Голубой калейдоскоп

Похоже, Отто Вейнингер высказал мысль о том, что выдающиеся личности всегда углублены в свое прошлое - воспоминания о детстве, ранней юности и первой молодости. Это постоянное погружение в самые глубокие слои собственных воспоминаний является основой и постоянным отражением для таких одаренных людей. Если это действительно так, то я считаю себя одаренным, особенно учитывая то, что Бог не наградил меня другими талантами. Честно говоря, признать самому себе свою обыкновенность - это задача не для каждого. Как говорится: "Мы все мечтаем стать Наполеонами", как кто-то из великих сказал. А если серьезно... Если серьезно, то когда я оглядываюсь назад на прошлое, я снова и снова переживаю то, что случилось со мной раньше. Рассматривая минувшие годы, я вижу себя наивным мальчиком, еще не знающим о жизни, но уже что-то чувствующим. Я ясно вижу себя подростком, задумчиво глядящим на звездное июльское небо. Я также отчетливо вижу себя молодым парнем, безусым, задыхающимся на скрипучей кровати в темной комнате из-за тайной, неотвеченной любви к однокласснику... Вспоминая эти сокровенные моменты моей жизни, я снова и снова переживаю то, что уже произошло со мной на этой земле... "На этой" - будто есть другая? Все это уже было: детство, юность... Первые открытия, первые ощущения, первые радости и горькие потери - все это прожито и унесено ветром времени. Теперь, спустя годы, можно повторить - пережить все это только через воспоминания...

И я — вспоминаю: словно в калейдоскопе, где один причудливый узор непредсказуемо сменяется другим, из глубин моей памяти хаотично возникают мгновения собственной — и не только собственной — жизни; иногда эти мгновения статичны, и тогда они подобны черно-белым фотографиям, на которых отсутствуют звуки и запахи, а иногда мгновения, озарившие память, начинают обрастать деталями — они трансформируются в целые эпизоды, и тогда я отчетливо различаю голоса и запахи, оттенки цветов, интонации, выражения глаз, шевеление губ... всё, что происходило со мной, было, конечно же, вполне банально, вполне тривиально, и вместе с тем — всё это неповторимо, как неповторима всякая человеческая жизнь: вот — мы стоим на весеннем ветру, уже влюблённые друг в друга, но оба ещё не понимающие,

что наша взаимная мальчишеская симпатия есть ни что иное, как самая настоящая любовь, — мы стоим на весеннем ветру, говорим о чём-то пустом, несущественном, совершенно неважном, говорим, неотрывно глядя в глаза друг друга, говорим, не зная, что делать с нахлынувшим притяжением; веселый ветер, подхватывая наши слова, тут же уносит их прочь — слова наши исчезают в весенних сумерках, и нам уже не о чем говорить, все наши слова ничего не значат, все пустые слова уже сказаны, а мы всё говорим, говорим и говорим, стоя на весеннем ветру, и — никак не можем наговориться...

Вот — я на юге, в гостях у бабушки, — приехавшие на уборку урожая солдаты, молодые весёлые парни, покинувшие казармы, разгружают на запасном пути железнодорожной станции свои бортовые машины, и мы, мальчишки, крутимся тут же — выпрашиваем у солдат звездочки, значки и вообще всё-всё, что так или иначе связано с армией; я не умею просить — у меня всего одна звездочка, я крепко сжимаю её в кулаке, со скрытой завистью глядя на своих более удачливых друзей, и вдруг... вдруг — счастье: один из солдат, к которому подхожу я несмело, неуверенно, не особо надеясь на удачу, неожиданно надевает на мою вихрастую голову свою выгоревшую, потом пахнущую пилотку и, весело глядя мне в глаза, шутливо хлопает меня по заднице: «Носи, пацан!», — его тёплая раскрытая ладонь, обтекаемо впечатываясь ниже спины, на секунду задерживается на моих упругих пацанячих булочках, но этой секунды оказывается вполне достаточно, чтоб я, от счастья улыбнувшись в ответ на его щедрость, вдруг почувствовал смутное, мне самому еще непонятное, но вполне ощутимое — мгновенное — удовольствие...

никто ничего не видит, а если даже и видит, то не придаёт этому никакого значения, потому что светловолосый солдат, не пожалевший для меня пилотку, касается моей задницы лишь на мгновение, и делает он это как бы мимоходом, не вкладывая в свой жест никакого явного смысла... лето, солнцем залитый день, рука улыбающегося солдата на моих пацанячих булочках, и — ощущение полного счастья, — потом, спустя какое-то время — чуть повзрослев и уже смутно догадываясь, что случайными такие жесты не бывают, я время от времени вспоминаю эту тёплую руку, обтекаемо скользнувшую по моей круглой мальчишеской попе, и, мастурбируя в одиночестве — вспоминая симпатичного светловолосого парня, я создаю в своём воображении целые сказочные истории, что могло бы случиться-произойти между нами, если бы... если бы — что?

Вот — вечер, и в комнате выключен свет: пора спать; осенний дождь монотонно барабанит в стекло; я лежу в постели, приспустив трусы — так, чтобы возбуждённо торчащий член был доступен для кулака, и, пальцами одной руки, сунутой между ног, легонько сдавливаю, тискаю промежность, в то время как пальцы руки другой, привычно согнутые в кулак, обжимают твёрдый горячий ствол, — судорожно сдавливая ногами кисть руки, сунутой между ног, сладострастно сжимая мышцы сфинктера, я мастурбирую перед сном, упираясь взглядом в смутно белеющий потолок... впрочем, глядя на потолок — ритмично двигая кулаком, я вижу вовсе не потолок, — перед мысленным моим взором разворачиваются картины сказочные, необыкновенно красочные, почти фантастические: мне видится вечно зелёный, в океане затерянный необитаемый остров, щедро залитый ярким солнцем... серебристо-голубые волны набегают на золотистый песок, в переплетённых лианах поют экзотические птицы,

а под одной из пальм сооружен шалаш-хижина Робинзона — моряка с затонувшего корабля, но Робинзон на острове не один — с ним рядом юный Пятница, и они... мастурбируя, я мысленно воображаю себя то Робинзоном, то Пятницей, — на шелковистой зелёной траве смуглый Пятница, не развращенный цивилизацией, не растлённый ни одной религией, а потому — пребывающий в состоянии безмятежного соответствия своей человеческой природе, лежит на спине, разведя полусогнутые в коленях ноги, и я, нависая над ним, ритмично двигаю задом — сладострастно дрочу свой член в его туго обжимающей горячей норке... подростковое моё воображение не может допустить, что Робинзон и Пятница, находясь на затерянном в океане необитаемом острове, где нет ни соглядатаев, ни импотентов-моралистов, где вечнозелёные пальмы, где изумрудно-голубая вода и золотой песок, не наслаждаются друг с другом, — я лежу на спине, раздвинув ноги... и Робинзон, вдавливая в мой живот свой жарко напряженный член, горячо сосёт меня в губы, одновременно щекоча пальцами моё туго сжатое мальчишеское очко...

Вот — зима: за окном лютует мороз, занятия в школе отменены, я прихожу к однокласснику, благо живёт он в соседнем подъезде, дома у него никого нет, и мы, разгоряченные, шумно пыхтящие, боремся на полу — на бордовом паласе, — борьба меня возбуждает, член в брюках становится необыкновенно твёрдым, сладко зудящим, совершенно несгибаемым; с одноклассником, жарко сопящим мне в лицо, происходит то же самое — я чувствую, как его такой же твёрдый член то и дело упирается мне то в ногу, то в пах, то в живот, и мы, продолжая тискать друг друга, уже не столько боремся, сколько, поддаваясь нарастающему удовольствию, трёмся друг о друга выпирающими из брюк стояками, при этом оба с упорством, достойном лучшего применения,...  старательно делаем вид, что ничего подобного нет и в помине, что мы просто боремся, словно в том пацанячем возбуждении, которое мы испытываем от соприкосновения друг с другом, есть что-то постыдное,

Мы оказываемся в неприятной ситуации, когда скрываем от других своё наслаждение, тихо дыша и сжимаясь друг к другу, наши возбужденные члены напряжены. Мы делаем вид, будто боремся, только боремся. И когда одноклассник поддается мне неожиданно и обмякает подо мной, теряя интерес к борьбе, я уже понимаю, что он внезапно кончает в свои трусы - "спускает"... Или по-другому говоря, он это делает первым - опережает меня. Я также через пару секунд после него делаю то же самое, содрагиваясь и стараясь дотянуться до его шеи. Нас не объединяет только разговор о нашем возбуждении, которое каждый раз заканчивается мокрыми трусами. Мы никогда не обсуждаем наше пристрастие друг к другу. Мы энергично дрались всю зиму и продолжаем это делать весной. Однако становится все сложнее скрывать наше неудержимое стремление к сексуальным удовольствиям...

Вот мы стояли в очереди перед каким-то врачом, уже старшеклассниками, и ходили по кабинетам в трусах и плавках со своими личными делами. Нас собрали из двух или трех школ в горвоенкомате. Мы шутили друг над другом, рассказывали разные истории, чтобы подбодрить себя в этой необычной обстановке. В один момент я легко и естественно познакомился с парнем из другой школы. У него были узкие цветные трусы, и его половое орган слегка выпирал, что придавало трусам особую привлекательность. Сзади эти трусы обтягивали его упругие ягодицы, которые выглядели скульптурно продолговатыми под тонкой тканью. Этот вид привлекал моё внимание не меньше, чем выпирающий половой орган спереди. Я украдкой бросал на него мимолётные взгляды - смотрел и тут же отводил глаза в сторону, чтобы никто не заметил моего интереса.

Я нахожусь в очереди к одному из врачей, когда он неожиданно начинает разговор со мной. Я отвечаю ему, и он смеется, смотря мне в глаза. Со временем мы становимся ближе и начинаем ходить вместе на приемы к различным врачам. Мы постоянно общаемся и перебрасываемся ничего не значащими фразами. После окончания всех приемов, он приглашает меня послушать музыку у него дома, так как он живет недалеко. Меньше чем через полчаса мы уже наслаждаемся музыкой у него дома. Вдруг он показывает мне журнал для взрослых. Просматривая глянцевые страницы, я с интересом рассматриваю возбужденных молодых мужчин, занимающихся интимными делами с женщинами различных типов. Мой член быстро реагирует на содержимое журнала и напряженно поднимается, вызывая благостные ощущения. Мой новый знакомый указывает пальцем на страницу, где загорелый парень с удовольствием занимается анальным сексом с девушкой, и странно смеется, глядя мне в глаза. Он задает вопрос: "Почему вставлять туда - девушке... то есть, в жопу - в очко... зачем? Вставляют в жопу, когда нет девушек... например, в армии или тюрьме - там, где нет девушек, парни это делают друг с другом... они получают удовольствие от анального секса... но зачем всовывать туда - девушке?" Мой новый знакомый смотрит на меня ожидающе, и я пожимаю плечами, чувствуя бурлящую кровь в своих висках. "Я не знаю..." - отвечаю я. Непроизвольно опускаю глаза и замечаю, что брюки моего нового знакомого реагируют так же возбужденно и выпукло.

точно так же, я возбуждаюсь ещё больше; мы молча листаем журнал до конца; «Вот — снова в очко...» — пацан, наклоняясь в мою сторону, тычет пальцем в предпоследнюю страницу, и я, стараясь незаметно стиснуть ногами свой ноющий стояк, невнятно отзываюсь в ответ какой-то нейтральной, ничего не значащей куцей фразой; мы ещё какое-то время слушаем музыку, — возбуждение моё не исчезает, оно словно сворачивается, уходит в глубь тела, отчего член медленно теряет пружинистую твёрдость; когда я ухожу, у меня возникает ощущение, что пацан явно разочарован знакомством со мной — он не говорит мне каких-либо слов, свидетельствующих о его желании знакомство продолжить; а я, едва оказываюсь дома, тут же раздеваюсь догола — благо дома никого нет, родители еще на работе — и, ложась ничком на свою тахту, начинаю привычно содрогаться в сладких

конвульсиях, — судорожно сжимая ягодицы, елозя сладко залупающимся членом по покрывалу, тыча обнаженной липкой головкой в ладони, подсунутые под живот, я думаю о пацане, который приглашал меня в гости послушать музыку... перед мысленным моим взором мелькают страницы порножурнала — я думаю о пацане, давшим мне посмотреть этот журнал, и мне кажется, что я понимаю, зачем он мне его давал-показывал, — мастурбируя, я представляю, что могло бы случиться-произойти между нами, если бы... если бы — что?

Вот — весна: молодо зеленеют деревья, и тёплые апрельские вечера кажутся бесконечно — томительно — длинными: пламенеющее солнце подолгу висит над горизонтом, словно не решаясь за него скрыться, и когда, наконец, оно медленно, будто нехотя, за горизонтом исчезает, воздух, наливаясь густой синевой, становится заметно прохладнее, но прохлада эта не бодрящая, а по-весеннему мягкая и тоже странно томительная, — легко касаясь лица, едва уловимое весеннее дуновение куда-то зовёт, куда-то манит, и хочется... хочется — любви, — каждый день, приходя из школы, я, томимый весной, томимый юным желанием любви, подолгу мастурбирую, сидя за письменным столом: на столе лежит открытый учебник, лежит тетрадка, но я думаю не о домашнем задании — глядя в раскрытую книжку, я грежу о необыкновенной дружбе,

о нежности, о полном понимании с вымышленным другом... и еще я провожу время в ванной перед сном, чтобы расслабиться - моя рука сама направляется к своему возбужденному члену, который мне кажется привлекательным, приятным и желанным. Невозможно устоять, даже если мои родители находятся дома, иногда я ухитряюсь делать это в туалете - я занимаюсь самоудовлетворением два-три раза в день, представляя себе прекрасного, нежного и стройного друга-ровесника. Я мысленно представляю наши отношения и страстную любовь без каких-либо преград.

Вот лето: наши родственники приехали в гости и привезли с собой Славку - очаровательного парня, похожего на девочку; мы одного возраста со Славкой. Вечером нам разрешено спать вместе на широкой тахте в моей комнате. Когда наши мамы пожелали нам спокойной ночи и ушли, Славка подкрадывается ко мне очень близко, не используя свою простыню. Он шепчет: "Ты занимаешься сексом с кем-нибудь?" Глядя на его глаза, светящиеся в темноте, я ошарашен этим вопросом. Хотя я не имею сексуального опыта, мне не удается честно ответить Славке. Я отвечаю нерешительно, чтобы это не выглядело как положительный или отрицательный ответ. Но такой ответ clearly does not satisfy Славка and he asks again - he asks me to clarify: "Я не понял, что ты сказал". It is worse when you can't tell the truth right away and you are interrogated - they start asking more questions and you have to come up with something... that's the worst part! "Я сказал,... что да... было несколько раз," - I lie in order not to look like a complete loser in Славка's eyes. "Я тоже... ну, то есть, тоже - несколько раз," - whispers Славка, his warm breath caressing my face. I lie on my back, turning my head towards Славка while he hovers over me, resting his cheek on his palm and looking down at me from above. "А когда нет девочки... что ты делаешь в таких случаях?" - the restless Славка attacks me with another question: what if it turns out that the charming Славка is only similar to a girl?

уха, испытываю странное смешение любопытства и неприятного волнения. Настойчивый, мужественный – таким можно охарактеризовать Славку. В его характере нет ничего женского или слабого. Когда он спрашивает меня «А ты?», я отвечаю ему этим же вопросом после прошедших пять слов, и мой голос звучит уже по-другому, отчетливо и ясно. Славка уточняет шепотом, глядя мне в глаза: «Ты имеешь в виду, когда нет девушки?». Я тихо отвечаю: «Да, когда нет девушки...». И здесь Славка произносит то, что я сам не смог бы выговорить ни при каких обстоятельствах – он смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Когда нет девушки, я это делаю с Сергеем...». Мой ровесник Славка лежит рядом со мной и говорит: «Я это делаю с Сергеем», и от неожиданности у меня на лицо поднимается краска. Шепчу я с пересохшими губами: «Как – с Сергеем?». Мой член, наполняясь приятными ощущениями, начинает быстро твердеть. «Просто так, – шепчет Славка. – Как будто с девушкой...». Я молчу, сжимая мышцы заднего прохода, и смотрю в глаза Славке, пытаясь понять его слова. «А Сергей… кто это?» - шепчу я с голосом, который сам не узнаю, задавая один из миллиона вопросов, которые появляются в моей голове. «Сергей? Мой одноклассник. Мы дружим с детского сада», отвечает Славка и тут же задает следующий вопрос: «А ты никогда не пробовал?». Шепчу я, едва слышно: «Что – не пробовал?». «Ну, как я… со своим другом», Славка смотрит мне пристальным взглядом. Его горячее дыхание приятно щекочет мое лицо. «Никогда», еле слышно отвечаю я. Мой член гудит и разбухает под тканью трусов. Я продолжаю смотреть Славке в глаза, испытывая странное смешение любопытства и неприятного возбуждения.

Взгляды мои часто сжимаются, напрягая мышцы сфинктера. Я хотел бы сжать и стиснуть свой возбужденный член в кулаке, но Славка лежит рядом, и это кажется мне абсолютно невозможным в его присутствии. "Можем попробовать... если ты хочешь," - шепчет Славка таким тоном, словно предлагает мне простую прогулку на велосипеде. Я лежу на спине, сердце бьется так быстро, что кажется будто оно забилось у самого горла. Непроизвольно я облизываю горячие сухие губы. "Ты что - гомосексуалист?" - шепчу я, и слово "гомосексуалист", адресованное Славке, возбуждает меня почти так же сильно, как его предложение само по себе. В моем голосе нет ни осуждения, ни насмешки или страха, только одно пылающее любопытство, которое можно физически почувствовать. "Почему гомосексуалист? Я делаю это только тогда, когда нет девушки... и ты можешь делать это только тогда, когда нет девушки. Любой может делать это, когда нет девушки," - объясняет Славка мне, и глядя ему в глаза, я не могу понять, серьезно ли он говорит о девушках или это просто уловка. "Хочешь попробовать?" - шепчет Славка. Я невольно облизываю пересохшие губы. "Ну давай... если ты хочешь," - отвечаю я, добавляя последние три слова только для того, чтобы ответственность за такое поведение полностью лежала на Славке. Но Славку, кажется, совершенно не волнует на ком лежит ответственность. Он срывает с меня простыню и сразу же прижимается ко мне своим горячим телом, раздвигая мои ноги коленками. Через материю моих трусов я чувствую его напряженный член - возбужденный и жаждущий. Ох, как все это было сладко! У нас никогда не было орального или анального секса, и мы ни разу не думали об этих более интимных формах удовольствия. Уже две недели дядя Коля, тетя Света и Славка гостили у нас, и все это время мы

Славкой каждый вечер перед сном, приспуская трусы, поочерёдно трёмся друг о друга возбуждёнными члениками, мы обнимаем и тискаем друг друга, содрогаясь от мальчишеских оргазмов... и что это — форма совместной, ни к чему не обязывающей мастурбации или один из явно «голубых» эпизодов на пути к будущей идентификации себя как любителя своего пола — я особо не думаю, — делать то, что делаем мы, в кайф, и это — главное; главное — удовольствие, а не слова, которыми оно называется...

Вот — осень... золотая осень: я — студент-первокурсник, живу в общежитии, в комнате, предназначенной для четверых, но реально всю осень мы живём вдвоём — я и ещё один парень, тоже первокурсник; он весёлый, разговорчивый, улыбчивый, а еще — симпатичный, и я, глядя на него, уже с первых дней нашего знакомства — нашего совместного проживания в одной комнате — то и дело думаю о том, что я бы ему безусловно отдался; мы оба с ним учимся на первом курсе, но — на разных факультетах; а кроме того у нас разница в возрасте: я поступил в институт после школы, а он — пришел после армии, — он почти на три года старше меня, и вот... едва мы знакомимся — едва заселяемся в общежитие, он безошибочно чувствует моё юное томление, просекает мою созревшую, уже вполне осознаваемую готовность отдаться, — после

службы в армии, где, как выясняется позже, он вкусил-распробовал сладость однополого секса, он в этих делах уже достаточно опытен, и потому ничего удивительного нет в том, что вскоре после начала нашего совместного проживания в студенческом общежитии э т о между нами случается-происходит: он лишает меня анальной девственности — впервые вставляет мне в очко, с чувством натягивает меня, трахает по-настоящему, потом подставляет своё горячее очко мне, и я, утопая в глубине его жаркого тела, содрогаясь от наслаждения, от сладости осознания происходящего, так же точно — по-настоящему — трахаю его, — в один из лунных сентябрьских вечеров в жизни моей случается то, что рано или поздно должно было случиться-произойти... это происходит, и — всю осень мы, студенты-первокурсники, живущие в одной комнате, с упоением натягиваем друг друга в зад, едва успевая для этой цели покупать вазелин; происходит это, как правило, перед сном, и

Это повторяется с такой постоянностью, как у счастливых молодоженов, ведь в комнате, кроме нас, никто не живет всю осень. Почти каждый вечер, когда гаснет свет и лунный свет озаряет комнату через окно, передо мной возникает его обнаженное тело. Он уже готов и желает меня, его возбужденный член направлен к потолку. Мы без слов и уверенно ложимся в постель друг к другу. Иногда я сам успеваю снять трусы, пока он выключает свет и приходит ко мне на кровать. Иногда он снимает трусы со мной, которые становятся такими же возбужденными и отзывчивыми. В темноте мы молча ласкаем друг друга, страстно целуемся и трогаем напряженные члены. Мы ласкаем друг друга задницами, получая удовольствие от этого молодого сладкого блаженства. Затем один из нас достает вазелина, а другой подтягивает ноги к груди и ожидает... Иногда мы делаем это днем после занятий... Осень стоит сухая и тихая, со своими медленно желтеющими листьями и прозрачным воздухом. Всю осень мы, два первокурсника-студента, живущие в одной комнате общежития, с наслаждением занимаемся друг с другом в анальном и оральном сексе, получая удовольствие от этого без лишних вопросов. Никто не знает ничего, и это главное...

Вот лето. Мы находимся на дачном поселке. За дальним лесом садится огромное красное солнце. В нескольких километрах от поселка есть большой пруд, который называют озером. Мы только что покупались и стоим на берегу, высыхая на солнце. Это я и мой новый друг с соседнего участка. Его родители купили дачу недавно, и я знаком с ним всего месяц. Мне нравится этот парень: у него спортивное телосложение, хорошее мужественное лицо, короткая стрижка. Перед тем как заснуть я уже несколько раз представлял его в своих фантазиях. Кажется, он не способен испытывать такие же чувства, как я, и это вызывает у меня грустное чувство безысходности. Мы стоим в плавках на самом краю воды, и когда он отводит мошек от нас, я незаметно рассматриваю его стройное тело, которое уже несколько раз ласкал перед сном в своих подростковых фантазиях.

он старше меня на год, и дорожка из мокрых, прилипших к животу черных волос опускается у него от пупка к верхней кромке плавок, покойно бугрящихся в области паха; он отгоняет мошек, мы смеёмся, о чём-то говорим, поворачиваясь к заходящему солнцу то передом, то задом, и я, то и дело бросая на него мимолётные взгляды, думаю, что если бы он сейчас предложил мне взять у него в рот или, приспустив плавки, повернуться к нему задом, я бы сделал это, не задумываясь... но он — ничего такого не предлагает, и вообще: он, скорее всего, ни о чём таком не думает, — мы, о чем-то разговаривая, возвращаемся с озера, солнце скрывается за лесом, медленно сгущаются летние сумерки... и когда темнеет окончательно, я, стоя за утлым сарайчиком с возбуждённым, вытащенным из штанов членом, судорожно сжимая от сладости ягодицы, с наслаждением мастурбирую под звёздным небом — я думаю о своём новом приятеле, мысленно представляю его атлетическую фигуру, его мужественное симпатичное лицо, его покойно бугрящиеся плавки, под которыми исчезает-скрывается от пупка идущая дорожка черных волос...

Вот — осень: первые дни последнего школьного года; суббота, я зашел за другом, чтоб идти на дискотеку, его родителей дома нет, мы выпили бутылку вина, чтоб выглядеть круто, и пока Женька, мой друг, одевается, я сижу тут же, в кресле; вино ударило в голову, и в голове приятно шумит — я смотрю, как Женька, стоя ко мне спиной, спускает трусы... за лето он загорел — был на море, и круглая его задница смотрится на фоне золотисто-бронзового тела белоснежно — я смотрю на его круглые, упруго налитые половинки, и мне хочется... мне хочется сделать то, что я уже делал время от времени с другом Женькой в своих одиночных фантазиях — член мой начинает медленно тяжелеть, а Женька не спешит надевать плавки: он стоит ко мне спиной, стоит голый, стройный, выбирая рубашку, его голые круглые булочки смотрятся необыкновенно возбуждающе, и здесь со мной что-то происходит — я говорю то, что еще никогда и никому не говорил... «Жека, — говорю я, — ты меня возбуждаешь... конкретно! Хуля ты стоишь с голой жопой? Или надевай трусы, или — иди сюда... я с тобой что-то сделаю...» — выпитое вино шумит в моей голове, и шумящее желание растекается по телу; «Смотри, чтоб я с тобой что-то не сделал...» — отзывается Женька; «Жека, бля... ты думай, что говоришь! Ты за слова свои отвечаешь?» — говорю я, глядя на круглую Женькину задницу; «Я?» — он поворачивается ко мне передом, и я вижу, что у него полноценный стояк: залупившийся член торчит, призывно алея крупной налитой головкой, — весело глядя мне в глаза, Женька нагло смеётся: «Видел?

Я отвечаю за свои слова..."; у него эрекция, он возбужден, и я воспринимаю его возбужденное состояние как призыв к действию: поднимаясь с кресла, я приближаюсь к Женьке, одновременно расстегивая свои брюки - жарко выдыхая в ответ: "Сейчас ты увидишь..."; выпитое вино гудит в голове, а желание заполняет мое тело и стремительно рвется наружу... Дальше все происходит как будто в тумане: мы стоим перед открытой дверью шкафа для одежды, я прижимаю Женьку к себе и интенсивно массирую его упругие сочные ягодицы ладонями, он опускает мои штаны и делает то же самое с моими ягодицами. Мы пристально смотрим друг на друга и страстно целуемся... Все это происходит почти естественным образом, легко и без напряжения; Женька - голый и возбужденный - молча тянет меня на его кровать, а я снимаю джинсы на ходу и снимаю рубашку через голову, также молча поддаваясь его настойчивости. Оба голые и возбужденные, мы снова целуемся страстно, трется друг о друга сладко затвердевшими членами, безудержно ласкаем и прижимаем друг к другу с явным удовольствием; "Возьми в рот..." - шепчет Женька, направляя мою голову к своей паховой области; "А ты?" - я спрашиваю его с вопросительным взглядом; Он не отвечает - ничего не говорит в ответ, но первым берет мой член в рот, обхватывая его горячими губами. Итак - лежа "валетом" на скрипучей низкой кровати, мы страстно и наслаждаемся оральным сексом друг с другом. И все это происходит так естественно, как будто мы делаем это уже много раз, хотя всего полчаса назад я только мечтал об этом - я впервые делаю минет и мой член, который он жарко обхватывает и по которому его губы плавно скользят вверх-вниз, ласкают чужие губы... Мы кончаем друг другу в рот, и делаем это практически одновременно: мой рот внезапно наполняется

мгновение наполняется горячей солоноватой жидкостью, и это для меня так неожиданно, что я тут же, без раздумий, автоматически проглатываю Женькин выходной продукт, словно из стакана отпитый глоток киселя; впрочем, Женька делает то же самое — почти одновременно глотает мою жидкость, и делает он это тоже, как я понимаю, от удивления... сладость оргазма полыхает в промежности, — выполнили оральный секс... наслаждение! Я так долго — столько времени! — мечтал об этом, что теперь, когда это происходит, я испытываю прежде всего чувство радости и удовлетворения от достижения этого момента... "Ну вот... мы пошутили... вообще...", — прокомментировал Женька смахивая мокрые губы ладонью и непонятно, одобряет ли он или осуждает то, что произошло; больше мы об этом не говорим — мы оба не озвучиваем этого факта и делаем вид будто ничего такого не случилось; а через час мы привычно тусуемся на дискотеке, у Женьки есть девушка, он танцует то с ней, то с кем-то ещё, они ссорятся, мирятся — жизнь продолжается... или — жизнь каждого из нас только начинается? Я думаю о том, что произошло, думаю о Женькином половом члене — о его слегка солоноватом вкусе, размышляю о первых впечатлениях, я в уме повторяю все этапы происшедшего и мне верится и не верится, что всё это было реальностью: "я занимался оральным сексом" — неоднократно говорю я самому себе весь оставшийся вечер, то танцуя под громкую музыку, то перекуривая в компании парней, а перед сном, ещё раз переживая все это в памяти, я спускаю трусы на постели — и долго-долго удовлетворяю себя руками, наслаждаясь... Потом у нас с Женькой это — обмен услугами орального характера — будет повторяться несколько раз.

но каждый раз это происходит только в тот момент, когда мы оба находимся в состоянии алкогольного опьянения. Во все остальное время мы старательно притворяемся, будто ничего не знаем, не нуждаемся и совершенно не интересуемся этим, поэтому все это никак не касается нас, друзей-приятелей.

Где и когда начинается все это? В детстве? В юности? Лето, яркий солнечный день... деревья свеже зеленеют, а теплые апрельские вечера кажутся бесконечно длинными... зима со свирепыми морозами... огромное красное солнце заходит за дальний лес... дождь, барабанящий по окну... тихая осень со своими хрупкими паутинами, плавно парящими в прозрачном воздухе... словно в цветочном механизме, где один узор меняется на другой без предупреждения, из глубины моей памяти произвольно возникают мгновения моей жизни и не только ее – как очарованный странник насквозь проникаю в прошлое, и снова...

Снова – весна: на перекрестке под фонарем, излучающим мягкий молочный свет, двое мальчишек стоят на весеннем ветру и неотрывно смотрят друг другу в глаза, разговаривая о незначительных и абсолютно пустых вещах... двое мальчишек, стоящих на весеннем ветру, сами не знают, о чем они говорят – они опьянены от весны, опьянены своей шумной юностью и без устали смотрят друг на друга. Испытывая странное сладкое бурление и томительное притяжение друг к другу, они говорят буквально обо всем – говорят и никак не могут перестать... Они говорят и говорят, тут же забывая о том, что было сказано. Эти двое мальчишек, стоящих под фонарем, а весенний ветер радостно подхватывает их слова и уносит по пустынной улице – слова уносятся далеко.

E-mail автора: beloglinskyp@mail.ru