Пекарня

После десяти лет обучения в школе, я осознал, что больше не могу этого терпеть и решил начать работать. Но меня не принимали! Не брали совсем! Требовались хотя бы какие-то документы об образовании. Мне пришлось сначала закончить институт. В крайнем случае, техникум или ещё хуже - училище. Выбрав средний вариант, я оказался в техникуме. Причем не на электронном факультете, а на сантехническом. Возникла проблема со здоровьем: "Не пригоден для высотных работ". Представляя свое будущее таким Афоней из одноименного фильма, я полгода пытался перейти на другой факультет. Но в конечном итоге отказался от этой затеи и технарь тоже.

Лежать целыми днями на диване, слушать музыку, читая книги было классно, но заработанные от продажи фонотеки деньги быстро расходовались и нужно было что-то делать.

- Пойдем на пекарню работать? Там только метрику нужно, - предложил Сергей из соседней школы.

- И я тогда с вами, - поддержал его Сашка - друг детства.

Разговор происходил за двумя бутылками вина. Под действием винных паров мы были готовы на любые подвиги.

Утром меня разбудил звонок в дверь...

- Ну, ты идешь? - с порога спросил Сергей.

- Куда?

- Устраиваться на пекарню.

- А Сашка?

- Передумал... Ну и черт с ним! Ты-то не передумал?

Через три часа с пропусками в кармане мы разошлись по домам и договорились, что утром Сергей зайдёт за мной.

Пекарня. Этот запах. Незабываемый запах свежеиспеченного хлеба. Непередаваемый вкус хрустящей, горячей корочки хлеба, вынутого только что из печи.

А девушки? Какие там были девушки! Кровь. Нет, булочки с молоком! В белых штанишках и в безрукавках или в платьях, одетых зачастую на голое тело. Я понял, что попал в рай. И за это мне ещё собирались платить деньги?!

До начала рабочей смены оставалось примерно десять минут. Ира-бригадир провела меня по цеху, показывая и объясняя, что и где находится. Мукосейка, тестомеска, конвейер с формами, печь, склад, погрузка. Сергей настоял на погрузке.

Я восхитился танцем пекарихи. Она вытащила тройную форму готовых булок, ударила их, и свежие булки рассыпались. Бросила в стопку под углом пустые формы, следующую, следующую. Когда лоток освободился, она сняла формы с задней части стоящей "этажерки на колесиках" и аккуратно поставила на лоток печи - кажется было двенадцать штук. Дюжину раз она выполнила свои действия и запевая песенку полила из длинного графина подъезжавшие булки.

- Юра, ты сегодня поработай на конвейере, а там посмотрим.

Возле конвейера стояла миловидная девушка чуть младше меня, лет восемнадцати - двадцати.

- Тебя на конвейер?

- Да... Меня зовут Юра, а тебя?

- Света. Давай ты сегодня будешь ставить пустые, а я загружать полные, - начальственным тоном заявила она.

Мужское самолюбие вспыхнуло во мне. С какой это стати она делает мне поблажку?

- Нет, - твердо сказал я, - ты будешь пустые, я полные.

- Как хочешь, - улыбнулась Света и мы поменялись двумя девушками.

Работа была монотонной, но мне почему-то нравилась. Я загружал "этажерку", разворачивал ее, загружал. Света гасила конвейер, мы катили вагонетку в расстоечную, где тесто, подогретое семидесятиградусным паром, поднималось до готовности. Оттуда выкатывали готовую и ставили возле пекарихи. Процесс продолжался.

Процесс продолжался три часа. Потом формы стали тяжелые, потом очень тяжелые. Моим лучшим другом стал газированный автомат. Выпиваю стакан, а он сразу же выходит из меня потом. Я не успевал! Извивающаяся змея, заполненных тестом форм заполняла стол и ползла, ползла, ползла... Иногда эти чертовы формы падали на пол. Света подбегала ко мне и помогала разбирать завал. Она успевала все. И не жаловалась.

Спeрвa я чувствoвaл сильнoe смущение. Пoтoм oнo пoшлo прoчь. Я был истощен. Рaньшe я никогдa не испытывaл тaкую устaлость. Прошло мнoгo лет, и я c уверенностью могу сказать, что это вполне повторимо!

Это было нe райское место! Это было адом! Ад, кaким его описывают...

Наступил обед. Пекарям он предоставлялся на 45 минут, остальным — на 15.

Ад продолжался... Света предложила поменяться местами со мной.

Теперь я не успевал ставить пустые формы. Они не вынимались из стопок! Тесто падало на пустой конвейер. Тестомески, смеясь, говорили свою любимую шутку:

— Юра опять обосрался!

Девушка без слов подходила ко мне и помогала выставлять или извлекать формы. Дежа с тестом на подъемник я должен был закатывать один, но мне это не всегда удавалось. Она обычно помогала мне. Света работала за себя и за того парня — за меня, ни разу не проницая ни одного слова и ни одним взглядом не показывая своего недовольства.

До конца смены оставался час и полтора, и вдруг все изменилось. Ко мне вернулись силы. Я не промахивался, забыл дорогу к газированному автомату и не подпускал ее к подъемнику. Она впервые улыбнулась, услышав: "Я сам". Но к концу рабочего дня, усталость снова нахлынула на меня...

Наконец, смена закончилась. Я отправился домой с твердой уверенностью, никогда больше не пересекать ворота пекарни...

Вечером, слегка перекусив, завалился спать...

Звонок и грохот... Грохот и звонок... Я проснулся... В дверь стучали и звонили. Звонили и стучали. Мое тело болело — от пальцев ног до корней волос. Каждый шаг отдавался сильной болью во всех мышцах... На пороге стоял Сергей.

— Я не пойду...

— Дал клятву?

— Какую? — мы сидели на кухне, пили чай.

— Что твои ноги больше не будут на пекарне, — усмехнулся он, — слабак, ты. И что я девчонкам скажу?

— Я и так там вчера опозорился...

— А бригадирша говорила, худенький такой, а держался до последнего. До него здоровый парень был — после обеда сбежал. У меня тоже такое было. Всё болело. И если бы не Мишка. Он зашел за мной на второй день. Я бы тоже не пошел.

Я снова пересек ворота пекарни. Никому до меня не было дела. Никто не смеялся.

Света участливо спросила:

— Болит всё? Не переживай, через полчаса пройдет! На пустые встанешь?

— На полные.

Через час всё прошло. К обеду я немного устал. Ира-бригадирша, усмехнувшись, поинтересовалась:

— Всё еще хочешь у печки поработать?

— Дня через три — четыре. Еще не втянулся.

— Смотри, втянешься, потом не вытянешься. Мы тебя тут женим. Не выбрал еще?

Вошла Света и села напротив.

— Вон Света, смотри, какая девушка. Света, возьмешь в мужья Юру?

— Возьму. Только пусть подрастет немного.

Я покраснел. Как у них всё запросто. И не стесняются.

— Света, а сколько тебе лет?

— Девятнадцать, а тебе?

— Тоже девятнадцать... В октябре будет.

— Ну вот, чем не пара, — рассмеялась бригадирша.

После обеда Света пару раз помогала разбирать у меня завалы.

На второй день Сергей снова зашел за мной. Болели только руки и спина.

На третий я проснулся до его прихода.

На четвертый Сергей не зашел — перевелся в другую смену.

Пятый был выходной, и мне предстояла ночная смена.

Ночью столовая не работала. Мама наложила мне еды человек на пять. От хлеба я кое-как отказался:

— Я работаю на пекарне. Зачем мне хлеб?

Через полчаса до обеда сломался конвейер. Пришел пьяный механик. Их обычно было двое на смену: механик и электрик. Но они глаз не казали в цех, а заливали их спиртным.

— Тут двигатель сгорел, — пришлось объяснить безуспешно тыкающему в кнопку механику, — из него дым пошел.

— Тады, ой!

— Что, Вася совсем неподъёмный? — поинтересовалась бригадирша.

— Да дело-то не в Васе. Движка такого нет. А поменять, мы бы и с парнем поменяли. Сможешь отсоединить? — обратился он ко мне.

— Как два пальца... Тяни инструменты.

Через десять минут механик, зацепив ремнем отсоединенный движок, уволок его из цеха.

— Света, раз вам делать нечего, подмените на обед пекариху.

— Нет, — дотронувшись до плеча ...

 

встававшей девушки, сказал я, — сиди, моя очередь.

— А не умрешь? — Усмехнулась Ира.

— За час?! — и пошел к печке.

Подойдя к Галине, высокой, статной, двадцатишестилетней черноволосой красавице, вдруг ни с того ни с сего, нежно погладил ей спину.

— Муррррр, — замурлыкала пекариха и, оглянувшись, — Я думала, Витя зашел за мной. Он обычно так делает. Ты чего это со мной заигрываешь, Юра? Я девушка замужняя, — не переставая работать, спрашивала Галя, — и старая уже для тебя.

— Я на тебе тренируюсь, — и ещё раз нежно провел ладонью. — получается? Можно на ровесницах попробовать?

— Мяуууу, ещё как! А теперь иди к Свете, попробуй.

— Куда лететь потом буду? В общем, отчаливай на обед. Власть переменилась.

Галя ещё минут пять объясняла тонкости работы, особенно делая упор, что нужно очень осторожно ставить формы с тестом.

— Берегись, берегись, Юрочка. Представь, что ты гладишь мне спинку. Ну, смотри! Видишь, упало и тесто рассыпалось?! Убедившись, что все в порядке, она убежала пообедать.

Я задумался. Ведь одно звено выпало из общего конвейера, как же они теперь продолжат? И чуть не пропустил одну форму. Воткнул в момент, когда карусель уже поехала. Час пролетел незаметно. Подошедшая Галя похвалила:

— Молодец! Всего десяток булок в браке, на первый раз очень недурно! Иди, обедай.

Я подошел к девчонкам, которые резали куски теста и бросали их на весы, а оттуда в формы.

— Вы еще не обедали?

— Надо еще одну дежу выработать, потом...

Я присоединился. И впятером мы быстро ее опустошили.

На столах, возле окна, все раскладывали еду, принесенную с собой.

— Ой, да тут закуси много — заметила Лена-мукосейщица, — выпивки только не хватает.

— А повод? — поинтересовалась Света.

— А надо у Юры спросить. В коллектив он вроде влился, а наливать не хочет, — подкалывала вторая Галя, тестомеска.

— Я бы рад. У меня есть трояк. Да где я тебе среди ночи найду?

— У меня есть две бутылки «Столичной». Могу сбегать принести, — заметила Света.

— Тащи, а еще три с копейками, я тебе завтра принесу.

— Девчонки, хорош, пацана спаивать, — недовольно сказала Ира-бригадира.

— Да перестань ты Иринка, — сказала я тридцативосьмилетнейлетней бригадирше, — Света, давай, одна нога здесь, другая там. Должен же я влиться в коллектив?

Ира махнула рукой, но она же должна была сказать. Сказать-то она должна была и все это прекрасно понимали.

Общага стояла впритык с пекарней. Через пять минут вернулась Света и из-за пояса вытащила две «Столичные». К нам присоединилась погрузчица. Я разлил по стаканам.

— Пойдем, Юра, тостить. Ты же выставляешься.

Я встал:

— В детстве у меня была мечта попасть в место...

— Ой! Уже старик!

— Не перебивай, пусть скажет!

— ...в место, где много прекрасных девушек. И чтобы я там был один, — я оглянулся.

— Да один, один! А слесаря не в счет.

— Ну да! И ещё, чтобы они полураздетые там были. В белых одеяниях. Мечта сбылась. Мне ещё и платят за это! За мечту?!

— За мечту. За то, чтобы мечты сбывались. За сбычу мечт! За тебя! — мы соединили стаканы.

Следующий тост сказала Ира-бригадирка. А Светин мне запомнился:

— Желаю твоей будущей жене хорошего мужа!

— Ну, я буду хорошим, ты не сомневайся.

На самом деле я знал, что у Светы в сентябре свадьба, и даже был приглашен на неё.

Потом к нам присоединилась Галя-пекариха, её подменил кто-то из бабушек-уборщиц. На столе появились, непонятно откуда взявшиеся, бутылка "Московской" и два огнетушителя. От вина я отказался, и мы с Ирой-бригадиркой, усевшись на ступеньках перехода, делились жизненными проблемами. Она узнала, почему мне пришлось бросить техникум. А я, во всех так важных для меня подробностях, как она первый раз рожала. Потом Галя-пекариха поделилась со мной проблемами детей и взрослых и кивала головой, внимательно прислушиваясь к моим советам бывалого воспитателя:

— Ты прав, Юра. Точно.

Потом мы со Светой немножко пообсуждали её подвенечное платье, и она согласилась, что оборочки должны быть побольше. Ведь кому, как не мне знать это? Уж в чём, в чём, а в свадебных нарядах-то я разбирался, будь здоров. Вторая Галя получила от меня дельный совет, что до брака ни-ни, а потом, пожалуйста, сколько хочешь.

Лина-мухоловка долго приходилось объяснять, что если она будет долго выбирать, так и к тридцати замуж не выйдет. И основной упор должна делать на мужчину с жильем и без родителей.

— Ну, про жилье, коза понятно. Но почему без родителей? — недоумевала она.

— А откуда же анекдоты про тещ взялись?

— А если тесть? Бывает же сын с отцом живут?

— Тогда столкнешься с другими проблемами...

— С какими? Отец, что ли, за мной ухлестывать будет?

— Ты сама это сказала, не я!

Утром меня разбудили в расстоечной. Ее почти сразу выключили, как только сломался конвейер.

На следующий вечер, отдав долг Свете, я пытался выяснить, кому ещё заплатить за остальные бутылки, но мне сказали, что не надо. И продолжение банкета уже ко мне не относится.

Прошло полмесяца. У нас немного изменился состав. Кто-то ушел в отпуск. Была дневная смена с шестнадцати ноль-ноль до двенадцати ночи. Пришли две новые девочки из училища на практику, Зина и Люда.

На Зине, высокой, светловолосой, крупненькой девушке, мой глаз долго не задерживался.

А вот Люда... Люда невысокая, худенькая, темнолицая с каштановыми волосами, сразу покорила меня своей непосредственностью. Её милая улыбка заставляла мое сердце биться намного чаще. В её глазах я ещё не тонул, но купался с большим удовольствием. А её славные выпуклости, округлости и вогнутости, сбивали мои мысли в кучу. И улыбка идиота непроизвольно наплывала на лицо. Мне думается, что если любовь с первого раза существует, то это был как раз тот особенный случай, который достаточно часто происходил в моей жизни.

У меня не было напарницы, что позволило подкатить к Ире-бригадире, поставить Люду ко мне.

— Что понравилась?

— Да она такая худенькая. Ей надо полегче работу.

Перед сменой Люда подошла ко мне:

— Бригадир сказала, ты просил, чтобы именно меня в напарницы к тебе послали.

— Ну да, — злится на вредину Иру, пришлось подтвердить мне, — ты такая маленькая, худенькая. Здесь все-таки, полегче.

— И всё? Больше нет причин? А бригадир мне ещё одну назвала.

«Ну, Ира! Спасибо ей!», — подумалось мне, а вслух:

— И какую? — покраснел я.

— Потом выясните, — прервала нас одна из девушек. Принимайте смену.

— Люда снова обосралась! — кричали злючки-тестомески. Люда краснела и расстраивалась. Я выключал конвейер, разбивал больше стопок для неё, и мы продолжали. Все выбоины, впадины и подъемы поля мне были известны, вагонетку закатывал и выкатывал готовую, без помощи девушки. Для меня это были игрушки. Света, моя первая напарница, поступала так же. Она никогда не смеялась и работала за себя и за того парня.

Чувство обретенной силы и мощи все больше наполняло мой организм и сознание. Однажды, во дворе у Сергея решили померяться силой, кто у кого руку положит. Я победил всех парней-одногодок! Даже Сергея, а ведь он работал там же.

— Ничего не пойму? Как тебе это удается? Я не меньше твоего работаю?

— Тут кроме силы, технику надо знать, — отшучивался я.

После обеда Люда, тронув меня за плечо, поинтересовалась:

— Юра, Ирина бригадирша, сказала, что я должна помогать тебе с вагонетками, а дежу одна закатывать. А у нас все наоборот?

— Милочка, ты ещё не привыкла. Когда мы работали с Светой, она тоже так делала...

— И ты тоже... ошибался и не успевал ставить формочки? — она была просто поражена.

— Ещё хуже, чем у тебя было. Давно заметил, девушки гораздо выносливее.

— Юра, Галя в больницу надо... Пойдешь на печь? — прервала нас Ира-бригадир.

— А ... что с ней?

— Тебе все рассказать?! Ты же у нас врач по женским болезням!

— А кто сомневается? Уже иду.

Я подошел к сухощавой бабушке уборщице, подменявшей на время обеда пекариху. Та лихо выбивала булки из формы, и транспортер, радостно повизгивая и скрежеща зубами, уносил их в отделение погрузки.

— Позвольте Вас сменить, бабулечка-красотулечка, — весело сказал будущий пекарь.

— С молоденькими заигрывай, — улыбнулась та, отступая от печи.

Сто градусный жар дыхнул на меня, и я стал укладывать формы. «Три секунды запаса. Не плохо», — подумалось мне...

Через три часа сломался транспортер. Фортуна всегда улыбалась надо мной.

— Ираaaaaaa! — заревал пекарь, — транспортер сдох!

— Чего орешь? Я рядом, тебя подменяю.

Я оглянулся. К нам спешили работницы. Быстро подставив пустую дежу, они стали складывать туда булки. Печь остановить нельзя! Пекарь продолжал работать...

Пришли слесарь с электриком и поменяли двигатель. Транспортер вновь заскрежетал зубами и, только-из-печи-свежие-булки, весело толкаясь, отправлялись в свое путешествие. Их непередаваемый аромат придавал мне силы. fotobab.ru Пот периодически застилал мне глаза. Несколько раз я обжигал руку, но боли почти не чувствовал. Я плохо переносил жару. Было знойное лето. В цехе было очень жарко. А возле печи просто ад! Усталость, хитро ухмыляясь, вцепилась в мои руки. Мне уже не удавалось брать сразу по две формы, и я выкладывал их по одной, едва успевая за каруселью. Иногда булки застревали в раструбе, и терялось время на разборку завала. Карусель ехала, не до конца заполненная...

Девушка, воспользовавшись свободным моментом, подошла ко мне с бокалом газировки и любезно спросила: "Как дела?". Я ответил: "Хорошо"...

В конце рабочего дня у меня пошла кровь из носа. Оставалось всего две минуты. Сменщица, рыжеволосая красавица Нина, увидев это, оттолкнула меня от печи со словами:

— У тебя кровь, иди, я сделаю.

— Где? — удивился пекарь, который только что поработал полсмены.

— Из носа. Ты что, ничего не чувствуешь? — спросила прибежавшая Люда и аккуратно стала протирать мне лицо снятым с головы платком.

— Ради этого я готов ещё раз постоять у печи, — и мы, "вальсируя", направились к выходу из цеха.

— Ну, подожди же! Я ещё не все вытерла. И надо кровь остановить.

В умывальнике она принялась мыть мне лицо. Вернувшись через несколько секунд, вставила вату в нос и попросила поднять повыше голову.

— У тебя что, ни разу кровь из носа не шла? — удивлялась девушка.

— Ни разу, — смеялся я, вытаскивая вату из ноздрей. Видишь? Уже не течет.

— Ну, ты просто уникальный! Всё, я в душ. Ещё очередь пропущу.

— Дождешься меня? Я что-то хотел тебе сказать.

— Дождусь, — видимо, догадываясь о чем речь, улыбнулась моя любовь.

Мы сидели на лавочке в импровизированной летней столовой, и я все не решался.

Наконец, выдавил из себя почему-то уверенный в отказе:

— Людочка, ты мне нравишься, и я приглашаю тебя на свидание.

— Хорошо. Я согласна. А где?

— Ты согласна?!!!

— Согласна. А где мы встретимся и во сколько?

— Ну... Здесь у ворот пекарни в десять утра. У тебя окна сюда из общаги выходят?

— Нет. Но я посижу у Зины, и как тебя увижу, сразу выйду.

Я плакал... Из меня текли слезы, словно река... Может быть, я даже рыдал... Кто сказал, что мужчины не плачут? Это просто нелепость! А может быть, я и не плакал? Возможно, все это происходило внутри меня? И глаза были абсолютно сухими, ну может чуть-чуть влажными? Но какая разница?! Я не помню... Я сидел у себя в комнате и слушал через самодельные наушники прекрасную музыку группы Doors. Грустные воспоминания возвращали меня вчерашний день...

Совершенно счастливый юноша выбирал цветы для своей возлюбленной девушки. Это должны быть розы или тюльпаны? А может ей нравятся гвоздики? Чувствуя мое замешательство, продавщица решила помочь:

— Молодой человек, а кому вы хотите подарить цветы?

— Девушке... Моей девушке...

— Тогда я бы посоветовала вам розы, белые розы — символ молодости и чистоты...

Дома я поставил три прекрасных цветка в вазу с водой и насыпал туда ложку сахара. Ну, а где бы я утром взял цветы? Магазин открывается в десять, а в это же время мне положено быть на свидании. Сам ведь назначил?!

Ночью мне плохо спалось. А кому бы хорошо спалось? Я думал, думал, думал. Куда пригласить, что надеть? Я мечтал о первом поцелуе, первых объятиях и может быть... а вдруг... Ну нет! Скорее всего, нет!

О чем не думал? О том, что утром неплохо заехать в аптеку и купить презервативы. Вот об этом я точно не думал! А нужно было! Родился бы лет на сорок позже, мысли были бы совсем другие. И на свидание к цветам и конфетам пришлось бы добавить бутылку коньяка или шампанского. И выбор места стал бы гораздо богаче.

Но сейчас, а тогда выбор был не таков: в кино, зоопарк и прогуляться. В театр? Не получится — билеты должны быть куплены заранее. На пляж? Хорошая мысль! Но в тот день, как назло, было пасмурно. Поэтому, вооружившись коробкой конфет и букетом цветов, аккуратно разглаженных с помощью материнского утюга и её же ручек, в новых, ни разу ещё не надеванных штиблетах, я направился на свидание.

До пекарни было метров пятьсот, ну, может, семьсот. Скорее всего, триста. Боясь опоздать, я вышел за полчаса. В тридцать пять минут, само собой разумеется, ворота пекарни гордо красовались перед моим взором. Я чувствовал себя полным идиотом с коробкой конфет под мышкой и цветами в левой руке. Мне почему-то вдруг пришло на ум то, что Людочка не придёт. А она сидит сейчас они с Зиной и, смотрят в окно на идиота в новых штиблетах с букетом и, весело ржут как две молодые лошадки, пришедшие на водопой.

Из-за угла вышла Зина... Её печальное лицо, мгновенно вытряхнуло из моей головы идиотские мысли... «Что-то случилось... Что-то случилось страшное с Людой... «. Было неяско. Но по спине ползли липкие капли страха и отчаяния. Зина очень медленно двигалась... Как в замедленном кино... Вот она сделала шаг... ещё один... ещё...

— Здравствуй, Юра. Люда не придёт. Ей вагонетка на ногу упала. Ролик сломался, и она сорвалась... Она так кричала, а мы никак вагонетку откинуть не могли.

Я мгновенно представил монорельс на высоте почти двух метров и Людочку, тянущую за цепь вагонетку. Вдруг та застопорилась, девушка стоит возле неё и, раскачивая, пытается заставить двигаться. Внезапно та падает, Людочка не успевает отскочить и её стопа раздроблена двухсоткилограммовым грузом. Неудивительно, что они не могли сразу освободить её. Но что делала моя напарница этой ночью на пекарне? Ведь нам выходить сегодня вечером.

— Нам попросили выйти сегодня вечером. Она очень устала ещё со вчерашней смены. Сонная была — невнимательная. Ирине-бригадирше придется сильно напрячься теперь.

— В какой она больнице? Я хочу к ней поехать прямо сейчас.

— Нет, Юра. Не получится. За ней мама с папой приехали утром и забрали домой в Барнаул или Барнаул.

— Так, в Барнаул или в Барнаул? А у кого узнать подробнее? Кто у неё ещё есть из подруг?

— Только я. Юра, она просила тебя не совершать необдуманные поступки. Она просила передать, что ты ей очень нравишься. А врач сказал, что все удачно и нормально срастется, и через полгода она сможет танцевать. Знаешь, скорее всего через три минутки приехала! Все так быстро. Ей повезло.

— Это тебе, — и я протянул Зине цветы и коробку конфет.

— Мне? Но ведь ты хотел подарить это Людочке.

— Пусть будет, тебе... Не нести же мне их назад домой. Ну, просто... Пожалуйста, возьми...

— Спасибо...

Не помню, как я добрался домой. Зато я помню свои мысли. Мысли законченного эгоиста. Да я переживал за Людочку, я может даже плакал от жалости к ней, представляя, как ей было больно.

Я включил магнитофон и упивался жалостью к себе. К себе, что судьбе было угодно лишить меня свидания. Лишить прикосновения тёплых губ моей Людочки. Судьба не позволила мне слиться в объятиях со своей возлюбленной. И уж тем более... хотя, скорее всего — нет, думаю, Людочка не позволила бы...

Но кто знает... будущее всегда может измениться... И какое бы оно было? Вдруг бы вагонетка не упала? Или Людочка успела отскочить? А если бы я вечером сходил в аптеку...