Границы дозволенного. Порно на границе

Николай встал с постели и медленно направился в ординаторскую.

— Пожалуйста, войдите! — услышал он мелодичный голос Майи Михайловны, заглянув в приоткрытую дверь. — Закройте дверь на замок, чтобы нас никто не побеспокоил: я хочу поговорить с вами наедине... Проходите, садитесь сюда, я надеюсь, что вы будете комфортно чувствовать себя. — Она указала на край старого низкого дивана, и Николай опустился на него так глубоко, что почти коснулся пола.

"Без помощи не поднимешься с этого дивана", - подумал Николай, - "зачем она меня вызвала?... Сама сидит на обычном стуле".

Майя Михайловна была устроена на "обычном", хотя уже довольно старом стуле боком к столу, опираясь правой рукой на него напротив дивана, где теперь мучился Николай.

— Вас зовут Николаем Ивановичем? — прервала она его размышления.

— Позвольте исправить вас, Игоревна.

— Да, да, извините за мою ошибку, Николай Игоревич!

— Я сегодня немного рассеян. Пожалуйста, закурите, — она протянула ему распечатанную пачку сигарет "Салем".

— Спасибо, я только что покурил, — Николай попытался отказаться в надежде сократить время визита.

— Фу, как невежливо отказывать даме! Вы всегда казались таким вежливым мужчиной!

— Прошу прощения! — он уже готов был взять предложенные сигареты.

— Предложите и мне, вежливый мужчина!

— Конечно! — он протянул ей сигареты. "Ну что за состязание в этикете", - раздраженно подумал он.

По своей природе скромный, Николай испытывал физическую неудобность при общении с незнакомыми и малознакомыми женщинами, а чем привлекательнее была женщина, тем труднее было ему справиться с этим.

— Скажите, Николай Игоревич, я давно хотела спросить, что за бумажка висит там, над вашей кроватью?

— Это график моего выздоровления.

— ... О-о, как интересно! — приподняла она и без того высокие брови. — Вы ведь уже две недели лечитесь?

— У вас — две недели...

— Вы и до этого уже лечились?

— В поликлинике.

— Ну да, конечно... И что же, соответствует выздоровление вашему графику?

— Почти.

— Очень, очень любопытно! — заинтересованно произнесла она.

Николай сильно сомневался, что ей, такой блистательной женщине может быть любопытен как сам он, так и его дурацкий график, висящий над кроватью, но она была столь обворожительна, что хотелось внимать всему и веровать во все, что плавно вытекает из ее уст...

— Вы, очевидно, торопитесь выписаться?

— Тороплюсь, конечно... — Николай никак не мог понять, к чему она клонит. Он чувствовал, что очарован этой женщиной. Ему нравились и духи, которыми она всегда пользуется, и то, с каким вкусом она одевается, и ее манера держаться, гово-рить... И чем больше достоинств он находил в ней, тем более невзрачным казался сам себе и скованнее становился.

Конечно, поострить там, в палате, при всем больном честном народе, когда она ведет обход, — это у него получалось не так уж и плохо, но здесь, с ней наедине — совершенно другое дело. Да тут еще этот антикварный диван, сравнимый разве что с «прокрустовым», да Майя Михайловна сидит в такой близости, что когда пытаешься приподняться с дивана, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, то почти задеваешь ее колени.

"Кажется, все было задумано так специально. Она точно знает, что я уже две недели воздерживаюсь... Это настоящий садизм!" - его лоб покрылся потом.

- Вы даже не представляете, - продолжала она с усталым и умоляющим тоном, - только что пришла с улицы, там грязь, дождь, - меня вызывали в другой здание посмотреть на поступившего больного. Вот, посмотрите сами, я не успела переобуться, - она смотрела ему прямо в глаза и немного выставила левую ногу в элегантном ботинке, который практически без искажений повторял изящный рельеф икры. И она была очень устала: целый день на ногах, - закончила она с хрипотцей в голосе.

Николай с интересом опустил глаза на предложенный для осмотра ботинок.

Она сразу же перехватила его взгляд.

- Ведь вы две недели не были дома... Наверное, скучали по детям, жене? - произнесла она сочувственно, словно хотела заглянуть в его опущенные глаза и тем самым показать, что заметила его интерес к ботинку.

Николай, почувствовав это явное движение, все понял: "Конечно же, она выпила, ей стало скучно и она хочет развлечься. Кажется, она заметила мой "голодный" взгляд и теперь играет со мной на полную. Ну что же, пожалуйста!" - понимая ее стремления, он почувствовал приятность в каждой клеточке своего тела. Он признавал право этой прекрасной женщины управлять им и делать с ним все, что угодно.

"Она подпускает меня к себе. Ну что же, в конце концов, такая женщина имеет право на развлечение с любым человеком, включая меня, если это доставляет ей удовольствие: она может все!" - уже без сомнений думал он.

Очень хотелось уговорить себя, убедить в том, что он практически обязан согласиться на ее просьбы, поддержать ее желания. Ведь сам он никаких действий не предпринимал, несет лишь небольшую ответственность. В голову пришли знакомые слова из песни: «Много дел и заботы есть...» Это все из-за его доброты и неспособности отказывать. Почему ему только приходится проглатывать горечь и трижды в день оставлять свои дела ради других? Зачем бы ему не постараться помочь этой прекрасной женщине, если она не возражает? Только чуть-чуть, ведь от этого никто не пострадает, а никто и не узнает.

«Верно, все так получается! — с отчаянием подумал Николай — нужно бросаться в холодную воду без раздумий, а там уже посмотрим!».

— Конечно, мне очень скучно! — прервал он свои размышления и добавил к этим словам легкий драматический вздох, который явно не прошел незамеченным.

Николай принял решение и теперь смотрел на нее, свою заветную мечту, которая так внезапно стала явью. Он изображал на лице задумчивую грусть и иногда спускал взгляд, словно невольно, к ее коленям, оставляя его на них на мгновение. Он верил, что этот безобидный трюк обязательно произведет нужное впечатление.

— Не расстраивайтесь так сильно, через пару-тройку недель вы будете дома как новенький, если только к тому времени язва заживет и я как лечащий врач решу выписать вас, — продолжала она с небольшой иронией, пристально следя за скользящими по ее ногам печальными глазами.

— Но это займет много времени! — с грустью в голосе он снова опустил взгляд на ее прозрачные колготки, имея в виду этим замечанием завершить разговор о возможных сроках выписки.

На ее лице застыла загадочная полуулыбка. Алкоголь, выпитый за вечер, эта очень "содержательная" беседа с интересным собеседником, его неспособность скрыть печаль в глазах, наблюдающих за "случайными" движениями ее ног и рук, отчаянные попытки приспособиться к дивану - все это развлекало ее и делало вечер приятным. Майя Михайловна с удовольствием зажег новую сигарету.

— Ну вот, только теперь я, кажется, окончательно согрелась, — прошептала она почти незаметно. — Николай Игоревич, там возле шкафа мои туфли, те бежевые. Не подумайте плохого и не сочтите за труд принести их сюда, — исполнительно попросила Майя Михайловна, с ухмылкой глядя на него.

"Ага, слово «пожалуйста» опустила", — подумал ... Николай, с трудом вставая с дивана и направляясь к шкафу.

Ее туфли, стоящие рядом с другими двумя парами, он узнал сразу. Это были очень милые туфельки с открытым носком и игривым поперечным зигзагообразным ремешком.

Он осторожно взял их, внимательно осмотрел со всех сторон, приводя ближе к своим близоруким глазам, будто хотел запечатлеть их навсегда в своей памяти. И чувствуя приближение волнующего тепла, скользнул пальцем по узкому ремешку до самой металлической застежки, уверенный в своей незаметности. Сила воли помогла ему подавить внезапное желание поцеловать хотя бы одну из едва заметных выпуклостей на ее ногах, оставленных от многочисленных надавливаний больших пальцев.

Подняв взгляд на зеркало, висящее рядом с дверью, Николай обнаружил неожиданное изменение: Майя Михайловна теперь сидела на том самом диване, на котором он только что мучился, и, блестящая и привлекательная, лениво откинулась на спинку, глядя в то же зеркало.

Николай почувствовал краску на своих щеках и логично предположил, что она видела все. Быстро повернувшись к ней, он направился к ней, стараясь придать своему шагу больше решимости. Однако его решимость серьезно ослабла, когда он подошел к дивану, где теперь полусидела Майя Михайловна в ожидании своих туфель. Ее короткий игривый халат прекрасно сочетался с черными колготками. Пуговица халата расстегнулась от напряжения и любопытный глаз мог легко увидеть ее ноги практически до самых бедер.

Николай был готов к чему-то подобному, но все же сильно смутился от такой откровенной позы.

"Нужно проигнорировать это, притвориться равнодушным", - пытался разумно реагировать он на предложенную игру. - "С другой стороны, не хочется ее разочаровывать своим безразличием: она может принять меня за импотента или глупца", - думал он.

Задумавшись об этом, он уставился в пол, размышляя, куда поставить туфли. Выбрав место, Николай наклонился немного вперед и несколько неаккуратно опустил их почти на пол перед Майей Михайловной.

Встав на прямые ноги, он встретил удивленный взгляд ее глаз. Они смотрели друг на друга без моргания пять-семь секунд, будто оценивая друг друга.

— Ну что, вы остановились на полпути, вежливый господин, и туфли, которые только что... ну, не важно... выбросили как попало? Это же не место для них! Я совсем не об этом думала! — с капризным выражением лица, сложенным особым образом, она показала обиду и разочарование.

Николай очень хотел понравиться Майе Михайловне. Он хотел казаться опытным мужчиной с чертами рыцаря. Хотел показывать непринужденность и раскованность, исполняя ее мелкие прихоти, чтобы скрыть свое настоящее удовольствие. Но под ее требовательным и удивленным взглядом он чувствовал сильное смущение, которое мешало ему играть роль правильно.

— Прошу прощения,— пробормотал он, очень сбитый с толку. Николай неуклюже отодвинул стул и поспешно опустился на колени. Он тупо смотрел на ее ботинки, не зная как начать разговор. Но если бы он заметил изменения в ее глазах, рте и лице, то понял бы без подсказки, что именно она хотела от него любой ценой. Именно для этого она его пригласила из-за скуки. Вид мужчины перед ней на коленях не просто приятен, а возбуждает и дает ей уверенность в своей привлекательности. Поклонение мужчин было для нее так же естественно, как чистка зубов утром и вечером.

Как только Николай встал перед ней на колени, он больше не должен был проявлять сдержанность и можно было делать почти все на обоюдное удовольствие — она это чувствовала.

Именно по этой причине она выбрала его и теперь он находится перед ней на коленях.

Ему ли она нравится? Стоит ли заморачиваться такими вопросами? Естественно, если учесть, с какой скоростью он приспособился к ее ногам, и к тому же является интеллигентным и порядочным семьянином, что особенно трогает и возбуждает ее, а также стесняется и смущается при общении с женщиной - просто приятно наблюдать. И где же осталась его острота ума?

Она видела, как он с вожделением рассматривает ее новые колготы, и это точно ей нравится. Именно такого типа мужчины становятся объектом ее сексуального внимания.

О, как хорошо она понимает таких людей, как Николай Игоревич, которые относятся к женщине только со восхищением и радостью, и ценят возможность выразить это восхищение любой женщине, которая достойна его! Такие мужчины не так уж редки. В сексе они находят удовлетворение от своей собственной жизненной значимости, отдыхают от своей мощи, и Майя Михайловна, как настоящая женщина, не может не угождать таким их прихотям. Она просто создана для такой роли.

Даже в юности отношение Майи Михайловны к любви и мужчинам можно было бы назвать необычным. То, что обычно является заветной целью для мужчин в постели, ей приносит далеко не самое большое удовольствие. Ее больше всего привлекает изысканная романтика, медленные и чувственные ласки мужчины, которые постепенно разжигают страсть.

О, как она наслаждалась восхищением мужчин, плененных ее умелыми действиями и сильным желанием, пробуждаемым могучими торсами этих избранных судьбой мужчин, которые, по ее мнению, призваны раскрасить ее скучную жизнь яркой палитрой!..

"Вот он, очередной почитатель женской красоты, поверженный к моим ногам. Он сам упал без моего участия. Посиди там, дорогой, осознай свое положение до глубины души. Почувствуй силу истинной красоты. Интересно, сколько тебя хватит? И главное - какую радость может принести мне твоя влюбленность?" - она размышляла, внимательно его рассматривая. "Начало всегда самое интересное. Надо быть осторожным идти по льду или минному полю шаг за шагом, продвигаясь в запретную зону и все больше завладевая властью своих очарований, гипнотизируя движениями тела и интонациями голоса, парализуя волю. И самое приятное - наблюдать безмятежные страдания, беспомощные судороги таких, как ты, и только слегка поощрять желания легкой благосклонностью. Это похоже на движения червяка, когда его насаживают на рыболовный крючок!" - она с блаженной улыбкой на лице придумала удачное сравнение. Ну что ж, пожалуй, пора начинать. Давай, мой мальчик! - решила она. - Сейчас мы будем наслаждаться. Я не сомневаюсь в своих способностях. А тебе придется стараться получить то, что тебе будет позволено".

Майя Михайловна с нетерпением потянулась, словно машинально провела рукой от колена вверх по бедру правой ноги, едва касаясь колготок кончиками пальцев. Она предвкушала удовольствие, которое принесет ей ее нынешний поклонник уже стоя на коленях и готовый исполнять все ее желания сегодняшнего дня. Она заметила, с каким желанием он следил глазами за движением ее ухоженной и благоухающей рукой, покрытой дорогими духами.

Безусловно, это дежурство будет приятным. Подожди немного, мой дорогой придворный, если ты будешь достаточно учтив, внимателен и послушен, я еще сегодня позволю тебе поцеловать кончики пальцев этой руки, но это произойдет позже, когда ты окончательно войдешь в свою новую роль. Будь осторожен и не перестарайся. Пока все идет так, как я хочу". — Она слегка вытянула ногу, которую только что коснулась ее рука, и с достоинством кивнула на нее головой.

— Наконец-то сними свои сапоги! Проявляй инициативу! Не сиди безжизненно у моих ног, мне так скучно! — Она сверху вниз смотрела на Николая с высокомерной и авторитарной улыбкой прямо в глаза, специально вслух указывая место, которое он будет занимать отныне. Из опыта она знала: это нужно обговорить прежде всего. Она также знала, что необходимо громко и ясно, с ироническим оттенком в голосе комментировать его неловкость, неумелость, чтобы внушить свое превосходство, чтобы малейший признак ее благосклонности был принят с благоговейным восторгом. С другой стороны, иногда нужно поощрять его удачные действия и проявления инициативы, ласковыми взглядами и мягкими интонациями голоса. Тогда его рвение будет только расти.

Теперь Николай даже не замечал, что она обращается к нему на "ты". Вся его сущность напряглась: две недели строгости в больнице оставили свой след. Ее взгляд очаровывал, ее воля подавляла, а требовательный тон голоса не давал ни единого шанса ускользнуть от рабского исполнения любой ее прихоти. Он понял, что полностью покорен этой обольстительной и хитрой женщиной, что он уже полюбил ее там, в палате, при первом ее посещении, и он полюбил ее потому, что она так захотела, выбрала его. Возбуждение охватило его при этой мысли. Он попытался сдержать себя, хоть немного унять сладкую дрожь, распространяющуюся от живота к горлу, привыкнуть к ядовитому воздействию ее откровенных слов.

Николай глубоко вдохнул, выдохнул и аккуратно принялся спускать застежку сапога, зачарованно глядя на ее округлое без утолщений колено. Это мероприятие у него получилось успешно. Держа оба конца сапога двумя руками, он осторожно начал тянуть, но сапог не двигался.

— Ну как, как дела? Наверное, сложнее, чем создавать графики! — с открытым издевкой обращалась она к Николаю. — Давай уже что-нибудь придумывай, неужели я должна спать в сапогах? Действительно! — Сказала она с веселым хохотом, откинувшись всем телом на спинку дивана и вытягивая ноги. Она уже полностью контролировала процесс и, чувствуя легкость с которой он "попадается на крючок", самозабвенно наслаждалась этим, не давая ему возможности оправиться от своей неудобной позиции.

Николай знал, какое бесформенное обычно бывает его поведение в общении с женщинами, и теперь разрушительные замечания Майи Михайловны, ее красота, боязнь сделать что-то неправильное, показаться неправильным мужчиной — все это ограничивало его и делало его еще более неуклюжим. Но именно его неуклюжесть позволяла этой роскошной женщине с легкостью наложить на него петлю и, радостно улыбаясь, затягивать ее, наблюдая результат с интересом исследователя. И Николаю это нравилось. Ему совсем не хотелось ускорять приятное занятие, которым он теперь был увлечен. Да и нельзя было уже сделать все быстро и встать, не проявляя свое возбуждение перед ней.

— Простите меня, я вот сейчас... — Он понял, что должен будет одной рукой держаться за ее ногу, чтобы стащить этот несъемный сапог.

Глядя прямо в ее глаза, он левой рукой дотронулся до изгиба колена.

Она наблюдала так же, как и раньше: сверху вниз, немного наклонив голову и приподняв подбородок, с улыбкой превосходства и полной свободы. Она уже не только не скрывала своих чувств, а наоборот, старалась показать ему, что она получает удовольствие от своей власти над ним, издевается над его простотой и прямотой.

Между тем Николаю, наконец удалось снять одну ботинку. Он был взволнован успехом и хотел сразу снять вторую, но его коварная партнерша решила по-другому.

— Где туфелька? Я должен держать одну ногу в воздухе, пока будешь возиться со второй ботинкой или ты предложишь мне ставить ее на грязный пол? Колготки чистые, сам видишь,— она акцентировала слово "чистые" и крутила перед его глазами своей ногой,— Ты так неуклюжий, это просто дело опыта.— Она подняла освободившуюся от ботинки ногу выше земли, потянула носок и начала показывать, как медленно сгибаются и разгибаются усталые пальцы.

Ее живая стопа с подвижными пальчиками притягивала его взгляд.

«Тебе нравится, милый? Ты не видел такую ножку часто? Я дам тебе посмотреть обе, обязательно дам, но не сегодня. Чтобы насладиться этими ногами, ты должен приехать ко мне домой, и это будет не просто любование... Ой, что я придумала для тебя, мой дорогой!...»— Она остановилась со сожалением в своих мыслях, так как нужно было перейти к следующему этапу и сохранять высокий темп. На этой стадии знакомства было сложно контролировать ход событий и одновременно получать от них максимальное удовольствие, но Майя Михайловна была опытным стратегом и талантливым игроком.

— Ну же, помассируй, — она грациозно поднесла ногу прямо к его лицу, пристально наблюдая за его реакцией. Он подхватил эту царственную ножку и стал мягко пожимать и поглаживать, отмечая про себя, сколь узка ступня ее ноги и тонки, длинны и изящны пальцы. Он увлеченно водил рукой по этим пальчикам, и с восторгом, который уже не в силах был скрыть, вглядывался в неясно просматриваемые сквозь темные колготки очертания накрашенных ногтей.

Майя Михайловна отлично видела, как напряженно всматривается он, пытаясь разглядеть дивное творение Природы под флером ажурной, с красивыми орнаментальными разводами, полупрозрачной ткани. Она представляла, как он сейчас отслеживает все изгибы и линии пальцев, дорисовывая нечеткие их фрагменты воспаленным воображением. Она выдержала лишь небольшую паузу, точно дозированную, чтобы созерцание красоты не слишком его утомило. Ни в коем случае нельзя позволить пресытиться, упиться, иначе наступит естественный спад чувственного напряжения, что совершенно недопустимо. Это, как вино, — хорошо в строго определенном количестве.

— Уже хорошо, довольно! Ты пытаешься массировать глазами, а не пальцами, но ведь через черные колготы все равно почти ничего не видно! — бесцеремонно демонстрируя свое понимание всего происходящего сейчас в его душе, прервала она его любование прелестями своей очаровательной ножки. — Ты, кажется, вошел во вкус? Не могу сказать, что мне это неприятно, но у тебя есть возможность поухаживать и за второй моей ногой, которой скучно одной там, в кожаной темнице. Освободи ее, «Рыцарь женской ножки», и ты не пожалеешь о содеянном. Я полагаю, вид второй моей затворницы доставит тебе не меньшее удовольствие, ведь она так же прекрасна, как и первая, — шаловливо лепетала с некоторым придыханием возбужденная вином Майя Михайловна совершенные глупости, казавшиеся в этот момент Николаю вершиной поэтической лирики.

Она сопровождала этот текст ослепительной улыбкой и нетерпеливым движением указательным пальцем левой руки по своему колену, которое еще не было раздето.

Николай проникся всей своей кожей обворожительной мелодией ее голоса и затрепетал от возбуждения. Его лицо пылало, а сердце стучало в груди так сильно, будто пыталось вырваться наружу.

Восхищение этой божественной женщиной, которая так чутко ощущала все его переживания, было неизмеримым. Он готов был отдать жизнь за то, чтобы быть с ней. И это даже не владение! Просто право целовать ее ноги без каких-либо преград, наслаждаться запахами ее духов, кожи сапог и только что разобутых ног - он бы отдал за это всю свою предыдущую жизнь, хотя в ней также были моменты...

Дрожащими руками Николай осторожно одел туфельку. Он делал это очень медленно: времени не было спешить, наоборот, хотелось замедлить время хотя бы настолько, насколько это возможно. Не понимая, за что он заслужил внимание такой красивой женщины, он боялся, что все исчезнет как мираж и старался почувствовать каждое сладкое мгновение. Осторожно, будто обращаясь с античной амфорой, только что достанутой с дна моря, он освободил вторую ногу от сапога. Мягкими и плавными движениями без нее просьбы он помассировал пальцы и надел вторую туфельку осторожно вернул ее на прежнее место.

- Наконец-то! - она сделала вид, будто ей надоело все это играть.

Некоторое время Николай продолжал сидеть на своих пятках и тупо уставился на ее уже обутые в туфли ноги.

"Как бы мне хотелось проводить всю жизнь, любуясь этими ногами!" - подумал он. Вздохнув тихо, Николай медленно встал с колен, сожалея о том, что все закончилось так быстро.

"Нет, нет!" - прошептала она, словно испуганная. "Оставайся там, еще не все!" - капризные нотки избалованной и наслаждений женщины вернули Николая на прежнее место.

"Я еще не вознаградила тебя, мой верный рыцарь!" - замурлыкала она. "Теперь разрешаю тебе поцеловать мою руку: каждый пальчик отдельно! Это выражение моей благодарности за приятное знакомство". Она осторожно опустила руку на бедро чуть выше колена и головой пригласила его поцеловать изящную кисть.

Его нерешительность продолжалась всего лишь секунду. В следующий миг, переполненный страстью и чувствами, он приставил пылающие губы к ее руке. От возбуждения он забыл о себе, целуя каждый сантиметр кожи на царственной руке.

Сползая по руке на ногу и опускаясь все ниже, он остановился на колене, чтобы продолжить свои ласки. Он не видел, как Майя Михайловна с блаженством и наслаждением наблюдала за его действиями. Она могла гордиться своим искусством обольстительницы.

"Как легко соблазнить таких порядочных людей!" - мысленно произнесла она, торжественно и ревниво следя за тем, как он аккуратно отлизывает ее ажурные колготки. "Надо беречь его: хотя бы некоторое время. Сентиментальные люди становятся все реже из-за отсутствия востребованности их чувственной романтики. Встречаются все больше хамов, которые заслуживают лишь нашей глупости и скрытой тоски по временам домашнего благополучия, когда мужчины ухаживали за спинами своих любимых жен". "Он мне точно нравится!"

Каждое новое прикосновение его страстных губ к ее ноге наполняло ее тело блаженством истомы. Она не спеша наслаждалась этим уникальным удовольствием, ощущая, как ее женская привлекательность и аристократичное обаяние вызывают в нем поклонение и восторг. В это мгновение она чувствовала себя богиней, полной силы и власти, в то время как он лежал перед ней, выражая свое безграничное поклонение.

"Он такой милый и доверчивый! Это действительно ценное приобретение! Сколько удовольствия можно получить от него, даже только прикоснувшись к его колену! Но не нужно спешить, не нужно быть жадной. Нужно постепенно, мягко и заботливо продолжать: обычно люди после таких эмоций испытывают угрызения совести", - думала Майя Михайловна. "Еще немного... Боже, как это приятно!.. Как не хочется прерывать такие страстные моменты! Интересно, насколько далеко он готов зайти? Но все, все, пришло время..." - она намеренно ждала, пока его поцелуи сместятся с ее туфлей на открытые кончики пальцев.

"Ну, ну, мы не договаривались об этом!" - она оттолкнула его свободной ногой, будто оскорбленная в своих лучших чувствах. "Я разрешила тебе целовать только руку, а ты выходишь за рамки!.. Это абсолютно неприемлемо! Такое поведение не должно повторяться!" - ее голос звучал ясно и гневно.

"Простите!.. Я не могу удержаться!.. Делайте со мной что хотите!.." - его слова были наполнены искренностью и значимостью.

— С тобой опасно оставаться наедине! Хорошо, я подумаю, что можно предпринять, — с щедрым духом сказала она, сменив гнев на милость. — А теперь успокойся. Положись на спину и как можно скорее расслабься, используй свою автотренировку. — Она указала нетерпеливым пальцем в направлении под своими ногами.

Он, раненый, неспособный скрыть свое возбуждение, безвольно упал на выцветший линолеум с бесчисленными отпечатками подошв прямо перед ней, в место, указанное всеувидящим пальцем.

Сбитый и полностью обессиленный после бурного всплеска чувственных переживаний он лежал в глубоком изнеможении, уставившись в потолок и стараясь контролировать свое тяжелое и неравномерное дыхание.

Майя Михайловна прекрасно осознавала, что происходит с ним сейчас. Широко раскрыв свои прекрасные и хитрые глаза, она словно не могла насытиться этим захватывающим зрелищем своей победы.

«Это еще не все, нет, сейчас мы закрепим пройденный урок!» — радостно думала она. Она отлично знала, что любой успех требует завершения каким-то впечатляющим акцентом, последним штрихом гения на только что родившемся произведении искусства. Именно этот финальный штрих производит наибольшее впечатление. Завершение должно быть эмоционально глубоким и проникновенным, только тогда оно западает в память и навсегда мучает ранее смущенную душу, требуя повторения и новых порций наслаждений как наркотик. Отравленная душа никогда не найдет покоя и будет стремиться к новым удовольствиям сквозь все преграды и условности, потому что только ее ядовитый создатель может доставить такие чарующие ощущения.

Она скинула свои туфли и поставила одну ногу на его губы, а другую на его грудь, проталкивая ее в щель расстегнутой молнии его куртки.

— Вот так, полежи и успокойся, пока я размягчаю свои ноги: своим теплым дыханием. Следи за своим сердцебиением, — сказала она с ухмылкой, откидываясь на спинку дивана и закрывая глаза со стоном удовольствия, предвкушая множество будущих удовольствий от общения с этим "пластелиновым" человеком.

— Ну что же, успокоился? Подойди ко мне, садись рядом. Я приглашаю тебя к себе домой: да, к себе домой, — произнесла она после некоторого времени мягко. Однако она не прекратила свое занятие.

Эти неожиданные слова заставили Николая подергаться всем телом, но он опять застыл в недоумении о том, как поступить.

— Почему же ты не встаешь? Ох, это! — она сняла свои ноги и одела туфли. — Надень мне туфли и послушай меня внимательно.

Он поднялся и ошарашенно посмотрел на нее: нет, это не шутка. Тогда ее приглашение может означать только одно...

Надевая ей туфли, он сел на диван немного подальше от нее.

— Приезжай ко мне в воскресенье, в полдень. Я думаю, что у тебя не будет так много дел в это время?

— Я планировал поехать домой в субботу и воскресенье, — пробормотал он нерешительно.

— Прекрасно! Вот и замечательно, поедешь домой в субботу, проведешь время с детьми и женой, только старайся не предаваться близкому общению с ней, чтобы не нарушить свое расписание. И мое расписание тоже, — закончила она со стрессом на слове "мое". — Надеюсь, я достаточно ясно выразилась: а что насчет желания? Ее стальные и авторитетные интонации пронизывали его до самых костей, заставляя его трепетать.

— Я буду у вас, Майя Михайловна! — с трудом произнес он.

— Я никогда не сомневалась в вас, Николай Игоревич, — снова принимая роль элегантной дамы с изысканными манерами, она протянула ему руку, изящно повернув кисть под прямым углом к предплечью и слегка опустив мизинец. — Возвращайтесь в комнату и отдыхайте. Помните, послезавтра в двенадцать я жду вас у себя.

Он почтительно поцеловал протянутую руку, символически скрепив их новые отношения и договоренности, поднялся и, как будто находился в тумане, с трудом разглядывая незнакомые предметы, разбросанные по комнате на самых неожиданных местах, направился к двери.

— Подождите, а как вы найдете путь ко мне? Вы же не знаете моего адреса? Я напишу свой домашний адрес и номер телефона, — остановила его она. Быстро написав несколько слов, она передала ему листок.

***

Не сдерживая себя, Николай пришел к дому Майи Михайловны немного раньше назначенного времени и теперь уже двадцать минут прогуливался, успокаивая бьющееся сердце.

Ровно в двенадцать он нажал кнопку звонка. Внутри дома не было слышно никакого шума или движения. Подождав минуту, он позвонил еще раз. Еще через минуту Николай настойчиво нажимал на кнопку. Все его попытки связаться оказались так же безрезультатными, как и предыдущие.

Он спустился во двор и позвонил из телефона-автомата. Никто не поднял трубку.

«Что это может значить? — размышлял он, — ведь мы договорились о полудне... Может быть, что-то случилось?»

С Майей Михайловной ничего не произошло. Она проснулась в десять часов, протянула руку за книгой и с интересом продолжила чтение после открывания закладки.

В небольшой уединенной комнате лежала царица Астис. Ее тело тесно облегало легкое и узкое платье из серебром затканного льняного газа, оставляя обнаженными руки до плеч и ноги до половины икры. Сквозь прозрачную ткань светилась розовая кожа, выделяя все изгибы и формы ее стройного тела. Несмотря на свои тридцать лет, царица не потеряла своей гибкости, красоты и свежести. Ее синие волосы были распущены по плечам и спине, а концы украшены ароматическими шариками. Лицо было румяным и бледным одновременно, а глаза, аккуратно подчеркнутые тушью, казались большими и огненными во мраке, словно у дикого кошачьего зверя. От шеи до груди спускался золотой священный символ.

Майя Михайловна откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя себя в роли царицы Астис.

"Что же это такое - "уреус"? Может быть, это медальон?" - лениво размышляла она.

Она снова приблизила книгу к себе.

"С того времени, как Соломон перестал интересоваться царицей Астис из-за ее неукротимой чувственности, она отдалась полностью тайным оргиям извращенной похоти, которые были частью высшего ритуала служения Изиде. Она всегда была окружена жрецами-кастратами. Даже сейчас один из них медленно водил опахалом из павлиньих перьев перед ее лицом, а другие сидели на полу и безумно смотрели на царицу. Их ноздри трепетали от запаха ее тела, и дрожащими пальцами они старались коснуться края ее легкой одежды. Их неудовлетворимая страстность заставляла их использовать все более изощренные фантазии. Они превосходили все границы человеческого воображения в своем стремлении доставить себе удовольствие от поклонения Кибелле и Ашере".

... В жарком воздухе, на фоне плавного движения опахала, жрецы созерцали свою величественную повелительницу. Однако она совершенно забыла о их присутствии.

Майя Михайловна медленно перечитывала эти поэтические строки, воспринимая их бравурную музыку и позволяя ей растворяться в своем горячем воображении. С закрытыми глазами она лежала на спине, наслаждаясь сладостными картинами.

"Скоро мой возлюбленный 'жрец' явится", - подумала она с улыбкой, полностью предаваясь сладострастию. "Я буду окунаться в радости, доступной только царицам. С Соломонами у нас напряженные отношения, но мы можем обойтись без них. Мы сами себе Соломон и Астис. Нам не хватает лишь толпы жрецов, но одного неприкасаемого мы можем гарантировать".

Она быстро поднялась с постели, надела яркий халатик и спешно убрала подушку, простыню и одеяло в шкаф. Взяв книгу с собой, она направилась в ванную комнату. Включив краны, она наслаждалась блаженством, растянувшись в ванне, и открыла книгу на той же странице.

"Ага, вот и мой 'рыцарь на час'", - подумала она с улыбкой, услышав звонок в дверь. Она отложила книгу и представляла его следующие шаги. "Подожди немного... Теперь он позвонит снова... Ну же, звони!... Ага, теперь он будет ждать... Позвони еще раз!... Да-да, будь настойчивее!... У тебя есть мой номер телефона, пора использовать его!... Наконец-то сообразил..." - сказала она про себя, не торопясь поднимать трубку. "Время открыть дверь", - решила она услышав следующий звонок дверного звонка.

Спешно вытираясь и накидывая халат, она подбежала к дверям, с завязанным на ходу поясом, быстро взглянула в глазок и сказала: "Я уже иду!" - после чего открыла дверь.

- О, это вы! А сколько времени уже прошло? - на ее лице отразилось удивление.

- Двадцать минут назад.