Семь лет. Часть 2

«Мы проснулись в шесть часов — нет резинки у трусов»... Почему-то именно эта фраза пришла мне на ум, когда я, очнувшись от тревожных сновидений, посмотрел на электронные часы, стоящие на тумбочке у кровати, хотя показывали они не шесть утра, а 10:03. Ирина спала рядом, спиной ко мне, свернувшись под одеялом калачиком. Я встал с кровати и натянул спортивные трико — не люблю рассекать по дому в труселях. В данном случае так и вообще без труселей, потому как спали мы с Иркой в костюмах Адама и Евы — тех ребят, которые, в соответствии с преданиями старины глубокой, были первыми грешными людьми.

Зашел в ванную, где ночью происходил немного спонтанный, но страстный половой акт. Крутанул на смесителе вентиль, отвечающий за подачу холодной воды, и надолго сросся с краном, стараясь утолить безбожную жажду. Глянул в зеркало — харя просила кирпича. Побриться бы, но нет желания. И так сойдет. Надо себя заставить хотя бы зубы почистить...

Ира все так же спала. Я приземлился на кровать рядом с ней и посмотрел на любимую женщину. Пока еще любимую... Каштановые волосы, сбившись во сне в непослушные вихры, почти полностью скрывали от меня ее лицо. Я провел ладонью по мягким волосам, затем переместил руку на талию и потянул вниз одеяло, обнажая сначала плечи, затем бедра. Ирина поморщилась, продолжая спать, и перевернулась на спину, согнув одну ногу в колене, а руки закинув за голову.

Соски ее оголенных грудей тут же начали принимать заостренную форму, будто от возбуждения. На самом же деле в комнате просто было прохладно, а теплое одеяло я с нее стянул почти полностью. Взяв в ладонь ее левую грудь, сжал твердый сосок между большим и указательным пальцами. В воспоминаниях всплыл момент, когда я в самый первый раз ухватился за Иркину сиську — тогда, семь лет назад... Впопыхах и через одежду.

Она в очередной раз поцапалась с моим отцом. Он выпнул ее из машины перед домом, а сам укатил в неизвестном направлении, посему барышня пребывала в расстроенных чувствах. Я тогда жил еще в отчем доме, хотя и собирался уже съезжать. Мадам была навеселе: они с батей возвращались с какого-то сабантуя, где ему необходимо было присутствовать с женой. Отец семь лет назад был на пике успеха: три строительных фирмы, в двух из которых он числился учредителем, лишь снимая пенки и переложив основную часть обязанностей на родного брата, который ныне уже покинул наш бренный мир, и одна конторка по продаже моторного топлива.

Денег — хоть жопой жуй. А где деньги — там слабый пол, где слабый пол — там искушение, где искушение — разврат, где разврат — домашние скандалы. Если, конечно, вторая половина не присутствует при том разврате в качестве полноправного участника. В общем, пришла Ирина домой в слезах, а я утешил... Как так вышло — и сам уже не помню. Помню только, что за титьку ее держусь, закованную в лифчик и прикрытую блузкой, а она •••

смотрит на меня затуманенными глазами, в которых читаются растерянность, обида и злость.

Уж не знаю почему она меня не оттолкнула... Вроде как такие отношения не приемлет наше современное общество. Хотя, она мне не мать. Я ее матерью никогда и не считал. Да и она меня сыном — тоже. Ира появилась в нашем доме (точнее, в моей нынешней квартире — мы с отцом жили тогда именно в ней), когда я уже готовился стать школьником. Она на тот момент сама еще была девчонкой девятнадцатилетней, залетевшей от моего бати, который в то время упорно пробивал себе путь к достатку. Отношения у нас с ней всегда были не из лучших. Без теплоты и доверия.

Теплота и доверие пришли потом, спустя восемнадцать лет, после безудержного траха на кожаном большом диване, о чем папаня узнал через два месяца и чуть от злобы не двинул кони. Как узнал — сия тайна мне неведома, но он всегда все знает. Мне он тогда сломал шнобель, а Ирку вообще убил бы, если б я ее не умыкнул у него из-под носа. После этого мы с отцом два года вообще не общались, зато я стал плотно общаться с его, к тому моменту уже бывшей, женой. Общаемся и по сей день. Вот она лежит, уже и вторую ногу в колене согнула, выставив напоказ весь срам. Ну ладно, раз такое дело — уважим девушку.

Устроившись поудобнее перед гостеприимно раскинутыми ногами, я опустил голову между аккурат ними и провел языком по сухим половым губам. Ирина зашевелилась и что-то промычала во сне. Раскрыл пальцами щель, на вершине которой, скрытый складками, красовался расслабленный клитор. На ум пришел незабвенный «Сектор Газа»: «Девушки-голубушки, у вас четыре губушки». Стало весело, и я присосался к женской гладкой и теплой плоти. Ирка проснулась, запустила пальцы мне в волосы, вжимая мою физиономию себе промеж ног. Я отбросил настырные руки, подхватил Иру под коленки и закинул их вверх, прижав ей к груди.

Мне открылся безлимитный доступ к тарифу «Залижись!» — вся ее женская благодать была как на ладони: лобок, покрытый черной подстриженной растительностью, уже влажное влагалище, требующее внимания, и уставший после ночного вторжения анус. Пока мой язык гулял по промежности, иногда легко касаясь напрягшегося анального отверстия, а Ирина глубоко и громко дышала, оргазм стоял за углом, выжидая момент и готовясь в любую минуту наброситься на беззащитную женщину. И он-таки набросился.

Но не так скоро, как мне бы хотелось — челюсть мою к тому времени уже сводило. Мышцы ее живота начали сокращаться, руки вцепились в простыню, безжалостно ее комкая, а ноги напряглись, как у бегуна при низком старте. Раздался звук, больше всего напоминающий писк, и я понял, что она кончила. Тело обмякло, все еще часто сотрясаясь, и она потянула меня за руку к себе.

— Доброе утро, — промурчала Ира, целуя мои губы, заодно слизывая с них свои соки.

— Доброе. Как спалось?

— Спалось не очень. Замерзла. А •••

вот пробуждение понравилось. Почаще бы так.

— Приму к сведению. — заверил я и почесал в затылке. — Ир, пожрать что-нибудь есть?

— Весь момент испортил, — засмеялась Ирина. — Сейчас встану, сделаю...

Ближе к обеду зазвонил телефон. Отец. Я удивился: он не звонит мне без крайней необходимости. Мы вообще общаемся очень редко. Тем более, ночью же виделись...

— Можешь подъехать ко мне в офис? — спросил он.

— Могу, только зачем?

— Подъезжай, поговорим... — неопределенно ответил батя. — Я до двух здесь буду, так что жопу в руки и бегом. — и гудки отбоя.

Странно. Ну ладно, съезжу...

— Я чего-то не знаю? — Ирина вопросительно смотрела на меня. Ее, наверное, тоже удивил звонок бывшего мужа.

— Ну да... — снова поскреб я в затылке. Че там так чешется-то, бляха-муха?..

— Ну и чего я не знаю? — она подозрительно посмотрела на меня и села напротив на стул, как прилежная девочка, сложив руки на коленях.

— Я вчера Дашку забрал от Игоря... — я вкратце пересказал Ире произошедшие события, кое о чем предусмотрительно умолчав. Заодно, не теряя времени даром, натянул на себя джинсы и футболку, собираясь уже ехать на встречу с отцом.

— Почему ты вчера мне ничего не сказал?! — в ее глазах вспыхнул огонек тревоги. — Как она? Этот урод ничего ей не сделал? И почему ты отвез ее к отцу, а не сюда?

— Да не знаю я... И не вчера, а сегодня — дело-то ночью было... Да и какая разница, куда отвезти? Не подумал я... Сделал первое, что в голову пришло...

— Не подумал он! — Ирина вскочила на ноги и заметалась по комнате. — Где мой телефон?!

— Да мне-то откуда знать?.. — я хлебал свой кофе, поглядывая, как Ирка носится по комнате, а подол ее короткого халата задирается вверх при любом неудачном движении. Она нашла все же трубку и вышла в другую комнату, чтобы поговорить с дочерью, а я отвернулся к окну и стал наблюдать, как два дворника на улице машут руками, о чем-то споря, используя при этом явно не русский язык, который, по слухам, самый великий и могучий.

— Алло! Даша! Привет! Как ты? — услышал я Иркин голос, доносящийся из соседней комнаты.

Было лень следить за развитием их диалога, поэтому я прошел в коридор, нацепил туфли, взял куртку и вышел за порог, осторожно прикрыв за собой дверь.•  •  •

и воздуха.

— Ну здорово, Рокки Бальбоа, — поприветствовал он.

— Чего это?

— Того это! — рявкнул батя. — На хера ты парню башку-то проломил, дятел?

— Какому парню? — доходило до меня с трудом.

— Тому самому. Тебе, я смотрю, кислород к мозгу вообще поступать перестал? Может ты дегенерат? Так ведь вроде нет. Здоровеньким был при рождении-то... Че с людьми время делает?.. — вздохнул родитель, глядя на меня.

Сердце учащенно заколотилось, стучась в грудную клетку. Я схватился за руль и сжал баранку посильнее, чтобы не выдать волнение дрожью в руках. Спросил, опасаясь ответа:

— Помер что ли?

— Да нет, живой... — батя достал сигарету, и начал разминать ее в пальцах. — В больничку увезли, лечить будут. Но может и дебилом остаться. Хотя он и до этого дебилом был.

Повисла натужная пауза. Тишина. Только орет какой-то рабочий за углом сталинки да слышен хруст сухого сигаретного табака, ломающегося под натиском отцовских пальцев. Он сунул сигарету в зубы, смачно ее раскурил, не спрашивая моего разрешения. Приспустил окно и выдул никотиновый дым на улицу. Мне тоже отчаянно захотелось курить, хоть я и бросил полгода назад.

— В какой он больнице?

— А ты хочешь навестить и пожелать скорейшего выздоровления? Ну давай, съезди... Апельсинчиков только купить не забудь, чтоб не с пустыми руками... — усмехнулся отец и без перехода резко отрезал. — Перестань жопой думать! Нечего тебе там делать.

— Как ты узнал-то?

— С утра у меня перед домом делегация: мать его, брат, еще какие-то родственнички сизозалупые... Он вчера, перед тем, как отключиться, успел мамке своей набрать и чего-то там набазарить. Она прибежала к ним с Дашкой на квартиру, а сынулька любимый на полу в крови лежит, отдыхает... Вот они всем своим гуртом и приперлись со сранья ко мне узнать че-почем. Он по телефону-то ничего связного матери не сказал...

— М-да... — вякнул я, чувствуя, что дрожь внутри успокаивается.

— Че ты «мдакаешь»? Сколько тебе говорил: силу соизмеряй, — отец уже напускал полную машину дыма. — Бьешь, так бей с умом. На хера ты неподготовленного по башке-то лупишь? Знал бы, что из тебя такой кретин вырастет, я б тебя в свое время не в бокс, а на бальные танцы отдал, честное слово...

— Да хорош уже меня мордой в говно тыкать, — сказал я, глядя перед собой в лобовое стекло. — Чего ты хочешь от меня?

— От тебя? — прищурился батя. — Да уже ничего особенного. Лет десять назад, где-то в двухтысячном, я еще чего-то от тебя хотел, а теперь уже по барабану. А эту проблему я сам решу. Считай, что это мой шаг тебе навстречу. А ты сиди дома и не лезь никуда. А еще лучше — вали на свои севера, чтоб глаза мои тебя не видели. И не бзди, не посадят тебя. Домой сейчас поедешь — в церковь загляни и свечку поставь, чтобы этот мудак в больнице не зажмурился. Все, бывай!

Отец открыл дверцу и закряхтел, выползая из машины. Я спросил вслед:

— Бать, подожди... •••

Дашка в курсе всего этого?

— В курсе, утренний разбор при ней проходил. Ну не совсем при ней... Но она в курсе. — отец хотел уже идти, но снова наклонился к окну машины. — Андрей, возьмись за голову. От тебя слишком много дерьма. Когда-нибудь я не смогу его расхлебать. Или не захочу расхлебывать. Думай! У меня в твои годы уже двое детей было и две жены... — но тут он осекся, вспомнив былые события и, видимо, вторую жену, и коротко бросил. — Все, некогда мне!

Он хлопнул дверцей, и через минуту его джип уже выехал с парковки. А я все так и сидел, глядя перед собой в окно на облупившийся угол пятиэтажки. Посидел, повздыхал, матерясь про себя... Было ли мне жаль Игорька? Нисколько. Только слегка тревожила возможная ответственность за сделанное... Сбегал в ближайший магазин, купил пачку сигарет и зажигалку. Затянулся горьким дымом, прокашлялся. Голова поплыла. Надо бы сестре позвонить... Теперь уже и Ирка, по ходу, знает всю историю целиком. Она же с дочерью разговаривала, а я ушел и дослушивать их разговор не стал... Ох, блядь, грехи наши тяжкие...

Достал трубку, набрал Дашкин номер.

— Привет, — ответил телефон голосом сестры.

— Привет, Даш... Как ты?

— Нормально. А ты?

— Я тоже нормально.

Что говорить дальше я не знал.

— Ты где? — спросила она меня.

— С отцом виделся. Сейчас перед его офисом стою...

Голос Дарьи имел какой-то металлический холодный оттенок, что мне совсем не нравилось. Повисла минута молчания, которую первым прервал Дашин голос:

— Я же просила тебя вчера: поехали... Зачем ты пошел туда? — она начала всхлипывать. — Зачем пошел? Все кулаки чешутся?! — тон начал расти. — Почесал кулаки?! Сволочь! — и гудки отбоя.

Ну, пиздец — приехали. Да идите вы все на хуй... Я раздраженно захлопнул раскладуху и бросил ее на сидение, которое еще десять минут назад продавливала отцовская задница. Дернул рычаг коробки передач и тронул машину с места.

Дома было пусто. Ирина куда-то свалила, хотя вроде не должна была. Может с Дашкой встречается... Позвонил, но Ирка не ответила. Да и по хер. Тогда я набрал номер моего давнего дружка, с которым мы не только одну школу, но и один детский сад посещали вместе.

— Здорово, Серега. Ты на работе?

— Ну а где мне еще быть? А че ты хотел?

— Нет у тебя желания сегодня вечером накатить в приятной компании?

— А приятная компания это ты, что ли? — хохотнул Серый. — Да можно, хули нет-то... Давай часов в семь в «Кобыле»?

— Это ж тошниловка, что уссаться... — засомневался я.

— Оторвался ты от коллектива, Андрюха, и от народа стал далек, — снова заржал Серега. — Нормальное заведение, даже тараканов почти нет.

— Ладно, хрен с тобой. В «Кобыле» так в «Кобыле.•  •  •

иногда — нет. В общем, не суть... Серый уже думал серьезную думу, решая, кому из знакомых девок позвонить, чтобы вечер стал интереснее, но случилось непредвиденное... «Кобыла» имеет невеликие размеры, поэтому в процессе вливания в себя местного пойла немудрено невзначай задеть соседа, которому это может не понравиться. Что я и сделал, совершенно случайно огрев рукой пьяное тело за соседним столом. Оно оскорбилось и стало выпрашивать по лицу, матом требуя сатисфакции за нарушение мной его личного пространства. А Серега еще и кинул собутыльнику этого чувака фисташку в толоконный лоб. Назревал конфликт, но Ашот, материализовавшись буквально из воздуха, пресек мордобой на корню:

— Пиздуйте на улицу, — вежливо попросил он. — Не хуй мне тут бардак-мардак устраивать, да...

На улицу эти ссыкуны за нами не пошли, а мы с Серым, расплатившись по счету и накинув сверху пятихатку симпатичной девушке-барменше, покинули не вполне гостеприимную сегодня «Кобылу».

— Ты там девок обещал, — напомнил я Сереге, закуривая сигарету. — Давай, звони.

— Ван момент, плиз. Поссу только...

— Твой английский — из вери гуд. Не разговаривай со мной по-иностранному, я тебя не понимаю.

— Сорри, сорри, май френд...

Девки были вполне ничего. «Я их давно знаю: нормальные девахи. И денег платить не надо!», — заверил меня Сергей. Блондинка Марина и брюнетка Маша. На вид обеим лет по двадцать пять. Серый сразу предупредил, что Маринка — ему. А мне было плевать. Я присмотрелся к Маше и меня все устроило. Худенькая, но не тощая фигурка, смазливое лицо и стройные ноги, обтянутые черными толстыми колготками. Только на голове какой-то несуразный синий берет с красными помпонами. Ну да по фиг — на улице все же не май месяц. А края у нас суровые, сибирские... Хотя уже довольно тепло по нашим меркам.

Девчонки были не робкого десятка, болтали без умолку и ржали, как лошади. Не в честь ли них Ашот назвал свое заведение? Вполне возможно. Мы всей компанией завалились к Сереге домой, купив по пути бухла. Серый еще взял каких-то конфет и одну шоколадку.

Пить мне больше не хотелось. Машка сидела у меня на коленях, продолжая ржать над бородатыми Серегиными анекдотами, которые хрен переслушаешь, а я сновал рукой у брюнетки под юбкой, недвусмысленно намекая ей, что пора бы уже и заняться тем, ради чего она сюда, собственно, и приперлась. Мария намеков не понимала, продолжая лакать шампунь и заедать его конфетами, поэтому я скинул девчушку с колен, встал, взял ее за руку и потащил за собой в соседнюю комнату.

— У-у, кому-то невтерпеж... — хихикнула Марина.

— Да подожди ты... — уперлась Машка. — Сумку возьму!

— Зачем тебе сумка?

— Презики там у меня...

— Ладно, давай...

Мария оказалась предусмотрительна. Притащив свою сумочку, она деловито села на кровать, а я закрыл дверь, отгораживаясь от Сереги с его пассией, и включил свет в комнате. Девчонка достала презерватив и посмотрела на меня:

— Ну иди сюда, чего стоишь?

Я встал перед ней, она принялась расстегивать ремень. Наружу вырвался готовый к действиям •••

член. Машка осмотрела его и вынесла вердикт:

— Нормально.

— Ну еще бы... — хмыкнул я.

Натянула руками презерватив и обхватила губами ствол, предварительно плюнув на него. Я взял ее за голову и принялся откровенно драть в рот, не особенно заботясь о партнерше. Знала, куда идет. Но Маша и не сопротивлялась. Наоборот, схватила меня за бедра и уселась поудобнее, наклонившись и расставив широко ноги. Член тыкался девчонке в горло, она крякала, но терпела, пуская слюни по подбородку. Я же разошелся не на шутку, забивая доступный рот членом.

Притянул Машку к себе сильнее, вжав ее лицо в пах, и почувствовал, как головка скользнула ей в глотку. Мария издала нечеловеческий звук, отдаленно напоминающий отрыжку носорога, и выдула пузыри из носа. Сжалившись, отпустил ее голову, и страдалица, оттолкнув меня, начала усиленно глотать воздух. Перекур был коротким, девушка сама снова обхватила мое хозяйство губами и быстро задвигала головой взад-вперед. Не стал я больше ее насаживать горлом на член, пусть передохнет. Однако ж, ощущения никакие — поганый гандон крадет удовольствие. Но и снимать его не хочется.

— Все, — сказал я, вынимая болт из девичьего рта. — Вставай!

Она вскочила, задрала юбку, и принялась стаскивать с бедер колготки вместе с трусами. Прям не женщина — мечта. Все на лету схватывает. Я развернул Марию к себе спиной и подтолкнул на кровать. Она расположилась на жестком матрасе, упершись в него коленями и локтями, и выставила на обозрение аккуратную попу. Пойдет, подумал я. Бегло осмотрел презерватив, натянутый на член — вроде целый. Хрен его поймешь так сходу...

И сунул напряженный орган между раскрытых женских половых губ. Машка замычала, всем видом показывая, что получает удовольствие. Врет, наверно, но мне фиолетово. Быстро заработал бедрами, терзая предоставленную во временное пользование щель, ухватив деваху за талию. Вдруг вспомнилась ночная картина, когда я точно так же сношал Ирку на полу в ванной, но я скорее отогнал это воспоминание, потому что оно затрагивало струны совести, которые сейчас звучать не должны были. Не к месту.

Мария охает и ахает, иногда с придыханием произнося слово «Да», как в дешманском отечественном порно, снятом на пленку, мне же — никакого удовольствия. Только уставать начинаю, потому как тружусь, будто у станка въебываю сверхурочно по двойному тарифу. Надо что-то менять, так я и до утра не брызну. Зато партнерша уже дергает жопой, тихонько подвывая. Кончила что ли? Ну тем лучше...

— У тебя как, зад рабочий? — спрашиваю, не прерывая процесс.

— Угу, — мычит Машка, зарывшись лицом в постель. — В сумке смазка...

Хозяйственная, усмехнулся про себя. Все при ней. Однако ж, оказавшись в ее заднем проходе, довольно крепко сжавшем мой ствол, концовка все-таки замаячила на горизонте. Мария стояла в той же позе, терпеливо дожидаясь моего мужского оргазма. Даже снова начала сопеть, показывая, что получает удовольствие. Я смотрел на то, как член утопает в женской попе, вдавливая глубже колечко ануса, и на то, как это колечко крепко обжимает ствол на •••

его выходе, будто не хочет отпускать. Интересное зрелище...

Через минуту я кончил, напоследок глубоко засадив Марии в задницу. Прямая кишка начала выдавливать опадающий болт, и я вытащил его наружу. Странно, но даже гандон не порвался, хотя пару раз мне казалось, что он приказал долго жить. Чего-то как-то хреновый секс... Наверное, пить надо меньше...

Из соседней комнаты раздавались стоны, визг и смех. Я выкинул использованный презерватив в окно и посмотрел на Машу. Она улыбнулась, я улыбнулся ей в ответ. Девчонка растянулась на кровати, сверкая голыми бедрами:

— Иди ко мне, — махнула она мне рукой.

— Нет, — мотнул я головой. — Я сваливаю.

— Ну-у-у... — разочарованно протянула Мария. — А мне тут чего делать?

— Без понятия. Присоединяйся к веселью, — предложил я, кивнув в сторону соседней комнаты.

— Не, я не такая... — хохотнула девушка.

— Тогда спать ложись, — я безразлично пожал плечами и вышел из комнаты.

Серега с Маринкой возились под одеялом. Я тихо прошел в коридор, достал из кармана куртки деньги и вернулся к Машке. Засунул ей в сумку пять тысяч и подмигнул на прощание.

— Да не надо... — смущенно улыбнулась она.

— Надо. Считай, что подарок. Купишь себе что-нибудь...

Так же тихонько, чтобы не мешать процессу соития, вернулся в прихожую, нацепил туфли, накинул куртку и вышел за дверь, захлопнув ее за собой.

На улице похолодало. Я застегнулся, поежился и пошел домой, осторожно ступая по подмерзшим лужам. Снова зачесалось в затылке. Наверное, это совесть долбит в темечко. Одиноко светила луна, будто темное небо таращило единственный глаз, а я снова закурил, чтобы горьким дымом заглушить неприятное ощущение во рту, в мыслях и на душе.