Хроника "Розового пляжа"

(Воспоминания о 1911 годе)

Она стояла у берега моря, устремив взгляд вдаль.

Белые пароходики плавно отплывали от пристани, разнося над волнами сладкий аромат шоколадных конфет и звуки приглушенных песен, вырывающихся из несовершенно закрытых дверей ресторанов на палубах.

Прибой игриво обмывал ноги, уже принося с собой осенние ноты, но бабье лето все еще стремилось согреть своим нежным теплом редеющий поток отдыхающих. Впрочем, этот поток почти иссяк. Обычно голосистый летом Ялта к осени успокаивалась, и Вера часами гуляла в одиночестве по безлюдной променаду.

Ей не хотелось уезжать отсюда, хотя все ее знакомые уже вернулись домой к повседневным делам и заботам.

Вера не любила осень - в это время она всегда была грустной, особенно в Петербурге. Она предпочла бы пережить этот печальный переход к зиме здесь, в Ялте, где все пропитано воспоминаниями о жарких днях и теплых сумерках, чем медленно терять рассудок в маленькой трехкомнатной квартире на Васильевском острове, наблюдая, как ужасный свинцовый дождь неустанно расстреливает под ним сжатую землю.

Ей казалось, что если она когда-нибудь умрет, то это обязательно произойдет осенью во время такого серого дождя, который для нее всегда был связан с болью и слезами. Именно в такой дождливый день пять лет назад, возвращаясь из театра, она столкнулась с тремя немного выпившими английскими матросами. Они были относительно вежливы с ней, но крепко держали ее за руки и заглушали ее голос, пока один из них опытными движениями разрушил хрупкую грань между ею и женщиной.

Эта встреча оставила у нее длительное непрекращающееся кровотечение, сильную простуду и глубокое отвращение к близости с мужчинами. Теперь она испытывала отвращение даже при мысли о браке и обязательствах, которые он налагал на супругов.

Справляясь со своим плохим самочувствием, Вера проводила целые дни лежа на диване и, наблюдая, как холодные струи дождя стекают по окнам, размышляла о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Романтическая атмосфера полностью пропала из этих отношений для нее. Она приходила к выводу, что поняла истинную природу мужчин - за красивыми словами и проявлениями заботы скрывалось только похотливое желание удовлетворить свои потребности. Несчастные женщины в таких отношениях были лишь податливым инструментом для удовольствия мужчин.

"Хотя," - подумала она, "женщины тоже разные..."

Например, те, которые приходили в дом ее тетки под предлогом быть подругами, но без умолку рассказывали о своих любовных интрижках за спинами своих мужей. Такие женщины вызывали у Веры такое же отвращение.

Со временем, следуя логике своих размышлений о порочности всех людей и грязных отношениях, Вера перестала хотеть видеть кого-либо - ни мужчин, ни женщин. И в конечном итоге она отказалась принимать гостей, включая Владимира Дмитриевича, который уже давно не скрывал своих чувств к ней.

Всех уже год с нетерпением ожидали предложения от Владимира Дмитриевича, но он продолжал приходить в гости и все не мог собраться с силами для окончательного объяснения.

Вера, находясь в глубокой душевной тревоге, смутно радовалась этому обстоятельству. Анастасия Павловна, сестра отца Веры, у которой она проживала после смерти родителей, сразу заметила изменение в ее поведении и начала надоедать своей племяннице, стремясь выяснить причину такого изменения. Не выдержав напора вопросов, Вера рассказала ей о случившемся изнасиловании и заметила отвращение в глазах отстраненной тетки. "Доигралась ты, актриса..." - презрительно произнесла Анастасия Павловна, бросив на Веру осуждающий взгляд словно перед ней стояла развратница. "Кто теперь захочет тебя взять замуж? Останется только стать содержанкой..." Ужаснувшись такой судьбе и подумав "Тогда лучше монахиней быть!", Вера разрыдалась и убежала в свою спальню, где рухнула на кровать лицом вниз.

На следующий день Владимир Дмитриевич, нежданно явившийся в гости к Вере без предварительного приглашения, неожиданно сделал ей предложение и был весьма ошеломлен, получив отказ. Анастасия Павловна, обрадовавшаяся тому, что униженная племянница будет теперь устроена, разозлилась на Веру, услышав ее отказ Владимиру Дмитриевичу и устроила дикий скандал после его ухода. "Убирайся из моего дома, здесь нет места для таких глупых и испорченных девушек!" - заключила она сердито и вышла, гордо подняв голову и хлопнув дверью.

В результате Вера вынуждена была покинуть теткин дом и снять себе квартиру на время. Она оплакивала потерю своей невинности и надежд на будущее. Средства, оставшиеся после родителей и продажи их дома, позволяли ей жить самостоятельно. Однако первое время она чувствовала себя полностью одинокой и заброшенной всем миром.

Владимир Дмитриевич был сильно обескуражен отказом Веры, которая не только не объяснила ему своих причин, но даже не позволила ему войти к ней домой во время его очередного визита. Он был также удивлен и потребовал разъяснений у тетки Веры.

Анастасия Павловна, которая была сердита на свою племянницу, рассказала ему все без скрытых намеков. Она была ошеломлена, увидев на лице Владимира Дмитриевича не гнев или шок, а удовлетворенную улыбку.

Спросив адрес Веры, Владимир Дмитриевич загадочно улыбнулся и раскланялся перед теткой перед тем, как уйти.

Через несколько дней он предстал перед изумленной Верой на пороге ее новой квартиры с букетом роз и бутылкой шампанского. Сразу же он заявил:

- Вера Николаевна, я хотел бы серьезно поговорить с вами!

Вера медлила секунду в нерешительности, а затем молча отошла в сторону, приглашая его войти.

- Дорогая Вера Николаевна, - торжественно начал Владимир Дмитриевич, снимая пальто и шляпу и проходя в небольшую гостиную. - Я все узнал от вашей тетки и очень сочувствую вам. Теперь я понимаю, почему вы отклонили мое предложение, и ценю вашу скромность. Но я уверяю вас: то, что произошло с вами, не имеет никакого значения для меня.

- Для вас возможно... - грустно усмехнулась Вера. - Но для меня это имеет большое значение. Не убеждайте меня, я не буду выходить за вас замуж, Владимир Дмитриевич, и если это успокоит ваше самолюбие, то добавлю: я не выйду замуж за кого-либо другого...

- Вера Николаевна, я уже не настаиваю на этом, - сказал Владимир Дмитриевич, кладя руку на сердце. - Но я должен отметить, что вы слишком молоды для одиночества без мужской поддержки. Я хотел бы стать вашим другом, близким другом...

— Как близко мы можем быть? — Вера посмотрела на него с неприязнью, понимая его намерения.

— Мы можем быть так близкими, как только возможно, — ответил Владимир Дмитриевич, дерзко улыбаясь Вере. — Теперь нет никаких преград для нашего сближения...

— Вы так думаете?! — Вера была шокирована его откровенностью.

— Конечно, дорогая, — тоном покровительства произнес он, приближаясь к ней и беря за руку. — Преградой для сближения между мужчиной и женщиной является ее независимость, а вы теперь уже женщина... И, если честно, я очень рад этому замечательному обстоятельству!

— Вы рады тому, что меня обидели?! — воскликнула Вера потрясенно, отнимая у него руку и отступая.

— Ну зачем так грубо! — поморщился Владимир Дмитриевич. — Я рад тому, что за меня проделали предварительную работу. Теперь обычное расставание с независимостью не помешает мне утолить ваше желание. А вы, поверьте мне, очень страстная женщина, только сами еще не осознали этого.

Он снова приблизился к Вере и внезапно... страстно обнял ее, прижавшись к ней всем своим телом.

— Я хочу, чтобы ты была со мной! — страстным голосом сказал он и поцеловал Веру сильным и неприятным поцелуем.

Вера попыталась оттолкнуть его, отходя назад, но Владимир Дмитриевич продолжал приближаться к ней, целуя ее, пока они не уперлись в стол.

Вера уже не могла отступать дальше и в последний раз попыталась оттолкнуть Владимира Дмитриевича, но он подхватил ее за ягодицы и быстро посадил на стол.

Она дернула ногами, пытаясь ударить его, но он успел предугадать удар и сжав ее колени своими крепкими пальцами, раздвинул их в стороны и проник своими бедрами между ними.

Вера, потеряв равновесие от резкого движения Владимира Дмитриевича, упала на спину и ударилась затылком о твердую поверхность стола.

— Пожалуйста, не заставляйте меня причинять вам боль, — молил Владимир Дмитриевич, держа ее руку. — Я совсем не хочу этого...

Почувствовав, что она перестала сопротивляться, он внимательно посмотрел на нее и задержал свой взгляд на ее груди перед тем как сказать:

— Вера, подумайте сами, как сложно быть одинокой женщиной в этом жестоком мире... Я буду вашей опорой и никогда не позволю кому-либо обидеть вас. Просто согласитесь быть со мной... Я так хочу вас!...

Он продемонстрировал ей свою страсть, прижавшись к ней своим решительным телом.

Вера безмолвно закрыла глаза.

Используя ее молчание как положительный ответ, Владимир Дмитриевич резко выдохнул и быстро поднял пышные юбки Веры, обнажив ее стройные ноги.

— Вы увидите, дорогая, как вам будет хорошо! — промолвил он хрипло, расстегивая брюки одной рукой и исследуя место между ног Веры другой. — Это не причинит вам боль, вы уже не девушка.

Ощущая вторжение чужого твердого тела в себя, Вера открыла глаза и, подняв холодный взгляд на своего задыхающегося любовника, произнесла:

— Если вы не хотите испачкать себя, лучше отпустите меня — мне стало плохо...

Владимир Дмитриевич на мгновение замер, а затем усмехнулся и не выпуская ее, наклонился к ней и завернул край вязаной скатерти на лицо Веры:

— Обязательно отпущу, дорогая, но только после того как закончу то, что так долго ждал...

Похоже, он решил щедро вознаградить себя за свое терпение и не спешить с завершением...

Вере было жарко под скатертью, спина ее начала онемевать от твердой поверхности стола, но Владимир Дмитриевич все сильнее и сильнее качался над ее телом под грустный скрип дерева.

Вере было не столько больно, сколько неприятно, словно в нее кто-то с неторопливой настойчивостью вонзил палку от метлы.

Наконец Владимир Дмитриевич задрожал, растянулся, словно струна, и громко выкрикнув имя Веры, устало опустился на ее грудь, тяжело притиская Веру к столу.

Она еще какое-то время ощущала в себе судорожное дрожание его опускающейся плоти, и, отвращенно напрягая мышцы, вытолкнула его из своего лона, ожидая момента покоя.

Как будто почувствовав это, Владимир Дмитриевич зашевелился.

С трудом поднявшись, он убрал скатерть с лица Веры и, глядя на девушку слегка распутанным взглядом, сказал:

— Вера, извини меня за мою неконтролируемую страсть, но ты была для меня самой желанной на свете!

— Уже «была»?... — холодным голосом уточнила Вера, рассматривая лицо Владимира Дмитриевича и равнодушно отмечая на нем изменения, вызванные их близостью.

— Ну что ты! — поспешил исправиться он, одновременно приводя в порядок свою одежду. — И была и будет! И я надеюсь, что так будет и дальше... — и он испытующе взглянул на нее.

— Посмотрим... — неопределенно произнесла Вера, опуская глаза.

Набухшие на животике пышные юбки не скрывали ее фигуру. Но ей почему-то уже не было неприятно то, что она лежит с широко расставленными ногами перед мужчиной, который открыто рассматривает ее. Внутри нее словно щелкнул какой-то выключатель, который отключил не только все чувства стыда, но и мучения души.

«Она подумала о содержанке, такой обычной содержанке. Если не он, то другие будут использовать меня. Пусть лучше это будет лишь его дело».

— Можете быть так любезны и помочь мне встать со стола? Я совсем не могу двигаться: все тело окоченело, — сказала она, осуждающе глядя на Владимира Дмитриевича.

— Ой, простите! — воскликнул он и, подняв Веру на руки, перенес ее к кровати. — В следующий раз мы будем использовать более удобное место отдыха...

Вера прожила с Владимиром Дмитриевичем почти три года.

Сначала они часто ссорились по самым разным поводам. Например, он любил раздеваться перед ней до гола и показывать ей свою мужскую достопримечательность, спрашивая, как она находит его привлекательным. Когда же она отвечала равнодушным голосом, что он очень красивый, он сердился и кричал, что она не любит его. Потом уходил и оставлял ее одну на целые недели. Но потом он возвращался, дарил ей дорогие подарки и горячо шептал на ухо, что она действительно является его желанной женщиной. В эти моменты примирения он водил ее на выставки днем, вечерами в театр или ресторан, а ночью сосредотачивался на своих попытках разжечь хоть какую-то страсть в ее безразличном теле.

В общем, он относился к ней не так уж плохо, и со временем она научилась убедительно изображать страсть в нужные для него моменты. При этом сама она не испытывала ничего, кроме желания освободиться от этой скучной рутины.

В эти годы единственной страстью Веры было чтение. Любовь к книгам была посажена в нее еще мамой в раннем детстве. Книги помогали Вере избавляться от меланхолии, которая все чаще охватывала ее, особенно в дождливые осенние вечера.

Заметив у Веры большую страсть к литературе, Владимир Дмитриевич изначально огорчился. Он не мог скрыть своей зависти к ее любви к книгам и писателям, которые написали их. Однако со временем он сам начал дарить ей новинки из мира литературы, и постепенно у Веры сформировалась неплохая библиотека.

Каждый раз, когда Вера получала новую книгу от Владимира Дмитриевича, она с радостью бросалась к нему на шею и целовала его нежными губами. Это приводило в полный восторг Владимира Дмитриевича, который не был привыкнут к такой нежности со стороны Веры. Поэтому, когда она выразила желание изучать иностранные языки, Владимир Дмитриевич сразу предложил оплатить ей уроки. Он даже нашел для нее преподавательницу французского языка.

Эта преподавательница оказалась молодой парижанкой, которая потеряла свою работу из-за скандальной истории, произошедшей между ней и четырнадцатилетним сыном ее работодателя. Мальчик попытался залезть под ее юбку, и в ответ она ударила его цветочным горшком по носу. Хозяин дома сразу же уволил "мадам", не желая даже выслушать ее объяснения и не выплатив ей положенного вознаграждения.

Вера, ожидая француженку в назначенное время, представляла себе чопорную особу. Однако Жаклин оказалась веселой молодой женщиной, и им быстро удалось найти общий язык.

Обе они были обижены на мужчин и заключили неофициальный союз для поддержки друг друга. Со временем они стали так близкими друзьями, что Вера предложила Жаклин переехать к ней на постоянное проживание. Это вызвало некоторое беспокойство у Владимира Дмитриевича, который опасался, что это может помешать ему наслаждаться физическими утехами с Верой.

Переезд Жаклин Веры оказался для нее настоящим пробуждением. Она перестала проводить все время за книгами и начала активно гулять, полной грудью вдыхая свежий воздух.

Владимир Дмитриевич стал редко бывать дома, так как он был занят своими делами. Вера же отправлялась на прогулки по Невскому проспекту или Летнему саду со своей новой подругой Жаклин, с которой они оживленно разговаривали по-французски.

Однажды вечером Вера решила попрощаться с Владимиром Дмитриевичем и навестить Жаклин перед сном. Она постучала в дверь, из-под которой доносился слабый свет, и вошла в комнату.

Жаклин приоделась и сидела перед зеркалом в прозрачной ночной рубашке. Главный свет был выключен, а только два маленьких бра, расположенные по бокам от зеркала, освещали комнату. Их мягкий свет создавал эффект туманного облачка вокруг тела Жаклин.

— Ты такая красивая... — сказала Вера, приближаясь к ней.

— Правда? Нравлюсь тебе? — улыбнулась Жаклин, поворачиваясь к ней и проводя рукой по своему телу. — Женское тело действительно прекрасно, особенно эти великолепные атрибуты!

Она сняла рубашку со своих плеч и погладила свою грудь ласковыми движениями пальцев.

— Ты согласна со мной? — спросила она Веру, продолжая нежно ласкать свои соски, которые стали напоминать маленькие розовые виноградины.

Вера чувствовала себя несколько смущенной, наблюдая за ее действиями. Она вдруг почувствовала, как ее собственные соски реагируют на прикосновения Жаклин - по ним пробежали мурашки, заставляя их стать твердыми и возбужденными.

— О, какие прекрасные бутончики у твоих цветочных клумб, — с улыбкой произнесла Жаклин, заметив, как под легкой тканью пеньюара напряглись соски Веры. — Позволь им раскрыться и насладиться свободой, — предложила она.

— Неужели? — Вера, покраснев, прикрыла грудь рукой.

— А почему бы и нет? Ведь нас никто не видит, мы одни здесь, за что стесняться? — удивленно сказала Жаклин, вставая и подходя к Вере. — Хочешь, я помогу тебе раздеться? Телу полезно дышать свежим воздухом. Мы надеваем столько одежды наше тело нуждается в свободе и пространстве! Снимай, снимай...

И не успела Вера возразить, как Жаклин мгновенно расстегнула ее пеньюар и сбросила его на кресло. Затем она начала снимать рубашку с Веры.

— Жаклин, подожди! — попыталась остановить ее Вера, но Жаклин уже сняла рубашку и отшвырнула ее в сторону, радостно разглядывая обнаженное тело Веры.

— Ты выглядишь божественно! — воскликнула она восхищенно, поворачивая Веру к зеркалу. — Посмотри: как можно скрывать такую красоту! Жаль, что мы не живем в Древней Греции. Там умели ценить женскую прелесть и не прятать ее под грубой одеждой, которую называют приличной.

Вера смущенно смотрела на свое отражение. Было некое неописуемое удовольствие стоять голой перед восхищенным взглядом Жаклин.

Жаклин приблизилась к ней, прижимаясь грудью к ее обнаженной спине, и произнесла:

— Теперь я понимаю, почему твой Вольдемар так часто приходит сюда...

Вера нахмурилась.

Жаклин заметила это и спокойно спросила:

— У тебя что-то не так с ним?

— Ничего не так. Просто нет никаких эмоций. Я ничего не чувствую, кроме физического давления, когда он прикасается или проникает в меня, — откровенно ответила Вера.

— О, моя драгоценная! — воскликнула Жаклин и, подойдя сзади, обняла Веру, прижимаясь своей грудью.

Вера немного вздрогнула от прикосновения и замерла на месте.

Жаклин заметила ее растерянность и спросила:

— Тебе неприятно, что я прикасаюсь к тебе?

— Нет, наоборот, — тихо ответила Вера и застенчиво взглянула на отражение глаз Жаклин в зеркале.

Та распустила объятия и осторожно положила ладони на грудь Веры, глядя ей в глаза через зеркало.

Вера задержала дыхание.

Жаклин ласково погладила ее соски и слегка сжала пальцы.

— О, Боже! — выдохнула Вера. — Что ты делаешь, Жаклин?!

— Ничего особенного, просто прикасаюсь к тебе... Нравится?

— Такого я раньше не испытывала... — тихо прошептала Вера, не отрывая глаз от рук Жаклин.

Та продолжала ласкать ее грудь, и Вера, ощущая странное волнение, следила за движением своих сосков между пальцами Жаклин.

— Я тоже хочу прикоснуться к тебе, — едва слышно прошептала она.

Жаклин медленно отступила и стояла перед Верой, глядя на нее с желанием в глазах.

Вера опустила взгляд на грудь Жаклин и неожиданно наклонилась, прижавшись ртом к розовому соску.

Жаклин вскрикнула и сильно прижала Веру к себе.

Вера страстно посасывала упругий сосок Жаклин, игриво обводя его языком и легко прикусывая зубами. Она нашла второй сосок и начала его щипать так же, как делала это Жаклин со своей грудью.

Жаждущая стонать от наслаждения, Жаклин начала ласкать груди Веры, изводя ее сильными щипками по соскам. Это вызвало возбуждение у Веры в другом месте – она захотела, чтобы кто-нибудь прикоснулся к ее интимной зоне и вошел в нее. Сладко и тянуще затрепетал низ живота, а внутри все наполнилось жаром и влагой. Вере представилось, что где-то глубоко в ней пробуждается маленькая рыбка, жадно раскрывающая пасть в поисках удовольствия. Это новое чувство потрясло ее – она не могла даже представить себе, как это может быть возможно до этого момента. Она задумалась о Владимире и его сильном теле, которое так часто проникало в неинтересное ей лоно.

Вспомнив о нем, Вера вдруг почувствовала, как сцена недавней близости, когда она равнодушно следила за движениями Владимира, глубоко проникающего в нее, теперь вызывает в ней волну интенсивного возбуждения.

Она издала стон и, опустив руку, прикоснулась к своему горячему ложу.

Заметив это, Жаклин вдруг отстранила ее голову от своей груди и потянула Веру за собой к кровати.

— Здесь будет уютнее для нас, — прерывистым голосом пояснила она и, дождавшись, пока Вера уложится на постель, нависла над ней. Затем Жаклин сильно поцеловала ее в губы и направилась рукой к низу живота.

Отвечая на женский поцелуй со страхом и трепетом, Вера заметила, что он неотличим от мужского поцелуя. Однако он был более ласковым и бережным.

Губы у Жаклин были мягкими, а язык быстрый и трепетный, также как и пальцы, которые осторожно раскрывали лепестки, скрывающие влагу Веры, и проникали в ее теплое сердце.

— О-о! — простонала Вера, резко насаживаясь на палец Жаклин. — Еще, еще!

Внезапно Жаклин оторвалась от Веры и спешно направилась к комоду. Она что-то извлекла из него и вернулась к постели.

— Это то, что тебе нужно сейчас. Я всегда использую его, когда хочу глубоко погрузиться в себя сама, — сказала она, показывая Вере длинную резиновую игрушку. — Но сначала я...

И не закончив фразу, она со стоном опустилась лицом между ног Веры.

Вера, удивленная этим неожиданным действием, раздвинула бедра. Это вызвало еще один стон у Жаклин, а затем сама задохнулась – жаркий острый язык Жаклин быстро двигался по внутренней стороне ее бедра и входил в ее лоно, лаская его неистовыми и жадными движениями.

Вера ощутила, как изнутри в ней поднялась необыкновенно приятная волна, заполнившая ее тело. Она медленно раздвигала перед Жаклин свои ноги, показывая ему пальцами пульсирующее отверстие, и убирала волоски, которые мешали ей. Под закрытыми веками у Веры появились мерцающие огоньки.

Неожиданно чьи-то сильные руки подняли ее ноги, язык Жаклин исчез, а на его место пришло что-то большее, наполнившее Веру полностью и начавшее двигаться внутри нее...

— Сильней, сильней! — Вера молила, двигая бедра навстречу проникновению и не открывая глаз.

Ее просьба была услышана: движения стали сильнее и быстрее. Каждое толчение вызывало волну блаженства в Вере, она даже испугалась, что может утонуть в этой волне. Рыбка глубоко внутри нее наконец получила желаемое и принялась ловко удерживать его своими губами.

В этот момент Жаклин прильнул к соску Веры и начал ласкать его, кусая и облизывая, а другой рукой трогал второй сосок острыми ногтями.

— А-а-а!... — Вера закричала от наслаждения, ощущая знакомое и одновременно новое движение мужской плоти, которая наполнила ее влагой, словно горячий мед. Это осознала Вера и прошептала:

— Владимир!... Моя радость!...

— Вера-а!... — неожиданно ответил его голос, и она почувствовала, как два горячих тела - Владимира Дмитриевича и француженки - страстно прижались к ней, окутывая ее жаркими поцелуями.

Вера ощутила непередаваемое счастье от прекрасного согласия, которое наступило между всеми ее эмоциями и ощущениями.

Теперь Вера больше не занималась любовью с Владимиром Дмитриевичем без участия Жаклин. Только в этом троичном союзе она по-настоящему чувствовала, как ее тело реагирует на ласки обоих партнеров, и благодарила судьбу за то, что случайно позволила раскрыть в ней скрытые эмоции. Она не испытывала неловкости перед Владимиром, который застал ее с Жаклин в довольно пикантной ситуации. В конце концов, он сам пообещал доставить ей удовольствие.

И вот однажды Владимир Дмитриевич вернулся из командировки за забытыми перчатками и услышал стоны из комнаты Жаклин. Он тихонько открыл дверь и был потрясен видом двух женских фигур, объятых страстью. Без лишних раздумий он освободился от одежды и осторожно убрал Жаклин в сторону, приблизившись к постели.

Жаклин испуганно замерла, увидев Владимира Дмитриевича, но когда он с любовью погрузился в тело Веры, она облегченно прижалась к ее груди и возбужденно играла резиновой палкой, продолжая страстно ласкать Веру.

Владимир Дмитриевич был очень доволен сложившейся ситуацией. Он наслаждался обновленной Верой, которая больше не лежала безучастно под ним, а страстно изгибалась и отвечала его движениям.

Без всякой ревности он наблюдал, как Жаклин ласкает Веру, облизывая ее соски или интимные места. Однажды он даже попытался пристроиться сзади к Жаклин, когда она была занята Верой, но Жаклин резко отвернулась и коротко сказала ему:

— Не смейте! Никогда!

Со времен того момента он послушно ожидал своей очереди завладеть физическим состоянием Веры, получая определенное удовольствие от наблюдения за бурными шелковыми простынями и множеством розовых подушек, символизирующих любовь. Однако главную роль в этом всегда исполняла Жаклин, а сама Вера не спускалась ниже ее груди в своих ласках, хотя Жаклин наверняка желала продолжения. Она ограничивалась использованием своей постоянной резиновой игрушкой-помощницей, которая приносила ей эйфорические ощущения в сексуальных развлечениях. Почему она не хотела, чтобы эту роль исполнил Владимир Дмитриевич, было неясно, но он не настаивал на этом из опасения разрушить новые и еще хрупкие отношения.

Вера словно расцветала перед глазами, ее взгляд приобретал загадочное сияние, заставляющее прохожих оборачиваться и долго смотреть ей вслед. Она прогуливалась по городу с выражением лица, которое было одновременно отрешенным и успокаивающим, словно знала некую тайну и бережно хранила ее в себе, опасаясь раскрыть ее.

Идиллия продолжалась несколько месяцев.

Владимир Дмитриевич, удовлетворенный и утомленный страстной тройкой, уходил от них поздним вечером. Женщины на слабых ногах также разбредались по комнатам, чтобы отдохнуть перед новым днем и новыми страстями. Впрочем, Жаклин часто приходила ночью в спальню к Вере и осторожно проникала под одеяло. Осторожно освобождая грудь Веры из-под рубашки языком, она долго ласкала ее соски.

Конечно же, Вера просыпалась, но притворялась спящей и тихо наслаждалась неповторимыми ощущениями, чувствуя влажность между ног и ощущая, как внутри нее маленькая рыбка начинает трепетать и требовать внимания.

В одну из таких ночей Вера, словно во сне вздохнула, повела рукой, освобождаясь от одеяла, и развела ноги в немом призыве.

Жаклин тут же скользнула вниз и припала губами к раскрывшимся перламутрово-розовым губкам между точеных бедер Веры. Несколькими лижущими движениями она довела Веру до бешеного экстаза, который, как Вера смогла заметить краем охваченного стратью сознания, был несколько иным, нежели чем при соитии с Владимиром Дмитриевичем, с силой погружавшимся в нее и вызывавшим экстаз где-то очень глубоко внутри. Оргазм, вызванный легкими касаниями языка Жаклин, был другим — острым и разливавшимся по всей поверхности тела. Он был похож на порыв раскаленного ветра из пустыни, взметнувшего слепящие искры в костре, пылавшем в низу живота Веры.

Вскрикнув, Вера прижала голову Жаклин к своим бедрам, а потом, потянув француженку вверх, впилась губами в ее рот, ощущая на губах Жаклин яблочный вкус своего лона.

Притворяться, что она спит, она уже не могла, поэтому, прижимая к себе любовницу, Вера прошептала ей на ухо:

— Боже, это было так приятно!

— Мне тоже, — выдохнула в ответ Жаклин, — но я бы хотела довести дело до конца.

Она убежала к себе в комнату и вернулась оттуда со своей резиновой палкой.

Включив ночник в изголовье Вериной кровати, Жаклин затуманенными от желания глазами посмотрела на Веру, развела ее уже сведенные, было, бедра, и, облизав кончик резиновой палки, осторожно ввела ее в лоно Веры, потихоньку продвигая вглубь.

Ощутив прохладное прикосновение резины внутри себя, Вера вначале напряглась, но потом, расслабив мышцы, впустила в себя целиком заполнивший ее предмет.

Жаклин, тяжело дыша, села между ног Веры и вдруг ввела второй конец палки в себя. Выгнувшись, от чего ее роскошные груди с набухшими сосками устремились вверх, она оперлась руками позади себя и стала медленно двигать бедрами вперед, нанизываясь на палку.

Вера ощутила, как от движений Жаклин введенный в нее конец палки тоже заскользил внутри, и, подстраиваясь под ритм Жаклин, начала двигаться ей навстречу.

Жаклин застонала, почувствовав ее отклик, и ритмично задергала бедрами, создавая внутри и себя, и Веры восхитительную вибрацию, вызывающую нараставшее в них обеих удовольствие.

Вера приподняла свои бедра, настраиваясь на эту вибрацию, и вдруг почувствовала, как спазм оргазма, подкравшийся неожиданно, вновь обрушился на нее. Она забилась, вскрикивая от каждой пробегавшей по ее лону обжигающей волны, и едва расслышала такие же крики, вырывавшиеся у Жаклин.

Так добавилось еще одно открытие в копилке чувственных ощущений Веры. Она даже обнаружила в себе легкую влюбленность в Жаклин, раскрывшей ей потрясающие стороны близости.

Жаклин же чувствовала к Вере самую настоящую любовь, и, слегка ревнуя, следила за Владимиром Дмитриевичем, разделявшим с ней постель Веры. Она была счастлива, когда он оказывался занят и не мог прийти к ним. В эти дни Жаклин окружала Веру такой трогательной заботой, что у той наворачивались слезы.

Стараясь отблагодарить подругу, Вера тайком от Владимира Дмитриевича покупала ей в магазинах маленькие, но очаровательные подарки. Жаклин с удовольствием принимала их, хотя для нее гораздо большим подарком был постоянный доступ к телу Веры. Она даже в свою очередь подарила ей платье, расстегивающееся спереди, чтобы в любое время дня можно было подойти к Вере, и, распахнув его, припасть ртом к ее груди. Она так развила чувственность Вериных сосков, что та начинала ощущать сильное возбуждение, стоило Жаклин прикоснуться к ним даже ненароком.

Так промелькнула осень, которую Вера, наполненная новыми и ошеломляющими эмоциями, перенесла довольно легко, несмотря на то, что шли те же серые дожди, так нелюбимые ею и обычно наводящие на нее черную меланхолию.

Потом пролетела долгая зима, которую они втроем провели довольно весело, много катаясь по городу, посещая выставки и благотворительные балы, а по вечерам согревая друг друга в жарких объятиях. Но когда пришла весна, которая, казалась, должна была привнести в их жизнь еще больше тепла и страсти, захлестывая всех живых существ огнем обновления, вдруг что-то изменилось.

Началось с того, что Владимир Дмитриевич, неожиданно получивший повышение по должности, стал реже появляться у них, ссылаясь на занятость, объяснимую карьерными соображениями.

А в один из визитов, когда Жаклин удалилась в свою комнату после их очередного любовного сеанса на троих, он, лежа в постели с Верой, вдруг тихо спросил ее:

— Дорогая, не считаешь ли ты, что пора расстаться с Жаклин? Она уже выполнила свои обязанности преподавательницы французского языка, — он усмехнулся, почувствовав неожиданно проявившийся эротический подтекст в последних словах. — Я бы не хотел больше оплачивать ее услуги...

Вера растерянно посмотрела на него:

— Тебе наскучили наши маленькие удовольствия?

— Конечно, нет! — с иронией улыбнулся он, беря ее за руку. — Однако в обществе уже начинают поглядывать на нас с любопытством. А я бы не хотел быть объектом повышенного внимания или толков, учитывая мое нынешнее положение. Мне кажется, что нужно положить конец нашему ненормальному поведению. Бог создал женщину для мужчины, а все остальное — это порок, блуд и извращение. Более того, не скрою, что меня, как мужчину, несколько задевает то, что ты так страстно принимаешь мои ласки, только пройдя через рот Жаклин.

— О, Владимир, как это тебя волнует? — удивилась Вера. — Я думала, что для тебя это было притягательным.

— Да, конечно, так оно и было, но это не значит, что это хорошо, — сказал Владимир Дмитриевич, отвернувшись от Веры. — Мне все это становится тяжело, потому что я понимаю, что наше поведение до появления Жаклин было более естественным и рассудительным. Она заставила нас погрузиться в порок и сделала себя непременным элементом в наших отношениях. А это противно!

— Но, Владимир... — попыталась возразить Вера.

Он не стал слушать и резко повернулся к ней, нависая над ее телом:

— А не лучше ли только мы двое? — спросил он и насильственно поцеловал ее губы.

Вера слегка раскрыла губы и позволила ему проникнуть своим языком в ее рот. Она чуть приподнялась навстречу его поцелую, но Владимир Дмитриевич прервал поцелуй, склонился и начал играть языком с ее сосками, вызывая в ней бурные страстные эмоции. Но они были не такими захватывающими и сладкими, как с Жаклин.

"Возможно, со мной что-то не так", — подумала она расстроенно, чувствуя отвращение к прикосновениям Владимира Дмитриевича.

Тот не обратил внимания на Веру и продолжал наслаждаться ее грудью, которая стала более пышной в последнее время, словно страсть последних месяцев добавила ей объема.

Стонущий, Владимир Дмитриевич опрокинулся на Веру и широко раздвинул ее ноги, резко проникнув в ее тело.

Помимо неприятности и отвращения, это не вызывало у Веры никакой реакции. Она попыталась остановить Владимира Дмитриевича, но было уже слишком поздно. Он, словно птица на ветке, полностью сосредоточился на своих ощущениях и не обращал внимания на то, что она лежит под ним, как окаменевшая.

Наконец, крича от страсти, он отстранился от Веры и спросил с прерывистым голосом:

— Любимая, что случилось? Тебе не понравилось?

— Ты был груб и бесчувственен, — тихо ответила она, прикусив губы в попытке сдержать слезы. — Ты все испортил!

— Что же я испортил?! — возмущенно произнес он, открывая глаза. — Это ты просто обнаружила свою лесбийскую натуру. Поэтому ты всегда так холодна ко мне!

Впервые они начали разговаривать об этом, раньше Владимир Дмитриевич не выдвигал таких обвинений Вере.

Но сейчас он безжалостно выкрикнул ей в лицо:

— Ты просто не способна получать удовольствие от мужчины!

— Это ложь! — воскликнула, повышая голос, Вера. — Просто все мужчины, с кем я была, оказывались жестокими и грубыми!

— Что?! — прошипел он, вскакивая и угрожающе приближаясь к Вере. — Я жестокое животное?!

Вера бесстрашно взглянула на своего разъяренного партнера и, заметив течение густой капли семени с его уже опавшей плоти, отвернулась с отвращением.

Владимир Дмитриевич, увидев ее выражение лица, быстро оделся и тщательно протер живот и другие части своего тела.