Смущая небеса

Сказано было в то утро Маликом, когда он вошел в комнату своих родителей: «Вам нужно отдать мне двадцать тысяч». Отец даже не поднял голову из-под одеяла. Мать, сидящая на коленях с подносом завтрака, приподняла прядь обесцвеченных волос двумя пальцами и сдула крошки тоста с губ. Ее ответ был тихим и сонным: «Только пять. У отца большие расходы на строительство теплицы. И да, никуда Степанакерт тебе не поехать...»

Малик исчерпал все аргументы после множества разочарований со стороны родителей, поэтому он яростно ударил плетеную вазу, стоявшую рядом со столиком матери. Отец шумно перевернулся в постели, бросая ногами простыни и одеяла. Он приоткрыл один глаз и взглянул на своего разозленного сына: «Слушай, когда я был в твоем возрасте, я спал до полудня по выходным, зачем ты так рано поднялся? Нам-то можно отдохнуть после рабочей недели?!...» Прокляв себя, Малик громко захлопнул дверь спальни и поспешил вниз по лестнице в столовую, где находился телефон. С трепещущими от злости пальцами он набрал номер Джио. Через мгновение с другого конца города раздался резкий и веселый голос: «Эй!» Малик проглотил комок, который подступил к его горлу, зябко пожал плечами - это всегда происходило, когда он слышал любимый голос, юный и немного хрипловатый. «Джио, это я... Не сердись...» Малик сделал паузу, пытаясь распознать настроение друга по телефону. И вот, наконец, давленый смех... Джио не ждал исповеди: «Они против? Они не дают деньги? Они не разрешают?» Малик облегченно выдохнул. Как хорошо, что есть те, кто может произнести самые сложные слова за тебя! «Да, Джио, понимаешь... Что нам делать теперь?»

«Что предпринять? — прозвучал голос товарища с ноткой звона. — Поехать, конечно. Я найду деньги на обоих.»

И положил трубку. Малик, как всегда побежденный, уныло направился в сад, где в лучах раннего весеннего солнца мерцала и шелестела листва крупных инжирных деревьев. Там, глубоко в зеленом заросле, его ожидало надежное укрытие — заброшенная чайная беседка, покрытая пушистыми листьями плюща. Взлетев на подвешенную к потолку гамаку, он закрыл глаза и начал погружаться в забвение, укачиваемый радостной перепонкой птиц и однообразным журчанием воды в каменном фонтанчике.

Они познакомились с Гио в школьной столовой. Малик скучал, играя вилкой со стручковой фасолью, заправленной сладким морковным соусом, когда сбоку, звякая жестяным подносом, появился невысокий смуглый парень в белой футболке с синей нашивкой 9 на груди. Он своеобразно устроился рядом с Маликом и, в отличие от него, с видимым удовольствием приступил к поглощению больших порций овощного рагу. Время от времени он поднимал голову, и Малик видел его ясные карие глаза, опущенные пышными темными ресницами; несколько складочек в уголках глаз добавляли взгляду незнакомца игривое выражение. Закончив еду, Малик быстро выпил вишневого компота, протер губы салфеткой и уже было хотел подняться, когда худая загорелая рука легла на его плечо и легким давлением заставила вернуться на место. «Посиди еще минутку-другую, — сказал голос, который Малику предстояло запомнить на всю жизнь.

— Я не люблю есть один». Ошарашенный дерзостью парня, который очевидно был младше его на пару лет, Малик резко отшатнулся, сбросив с плеча его ладонь, и встал, глядя яростно на безмятежное лицо жующего юноши. «Прости, если я веду себя странно, — отозвался наконец тот, улыбаясь таким образом, что его красивые полупрозрачные зубы выглядели рядом. — У меня не получается заводить друзей. Ты сидел одиноко, а все остальные вокруг были в компаниях. Я новенький здесь...» Малик неожиданно улыбнулся в ответ. Да, он был одинок. Он общался со сверстниками, но не позволял никому приблизиться близко, осознавая, что ничто не объединяет его с этой группой здоровых и счастливых молодых людей, живущих моментами одного дня и похожих на ярких бабочек-сезонниц, переходящих с цветка на цветок и не помнящих точек отправления. Этот парень, предлагающий свою дружбу сейчас, ему совсем не нравится, но он другой. В нем нет угрозы, исходящей от грубых и самоуверенных друзей Малика из баскетбольной команды, наоборот, в его словах и жестах есть какая-то неопытность, прямолинейная искренность, которая выдает его сразу.

Малик задумался, понимая, что с ним будет непросто. Но он решил остаться и посмотреть, что из этого выйдет. Сел рядом со своим новым другом, взял на тарелку остывшие овощи и безразлично разминал их вилкой, одновременно уставившись на соседа. Мальчик по имени Гио вытер руку об джинсы и протянул ее Малику, не переставая улыбаться скользящей губной линией. В то время как Малик задавал ему обычные вопросы, Гио шутил много и его речь была наполнена дерзкими каламбурами - таких здесь неслыханно. Малик больше слушал, но иногда Гио бросал косвенные вопросы или подначивал его, чтобы привлечь его к общему разговору. И тогда Малик поразился тактичности Гио. Обычно каждый старшеклассник претендует на роль лидера, предпочитая говорить о себе и продвигать свои интересы.

Ему мало кто интересен - что думает или чувствует его собеседник. Но Гио интересовался Маликом с искренним любопытством, делал уместные замечания и пытался поднять ему настроение. Не признавая этого самому, Малик получал настоящее удовольствие, окунаясь в такой неожиданной заботе о себе. Более внимательно разглядывая парня, он начал видеть особенности его лица, тональность и полутени, которые создавали уникальный облик человека.

Гио явно принадлежал к тем юношам, которые нравятся девочкам. Среди всех тонких и изящных линий, формирующих его внешность, он обладал неподдельной мужественностью, придающей особый шарм его гибким и спонтанным движениям. Темные волосы падали на бархатные глаза и делали его взгляд очаровательным, а нервный тонкий нос на узком загорелом лице говорил о его породе и эмоциональной организации гораздо яснее, чем речь и жесты. Он был худощав, но гармонично сложен. Узкая талия, широкие плечи и длинные ноги выгодно компенсировали его невысокий рост. Но главным атрибутом этого парня была его улыбка - открытая или стеснительная, но всегда одинаково очаровательная.

Малик не понимал, почему он так внимательно изучает физические аспекты своего нового знакомого. После неудачных отношений с одной девочкой из параллельного класса, которые закончились для него эмоциональным насилием и разрушением его самобытности, он осознал, что противоположный пол сексуально не привлекает его. Ему не нравились легкомысленность, поверхностность и чрезмерная эмоциональность юных красавиц, с которыми его друзья проводили время. Всякий раз, когда они приходили обвешанные яркими аксессуарами и запахами цветов, они казались ему разговорчивыми попугайчиками, которых лучше игнорировать. Он не испытывал особых чувств и к представителям своей расы. В его глазах парни из команды были бездушными роботами, заботящимися только о удовлетворении своих физических потребностей. После игры он быстро менялся и отправлялся домой. Если бы он не играл так хорошо, его поведение стало бы предметом насмешек в раздевалке.

После тщательного анализа своих чувств и поступков, однажды он пришел к грустному выводу, что секс не привлекает его, сам процесс общения с женщиной кажется ему скучным и механическим. Ему нужен надежный друг, который понимает, чуток и остроумен. Он хотел иметь возможность поговорить с кем-то, бродить по холмам и ущельям, проводить много времени на свежем воздухе... В лицее никто не разделял его любовь к природе. Большинство жаждали ночных приключений в городе. Они ездили по безлюдным дорогам на отцовских автомобилях под воздействием марихуаны, нарушая спокойствие неприличными выкриками и грубыми шутками. Иногда он один спускался в долину, проходя через фруктовые сады на несколько километров. Благодаря занятости родителей своими делами, у него не было преград для его одиночества. Со временем он привык к своему характеру и научился жить со своими противоречиями. Его жизнь текла спокойно, без волнений и сюрпризов. Но один маленький камешек рассеял гладь его зеркального отражения...

Утром на следующий день после их знакомства, Малик проснулся с необычным чувством приятного предвкушения в груди. Лучи теплого майского солнца проникали в его просторную спальню, а воздушные занавески покачивались на весеннем бризе. Вдали доносилось пение матери из кухни. Казалось, что у всех было замечательное настроение в этот день...

Они снова встретились в аллее возле школьных ворот. Гио шел один, его серая футболка была небрежно засунута в потертые джинсы, а за спиной у него маленький черный рюкзак. Зеленоватые блики солнца играли на его узком загорелом лице сквозь густую листву каштановых деревьев. Показалось, что он был погружен в свои мысли, но как только поднял голову и встретился глазами со замедлившим шаг Маликом, его лицо расплылось в слабой улыбке.

Малик подошел к нему, но они продолжали молча идти в лицей. В какой-то момент Малика охватила тревога, что все его ночные фантазии окажутся пустыми надеждами. Что если Гио не думал о такой серьезной связи, которую Малик представлял как спасение от одиночества, которое преследовало его день и ночь? Когда они уже были почти в фойе, Малик почувствовал легкое прикосновение руки Гио на своем плече. Он серьезно посмотрел ему в глаза и сказал: "После седьмого урока я буду здесь ждать тебя". Малик задержал вздох на губах и с легким испугом и радостью кивнул в знак согласия. Решительность Гио слегка разочаровала его, он чувствовал себя под влиянием. В то же время он благодарил его за активность, понимая, что его собственная застенчивость была препятствием на пути к счастью.

После завершения занятий они встретились на указанном месте, обменивались несколькими фразами и направились к автобусной остановке. В этот раз Малик говорил больше. Он рассказывал Гио о своей странной семье, пытаясь развеселить его анекдотическими подробностями, смешными цитатами, которые его эксцентричная мама постоянно произносила, но Гио как-то молчал, улыбаясь скрытно и отводя глаза. Наконец-то автобус подъехал - синий с белой полосой на крыше, и они оба уставленными глазами следили за всем маршрутом из своих окон. Яркий весенний день словно потерял для Малика свое очарование. Все шло не так, как он представлял. Что ему делать с этим закрытым парнем, который казалось страдает от его присутствия?

Когда они вышли возле Городского парка, Гио пошел дальше без объяснений своему растерянному спутнику. Через несколько минут он вернулся, держа в руках два куска мятного мороженого, обернутых в серебристую фольгу. Подарив одну упаковку Малику, он слегка улыбнулся и указал на павильон, который был окружен густой зеленью и за которым начинались детские аттракционы. В прошлом там, видимо, продавали соки и воду, но теперь он был полуразрушен и пуст. В это время парк был почти пуст - дети с родителями приходили ближе к вечеру, когда небо становилось сумрачным и разноцветные огни вертящихся аттракционов создавали волшебную картину. Малик послушно последовал за другом, чувствуя треск подтаявшей глазури ледяного лакомства в своей горячей ладони. Внутри все было окутано зеленым полумраком, прохлада поднималась от каменных плит пола и проникала через выбеленный хлопок школьных рубашек. Малик дрожал, сжимая плечи.

Гио как ни в чем не бывало поедал мороженое. «Что-то ты без настроения сегодня, — сказал Малик, чтоб разорвать порочный круг утомительных недомолвок. — Случилось что-нибудь?» Гио кратко взглянул на него, откусил большой кусок сливочной массы, и помотал головой. «Тогда почему ты не разговариваешь?», — голос Малика предательски дрогнул. Гио поднялся, отшвырнул скомканную в шарик обертку в траву, ответил: «Сегодня твоя очередь говорить». Малику после этих слов сразу же расхотелось открывать рот. Гио сегодня открывался для него с новой стороны. Оказывается, он может быть настоящей занозой в заднице!"Может, вернемся домой тогда?» — сухо спросил он, чуть прищурившись, как и всегда в случаях особого раздражения. «Нет, — Гио резким прыжком взобрался на жестяной прилавок, отставленный в темный угол помещения. — Мне здесь нравится. Если тебе плохо со мной, задерживать тебя не стану».

Малик озадаченно уставился на едко улыбающегося парня, прикидывая, в своем ли тот уме. «Чего ты хочешь? Какой смысл торчать в этой дыре?» Оба вопроса зависли в воздухе. Гио спрыгнул на землю, и, подойдя к Малику, опять положил свою руку ему на плечо. «Я просто хочу побыть здесь, — проговорил он, наконец, естественным теплым голосом. — И мне хорошо, что ты тут со мной сейчас». Липкая волна поднялась в недрах живота Малика, захлестывая своим гребнем краешек его усталого сердца. То, как Гио произнес эти слова, простые и недопустимо откровенные, поразило его сознание. Никогда еще парни в общении с ним не переходили четкий рубеж дружеского равнодушия, установленный нормами мужского менталитета. Если кому-то и случалось сделать излишне ласковый жест в отношении товарища, то остальные тут же начинали громко кукарекать, делать недвусмысленные заявления и обмениваться скабрезностями, вгоняющими провинившегося в стыдливый ступор.

Малик подавил кашель, чтобы скрыть свое смущение. Только теперь он осознал, что странное поведение Гио объяснялось его нервозностью и неуверенностью. Отсюда и вся бравада, которую он проявлял, пытаясь замаскировать свои сомнения и комплексы. Наблюдая, как Гио рыщет по заднему карману джинсов своими длинными пальцами, пытаясь достать помятую пачку сигарет, Малик сочувственно достает свои сигареты из нагрудного кармана рубашки и протягивает другу. Оба закуривают. В клубах бледного дыма лицо Малика выглядит призрачным, а Гио с любопытством разглядывает его правильные черты лица. Ему нравится светлая неизменная кожа Малика, губы розового цвета и мягкие карие глаза, украшенные черными полосками бровей. Также ему нравятся густые коричневые волосы Малика, обрамляющие аккуратную голову.

У Гио отлично развитая фигура: рубашка сидит как влитая, а мускулы его груди выглядят, проглядывая через глубокий вырез воротника, словно напряженные крылья стальной птицы. Мы всегда восхищаемся физическими качествами, которые противоположны нашим собственным, и поэтому для деликатного и гибкого Гио спортивная осанка и широкие плечи его друга являются образцовыми и достойными высочайших похвал. В отличие от Малика, он никогда не сомневался в своей сексуальной ориентации, хотя ловко скрывал это, поддерживая платонические отношения с девушками для комфорта и чтобы отводить подозрения. Когда он переехал с родителями в новый город, он не ожидал изменений в своей жизни, но случайная встреча в школьной столовой возбудила тлеющую чувственность и душевный голод. Этот парень соответствовал его представлениям о том, кого он видел в своих горячих и беспокойных ночах, когда он переворачивался на раскаленных простынях. По какой-то интуиции, характерной для большинства одиноких людей, он выделил его из толпы других, будто радар уловил отзывный сигнал, исходящий от этого загадочного парня.

Его интуиция подсказала, что решение принято, а усталые глаза незнакомца явно выдали его одиночество. Как и у Малика, первым чувством, которое он почувствовал при встрече с ним, было ощущение безопасности и спокойствия. После некоторых столкновений лбами (понятное дело, что мужской интриги неизбежны), они не могли не признать свое поражение и отдать свои сердца на волю пылающей дружбы.

Именно так началось их приятельство...

*****

Путешествие пришлось отложить. Возможность провести неделю без родителей оказалась всего лишь грезой, несмотря на ее обыденность. В один из дней продолжительного тревожного ожидания Гио позвонил с обычным голосом и сообщил дурную новость: его отец скончался несколько часов назад в центральной городской больнице от кровоизлияния в мозг. "Он решил повесить иранские фрески по стенам гостиной, которые заказал из юбилейного каталога", - объяснил Гио безразличным тоном. "Я бы помог, конечно. Но он не захотел меня будить. И так потерял сознание с гвоздями во рту". Малик молчал, ошеломленный. Он видел отца Гио. Это был молодой и физически здоровый мужчина около тридцати шести лет. Он часто улыбался и всегда был дружелюбен и разговорчив. Малик даже сравнил его со своим сложным отцом и с горечью признал его превосходство. "Как ты? - наконец вымолвил он, лихорадочно размышляя о подходящих словах. - Вы уже вернулись домой?"

Гио покашлял. В воздухе повисла короткая пауза. "Да, мы уже вернулись... Знаешь, я не могу долго говорить. Маме очень плохо. Конечно, она старается держаться, но только до похорон. Понимаешь?" - впервые в его голосе послышалось трепетание. "Ну ладно, пока".

Малик положил телефонный аппарат. Ему было неприятно от спокойного тона друга. Разве так чувствуют себя обычные люди через несколько часов после утраты родителей? Или это шок, реакция организма на защиту? Как бы то ни было, он решительно направился в комнату своих родителей. Открыл гардероб: на плечиках висели рубашки его отца, аккуратно выглаженные и безупречные. Отец всегда придавал большое значение своему внешнему виду, и это было основной заботой матери, которая уставала от постоянных стирок и глажки. Бегло перебрав несколько вешалок пальцами, Малик достал из шкафа узкую черную рубашку, которую отец носил только по особым случаям. Подойдя к зеркалу, он снял футболку. Сильные мышцы позволяли ему примерять одежду взрослого мужчины. Одев это своеобразное траурное платье из шелка, он подогнал рукава и привел джинсы в порядок, и был готов.

Когда он спустился по лестнице, мать, которая просеивала муку для пирога с мясом, отложила сито в сторону и посмотрела на него своим особым взглядом: "Откуда у тебя эта одежда отца? Красиво, конечно, но ты уверен, что ему это понравится? Я уже не хочу видеть утюги и прищепки. Мне нужно время для себя". Малик оценил ее холодный взгляд. "Мне безразлично, если старый жадный человек расстроится. У Гио умер отец, ты могла бы позвонить и выразить соболезнования его жене". Пока мать переваривала полученную информацию, Малик захлопнул дверь и направился к парковке такси. Его мысли были ясными. У друга проблемы. Он будет рядом. Он поможет ему как сможет. Все остальное - не имеет значения.

В небольшом одноэтажном домике, окруженном золотистой кованой оградой, собралось множество людей. Под окнами узкий палисадник был украшен длинными деревянными скамьями, на которых разложены обрезки старых ковров. На скамейках сидели старики и взрослые мужчины, негромко беседуя и издавая задумчивый кашель. Женщины и священник собрались внутри дома, где омывали и приготовляли усопшего для последнего прощания. Несколько молодых женщин занимались в небольшой пристройке на торцевой стороне дома, где располагалась летняя кухня. В шуме жестяных тазов и подносов, звоне стекла и посуды словно таяли шутки и чужие разговоры. В такие минуты только близкие испытывают настоящую печаль, а остальные лишь следуют социальным нормам. Малик обошел палисадник и не обнаружил там ни Гио, ни кого-либо еще знакомого, после чего вошел в дом. В прихожей было пусто и тихо. За большой сосновой дверью, ведущей в спальню, слышались подавленные плач родственниц и монотонная речь священнослужителя. Малик нерешительно стоял на месте. Наконец, скрипнула дверь в левом крыле дома. Там появился Гио. Его лицо было бледным и сосредоточенным, а его прическа была неопрятной и слегка откинута назад.

Из глубокого выреза черной футболки торчала длинная хрупкая шейка с опухшей веной, которая билась так ритмично, что даже при плохом освещении прихожей она была видна изблизи. Гио не заметил Малика и тот потрогал его за плечо. От этого движения Гио резко обернулся и настороженно посмотрел на друга. "Ты здесь? - его голос был хриплый, и только теперь Малик понял, насколько он ошибся. Конечно, Гио горевал, но старался скрыть свою боль от окружающих. - Я не думал, что ты придешь. Если честно, я совсем запутался. Что мне нужно делать сейчас?" Малик кратко обнял его. "Тебе ничего не нужно делать", - решительно сказал он, вглядываясь в потухшие глаза друга. - В первые дни похорон жена и дети просто принимают соболезнования. Заботой об остальном занимаются друзья и родственники. На кладбище тебя также не пустят".

Гио легко усмехнулся: «Все ты знаешь. Говорил я, что ты старичок». Сдержанно улыбаясь в ответ, Малик подтолкнул друга к выходу: «Давай пойдем в сад. По моим воспоминаниям, тебе нужно будет пожать руку каждому из мужчин, собравшихся там, а они выразят свое сочувствие. Это нелегкая задача, брат, но делать нечего. Я буду рядом, чтобы не было так одиноко».

Поздним вечером, провожая Малика за ворота, Гио увел его на несколько минут в темный полумрак под густые ветви старого каштана. Его пронизывающий шепот был горячим и спешным: «Завтра мамин брат вернется из города. Он будет жить с нами до тех пор, пока все не наладится. Мама не может жить самостоятельно. Боюсь, она не переживет отца. Только позавчера он сказал мне, что следующим летом возьмет меня с собой в Грецию. У него была такая мечта - отправиться в круиз по Средиземному морю. Он всегда интересовался древностями. Мама возражала, говорила о каких-то сбережениях, а он просто отмахивался и настаивал на своем... Будто предчувствовал...»

Малик положил руку на плечо друга и крепко сжал его: «Я понимаю, как тебе больно сейчас. Честно говоря, я не знаю, как бы я поступил на твоем месте, но нет выбора - придется пережить это. У тебя есть мама. Ей будет очень трудно без тебя. Сначала поддержи ее, а потом разберешься со своими мыслями». Гио убрал пылающую ладонь с руки Малика. «Мама не работает», - продолжал он говорить со слабостью в голосе. «Кто будет обеспечивать вас?» Гио замолчал. Затем он отстранился от друга и выдохнул коротко. Его лицо едва можно было разглядеть в темном воздухе, оно приняло уклончивое выражение. «Дядя поможет», - наконец отозвался он тем же голосом, что и во время разговора по телефону. «Для чего, думаешь, он переезжает к нам? У него в столице устоявшийся бизнес с арендой помещений. Он говорил, что может заниматься любым делом, и его компания все равно будет приносить стабильный доход. Он холостяк по призванию, а мама - единственный человек, к которому он привязан на этой земле. Пришло время позаботиться о своей любимой сестре. Все хорошо сложилось, не так ли?» Едкая горечь в последних словах не ускользнула от Малика.

Внутри что-то порвалось, оставив за собой грустное и холодное чувство. Не в состоянии сдержать эмоции, он резко притянул к себе худую фигуру, едва различимую в темноте, словно маленький парусник, изможденный штормом. Когда он страстно обнял дрожащее тело, его сердце наполнилось новыми силами, бьющимися внутри его груди. Сухие от волнения губы нашли крупные слезы на холодных щеках Гио и пробовали горькую соль. Теперь он понял, что есть более эффективные способы выражения чувств. По тому, как тепло вернулось в глазах друга и по румянцу на его щеках он понял, что гармония была восстановлена. "Помни, я всегда буду рядом", - сказал он прощаясь. - Пока это зависит от меня". Гио слабо пожал его руку и ушел в дом. Страх отступил. Нельзя сказать, что он был счастливым, но в его душе затихли темные волны сомнений и отчаяния. Слова Малика укрепились в его памяти, как защитное заклинание. Он не был одиноким, и значит, сможет справиться.

Дядю Гио, Аслана Лурию, можно было назвать человеком, с которым два года назад он впервые испытал запретное наслаждение. Тогда все произошло случайно. Они отдыхали всей семьей в Грузии. Отец арендовал летний домик в высокогорной долине для туристов на время каникул. С маленькой веранды из дерева открывался потрясающий вид на зеленые холмы, освещенные лучами солнца, большие лиственные рощи и узкий прозрачный поток воды, обходящий горку с овечьими стадами на вершине. Отец и дядя соорудили что-то похожее на бассейн из голых паклях и клеенки там, где ручей разбивался широко. Несмотря на то что это сооружение напоминало бассейн с большой натяжкой, все весело проводили там половину дня. Лето было жарким, но не знойным.

Мужчины проводили время, собирая в лесу сухие ветки, уловив небольшую рыбку и куря толстые ароматные сигары, которые предприимчивый дядя Аслан привез оптом из Греции. Иногда они играли в нарды, и в таких случаях Гио записывал результаты побед и поражений в свою тетрадь как наблюдатель. Время проходило незаметно. Приятные солнечные дни растягивались медленно и скучно, наполненные свежим воздухом и полезной пищей. Мама выглядела довольной и красивой: на ее бледных щеках появился румянец, серые глаза сверкали энергией и шалостью. Отец, глядя на нее, тоже становился подтянутым, молодым взглядом и строил глазки. Гио с удовольствием наблюдал за новой жизненной энергией, которая оживала у его родителей. Ему часто говорили, что мать с отцом — прекрасная пара, но он считал их уже довольно зрелыми для романтических приключений. Дядя Аслан, наоборот, казался ему воплощением мужественной красоты и молодости духа.

Он был на год младше матери, на тот момент ему было немного за тридцать. Этот высокий загорелый мужчина с черными волосами, прямым носом и добрыми зелеными глазами, украшенными длинными черными ресницами, несомненно, пользовался успехом у женщин. Тренированные мышцы под сияющей загаровой кожей блестели на солнце, длинные ноги со светлыми кудрявыми волосами были всегда напряжены. Он напоминал внешностью какого-то римского бога-воителя; Гио видел что-то похожее в отцовских коллекциях репродукций из известных мировых музеев. В то же время что-то в нем отталкивало юношу на подсознательном уровне. Дядя Аслан был разговорчив, слишком уверен в себе и дерзок. Гио неоднократно наблюдал, как в ситуациях выбора между отцовским решением и решением Аслана о том, как провести день или чем заняться на следующее утро, мать всегда склонялась к мнению своего брата. Отец, делая несколько слабых попыток настоять на своем, в конечном счете всегда соглашался с идеями шурина.

Гио наблюдал, как его дядя с ироничным пренебрежением отзывался о достижениях его отца. Он смешился над увлечением отца археологическими открытиями и его страстью к коллекционированию. Для дяди искусство и история были лишь пыльными завесами, за которыми скрывается настоящая жизнь со всеми ее радостями и возможностями. Ему не понять, почему муж его любимой сестры тратит свою молодость на сбор старых ковриков, фресок и античных фигурок, покрытых патиной времени. Отец старался защититься. Он говорил дяде, что он успел достичь трех главных целей в своей жизни: построить дом, посадить сад из деревьев и, самое главное, дать жизнь своему сыну. В такие моменты Гио замечал, что речь отца проникает в сердце дяди: ясный взгляд постепенно угасает, его губы изящно складываются в усмешке, а пальцы перестают дрожать от нервозности.

Он приводил несколько аргументов в защиту дяди, но все они были неубедительными, так как сам голос дяди постепенно утрачивал свою силу и власть. "Почему он так и не женится?" - спрашивал отец у матери, пока она с охотой снимала чешую с рыбы за домом. "У него все хорошо: квартира просторная, хороший доход, выглядит отлично. Что ему мешает?" Гио замер около окна на заднем дворе. В последнее время он испытывал настоящий интерес к всему, что связано с его дядей. Он не мог разобраться в тех эмоциях, которые вызывал в нем этот независимый человек. Его одновременно притягивали и отталкивали физические ощущения отношений с ним. Гио любил его задумчивым и почти грустным, и его сердце заполнялось яростью при каждой его громкой насмешливой шутке или самодовольном высказывании. "Я не знаю," - ответила мать после долгой паузы. "Я никогда полностью не понимала его. Ты же знаешь, сложно разглядеть что-то за этой маской, которую он носит с подростковых лет. У него нет проблем с женщинами.

Здесь непросто сказать что-то определенное, так часто он их изменяет. А может быть, на самом деле ситуация иная... Он мне ничего не рассказывает о своих планах. Беспечно бродит по жизни, словно ветер, и кажется, не может принять серьезных решений». «Да уж, беспечность — это точное определение», — отозвался отец. — Откуда у него столько энергии? Честно говоря, начинаю уставать от его компании. Может быть, ты разбавишь наше общение. Сходите куда-нибудь, ты же хотела собрать лекарственные травы и составить букеты из них. А я пока отдохну в гамаке, почитаю журналы и проведу время со своим сыном». Мать усмехнулась и бросила топор в ведро с холодной водой: «Да уж, хотя бы одного мой братец благодаря своей неутомимости помнишь!»

Гио спускался к ручью, испытывая противоречивые чувства. Ему очень хотелось увидеть дядю, но он все время занят. Его потерявшая форму соломенная шляпа-сомбреро одиноко висела на нижней ветке кизилового дерева. Берег реки был каменистым и пустым.

Вода, которая стала подниматься, разрушила ненадежную кладку плотины, в нескольких местах она почти полностью развалилась на части. Все здесь веяло запустением и грустью. Вокруг царила спокойная полуденная атмосфера, природа была парализована. Ручей уже не журчал, а глухо бормотал, сдвигая камни. Гио направился к самому отдаленному притоку реки, срывая листья с низко расположенных ветвей тутовых деревьев.

Вдруг издали послышались тихие удары, словно по дереву стучали молотком. Гио ускорил шаги. Высокий силуэт дяди Аслана промелькнул в густой тени фруктового сада, который спускался до самого берега. Дядя, сняв верхнюю одежду, устанавливал большую палатку из брезента в землю. Его мышцы работали напряженно, движения казались гневными. Гио неуверенно приблизился к нему. Он оказался за спиной дяди и наблюдал, как крупные капли пота скатываются по его напряженной спине. Закрепив колышек глубоко в земле и фиксируя его деревянной пробкой, дядя резко выпрямился и, оглянувшись, улыбнулся усталой улыбкой Гио. Казалось, он нисколько не удивлен наличию племянника рядом с ним. В его глазах была нежность, а жесты были сдержанными. Ничто не напоминало о прежнем непоседливом Аслане. «Тебя предки отправили разыскать меня? — спросил он, часто выдыхая воздух. — А я все продолжаю играть в мальчика». Он подмигнул Гио и еще раз улыбнулся простой улыбкой, которая так ему шла.

«Нет», — ответил Гио с немного дрожащим голосом. — Я просто решил прогуляться. В доме нет ничего, чтобы занять себя». «Я о том же», — подхватил дядя. — Поэтому я здесь. Решил обустроить новое жилье. Хижина, конечно, не особо роскошная, зато, как говорится, находится в окружении природы». Гио улыбнулся и помог дяде закрепить последний крепежный элемент. Немного позже они молча сидели на старой бревенчатой палубе, выброшенной рекой на мелководье, и разглядывали результат своей работы. «Ты не куришь?» — спросил дядя, пощекотав племянника за ухом. — Думаю, тебе было бы интересно попробовать настоящую кубинскую сигару». Он вынул изо рта уже выкуренную сигару и поднес ее к носу юноши. Гио закашлялся от едкого дыма и отвернулся от руки дяди, потрясая головой. Ему не хотелось брать в рот этот толстый и смолящийся предмет. Дядя понимающе улыбнулся и похлопал его по волосам. «Хороший парень», — сказал он, глубоко затягиваясь. — Это дурное дело, скажу я тебе. Ты слышал, что говорят врачи? Организм стареет вдвое быстрее из-за курения. Мне все равно на это». Гио посмотрел на опущенные плечи собеседника. «Почему?» — спросил он. — Кажется, у тебя все хорошо в жизни. Ты действительно хочешь стареть раньше времени?» Дядя Аслан повернул свое всё еще молодое, бритое лицо к нему, прищурив глаза от солнечного света: «Дело в том, что это только кажется таким, мой друг. В такой жизни мало хорошего. У твоих родителей все удалось прекрасно». Гио вспомнил о постоянных ссорах дяди и отца и неприятное чувство снова овладело его душой. «Как они смогли это сделать?» — спросил он, стараясь имитировать прежний тон дяди. — Ведь ты говорил, что такое бытовое счастье не для тебя. Ты свободный человек, не так ли?» Дядя немного приподнял голову и внимательно выслушал эту короткую речь с ухмылкой на губах. «Так оказывается, ты волчонок», — произнес он с легким замешательством. — Ты не защищал отца, когда мы друг друга обижали?» «Это дело взрослых», — пожал плечами Гио. — Я не думал, что буду защищать отца перед ним самим. Как бы он после этого себя чувствовал?» Аслан еще раз потрепал черные волосы парня. «Стратег», — сказал он со смешком в голосе. — Подождал момента и расквитался со мной без свидетелей.

Да, я во многом не согласен с мыслями отца. Но у него есть главный аргумент, против которого у меня нет ответа. Этот аргумент - ты. Ты самое лучшее, что случилось в его жизни". Гио молчал, размышляя о словах дяди. Теплое чувство наполнило его сердце: последние слова Аслана звучали как музыка для его ушей. Он благодарно посмотрел на спокойное лицо дяди и пожал его руку: "Спасибо". Позже, когда они собирали инструменты в грязную холщовую сумку, Гио спросил: "Когда ты планируешь переехать сюда?" Дядя на мгновение задумался, отряхнул пыль с рук и, повернувшись к палатке, ответил: "Возможно, уже этим вечером. Я проведу здесь ночь для пробы".

Ужин проходил под звуки столовых приборов. Гио невольно играл вилкой со светлыми кусочками рыбы, щедро посыпанными специями. Из-за изобилия рыбных и мучных блюд он чувствовал себя неудобно всю неделю. В конце концов, он передвинул к себе тарелку со свежим салатом из помидоров и огурцов. Мать улыбнулась ему сочувственно и налила ему полстакана вина, разбавив его немного водой. Дядя и отец молча жевали пищу, время от времени обмениваясь значимыми взглядами. "Я установил палатку у реки", - наконец проговорил Аслан, подразумевая Гио. - Она не очень большая, поэтому я не приглашаю вас ко мне". Мать издала неопределенный звук и положила нож в сторону, спросив: "Ты уверен, что это безопасно? Вокруг ведь горы, кто знает, что может произойти". Дядя усмехнулся: "Именно поэтому вам будет комфортнее здесь, за пределами этих стен. Я хочу полностью насладиться природой. Если только комары не вынудят меня скрыться. В остальном, я думаю, мне ничего не угрожает". В комнате воцарилось молчание, которое нарушали только звуки столовых приборов. Ужин подходил к концу.

Было около трех часов ночи. В крошечной спальне, отведенной Гио, были ра