Зимняя сказка. Тематика: Эротическая сказка Часть 2

Назавтра мне нужно было уезжать, возвращаться в свою общагу. Мне не спалось. На ум постоянно приходили картинки моих действий с мамой. От этих ярких воспоминаний я возбудился. Наступила непрекращающаяся эрекция, очень мощная и раздражающая. Я встал с софы. Было темно. Плечо мне царапнула еловая ветка. Негромко стукнулись и закачались стеклянные игрушки. Тихонько ступая, я подошел к двери в спальню и осторожно заглянул в комнату. Отец спал на боку, лицом к стенке. Мама прикорнула рядом, уткнувшись лицом ему в спину. Чувствуя холодок в груди, я неслышно подошел к кровати. Слышалось спокойное похрапывание отца.

Я наклонился над мамой и осторожно поцеловал ее в щеку. Мама вздохнула, открыла глаза, повернула голову и с удивлением посмотрела на меня. Она быстро взглянула на отца, а затем опять на меня. В ее глазах мелькал страх. Ее глаза с огромными черными зрачками привели меня в еще большее возбуждение, и я осторожно стал целовать их.

— Ты что?! Уходи! У-хо-ди, — прошептала она еле слышно и вновь взглянула на отца.

На меня нахлынуло какое-то садистское удовлетворение: мама вновь была в моей власти! Теперь я целовал ее шею, горлышко. Я почувствовал, как нервно дергается ее кадык. Я чувствовал себя палачом, терзающим прекрасную беззащитную жертву. Нащупал край покрывала, свисающего с кровати, поднял его и перекинул его через мамино тело так, что оно упало между ней и отцом.

Мама лежала в коротенькой рубашке, ее полные, стройные, загорелые ноги были почти полностью обнажены. Я сел на корточки, и мои коленки в тишине громко хрустнули. Я слышал частое нервное дыхание мамы. Затем я прижался лицом к гладким маминым ножкам и принялся целовать нежную кожу на внутреннем сгибе коленей. Пододвинулся повыше, потерся лицом о ее бедра. О, как мне хотелось утопить свое лицо в сводящих с ума волнах ее бархатных бедер!...

Затем я ухватил левой рукой за ее лодыжку и стал поднимать ее верх, чтобы просунуть лицо ей между бедер. Мама напряглась, сопротивляясь. Тогда я не очень сильно, но достаточно громко шлепнул ее по попе. Звук получился неожиданный и резкий. Отец хрюкнул, перестал похрапывать, громко засопел и потом вздохнул. Мама окаменела. Я пригнулся и присел на пол. Вскоре отец снова захрапел, а я вернулся к своим насильным действиям. Мама престала сопротивляться, она подняла ногу и сама поставила ее ступней на колено, а я тут же полез своей головой к ней в промежность. Но не сразу! Я упиваясь, растягивал удовольствие, спускаясь губами по нежной коже внутренней стороны ее бедра. И вот настал миг наслаждения, который я так долго предвкушал. Я лежал щекой на мамином левом бедре, а правая нога обнимала меня за шею. Я, сладострастный, отвратительный, подлый насильник, уткнулся носом в скомканные, влажные, душистые складочки трусиков в ее промежности. Мамины бедра вздрагивали, а я целовал и нюхал тонкую поношенную материю. Она впитала пот, все запахи и соки сношения с отцом, всем •••

тем, чем они занимались, пока я лежал в комнате под елкой и пытался уснуть!

Следующим призом мне стали полные, мягкие, упругие, теплые половинки ее попки под трусиками, которую я принялся гладить левой рукой. Мне захотелось погладить ее полностью, залезть между этими восхитительными половинками, и нащупал тоненькую резиночку трусиков, зацепил пальцем и потянул вниз.

Однако мама схватила меня рукой за кисть и остановила это движение. Затем другая рука появилась у нее в промежности. Холодные пальцы с длинными острыми ноготками потрогали мои глаза и губы. Потом ее указательный палец, как бы от нечего делать, прошелся по моим губам, раздвинул их и оказался у меня во рту. Я застыл от изумления, от непонятного чувства, когда этот пальчик задвигался вперед-назад у меня во рту. Я обхватил его губами. Мамина рука продолжала энергично двигать пальцем у меня во рту. Я вдруг почувствовал себя так, как будто делаю минет отцу. Это ощущение было настолько необычным и сильным, что мой член выпустил целую струйку прозрачного вязкого сока, а я почувствовал наслаждение от этой развратной картины.

Затем мама отпустила мою руку, и ее палец выполз у меня изо рта. Обслюнявленный, он подлез под ткань трусиков, поерзал там, затем выбрался обратно. Он сделал мне несколько щелчков по кончику носа. Я ощутил резкий, свежий, возбуждающий запах влагалища, такой знакомый, и в то же время пахло не только маминым соком: сюда примешивался явный запах застоявшейся спермы. Палец грубо пролез мне в рот, и задвигался там, как член. Мама мстила мне за свое унижение: я фактически, действительно делал минет своему отцу... От унижения, смешанного с наслаждением, я часто засопел.

Затем наступила вторая фаза этого странного действия. Пальчик снова заерзал под тканью в промежности; мама приподняла таз, пальчик потянул за трусики вниз, а затем сдвинул их в сторону. В то же время, другая рука надавила мне на затылок, а нога поднялась выше и встала мне на плечо. Мой рот оказался прижат к рельефной, волосатой и влажной маминой писе. А дальше наступило одно сплошное, немыслимое наслаждение, когда два других пальчика развели в стороны мягкие, припухшие половые губы, и я всем ртом приник к пахнущей, текущей, горячей женской сущности.

Я провел языком вверх и вниз до отказа, несколько раз, затем отыскал знакомый вздутый пузырек клитора, и лаская, всосал его в рот. Я услышал, как мамина голова откинулась на подушке, послышался сдавленный полуоханье-полувздох. Мамин клитор лежал у меня под языком в тягучих сладких слюнях. Я знал, что это — самое нежное место во рту, ведь сверху язык такой твердый и шершавый. Я вывалил свой язык из рта и принялся ласкать мамин клитор, задранный между половых губок вверх, нижней стороной языка. Я чувствовал, как он растет и набухает. Я слышал, как мама сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вскрикнуть, резко, сдавленно выдыхает ртом: О! О! О!. Ее бедра напряжены до предела и непроизвольно •••

вздрагивают. Маленький скользкий опеночек пылает у меня между губами. Затем лезу языком вглубь влагалища и чувствую, как оно раскрывается мне навстречу, брызгает, чмокает. Слышу продолжительное, долгое О-о-о-а-а-ах! Мамина нога сгибается, упирается мне в плечо и резко отпихивает. От неожиданности, я с грохотом отлетаю от кровати к порогу спальни.

— А! Что? — просыпается отец. Пока мама привстает на кровати, заслоняя меня, поправляет покрывало, я по-пластунски выползаю из комнаты.

— Ничего, ничего. Это у соседей сверху что-то упало. Спи.

Осторожно заглядываю в спальню. По подбородку у меня течет. Мама мельком смотрит на меня и делает за спиной предостерегающий жест ладонью. Я так понимаю, что она выйдет ко мне, когда отец заснет. Ложусь на софу. Через несколько минут из спальни выходит мама, смотрит не меня, потом осторожно заглядывает в спальню, стоя у двери. Одним движением оказываюсь рядом с ней.

— Ты что — с ума сошел? Что ты делаешь! Идиот! — шепотом говорит она, часто дыша.

— Мам... Ну, мам... Я не могу без тебя. Я умру... Мне завтра уезжать. Сегодня уже...

— Господи, и не отвяжешься от тебя...

Она пристально смотрит на меня, и ее грудь часто и сильно вздымается. Она поворачивается и опять заглядывает в спальню.

— Сержик... Только быстренько... Понял?...

Обеими руками она быстро задирает подол рубашки и приспускает трусики. Затем, опираясь одной рукой о косяк, нагибается, выставив навстречу свою чудесную пухлую попку. В одно мгновение спустив свои трусы, подскакиваю поближе. Другая мамина рука ловит мой член и крепко обхватывает кончик. Не успеваю ничего сообразить, как с характерным шелестом, на моем члене оказывается как гольфик, надетый презерватив. Крепко и даже грубо, мама тянет меня на себя. Ее попа качнулась назад, и я, охая, хватаю обеими руками ее за талию.

Пыхтя, двигаю членом в ее влагалище. М-м-м... Как хорошо! Я ебу! Я ее ебу... Мама двигается, и ее теплая попа мягко толкает меня в живот. Мамина голова качается в проеме двери. Я ложусь ей на спину и заглядываю в спальне. Отец лежит на спине и спит. Мой член двигается с громким чмокающим звуком. Не разбудить бы его... Еще немного... Еще... Сейчас! О-о-ох! Еще немного... Мамочка, милая... Мамм-моч... к... А! А!

Что же это?! Наверно, я слишком громко вскрикнул... Храп отца прекращается. Мама выпрямляется, бесцеремонно отстыковывается, поправляет трусики и рубашку и шагает в спальню, оставляя меня стоять, дергаясь у косяка и додрачивая свой член, заполняющий хрюкающий презик чудовищным количеством спермы.•  •  •

У нас с Димоном иногда бывали родственники, и третья кровать тогда была кстати. Мама сможет остаться на ночь. А может... мне перепадет что-нибудь? Мой член видимо, что-то почуял и стал бодро выпрямляться. В Бобруйск, животное!

День рождения прошел замечательно. Мы ели вкуснятину и пили чай с тортом. Слушали музыку. Было весело и празднично. Я любовался мамой. Она хорошела просто день ото дня. Должен сказать, что все это время у меня стояло почти без перерыва. Стоило взглянуть на обтянутые колготками круглые мамины колени ее скрещенных ножек, и... Я заметил, что Димон тоже украдкой пялится на маму. В Бобруйск, животное! Знал бы ты...

Вечером я предложил маме совершить экскурсию по общаге. Мама чуть насмешливо улыбнулась и согласилась.

— А вот здесь у нас самое злачное место, — провозгласил я, открывая тяжелую скрипучую дверь, — Прачечная. Ну, ты помнишь: «Алло, это прачечная?...»

— Мама засмеялась.

— Ну-ну, без пошлостей. А чего же здесь примечательного?

Я включил свет.

— Здесь траходром местных студиозов. Смотри, сколько презиков.

— Нда-а-а. Хоть бы завязывали, лодыри...

— Ну знаешь, как ленивы студенты. Готовы спорить до хрипоты, кому завязывать. А никто не хочет.

— Я вижу, ты здесь как рыба в воде. Все-то тебе ведомо.

— А то!

— И с кем ты тут развлекаешься?

Нет, насмешливо-равнодушный тон меня не обманул.

— С мокрощелками местными, ты же знаешь...

Маму это слово всегда смешило.

— Познакомил бы с одной какой-нибудь... мокрощелкой... Ха-ха-ха!

— Нет проблем. Сейчас приведу.

— Да ладно!

— Чего — ладно-то... Говорю же — но проблем. Три минуты. Спорим?

— Если проиграешь, я выпорю тебя ремнем.

— А если ты, то — я тебя.

— Ну, щас! Иди, иди. Время пошло...

— Ма, видишь вон ту дверку. Спрячься там.

— Зачем?

— Ну, можешь и не прятаться...

— Пошел!..

Не прошло и двух минут, как я появился с заспанной Веркой по прозвищу Малява. В прачечной никого не было. Значит мама — за секретной дверкой.

— Ну, чего тебе? А? — пробурчала Веерка.

— Полтинник.

— А, пошел ты!

— Резинка моя.

— Три минуты.

Господи, и эта дает мне три минуты!

— В рот.

— Деньги давай!

Передаю Верке деньги вместе с резинкой. Пока та разрывает пакетик, спускаю штаны.

— Чё, оголодал так? Стоит уже...

— Не на тебя стоит...

— А на кого? На фотку Анны Семенович?

— Заработаешь на силикон — и на тебя встанет.

— А-а-а, понят... ммм...

— Давай, работай, мокрощелка!

— Паажди. Во рту пересохло, спросонья-то. Слюней нету...

— Пох. Работай.

Веерка мычит. Обтянутый специальным презервативом член двигается вперед-назад между Веркиных губ. Я осторожно поворачиваю голову в сторону дверки в темном углу. Пожалуй, следует несколько изменить перспективу, чтобы маме было больше видно. Беру Веерку за уши и перемещаю ее голову за собой. Веерка давится слюной.

— Ну, хули ты де... ммм...

— Давай, давай!

Я чувствую нпряженную тишину, исходящую от дверки. Представляю, что видит мама и что она чувствует. От этого возбуждаюсь.

— Соси, соси...

— Ммм...

Наверное, я слишком сильно дернулся вперед бедрами. Веерка ухает и садится на задницу. Потом выплевывает чудовищное количество слюней и со словами «Ваше время истекло!» — •••

исчезает. Стою как дурак, со спущенными штанами и стоящим членом. Бормочу «сука» и стягиваю презик. Дверка в темном углу со скрипом открывается и появляется мама. Со спущенными штанами и торчащим как дротик членом, поворачиваюсь к ней. Она морщится.

— Будь добр, пожалуйста...

— А, извини.

Поворачиваюсь и кряхтя, с трудом засовываю член в штаны.

— Ну вот, где-то так, мам. Извини за неоконченную пьесу. Неудобно было стрельнуть у тебя сотку...

Неожиданно получаю громкую пощечину. Она говорит громко:

— Это было отвратительно!

— Согласен, мам... Так и я о том же... Это все так гнусно...

— Не паясничай!

Беру ее руку, целую и прижимаюсь щекой.

— Мам...

— Что?

— Мам...

— Ну, что?

В ее голосе не чувствуется мягкости.

— Мам, извини. Это действительно скотство. Поверь, они все такие. Только ты — самая лучшая...

— Самая лучшая блядь у тебя, да? Ну давай, давай, сейчас я тебя обслужу! Бесплатно!

Она неожиданно опускается передо мной на корточки и начинает рывками расстегивать мои брюки. Я просто окаменел. Я не сомневался, что мама сейчас именно так и поступит. Но я также знал, что после этого навсегда потеряю ее. Резко наклонившись, я поднял ее с пола и рассерженно, не оборачиваясь, вышел из прачечной.

Около получаса мы с мамой не разговаривали. Потом подал голос Димон, и мы все постепенно снова разговорились.

Я был слишком возбужден, и мне не спалось. Я лежал, размышляя о произошедшем. Теперь я почти жалел, что не позволил маме «обслужить» меня. Я представлял себе маму на месте Верки-Малявы, я видел себя стоящим со спущенными штанами, без презерватива... Мой член все наливался и матерел, и как домкрат, был готов порвать трещавшие по швам трусы. Это не было приятно. Это было просто больно. Потом я уснул.

Я проснулся от того, что к моим губам прижались мамины губы. Я раскрыл их, и ощутил ее горячий рот, дерзкий опытный язычок прошелся по внутренней стороне моих губ. Я чувствовал сдерживаемое, шумное мамино дыхание. Я задрожал от предвкушаемого наслаждения. Мама пришла ко мне! Сейчас она будет со мной! Вдруг она отстранилась, над моей головой словно птица взмахнула крылом — промелькнула в темноте тень ноги, а потом... К моим губам вновь прижались губы. Но это были совсем не те губы, что в начале...

Они были влажные... Меня заколотило от возбуждающе — опьяняющего запаха. Я открыл рот и там, за грубоватой волосяной кожуркой кокосового ореха, отыскал языком горячую, вожделенную, сочащуюся щель. Когда мамины пальчики пролезли над моим подбородком, и мама пошире раскрыла себя, я готов был заорать от наслаждения и благодарности, но лишь застонал, заставив свой язык завибрировать, защекотать кончиком уголок растянутой нежной щелки, где уже набухала готовая лопнуть тоненькая ягодка клитора. Затем я поднял руки и ощупал доставшийся мне драгоценный дар...

Мама была голая, в коротенькой шелковой рубашечке, которую я поддел, пролазя внутрь, подставляя ладони крупным, ни с чем не сравнимым в своей нежной прохладной тяжести, маминым грудям. Мои руки лазили, гладили ее мягкий •••

животик, бочка, спинку и ниже — возбуждающие, упругие ягодички. Мама стояла надо мной на корточках, держась руками за мои бедра, головой к моим ногам, медленно двигая промежностью по моему лицу. Одеяло было сбито где-то в ногах. Я чувствовал, как ее живот и бедра движутся ко мне навстречу в поисках новой порции ласки, оказываемой моим ртом. Мой нос тяжело сопел в горячей, потной, волосатой промежности. Как мог далеко, я просунул язык во влажную, горячую, слизистую глубину влагалища и с торжеством услышал неповторимое «А-А-Ах!».

Мой окаменевший как статуя, член самостоятельно нашел путь к свободе: он вылез через штанину трусов. И тут же по нему, раз и другой, электрической волной прошлись кудряшки маминых волос. Я открыл рот в безмолвном крике и захлебнулся в горячей, остро пахнувшей патоке...

Что-то случилось с моим членом. Его словно пережали где-то у основания. Мне казалось, что он превратился в горячую деревянную, покрытую слизью кеглю. Промежность прихватило каким-то немыслимым спазмом. Затем мне вдруг стало легче дышать. Мама быстро встала с моего лица, затем я почувствовал, как кровать прогнулась, и на мои бедра навалилась тяжесть. Мама сидела на моих ногах. Затем мягкие волосы защекотали мое лицо, и горячий мамин рот прижался к моим губам. Я открыл рот для маминого языка, который бесцеремонно пролез внутрь. Одновременно с этим, я чувствовал прохладную легкую ткань рубашки на моем стоящем колом члене. Затем мама оторвалась от моего рта и приподнялась на мне. Ее темные глаза пристально смотрели на меня. Ее узкая ладошка скользнула к себе между ног, и почувствовал, как длинные ее пальчики поглаживают мою мошонку, превратившуюся в туго затянутый мешочек, сдавливающий мои яйца. Накладные ноготки пальцев потыкали задубевшую кожу на мошонке. Затем ладошка прошлась вверх и вниз по моему горячему твердому члену.

— Мама! — тихо, умоляюще прошептал я — Мамочка!

Мамины губы наклонились над мои лицом.

— Это тебе подарок на день рождения, — вполголоса произнесла она.

— Мамм... Мамочка!

Мама двумя пальчиками отогнула мой пылающий стержень от живота, сделала волнообразное движение тазом. Головка члена уткнулась во что-то жесткое. Затем кончики пальцев обхватили головку у основания и принялись водить ее вперед-назад. Мамин таз начал опускаться вниз. Я протяжно охнул. Пальчики разжались, и головка, встречая сопротивление, протиснулось через узкое, горячее и влажное, затем была проглочена вместе со всем членом, угодившим в нежную, готовую принять меня ловушку.

Мама плотно сидела мне, с моим стоящим членом внутри. Я напрягся, приподнял бедра. Мама качнулась, но сидела на мне крепко, как наездница. Сбывался мой самый желанный сон в жизни, когда моя прекрасная мама трахает меня. Я опять залез ей под рубашку, в мои ладони влились две тяжелые, упругие грушевидные груди со торчащими сосочками. Дернувшись, я сделал еще одну попытку дать облегчение своему окаменевшему члену.

— Мамочка, пожалуйста... Мамочка, пожалуйста...

Вот так когда-то я выпрашивал у мамы машинку в магазине игрушек, и теперь я делал то же самое. Мама таинственно улыбнулась, вновь •••

склонилась надо мной, ее рот обхватил мои губы, а затем я почувствовал, что она приподнимает попку и затем медленно, плавно опускает ее вниз. Я сдавленно хакнул, застонал от невыносимого ощущения в члене, стимулируемом горячим, узким, нежно почмакивающим женским половым органом. Моя драгоценная наездница выпрямилась и принялась в неспешном ритме поскакивать на моих судорожно выброшенных вверх бедрах. Если бы я мог заорать, я бы орал. Но я только хрипел. Мои руки не знали, что делать с этим родным, прекрасным телом, нежно меня трахающим. Они скользили от грудей по гладким бокам до ягодиц и обратно. Я задирал кружевной подол рубашки и смотрел на аккуратный черный треугольничек из черных жестких кудряшек, прижимавшихся к моему волосатому лобку.

— Мамочка, пожалуйста... Пожалуйста, еще!... Мамочка, любимая, еще!...

Мама полузакрыв глаза, сидела на мне, ее обалденная стройная фигурка словно раскачивалась на мягких волнах. Я никак не мог поверить в то, что происходило. Из Димонова угла уже давно доносились какие-то беспорядочные звуки, но мне было совсем не до него.

Мама открыла глаза, и вновь посмотрела в мои глаза, выпученные и пьяные от удовольствия и похоти. Она опустила одну ногу с кровати, оперлась о локоть и легла на меня. Затем выпрямила и другую ногу. Насаженная на мой член, она лежала на мне, целуя меня в губы. Затем заерзала коленями, заставив меня раздвинуть ноги. Подтягиваясь на локтях и на цыпочках, она заерзала мне, вверх-вниз. Я согнул ноги в коленях и поставил их стоймя, чтобы прижаться к ее телу поближе. Господи, мам трахала меня, как мужик женщину! Было чудовищно приятно, я и заойкал, как женщина, которую сношают. Скосив взгляд в сторону, я увидел выпученные глаза Димона и его подпрыгивающие голые ноги и руку, яростно дрочившую член.

Мама тяжело дышала, ее подмышки вспотели. Мои руки гладили и гладили полные гладкие ягодицы мамы. Она слегка сползла вниз и теперь совершала короткие быстрые движения. Сальная головка моего члена почти выходила из ее половых губ, и тут же мелко входила во влагалище. Долго это никак не могло продолжаться. Вцепившись в ее попку, выгнув до предела вверх таз, и глядя в обезумевшие глаза Димона, я стал кончать. Мои яйца сдетонировали. Не знаю, сколько это продолжалось. Я услышал, как завыл Димон, моя головка, зажатая в щели между моим волосатым и маминым гладким животом, извергала и извергала сперму, горячий поток потек по паховой складке в промежность. Наши животы и лобки со шлепками стукались друг о друга.

Я в последний раз дернулся, моя разгоряченная задница наконец опустилась на мокрую простыню. Мама скатилась с меня набок. Мышцы моего живота и промежности, приятно постанывали от перенесенного перенапряжения. Я тоже перевернулся на бок, принялся целовать мамины глаза щеки, взмокшие волосы. Опавший член уткнулся в лобковые волосы мамы.

— Мамочка, — хрипел я срывающимся голосом. — Мамочка, я люблю тебя! Я так люблю тебя! Если бы знала!...

Мама смотрела на меня с •••

любовью, с какой-то жалостью и даже с тревогой. Она молчала, ее грудь вздымалась, я все целовал ее. Все целовал...