Полярный. Повесть. (Вторая авторская редакция) (Эротические повести)

Матрос Вячеслав Шахов,

посвящается...

Так счастье не ожидают,

Так ожидают — конца:

Воинский привет

И в грудь — пули.

Квадрат письма:

Чернила и перо!

Никто не старается

Для смертного сна!

Марина Цветаева.

ПРОЛОГ

Мурманск провожал нас холодным дождем.

На столько холодным, что мне казалось, будто среди острых капель дождя уже попадались первые полурастаявшие ледяные кристаллы.

Мы приехали на вокзал поздней ночью. Зеленый автомобиль УАЗ доставил нас прямо к поезду, на платформу.

Нас было пятеро. Двое матросов — Сергей Трошин и я, мичман Торчин — наш командир и старшина второго класса Владимир Трофимов, водитель.

Кто же был пятый?

Пятый... В этом-то все дело...

В отличие от нас, он не заворачивался в воротник черной морской шинели, ругая постоянную непогоду и холод Мурманска.

Он не придерживал шляпу рукой, чтобы она не улетела, подхваченная ветром, который проникал сквозь нас сразу же после того, как мы покинули салон теплого УАЗа.

Он не дышал то и дело на красные, замерзшие руки, стараясь хотя бы немного их согреть.

Наш «пятый» спокойно лежал в двухметровом цинковом ящике, накрытом сверху необработанными досками из сосны. И его уже ничто не тревожило. Совсем ничто...

«ГРУЗ 200». Вот что был наш «пятый»...

И мы четверо были его «эскортёрами»...

Вот оно, самое отвратительное задание на Флоте, которое только могли поручить. Хуже, чем сто выездов без очереди. Хуже, чем тысяча ночных постов и караулов.

Но мы сами предложились...

Мы перевозили мертвое тело одного из тех, с кем ещё недавно служили вместе, в Москву.

«Эскортёр» — нейтральное, почти благородное слово. Звучит не так уж страшно...

Похоронный отряд – это звучит гораздо менее благозвучно. Зато – более точно...

Еще неделю назад никто из нас не мог и предположить, что такое вообще может произойти. Всех нас, всю нашу маленькую команду, вынудили покинуть привычные рельсы события, которые развернулись перед нашими глазами.

Каждый из нас стал свидетелем этих событий.

С той единственной разницей, что мы остались живы и без вреда, а два человека – погибли.

Их смерть была быстрой и ужасной...

Мы совершенно не были готовы к этому.

Вся происходящая ситуация казалась нам полным бессмыслицей, химерой, чужим жутким шутником, глупой и злобной игрой...

Мы этого не ожидали. Мы даже не представляли возможности такого в принципе...

Не только мы – молодые матросы-парни, которым еще нет и двадцати лет. Но и наши начальники, офицеры со значительным опытом – они тоже оказались не готовы, они так же, как и мы, были застигнуты врасплох.

Одно дело – слышать о смерти, знать о ней. Совершенно другое дело – столкнуться с ней лицом к лицу, почувствовать ее холодное дыхание, безумную беспощадность, ее ужасающую простоту и неизбежность.

Мы все глубоко пережили произошедшее. Каждый по-своему. Равнодушных среди нас не было и быть не могло.

Так получилось, что мы потеряли одновременно своего лучшего друга и своего самого яростного врага. Но только ли их?

Нет, мы потеряли нечто большее... Однако об этом нельзя рассказывать прямо сейчас...

Когда мы с Сергеем открыли задние двери УАЗика для того чтобы перенести "цинк" в багажный отсек, грубый деревянный ящик с странным и ужасным содержимым внутри безразлично смотрел на нас из темного автомобильного салона.

Я никак не мог заставить себя задуматься о нём, как о «предмете». Мне никак это не удавалось. Иногда, во время нашей поездки в Мурманск, я кинул быстрые и осторожные взгляды на его крышку, и у меня пробежали мурашки по спине и рукам. Сергей всю дорогу смотрел только на него, словно околдованный.

Сергей... Сережа Трошин... Мой товарищ...

Он пострадал больше всех нас вместе взятых от этой истории. А если нам было трудно — представьте, как ему было!

Почему?

Ведь он потерял не просто друга. Он потерял ЧЕЛОВЕКА САМОГО ДОРОГОГО НА ЗЕМЛЕ...

У него убежал не просто враг. От него сбежал сам дьявол, настоящий бес в обличии человека, разрушивший то самое святое и драгоценное для Сергея.

Я знаю, что Сергей отдал бы всё лишь ради возможности отомстить своему обидчику.

И это ещё слабо сказано!

Он развернул бы его, порезал на кусочки и заставил мучительно умирать.

Он хотел быть его палачом...

Но мстить мёртвому — невозможно...

Мне кажется, именно об этом Сергей думал, когда своим взглядом он смотрел на деревянный ящик, который мы провожали в последний путь.

Хотя, возможно, я ошибаюсь. Возможно, он думал о чём-то другом...

Голос мичмана вывел нас обоих из ступора.

— Давайте, ребята... Несите...

Сергей поднял один конец «цинка» и вытащил его из УАЗика. Я подхватил другой.

Когда мы двое несли его по перрону в грузовой вагон — дождь стал сильнее, а ветер — утих.

Мичман не торопил нас — он знал, какая тяжёлая была наша ноша. Во всех смыслах.

Я шел по пути и наблюдал, как струи воды разбиваются о грубые доски из сосны, которые были покрыты слоем цинка. Вода проникала в неплотные щели, открывая вид серого металла. Дождь словно обмывал все вокруг...

Заметил, что черная шинель Сергея уже сильно промокла и странно светилась под светом фонарей на вокзале. Крупные капли стекали с его шляпы и падали ему на спину. Черные ленточки с золотыми якорями колыхались при каждом его движении. Похоже на замедленную сцену из фильма...

Кажется...

Хотелось бы щипнуть себя за ухо и проснуться...

Но это не сон...

Начальник поезда уже ждал нас возле открытых дверей багажного вагона. Внутри было темно, дверной проем напоминал вход в пустую пещеру – место с глухим эхом, старый склеп, тихо и терпеливо ожидающий нового "жильца". Огромный квадратный рот раскрыт беззвучным криком...

В руках у начальника поезда блеснул фонарик. Наш мичман протянул ему какие-то документы. Начальник поезда молча кивнул, махнул нам рукой и первым вошел в багажный вагон. Свет от фонарика играл на полках и полках...

Погрузка прошла быстро...

Начальник поезда остался закрывать и запечатывать двери вагона, а мы вернулись к нашему УАЗику.

Мичман давал последние указания Володе Трофимову, нашему шоферу – ему предстояло вернуться в часть без нас. Мы с Сергеем подняли свои рюкзаки, закрыли задние двери уже пустого салона и также подошли прощаться.

Володя молча пожал руку Сергею, а когда тот отошел в сторону – бросил мне короткий, но значимый взгляд.

«Смотри за ним», - прошептал он, двигая губами, и его слова растворились в шуме холодного северного дождя.

«Хорошо», - кивнул я и пожал руку Володе.

УАЗ уехал, оставив за собой облачко белого дыма, а мы трое направились к своему вагону.

Мичман шагал первым, за ним шли Сергей и я.

Мы шли медленно, не обращая внимания на дождь и плохую погоду. Нам уже не было холодно.

Сергей молча шел рядом со мной. Его лицо было бледным и безжизненным. Ни капли крови...

Его сапоги отбивали особенно громкие и четкие звуки по мокрому асфальту перрона, разлетаясь во все стороны ослепительными брызгами.

* * *

Черная полоса, белая...

Черная, белая...

Черная...

Белая...

Я рассматриваю полоски на тельняшке Сергея. Он лежит на верхней полке нашего купе спиной ко мне. Он делает вид, что спит. Я притворяюсь, что верю ему. И считаю полоски на нем. Сверху вниз, снизу вверх... И снова заново...

Поезд трясется на стыках часто-часто. Ускоряется...

Мы все ближе к Москве с каждой минутой...

Тридцать шесть часов пути. Всего лишь...

Я измучился. Заснуть так и не удалось - не хочется спать совсем. Впереди целая ночь - что же мне делать? Может быть, пойти и присоединиться к нашему пьяному мичману?

Нет, лучше нет.

Я смотрю на три черных шинели, аккуратно висящие рядом со мной на полке. Смотрю на круглые эмблемы, прикрепленные к рукавам, на погоны. На бескозырки, на ленточки с золотыми якорями, на фуражку мичмана...

Все черное, как и мои мысли... Как и все вокруг нас...

ГРУППА ДЛЯ ПОХОРОН...

Нет, так нельзя!

Решаю выйти в прихожую покурить, хотя не особо желание. Но лежать в купе и рассматривать полоски на рубашке Сергея становится просто невыносимо!

В прихожей, вероятно, прохладно. Снимаю свой пальто и бросаю его на плечи. Оно - мокрое. Неприятно...

Осторожно выхожу в коридор и тихонько закрываю за собой дверь. Сергей даже не шевельнулся на своей полке. Может быть, он действительно уснул?

В прихожей действительно прохладно и плохо пахнет. Зажигаю "беломорину". Едкий дым сначала жжет горло. Потом это проходит.

Я подхожу к двери, ведущей на улицу, и смотрю в окно.

Темно. Совсем темно. Никакого огонька... Только фонари мелькают, очень близко. Выцветшие от дождя, как скелеты...

Везде, везде я теперь замечаю знаки смерти...

За моей спиной неожиданно захлопывается дверь прихожей. Я оборачиваюсь.

Сергей...

Так значит, все-таки, я был прав - он не спал.

Он подходит ко мне, смотрит мне прямо в глаза. Он так крепко удерживает меня своим взглядом, что я не могу отвернуться, даже не могу моргнуть.

- Андрей, дай закурить... - его голос хриплый и низкий, словно простуженный.

За эти последние дни я уже забыл, как на самом деле звучит его голос...

Я безмолвно лезу в карман пальто и протягиваю ему пачку. Он вытряхивает из нее сигарету и зажигает ее от моей. Когда он это делает, его крепкие, теплые пальцы сжимают мою ладонь немного сильнее, чем нужно.

И в этот момент я ощущаю трепет... Я ощущаю, как его рука трясется... И я знаю, что он изо всех сил хочет скрыть это.

— Тебе плохо?

Этот вопрос я задал самому себе и удивился. Я не желал ничего спрашивать. Особенно такого.

Глупый и банальный вопрос...

Сергей молча кивнул головой и опустился по стенке, сев на корточки напротив меня. Я последовал его примеру.

Теперь я сам хочу взглянуть ему в глаза, но он опускает голову, и мне это не удается.

Сергей делает глубокие затяжки сигареты, наполняя легкие дымом, и выдыхает огромное туманное облако прямо ко мне. Я прищуриваюсь – глаза щипятся.

— Прости... – слышу я его голос снова.

— Фигня, не обращай внимания...

— Да, мне плохо... – дрогнул голос Сергея – Еще немного – и я полностью сойду с ума... У меня нет больше сил переносить все это...

Я протягиваю руку и поглаживаю его колючую голову, затылок. Потому что не могу не делать этого. Я знаю, что он поймет меня правильно и не осудит.

— Нельзя, Сережа... Ты же знаешь...

Он смотрит на меня. В его глазах блеск испуганного зверя. Мне больно от его взгляда...

— Ничего я не знаю! – почти кричит.

И тут его эмоции прорываются...

Он падает на колени и уткнулся головой мне в грудь. Сигарета выскальзывает из его пальцев и падает на грязный пол...

Он долго и страшно рыдает, а я обнимаю его. Обнимаю крепко обеими руками, словно держу маленького ребенка за плечи. Кажется, что если я не буду так сильно держать его – он разорвется от горя.

Сколько мы так сидели – я не знаю. Долго. Постепенно он успокаивается. Я поднимаю его голову и вытираю лицо ладонями. Ему стыдно за свою слабость.

Слабость?

Я зажигаю сигарету и прикладываю ее к губам.

— Покурим, Сергей...

— Спасибо...

Он кивает и снова опускается на корточки, прислонившись спиной к стене. Он смотрит в даль тамбура. Там клубится дым от наших сигарет.

— Я никак не могу забыть об этом ужасном предмете, который мы везем с собой! Он всегда передо мной! — шепчет он эти слова, но они звучат как крик, — Если бы я мог забыть его! Если бы его не было! Но уже ничего не изменить... Ничего... Почему жизнь такая беспросветная? Почему всегда все против нас? Почему я должен везти этот чертов предмет, этот символ смерти? Ведь я обычный парень, такой же как и ты... За что все это нам? За что? За что?!

Мне нечего ему ответить. Если бы я знал...

Вокруг нас — пелена, мрак какой-то. Мы все еще здесь, в холодном, душном тамбуре поезда, мчится в Москву. Мы оба тонем в сизом, пронизывающем табачном дыму. Мы словно заблудились в густом тумане. И некому нас выручить...

Я закрываю глаза...

Странное состояние расколотости. Когда кажется, что ты уже не сам. А что-то неопределенно большее, незнакомое, далекое... Это вызывает ужас. Все чувства остры... Описать эту боль сложно. И безвыходность окружения только усиливает ее...

— Как хорошо, что ты поехал со мной, — я чувствую, как рука Сергея ложится на мое плечо и это прикосновение снова вытаскивает меня из липкой сети безумия.

Я пытаюсь улыбнуться ему. Улыбка, вероятно, выходит слабой.

— Хочешь, я достану водки? — вдруг приходит мне в голову мысль.

— Зачем? Будем пить до беспамятства, как матросы?

— Нет, не для этого...

— Тогда для чего?

— Вспомним...

Завершение фразы застревает в моем горле. Я не могу это сказать. Пытаюсь и не могу...

Тут взгляд Сергея проясняется. Из пасмурного и отрешенного он превращается в проницательный и жесткий.

— Прости меня! — это было сказано уже решительным голосом, — Конечно, мы должны вспомнить о Славике... Как я сам не... А где же мы найдем водку?

— Я разберусь. Подождешь здесь?

— Да. Но если хочешь — пойду с тобой.

— Нет. Не нужно. Я один. Быстро...

— Хорошо.

Я поднимаюсь и направляюсь к двери вагона. Прежде чем открыть ее, оборачиваюсь на Сергея. Он стоит у стены и смотрит в окно. В ту самую черную пустоту, куда смотрел до этого я. У меня возникает ощущение "дежавю"... Как будто Сергей сейчас — это я сам...

Так странно все это...

Но как только я шагнул из темного тамбура в светлый и уютный коридор вагона, это ощущение сразу же исчезает.

Денег у меня было немного. Но на бутылку должно хватить. А где достать водку в ночном поезде — всем известно.

Я подхожу к купе проводницы, тихонько стучу и дергаю за дверь.

Она сидит за столом и что-то пишет...

Маленькие, шаловливые глазки. Удивленно приподнятая бровь. На тонких губах — улыбка.

— Чего тебе?

Голос молодой и игривый, как и сама она.

— Мне нужно достать водки. У нас тут с другом...

Ее улыбка становится шире.

— И только этого? А есть деньги?

Я протягиваю ей ладонь, на которой лежат несколько помятых купюр и мелочь.

— Немного, морячок! — она явно флиртует со мной, без комплексов, — И это все, что ты можешь предложить?

Я смущен. Впрочем, не сильно.

— Мне нужна водка... Очень хочется...

— А мне нужен мужчина... Тоже очень хочется... — она засмеялась.

Я чувствую большее смущение. Или просто делаю вид, что смущен? Я не знаю...

— В общем, — она встает, — Если ты придешь ко мне позже, когда все успокоятся, я дам тебе водку. А свои деньги спрячь. Ну что? Придешь или нет?

— Приду, ладно, — я не удивлен такому повороту событий. Со мной уже бывало такое в поездах. И не раз.

— Смотри! — она шутливо угрожает мне пальцем и достает из-под сиденья бутылку «Русской». — Вот, держи. И не забудь о своих обещаниях! Можешь привести друга тоже...

Я беру водку из ее рук и поворачиваюсь к открытой двери, чтобы уйти.

Она легонько шлепает меня ладонью по заднице и опять хохочет.

— Смотри, не перебейся! Моряк!

Я краснею и выхожу в коридор, сжимая заветную бутылку обеими руками, как знамя.

«Ну и черт возьми!» — мелькает в моей голове мысль, и я спешу назад в тамбур, к Сергею.

Он все так же стоит у двери и смотрит в окно.

— Устал?

— Да. Вот...

Я протягиваю ему водку.

— Нет, — он отрицает головой, — Ты открывай...

Я снимаю алюминиевую пробку с горлышка. Теперь Сергей осторожно берет у меня бутылку. Он смотрит в пол.

— Давай выпьем, Андрюха... Давай почтим нашего товарища...

— За Славика...

— За Славика... — голос Сергея дрогнул и он приложился к бутылке первым.

Закусывать нечем было.

Водку я поставил в самый угол тамбура, чтобы случайно не опрокинуть.

Мы опять сели на корточки друг напротив друга. Закурили.

Легче ли стало? Сложно сказать. Может быть немного. В течение десяти минут мы молчали, куряли и слушали звук колес. Каждый из нас был погружен в свои мысли. Но одновременно мы думали об одном и том же. Это было понятно без слов.

- Ты хороший парень, Андрей... - голос Сергея стал крепким, таким, какой он был за наше последнее годовое сотрудничество. - Ты заставил меня сделать хоть что-то правильное. Потому что я уже пошел не туда...

- Я понимаю... Мне тоже не легко...

- Да, это не просто...

Мы снова помолчали некоторое время.

- А откуда у тебя водка? - Сергей спросил интересующимся тоном. Или мне только показалось?

- У проводницы... - ответил я и усмехнулся.

Сергей заметил.

- Что случилось? - его губки приподнялись чуть-чуть.

- Деньги закончились. Но я договорился, что она возьмет оставшуюся часть натурой. Или, вернее, она договорилась.

- Действительно? - Сергей уже настояще улыбался.

- Что еще можно было делать? - я пожал плечами.

- Теперь нам действительно нечего делать. Придется отрабатывать...

Мы тихо засмеялись вместе.

- А проводница хоть красивая? - щеки Сергея слегка покраснели, и это меня радовало.

- Не знаю... Я не успел обратить внимание... Она мне похлопала по заднице... Представляешь?

- Могу себе представить. Но твоя задница это пережила?

- Пережила, - я кивнул.

Тут мы посмотрели друг на друга странно и словно пришли в себя. В наших глазах замер один и тот же вопрос: "Что с нами происходит?".

Почему мы смеемся? Нельзя ли быть серьезными сейчас?

Сергей опустил голову, и я видел его стыд. Мне было также стыдно. Хотя "стыд" - не совсем то чувство, что мы испытывали. Скорее, это была неловкость.

Как так получилось? Улыбаться после произошедшего? Говорить о игривой и развратной проводнице, когда ты добровольно присоединился к похоронной бригаде? Ведь багажный вагон находится совсем неподалеку...

- Слушай, Андрюха, возьми бутылку и пойдем в наше купе. Здесь холодно... - прервал Сергей мучительную паузу.

- Да, пойдем... - подтвердил я, взял бутылку и мы поднялись.

* * *

Я открыл дверь в наше купе и собирался уже войти, когда Сергей, следующий за мной, прикоснулся ко мне плечом.

- Андрюха...

Я повернулся к нему.

- Что случилось, Сереж?

- Ты действительно хочешь пойти к ней?

Мне не сразу стало ясно, о ком он говорит. Потом до меня дошло - о проводнице.

- Нет, Сереж. Если честно - не хочу. Но я обещал...

- Если так, то нет нужды идти никуда,- мне показалось, что в голосе Сергея прозвучала ревность,- Я сам пойду и отдам ей деньги.

- Все получилось глупо...

- Не зацикливайся на этом,- он посмотрел мне в глаза,- Иди, я скоро вернусь...

Я отвернулся и вошел в наше пустое купе, а Сергей отправился дальше по коридору.

Сначала я снял и повесил свою полумокрую шинель на место. Затем обратился к окну и огляделся.

Верхний свет показался слишком ярким, и я его потушил. Затем зажег два ночника. Сразу стало уютнее. Купе выглядело совсем иначе...

Мичмана все еще не было. Похоже, он не спешит возвращаться к нам. И зачем? Я представил, в каком состоянии он вернется, если решится на это. Ведь поезд полон офицеров Флота, он всегда найдет себе компанию. Его присутствие для нас было явным бременем. А до Москвы еще так далеко...

Я занял место за столом. Может, что-нибудь поесть? Нет, не хочется... Ничего не хочется...

Сергей вернулся. Так быстро?

— И как? — спросил я шепотом.

— Все нормально, — ответил он, закрыл дверь в купе и снял свою куртку.

Я понял, что тема исчерпана.

Сергей присел за столом с другой стороны. Сначала он оглядел нашу бутылку с алкоголем, потом на меня.

— Наливай, Андрей...

Я налил немного водки в стаканы и поставил бутылку на место.

Мы выпили молча.

— Она меня уже не берет, — Сергей кивнул в сторону бутылки.

Я тоже кивнул. Но дело было не в алкоголе, конечно. Дело было в нас. Если так пойдет дальше, одной бутылкой мы не обойдемся...

Сергей откинулся назад и прислонился к стенке купе. Я же опирался на стол, уперев локти.

Он смотрит в окно, за которым ничего не видно. А я смотрю на него...

Поезд стучит, вагон скрипит и качается.

Сергей... Он такой красивый в своей рубашке... Но его лицо...

— Господи... Никто не поймет, что это такое... Каково это... Никому нельзя объяснить... — внезапно заговорил Сергей, — Вот он — живой, совсем рядом, разговаривает с тобой, смотрит на тебя... А потом... Потом он уже лежит на пристани со стреляным черепом... И повсюду его кровь... Даже на твоем лице... Если бы ты видел его глаза, когда он выстрелил... Если бы только их видел! Этого никогда не забудешь! Слышишь? Никогда!

— Я знаю, Сергей, я все знаю... — сердце сжимается у меня — ведь и сам я был неподалеку, когда все произошло.

— Да вы все хрен знаете! Вы все хрен знаете… — Сергей закрывает глаза и покачивает головой из стороны в сторону.

Я предполагал, что произойдет новый взрыв гнева у Сергея, что он снова не сможет сдержать свои эмоции, но истерики не последовало.

Он приставил бутылку к губам, выпил большой глоток, вытер рот тыльной стороной ладони и громко вдохнул воздух.

— Ты знаешь многое, Андрей, очень много... Ты же один из нас... И ты был там... Тогда... Был... Но не всё. Нет, не всё ты знаешь... Даже ты. Никто не знает полную правду. Никто и не может её знать, — он на короткое время задумался, как будто принимая для себя важное решение, а потом решительно произнес: — Но я знаю её...

* * *

Как всё началось?

Очень просто...

В 199… году Славику исполнилось 18 лет и однажды прекрасным весенним днем он обнаружил в почтовом ящике повестку о призыве на активную военную службу.

Были проводы, друзья, песни и танцы... Была мама, вначале суетливая, желающая всем угодить и всё успеть сделать «правильно», а потом — заплаканная, когда наступило утро следующего дня и нужно было покинуть родной дом и отправиться в Райвоенкомат, на сборы. Мама оставляла его на несколько часов, а Славик — на несколько лет... Ему тоже было грустно из-за неё. Она будет здесь совсем одна. Его будут кормить, поить, одевать и обувать все это время. А она все это время должна будет заботиться о себе сама. Сможет ли она? Всё ли у неё будет хорошо? Кто поможет ей, если будет сложно?

Он не знал ответов на эти вопросы...

В Райвоенкомате он поцеловал её и сел в автобус как и другие парни — будущие солдаты. Он долго махал ей из окна, пока она не скрылась из виду...

Затем он долго пристально смотрел в окно, прощаясь с родным городом и любимой Москвой.

Когда же он вернется сюда снова? И что ждет его в ближайшем будущем? Что будет там?

Перед ним предстояла длительная разлука со всеми теми, кого он любил в своей жизни, чего ценил и о чем заботился... И ему стало грустно... Впереди его ожидал неизвестный путь... И немного страшно... Он двигался по этому пути все дальше и дальше на автобусе... Куда? Он не имел представления...

Сначала он попал в город Железнодорожный под Москвой, известную "перевалочную базу" для всех новобранцев. Прохождение медкомиссии, осмотр, питание, сон... И опять все заново. Славик провел здесь целых три дня. Вместе с ним здесь находилось еще около десятка парней, которых призвали из одного районного военкомата. Три дня - это конечно много времени. Все шутили и говорили, что для них приготовили "что-то особенное". Когда в их комнату отдыха на третий день после обеда вошел упитанный мужчина в флотской форме и двое матросов с ним, все поняли, что "они дождались"...

ВМФ.

Военно-морской флот.

Три года вместо двух.

Вот такая участь...

Их всю группу доставили на Ленинградский вокзал и отправили на поезде "Москва-Никель". После первого потрясения ребята немного пришли в себя и стали утешать друг друга, говоря о том, что на флоте есть еще морская пехота, а там служба как в армии - два года.

Это скромное утешение неожиданно подействовало хорошо, и настроение всех опять поднялось.

Путь был долгим. Двое суток. Но зато было весело. Еды было много, она была свалена в общежитие, и каждый брал то, что хотел. Рассказывали анекдоты, делали рассказы, курили в тамбуре, смотрели в окна, на места, где раньше никогда не бывали. В общем, никому не было скучно...

Сопровождающие — офицер Флота и двое матросов сохраняли полное молчание как относительно цели этого «небольшого путешествия», так и относительно будущего, которое ожидало ребят.

На третий день, к обеду, «цель» стала ясна сама собой.

Город Североморск.

Ребятам пришлось встретить его в холодной, прохладной погоде, с непрерывным дождем и тяжелыми серыми облаками.

Так внезапно — из лета в холодную осень... Необычная перемена...

Город был однообразным и скучным, словно спал. Везде было множество моряков в черной форме. Это неудивительно, ведь Североморск — это столица Северного Флота.

Их разместили временно в отдельном одноэтажном здании — бараке. Здесь им пришлось расстаться со своей гражданской одеждой и прической... Их вымыли, переодели в синие одежды без нашивок, сапоги, черные плащи и белые шлемы без повязок. Вот так, да, без повязок — словно тарелка на голове. Ребята выглядели забавно и необычно. Каждому выдали рюкзак с простыми вещами — пальто, штаны, майки, носки...

В Североморске Славик пробыл около месяца. У него даже было время отправить два письма домой, своей маме.

Днем приходилось либо рубить огромные куски рыбы для кухни (столовой), либо разгружать угольные машины.

Медицинские осмотры проводились один за другим. Приезжали «покупатели» из разных частей и забирали то одних, то других ребят.

Когда в часть приходили морпехи, все ждали с тревогой и молили Бога, чтобы они забрали с собой именно его.

Славик не просил Бога о чем-то. Возможно поэтому морпехи не обратили на него особого внимания, хотя он был подходящим для них по статуре, внешности, росту и физическому развитию.

Однако как можно понять, что им требуется? К концу месяца почти не осталось знакомых ребят в бараке. Старые уехали, а новые знакомства Славик успевал лишь начать — они уезжали уже на второй день, если не сразу после приезда.

Постепенно у Славика сложилось впечатление, будто он здесь находится дольше всех, будто он "самый старый". Но это было не так — просто так казалось.

"Местные матросы" относились к Славику хорошо и даже с уважением. Какую бы работу ему ни давали, он выполнял её честно и упорно, даже когда было очень трудно.

"Этот парень работает как лось", — как-то сказал один из старших матросов, самый крепкий и здоровый, о Славике. — "Если кто-то его тронет пальцем — я разобью ему лицо..."

Но никто не тронул Славика. Ни разу.

В один из обычных дождливых, холодных и серых дней его внезапно сняли с работы и приказали идти в барак собирать вещи. Славик понял, что его время пришло...

И так оно и оказалось.

Дневальный передал ему, что он должен принести вещи и документы на контрольно-пропускной пункт. И пожелал удачи. Славик пожал ему руку на прощание — он уже знал, что уходит отсюда навсегда.

У КПП стоял "газик", а рядом с ним — лейтенант, авиатор. В форме Военно-Морского Флота, обычную. Три года? Три года...

Морская пехота много потеряла...

Авиатор был молодой и с усами.

"Матрос Шахов?" — спросил он Славика и подошел к нему, протягивая руку.

"Точно так, товарищ лейтенант".

"Хорошо. Тогда садись в машину. Поедем служить!" — он улыбнулся.

Славик положил свой рюкзак на заднее сидение и сам сел. В машине помимо них был еще один матрос — водитель. Славик поздоровался с ним за руку.

«Поехали!» — приказал «летючему».

Матрос запустил двигатель, и машина быстро покатила по изношенной дороге.

В пути «летючий» рассказал Славику о том, где он будет служить. Это небольшой участок на берегу в пограничной зоне, рядом с городом Полярный - бывшей столицей Северного Флота. В части всего тридцать человек. Коллектив небольшой, но дружный. Здесь нет никаких проявлений издевательств или несоблюдения устава. Да, служить придется три года. Но за это время, если все пройдет хорошо, можно будет съездить в отпуск раз 5-6, то есть получается - в полгода раз.

«Могло быть и хуже», - подумал Славик, - «Ведь я мог бы попасть на подводную лодку... Или корабль».

Да, могло быть... Но этого не произошло... А он так много слышал о лодках и кораблях в Североморске...

Так что можно считать, что ему повезло... Как спасенному утопленнику... Не совсем утонувшему...

«Летючий» сказал, что обучения как такового не будет. Курс молодого бойца он пройдет на месте, в части. Через месяц будет Присяга и выдача личного оружия... И, конечно же, «всеобщее уважение»...

«Но помни, что ты уже провел здесь месяц», - напомнил смеясь лейтенант, - «Ведь пребывание в Североморске засчитывается в срок службы. Так что осталось совсем немного...»

Это последнее замечание немного расстроило Славика. Оно еще раз напомнило о трех годах службы вместо двух...

От Североморска до Мурманска доехали быстро. В процессе разговоров и шуток, которые делали то «летючий», то матрос-водитель, время пролетело незаметно.

Они проехали через весь город, из которого постоянно доносился запах рыбы (Мурманск - единственный из северных портов, который не замерзает круглый год), и прибыли на огромный военный причал.

На причале стояли огромные суда - серые, с номерами и вращающимися радарами. Рядом было несколько черных подводных лодок, также с номерами, а также катера разного размера и назначения.

Двое людей подъехали к маленькому катеру, похожему на пограничное судно. Они вышли из машины. Славик и лейтенант. Матрос-шофер остался. Оказывается, он служил в Мурманске и не принадлежал к их отряду. Прощание с ним заняло немного времени.

Они двоих поднялись на борт катера по трапу. Лейтенант проводил Славика в гостиную, оставил свой чемодан там и сообщил, что пойдет на мостик доложить капитану о прибытии и готовности отправиться.

Славик спросил у него, сколько им еще плыть?

Лейтенант улыбнулся:

— Запомни, матрос. Плавать - это дерьмо в луже. А моряки - ходят! Нет, мы не будем долго плыть. Думаю, за полчаса мы достигнем места при таком спокойном море.

И он ушел.

Вскоре катер завел двигатель, они отошли от причала и отправились в путь. Славика не было лейтенанта. Он не рискнул выйти на палубу без его разрешения, поэтому наблюдал за путешествием из открытого окна.

Порт остался позади. Дальше было нечего смотреть. Они шли по широкому фарватеру, окруженному скалистыми холмами с небольшим количеством зелени. Серое небо в Мурманске казалось еще ниже, чем в Североморске, будто оно готово упасть на воду из-за своей тяжести.

Лейтенант вернулся.

Они продолжали идти молча. Только катер шумел и дрожал...

Лейтенант задумался о чем-то. Возможно, о том, как хорошо провести отпуск и о том, что служба снова начинается... Для Славика эта служба только начиналась...

Через некоторое время "летёха" покачнул головой, будто избавляясь от плохих мыслей, и снова стал разговорчивым. Он сообщил, что сам город Полярный Славик они не увидят сегодня - их часть находится немного в стороне от него. И еще он добавил, что несмотря на позднее время, им обязательно предоставят еду... Вскоре они прибыли... По левую сторону пролива сопка стала более ровной, и Славик заметил на ней террасу, напоминающую гигантскую ступеньку. Именно на этой "ступеньке" располагалась их часть. Катер замедлил ход и начал причаливать к бетонному пирсу, следует отметить - довольно длинному. Лейтенант указал на то, что здесь достаточная глубина, а пирс такой длинный - чтобы могли причаливать не только катера, но и подводные лодки. Он пояснил, что фарватер был специально углублен здесь - справа он значительно мельче... Когда катер остановился, они начали собираться. На пирсе никого не было встречать. "Не волнуйся, - сказал лейтенант и подмигнул Славику, - Люди здесь есть... Просто у каждого свое дело. Сейчас пойдем, доложимся дежурному". Они попрощались с капитаном, который вышел на палубу проводить их, и спустились на берег по временному мостку. Катер завел двигатель и отправился обратно. Славик не стал глядеть ему вслед... Он повернулся и осмотрел ЭТО МЕСТО... Место, которое предстояло стать его домом надолго... "Пойдемте, матрос Шахов, - сказал лейтенант, - Нас ждут большие дела". И они пошли... Впереди них, совсем недалеко, была команда - двухэтажное кирпичное здание, цоколь которого был окрашен голубой краской. От него вверх по сопке уходила асфальтированная старая дорога, которая терялась за склоном. Слева от команды были автомобильные гаражи и еще один гараж без окон - скорее всего склад. Это было все. Это была ВСЯ ЧАСТЬ...

Славик грустно вздохнул — не так уж и много людей здесь живет, подумал он. Сколько командиров? Сколько матросов?

«Не расстраивайся, Шахов, — сказал летчик, заметив его настроение. — На первый взгляд может показаться, что здесь пустыня. Но со временем тебе здесь будет тесно, поверь мне...

Славик подправил рюкзак на плече и кивнул лейтенанту... Они поспешили вперед. Через минуту лейтенант уже доложил дежурному мичману воинской части 954ХХ-Б о своем возвращении из отпуска и о прибытии нового матроса - Вячеслава Шахова...

И так началась их история...

В этой части, 954ХХ-Б, Славику впервые выдали черную ленточку к бескозырке с надписью «Северный Флот» из золотого шрифта, а также нашивки на шинели, бушлате и робе - маленькие круглые штандарты черно-красного цвета. Таким образом, Славик превратился из обычного «ВМУ» - «Военно-Морское Училище» (как говорили местные в Североморске) - в настоящего матроса, такого же, как все остальные.

Здесь, в этой небольшой части, он должен был служить три года и стать настоящим мужчиной. В этой части... А что еще может произойти? Никто не знает... И Славик тоже не знал...

Как и обещал лейтенант, их покормили. Было вкусно. Славик оставил свои вещи у дежурного мичмана на стойке. Вахтенный проводил его на второй этаж, в кубрик, где окна были закрыты черными шторами и слышался храп (ведь уже приближалась полночь), указал ему на свободную кровать, которая уже была заправлена.

«Ложись спать», — сказал вахтенный. — Если нужно пойти в туалет — иди по коридору направо. А так... спокойной ночи до завтра. Подъем в 6 утра».

Славик решил сделать небольшую передышку и пристроиться в уютном кресле около окна. Он задумчиво размышлял, пытаясь составить письмо для своей мамы. На подоконнике лежал чистый лист бумаги и ручка. Снаружи шел дождь, который скрадывал всю яркость и красоту окружающего мира. Такие серые дни становились все чаще и чаще, а солнце казалось совсем забывшим о них.

Лето... Оно такое особенное время года... Но на Севере Славик видел всего несколько солнечных дней за все время своего пребывания здесь. И то, на короткое время. А что будет зимой?

Он скучал по ночам, которых почти не было из-за полярного дня. Темноты, загадочности и особой атмосферы, которую только ночь может создать – все это он так сильно не хватало. Вначале ему было трудно засыпать, даже после тяжелого рабочего дня и огромной усталости. Даже закрыв окна непрозрачными занавесками, он по-прежнему чувствовал, что за окном остается светло. Даже сквозь них проникал свет.

Славику так не хватало звезд, их блеска и волшебства. Он скучал по ним так же сильно, как скучал по своей маме, родному городу и всей своей прежней жизни. Но он понимал, что прошлое уже никогда не вернется, все изменилось, и он должен принять это.