Солнцестояние. Прах к праху

— Если ты думаешь, что этого достаточно, то тебе стоит пересмотреть свои убеждения, Виктор.

— Воль...

— Нет-нет-нет. Даже не продолжай. Я не пущу тебя.

— Мне надо всего лишь увидеться с ним.

— Зачем?

В чёрных глазах вампира значится явный вызов, а скрещенные на груди руки и вздёрнутый подбородок лишь подтверждают его упрямство. Вот же, чёртов болван! Моя рука упирается в невидимую стену, куполом накрывающую богатый белый особняк. Без личного приглашения, чужую территорию никак не пересечь.

— Он мой слуга.

— Больше нет.

— Воль!

— Всё, Виктор. Разговор окончен. Я не пущу тебя внутрь и его ты больше не увидишь.

— Чёрт! Да тебе-то он зачем сдался?!

Удар кулака по прозрачной стене вышел таким сильным, что воздух на мгновение пошёл блестящими трещинами, заставив хозяина земли побледнеть и выпучить глаза. Он попятился, но потом взял себя в руки и горделиво выпрямился.

— До свидания, мистер Торнхолл. Был удивительно не рад нашей встрече.

На этих словах, его видимый облик подёрнулся дымкой и растворился в воздухе.

— Чёрт!

Ещё один удар принудил воздух загудеть и завибрировать, но трещин больше не было. Понятно, что переубедить этого идиота в ближайшее время не получится. Надо придумать какой-то другой способ попасть в дом.

Я постоял ещё немного возле ажурных ворот, прикидывая куда мне следует теперь направиться и последний раз взглянул на особняк. Увиденное, заставило сердце глухо стукнуть о рёбра и пожалеть о том, что я не ушёл раньше.

Слуга шёл по садовой дорожке спокойным, размеренным шагом, неся в руках большую корзину срезанных цветов. Он улыбался и смотрел вперёд на кого-то, невидимого за разросшимися кустами. Вот, он остановился, чья-то рука нежно коснулась его щеки, а затем притянула его голову, скрыв от обзора.

Я отвернулся и дотронулся до груди. Мёртвое сердце лихорадочно плясало, дёргаясь из стороны в сторону и причиняя ужасную боль. Густая чёрная кровь, неприятными толчками проходила через него, царапая и растягивая тромбами каждый сосуд. Голова гудела, тошнота и слабость волнами прокатывались по не готовому к кровообращению, телу.

Чтобы не сдохнуть на месте, я позволил себе немного рассредоточиться, а ветру расхватать моё тело по кусочкам, растворяя в зимнем воздухе саму память о моём существовании.•  •  •

хищность.

— Чуть было не начал.

Поцелуй выходит горячим и глубоким. Не настолько, чтобы сгореть или упасть, но достаточным, чтобы ненадолго забыться. Одежда теряется сама собой. Пол становится постелью. Камин — единственным свидетелем нашего единения.

В этот раз всё происходит добровольно и как-то совсем по-человечески. Словно, мы просто влюблённые, а мёртвое бессмертие лишь странная старая сказка, рассказанная кем-то по глупости. Только в конце я позволяю своим клыкам пропороть мраморную кожу и глубоко войти внутрь, вместе с наслаждением принимая и чужую кровь. Руки блуждают по тонкому девичьему телу, пока я, жадно присосавшись, не выпиваю столько, чтобы хватило заполнить гудящую пустоту внутри.

Когда мои зубы, наконец, покидают плоть, женщина отстраняется и отползает от меня, улыбаясь лишь только тенью улыбки. Её грудь тяжело и часто вздымается, а бледное лицо ещё больше выцветает.

— Бель?

Но в ответ на мою тревогу, она только делает останавливающий жест и прислоняется спиной к мягкому креслу.

— Всё хорошо, Вик, хорошо. Просто ты стал сильнее, вот я и...

Она не успевает договорить, как глаза её вдруг расширяются в удивлении и впервые я вижу, как это происходит наяву: Мир останавливается, замирая в движении. Гаснут звуки, блекнут цвета, размываются очертания предметов. И в эту секунду безмолвия, откуда-то сзади приходят шаги. Незримый идёт, мягко ступая по ткани бытия, проходит мимо, задевая чёрным плащом и опускается на корточки перед сидящей вампиршей. Он мягко отводит локон с её лица и ласково целует в лоб, отчего по тому вниз течёт струйка алой крови.

— Твоё время вышло, дорогая. Нам нужно идти.

Незримый с лёгкостью поднимает на руки обмякшее женское тело, разворачивается, но почему-то остаётся на месте. Парализованный, я могу только видеть его грубые чёрные сапоги и подол тёплого плаща. Тихий, вкрадчивый голос ввинчивается в уши с такой болью, словно их заливает жидким свинцом. Звуки с той стороны мира противопоказаны живущим, а живым мертвецам — тем более.

— Не пойму только зачем нужно было так жадничать? Она была моей любимицей.

Ответ представлялся невозможным, даже если бы я знал, что сказать на это. Незримый поднял ногу, опрокидывая меня на спину и упёр жёсткую подошву в мигом затрещавшую грудь.

И я увидел его лицо.

Оно было так далеко, как на другом конце света, но я всё равно его рассмотрел — сухое, строгое, вытянутое и совершенно лишённое смеха. Могильно-серые глаза смотрели вниз бесстрастно и холодно. Весь образ древнего существа дышал могуществом и бессознательной жутью. Бель, распластавшаяся на его руках, казалась спящей хрустальной куколкой.

— Так и быть, сегодня я заберу её, раз такого твоё желание. Но впредь...

Он лишь слегка надавил ногой, но кости грудины тут же треснули как стеклянные, позволив его ботинку пройти внутрь до сердца. Я чувствовал, как подошва сапога упёрлась в упругие мышечные стенки, готовая с лёгкостью их лопнуть. Но он не стал этого делать, вернув конечность на пол и безразлично перешагнув через меня — уходя прочь из этого мира и времени. До меня долетели •••

только его последние слова, или даже, скорее, эхо слов.

— Прах к праху, Виктор.

Всё, что я смог сделать, когда реальность ожила, это схватиться за оголённое сердце, сжаться в комок и повторить слова, произнесённые и оглушившие меня.

— Прах к праху, Незримый.•  •  •

Виктором. Этот ублюдок сегодня призвал Незримого к своей подруге и тот унёс её, не сказав и слова против. Ты хоть понимаешь, ЧТО значит призвать Незримого?

— Нет... Я даже не знаю кто это, простите.

— Мы называем Незримым древнего тёмного бога, когда-то написавшего завет и правила, по которым живут все вампиры по сей день.

— Тёмного бога?

— Когда-то давно, ещё в самом начале мира, он был человеком и боролся со злом как священник. Но зло крепло и появились первые вампиры, которые стали быстро уничтожать людей, выкашивая их целыми городами. Один из них обратил этого священника и когда тот очнулся и осознал ненасытную силу зла, бесконечность её голода и безумие её жажды, он решил заключить сделку с самим Адом и заплатив своей душой, написал Тёмный Завет. Это писание заключило всех, живущих во мраке, под стражу и определило чёткие и нерушимые границы. С тех пор, вампиры живут по этому, так сказать, «кодексу», а священник, в результате стал Незримым. Ад проклял его бессмертием и лишил возможности существовать в реальности. Он стал его слугой и священным оружием. Теперь ты понимаешь, почему Виктор поступил плохо?

— Честно говоря, не очень. Если он мстит и контролирует только вампиров, то людям...

— Милый мой мальчик, если бы в Тёмном Завете было написано только о нас, ТЫ бы сейчас был моим хозяином, а не наоборот.

— Что?

— Знаешь, что-то меня утомили все эти разговоры.

— Господин Вольф..?

— Заткнись дорогой. Будет совсем не больно. Но, если хочешь, можешь кричать.