его за руку и ведя за собой. Но сам ты виноват, нужно научиться контролировать свой темперамент, а то можешь сгореть до конца: у тебя же язвенная болезнь от сильных страстей. Но, с другой стороны, именно это мне так нравится в тебе! — закончила она с чувством и пошла на кухню.

Действительно, сейчас Николай был словно впервые в этой комнате, хотя провел в ней не менее часа.

— Можно начать осмотр с туалета? — Николай начал приходить в себя, обрадованный ее словами о его темпераменте и поддержке, которую они выразили.

Он вышел из туалета уже полностью обретший уверенность. Теперь он мог внимательно осмотреть комнату. В ней ничего особенного не было. Из-за правой стены выделялась инородная стена с матовой поверхностью, журнальный столик около дивана, который стоял приставленным к левой стене со всеми своими книжными полками. Два кресла на обеих сторонах от входа в комнату. У одного из них и происходили утренние события. Рассказы на сайте точка ру.

Единственное, на что можно было обратить внимание, не считая идеального порядка во всем и чистоты, это репродукция врубелевского «Демона», висящая над диваном.

Николай остановился перед «Демоном», пытаясь понять причины, по которым хозяйка квартиры предпочла именно эту репродукцию. Так ничего и не поняв, он отошел от репродукции. Была еще одна комната, ее спальня, куда он войти не посмел, справедливо полагая, что для этого необходимо специальное разрешение. В глубине души он очень рассчитывал на такое приглашение.

В нише стенки стоял телевизор «Рубин», в другой нише — магнитофон. Николай нажал на пуск, и совершенно неожиданно для него зазвучал вальс Шопена № 10 си бемоль минор. В комнату из кухни вошла Майя Михайловна.

— Кажется, ты вполне освоился? Совсем недурно для первого раза! Шопена слушаешь... — произнесла она. — Сейчас мы будем ужинать, ты не возражаешь?

Нет, он совсем не возражал против ужина. Ему, конечно же, было приятней ужинать в ее обществе, нежели в обществе товарищей по палате, хотя он ничего не имел и против них.

— Майя Михайловна...

— Зови меня «Майя»: мне нравится мое имя, не обремененное никаким балластом, и еще мне нравится, когда мне говорят «Вы». А тебе я буду говорить «ты». Согласись, в этом есть для нас обоих некоторое удовольствие, ведь ты — мой пациент, а пациенты — мои дети: наивные и доверчивые, — она улыбнулась своей удивительной улыбкой, исключающей всякие возражения, — ты ведь думаешь так же, мой хороший?

— Да, моя повелительница, я с рождения думал точно так же!

— Вот это да, совсем другое дело, так ты мне нравишься больше всего. Понимаешь, тебе не хватает именно этой шутливости, ты выглядишь таким... напряженным, будто у тебя мозоли на обеих ногах, и ты не знаешь, куда поставить свою ногу. Ты каждую секунду решаешь проблему: любить или нет, я ведь вижу! Вот так невозможно жить. У тебя, кажется, даже язва от моральных страданий. Ах да, это я уже говорила. Тебе нужно расслабиться, ведь постоянное напряжение не поможет понравиться мне, правда?

— Конечно хочу!

— Тогда не думай о чем-то и о ком-то кроме меня. Пойдем приготовим еду!... Понеси это в комнату на журнальный стол.

— Разве я могу? — он с сомнением осмотрел бутылку водки.

— Если я разрешаю, значит можно. Сегодняшний подход к динамике выздоровления говорит о том, что диета не играет главной роли.

— Это хорошо, но вдруг я выпью больше и попаду в больницу?

— Во-первых, ты не выпьешь слишком много: я буду следить, а во-вторых, тебе сегодня не нужно идти в больницу. Пока ты наслаждался Шопеном, я позвонила на работу и предупредила дежурную сестру, что ты остался у меня дома до воскресенья, а заявление у меня уже есть, только сейчас это вспомнила. Так что ты сейчас дома и должен себя вести так, как будто перед тобой твоя любимая жена. Рассказывай мне о своих приключениях точка ру.

«С этой женщиной нет никаких проблем! — подумал Николай с радостью. — Она просто потрясающая женщина! Выходит, я свободен на сегодняшний день, полностью свободен!» Это открытие его поразило. Впервые за много лет он полностью свободен и никому не отчитывается! Ему пришла на ум шутка про Ленина. Он хотел запеть прямо сейчас и здесь. Он освобождался от всей ответственности, или скорее, она уже сама собой снялась без его участия. Как можно не наслаждаться этим счастливым случаем, который освобождает от всего-всего?!

— Чему ты так загадочно улыбаешься? — она тоже улыбнулась.

— Анекдот вспомнил.

— Ой, расскажи скорей, я страшно люблю анекдоты, надеюсь, он цензурный?

— Разумеется, я нецензурные забываю тут же, после прослушивания. Значит, так. Идет Владимир Ильич по улице и эдак лукаво, как только он один и умеет, улыбается, потирая руки: «Как пг'екг'асно все складывается: Наденьке сказал, что поехал к Аг'манд, Агнессе — что буду у Надюши, а сам в библиотеку и — г'аботать, г'аботать, г'аботать!»

— Ты на что намекаешь? Ни в какую библиотеку я тебя не отпущу. Я тебя на сегодня украла и укрыла. Сегодня ты только мой! И я могу делать с тобой, что пожелаю. Кто ты такой? Где твой паспорт? Ты самовольщик! Слушайся меня и всячески ублажай, иначе я сдам тебя милиции и заявлю, что ты вломился в мою квартиру, и, вместо того, чтобы спать с собственной женой, преследуешь и домогаешься меня. Тебя переведут из больничной палаты в тюремную. Будешь там лечиться и перевоспитываться. Ты будешь меня слушаться?

— Уже слушаюсь и повинуюсь!

Она зажгла свечи и выключила свет. Они сидели на диване за журнальным столиком при свечах и ели какой-то сказочно-вкусный баночный паштет, и какую-то изумительную, кажется, «Молочную», или «Останкинскую» колбасу, закусыва-ли все эти вкусности маринованными помидорами, а запивали водкой «Пшеничной». Они слушали Моцарта, •••

и говорили... говорили... И не было никогда в жизни Николая ничего подобного этой волшебной сказке...

— Ты расслабился? — тихо произнесла она, когда все было съедено и выпито.

— Как ты думаешь? — ответил он насмешливо.

— Это замечательно!

После всех этих великолепных моментов, когда мысли Николая самопроизвольно разбредались в разные стороны, она легонько... взяла его за руку и повела в ванную. Его настроение было полное экстаза. Все, что окружало его здесь, вызывало у него восхищение.

— Раздевайся и просто стой под душем. Я посмотрю на тебя, — сказала она простыми словами.

И он так же просто, как она сказала, разделся без малейшего стеснения и стал под теплыми струями воды, которые полностью смывали все его сомнения и едва заметные угрызения совести. Все было вымыто и утрачено. Николай вышел из ванны чистым, слегка опьяневшим и возбужденным, а рядом стояла прекрасная женщина, открыто любуясь его молодым и стройным телом. Ищи "рассказы Стефана" в поисковике и читай их больше.

— Теперь я... — до его ушей доносилась божественная мелодия, когда он уже передавал ей ненужное полотенце. — Но ты должен опуститься на колени и смотреть на меня в глаза с восхищением, сейчас я буду для тебя исполнять стриптиз, хоть и любительский, поэтому не обещаю высокого качества.

Боясь, что эта невероятная реальность внезапно исчезнет, он быстро опустился на колени и уставился своим возбужденным взглядом на эту захватывающую женщину, предлагающую ему насладиться магическим представлением.

Совершенно неожиданно для Николая она начала тихонько напевать: «Останься со мной, ты мой милый, без тебя будет грустно»:

Под этот своеобразный аккомпанемент привычными движениями она освободилась от платья, в котором еще совсем недавно гуляла по парку, в задумчивости повернулась по сторонам, ища глазами место, куда можно было бы его бросить и, словно не найдя его, бросила ему на плечо.

:"Дай на прощанье обещанье, что не забудешь ты меня»:

Плавными движениями рук отстегнула и сняла бюстгальтер, постояла, как бы в нерешительности, и определила его туда же. Затем, с загадочной улыбкой глядя на совершенно обалдевшего Николая, медленно стала снимать колготки.

Николай был уже в полуобморочном состоянии, когда ему на плечи легли ее только что снятые колготки, а затем на голову — ее белые трусики.

..."Скажи-и ты мне, скажи-и ты мне, что любишь меня, что любишь меня!» — заклинал цыганский романс, наполнявший маленькую ванную.

Не смея шевельнуться, он стоял в оцепенении, ощущая щекой прикосновение не успевшей остыть ткани и с жадностью вдыхал смешанные запахи духов и ее тела, исходящие от белья, все то время, пока она плескалась под ласковым душем и напевала эти странные слова, не сводя с него искристых глаз.

— Я люблю вас, Майя! Кабы вы только знали, как я вас люблю! Я никогда так прежде не любил! Неужели вы не понимаете? — совершенно искренне и страстно прошептал он.

— Я это знаю и все понимаю! — оборвала она пение, — так и должно быть, ина-че ты не стоял бы •••

сейчас вот так просто здесь, и я бы тебе не пела! — говорила она тихо и печально, с каким-то чувственным придыханием, и с задумчивой нежностью глядела на него, — знаешь, это удивительно, но тебе каким-то образом удалось до седин сохранить трогательную детскость и искренность души. Поверь мне, я видела много разных людей, и только очень немногим я могла бы сказать то же самое. Похоже, ты всегда веришь в то, о чем говоришь, а говоришь только то, что чувствуешь. Тебе не придется жалеть о том, что пришел ко мне: я это обещаю. Только ты ничего не бойся и не стесняйся: любовь оправдывает все, до самой последней капельки — иначе это не любовь! Ты должен полностью положиться на меня и верить мне. Я просто не могу обмануть твоих ожиданий. А теперь отнеси эту одежду в комнату и брось там, на диване, я утром разберусь. Подожди меня в спальне, я сейчас к тебе приплыву на волнах твоей любви. Раcсказы на сeфан тoчка ру.

В глубоком трансе он аккуратно разместил одежду на указанном месте, остановившись на минуту и наблюдая за висящим «Демоном», не понимая скрытого смысла его молчаливого присутствия. Затем, немного колеблясь, он направился в спальню.

В комнате он увидел лишь широкую кровать, перед которой мгновенно опустился на колени, опустив голову на голый паркет. В данный момент он не чувствовал ни себя, ни время, в котором находился.

Она тихо вошла и подошла близко к нему, с противоречивыми эмоциями и мыслями оглядывая его склоненную спину.

«Вот он», - думала она, испытывая стеснение из-за прошедшей беседы за столом. «Изможденный раб своих страстных желаний, готовый исполнить любое мое пожелание. Он безропотно ждет меня, истерзаемый нетерпением охватить меня полностью. Он сейчас с таким упоением и преданностью будет смотреть мне в глаза, дрожащими губами ловить мои руки, жадно впитывать все ароматы, которые я испускаю... Боже, как просто поддаться искушению и проверить это! Какое удовольствие ты лишаешь меня, мой парень, не зная об этом! Ты еще такой ребенок! Стоп!» - Она отбросила в сторону нелепую и никому не нужную сентиментальность. «Ведь целуя меня, ты будешь винить себя за минутное слабость перед своей женой и самосудиться за свою похотливость! Но почему я должна щадить твою невинность?! Почему мне бежать от соблазна и лишаться полученного правомерно победителями ласк и сексуального наслаждения? За тебя я не скажу, а у меня только одна жизнь, и я живу ее так, как хочу. Кому нужна твоя девственность? Разве ты пришел ко мне слушать Шопена? Кроме твоей измученной жены, кого интересует твоя древняя целомудрие?! Так что иди к своей официальной половинке! Вы будете восхищаться твоей стойкостью перед змеей-искусительницей. Ах, ваше величество, вас терзает «двусмысленность вашего...»

поведения?», «Под сомнением Ваша честь и совесть?». Ах, как исстрадалась столь высоко организованная и легко ранимая душа Вашего Высокопреосвященства! Какая она вся из себя высокодуховная! Ну, разумеется, муж жены Цезаря... и тому подобное, и тому подобное!... Во всем виновата эта развратница, обманом и колдовством затащившая Вас под свое мерзкое одеяло! Только жена имеет на Вас все права, а нам остается «сидеть там, за печкою». Ах, какая досада! Ах, какая жалость! Да мы этого не перенесем! Да мы тотчас же умрем от отчаяния! Да на кого вы нас покидаете?! Ах, какой Вы весь из себя чистенький и святенький, ну просто плеваться хочется! Не извольте беспокоиться, Ваша Высокосветлость, ничто не может вас замарать: разве мыслимо доплюнуть нам до Солнца? Расскaзы на сефaн точкa ру.

Ну, уж нет! Ты сейчас валяешься на полу, возле моей постели, не смея даже смять ее, так изволь делать, что я тебе велю! — она вновь обрела уверенность и жестокость, которой чуть было не лишилась, растроганная «Реквиемом» Моцарта, только что звучащим при свечах, и доверительными разговорами с этим мужчиной. Усилием воли она удержала пришедшее вдруг бешеное желание изо всех сил пнуть ногой эту бесформенную массу, распластавшуюся у ее кровати.

Нет, эдак не годиться, — успокоила она сама себя, — зачем же так хулигански грубо? Я уже сегодня буду топтать тебя, но иначе, так, чтобы ты сам этого жаждал и умолял меня об этом. Не-ет, конечно же, как и обещала, я не сделаю ничего, что было бы тебе неприятным, мой верный раб. Ты получишь только то, ради чего полз ко мне!» — лицемерно пообещала она себе, сладострастно улыбаясь и живо пред-ставляя, с каким неописуемым восторгом примет он, совершенно убаюканный ее словами о любви и доверии, все ему уготованное его повелительницей. И уже через полчаса, распаленный до предела пределов давно не удовлетворенным желанием, перенасыщенный любовью к божественно прекрасной и ужасной женщине-деспоту, возлежащей на высоких белоснежных подушках в красном пеньюаре и благоухающей дорогими французскими духами, будет метаться он по постели и, изнемогая от неземной страсти, будет бесконечно долго и униженно умолять ее. А она бесконечно долго и величественно будет отпихивать его ногами и руками и с методичностью метронома, с наслаждением и до устали хлестать его по щекам по-очередно: то правой, то левой рукой, и в такой же очередности подносить к его губам эти руки, с плотоядной улыбкой повторяя: «Целуй... еще целуй... теперь эту! Не так, ты целуешь небрежно, а нужно медленно, с чувством! Не стесняйся... лизни руку... вот так... и ножки: возьми пальчики в рот, пососи их: я научу тебя этому... ласкай меня...» А затем, когда почувствует, что он начинает иссякать, как будто вняв, наконец, его страстным мольбам и, точно, сжалившись над ним, она милостиво позволит ему делать все-все-все там, в ее глубинах, в ее таинственных недрах... языком. И потом, минутами позже, удовлетворив таким образом ее желание и оставаясь неудовлетворенным, стоя, как •••

она ему велит, в ванне перед нею на коленях и обхватив ее стройные ноги, жадными устами в безумном экстазе будет ловить он соленые ароматные струи янтарного ручейка, с резвым журчанием вытекающего из потаенного родничка, обрамленного темными вьющимися кудряшками. А она, словно Гея, щедро разливающая из рога изобилия все блага мира, величавая и недосягаемая, широко расставив ноги и грациозно водя бедрами из стороны в сторону, с торжествующей улыбкой и сияющими от счастья глазами будет направлять бесконечную струю ему на лицо, грудь и плечи. И в таком же демоническом экстазе шептать заклинание: «Пей меня, пей всю до капли, я бесконечна... и я вся твоя... напейся и насладись мною... Ты на вершине блаженства! Ты упиваешься мною, только мною. Я отдаюсь тебе вся до последней капли! Пей же меня всю... всю! Только это и есть обладание мной! Видишь, только я могу дать тебе настоящее наслаждение и счастье, блаженство блаженств?! Только я, твоя повелительница и госпожа, отныне и навсегда, и никто другой! Твоя жизнь принадлежит мне! Я — твоя царица Астис!». Ищи через Яндeкc "сефaн рассказы" и читай без peгистрации.

А потом, отравленный приторным ядом, до тла сожженный ее изощренными пытками, повалится он без чувств и будет долго-долго лежать у ее ног, не в силах вернуться в себя из трансцендентного небытия, где только что пребывал.

И это будет вот сейчас, и начнется сию же минуту, потому, что так хочет она...

— Ну, вот и я! Ты меня с нетерпением ждешь? — кокетливо молвила она, обнаруживая, наконец, свое присутствие.