«Нарвал». Глава 7 (отрывок из произведения)

Обращение к читателю.

Перед вами — глава из довольно объемного фантастического... эм, произведения, если так можно сказать, написанного в соавторстве с Нико. Не уверена, место ли ему здесь, потому что эротике там отводится не так уж и много места, так что эта глава — пробный камень, возможно, останется здесь таким оторванным куском. Решать вам.

Глава 7.

Эрик Ланге.

Соблазнительные округлости задницы Риз плавно покачиваются прямо перед моим лицом, пока мы продираемся по шахте, лавируя между проводами, горами непонятного металлического мусора и Сеть знает чем ещё — и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы совершенно по-животному её не цапнуть. С колоссальным удовольствием отделал бы ей хорошего шлепка, но увы — руки сейчас нужны мне для того, чтобы балансировать, цепляться, хвататься, опираться и делать множество других важных и полезных вещей. А жаль — кажется, мне сейчас органически необходимо облапать лейтенант-командера, а то и вовсе стащить с неё комбинезон, закинуть на стол и драть на протяжении часов так четырех-пяти, прерываясь только на перекуры, кофе, и, возможно, на поесть.

Каким-то чудом мне удается прервать поток приятной мыслительной деятельности до того, как я начну прочерчивать членом следы на стенах. Я слышу знакомое имя, и брови ползут вверх. Жаль, что Риз этого не видит, это явление происходит реже солнечного затмения на матушке-Земле — не то чтобы я совсем уж неэмоционален, просто мимика у меня бедновата, с моим лицом только в покер играть.

А, мы уже пришли?... Девушка выбрасывает свое тело в люк, словно пушечное ядро, движением, которое я, собственно, только в играх про морпехов-то и видел, и никогда даже не думал о том, что увижу вживую. Я уже даже не пытаюсь её остановить — Риз все равно сделает все по-своему, и, в общем-то, это одна из тех вещей, которые и делают её для меня привлекательной. Всё, что мне остается — это ждать, пока она сообщит мне о том, что подниматься безопасно, и лейтенант-командер не особенно медлит.

В моей памяти каюты возникают воспоминания о собственной кухне, и это, конечно же, не повод для гордости, но заставляет меня немного расслабиться, выдохнуть и выпрямить плечи. Стыдно признаться, но в тот момент, когда я вижу пирог, мой желудок судорожно сокращается от голода, и он издает громоподобное урчание. Черт, нужно бы поесть. Война войной...

— Риз, не самое подходящее время, но... мы недалеко от жилого модуля, так?

Не уверен, что она поймет намек, но у меня есть небольшая... ну своего рода идея. Возможно она будет смотреть на меня как на полного психопата, но если я прав и мы с неизвестным декером мыслим более или менее одинаково, а если еще и учесть то, как он выражает свои мысли... Я собираю по всему кают-компании пустые одноразовые стаканчики, обрывки фольги - все что угодно, что можно разорвать на небольшие полоски и использовать в качестве письменного материала. На создание своего персонального шедевра у меня уходит пара минут, но результат оказывается вполне удовлетворительным - теперь рядом с тортом красуется сложенная из чего попало записка, гласящая: "AFK".

— Это выиграет нам немного времени.

Я провожу тыльной стороной ладони по лбу, оставляя на нем грязную полоску, и смотрю на Риз. Кажется, я улыбаюсь.

— Лейтенант-командир, я ни на что не намекаю, но ты, случаем, не родилась на небольшой фермерской планете?..

Надеюсь, она оценит шутку - хоть она и была на грани фола, я честно это признаю. У меня слишком хорошее настроение для того чтобы сдерживать хлещущее через край остроумие, даже несмотря на то что только что я едва не потерял Риз. Во-первых, не потерял. Во-вторых, она не только очаровашка и трахается как дикая пума, если такое сравнение может быть хоть сколько-нибудь уместно, так еще и неплохо разбирается в фантах двадцатого века. Удивительное сочетание. Думаю... да, думаю, я хотел бы провести с ней больше времени, когда все это закончится. Что я там говорил в самом начале этого безумного дня, снять капсульный отель на ночь? Беру каждое свое слово обратно. Не капсульный, а нормальный. И не на ночь, а на неделю, если не на месяц. Валяться, есть пиццу в промышленных масштабах, запивать виски пивом и трахаться. Трахаться много, качественно, вдумчиво и со вкусом.

Тайла Рианна.

Рианна! Я настолько взволнована, что мое тело реагирует на это имя еще до того, как я осознаю, что его произнес Эрик. Это похоже на условный рефлекс, который используют при дрессировке собак, а человек не слишком отличается в этом плане. Наверное, если бы у меня был хвост, он бы завился — опять же, подчиняясь рефлексу. Но не от радости.

Потому что чуда не происходит. Я услышала имя и отозвалась, но в голове, в памяти все так же ощущаются червоточины и заполняются внезапно нахлынувшими по мановению волшебной палочки воспоминаниями даже и близко. Тайла до-гипера и Тайла после-гипера — две разные Тайлы, одинаковые по форме, но очень отличные по содержанию.

Исследуя себя или тестируя систему я абсолютно не реагирую на бурную деятельность Эрика. Вернее, я её вижу и приходится быть внимательной, если не хочешь снова попасть в ловушку. Но цель его передвижений остается за скобками. И только когда на столике вырисовывается блестящее всеми цветами радуги короткое словечко из терминологии компьютерщиков, понимаю, что к чему.

— И ты серьезно думаешь, что это для него так важно, чтобы отложить свои безумные планы? Ну... Ладно. Тебе виднее.

Хочется добавить еще что-нибудь вроде "рыбак рыбака", в том смысле, что психу проще понять мотивы другого психа, но... Но мне нравится этот план. Гадство, надеюсь Эрик сейчас не заметил разочарования на моем лице из-за облома с именем. А, собственно, почему бы и не объясниться, не оставляя места для домыслов?

— Знаешь, я ведь имя забыла. Свое. Думала, если вспомню, то и все вернется сразу. Глупо, наверно. Это как дети придумывают себе всякую чушь и сами в нее верят, вроде не наступать на стыки плит на полу, а то кто-то умрет, или через ноги кому-то не переступать, нето невырастет... Ну, в общем, облом.

Хорошо, получилось. Хотя в какой-то момент голос сдал, но да он и так звучит сейчас не очень. Оказывается, говорить о таком вслух сложнее, чем просто думать. Да, в конце концов, что такого со мной страшного-то? Пока что, кроме заминки с люком, ничего плохого не произошло.

Ладно, меньше лирики, взять себя в руки! Эрик, рядом с тобой я, кажется, становлюсь слабой. Не в плохом смысле, нет... Скорее, из бронированной ракушки со знаками различия лейтенант-командера выглядывает на свет Риз-женщина. Непривычно. По-своему приятно. И очень не вовремя.

Мы на камбузе, здесь же должны быть какие-то ножи... Вилки, в конце концов! Всё, что сойдёт за оружие. По-моему, Эрик уверен, что до рукопашки не дойдёт. А вот я — нет. Мне будет спокойнее, если у меня под рукой будет что-то, способное организовать нашему психу пару лишних дырок в организме. Хотя я сильно сомневаюсь, что тут есть какие-то кухонные приборы, кроме микроволновки...

Есть. Ложки, пластиковые. Шикар-рно. Может, псих всё спрятал? Да нет, откуда у него столько времени, чтобы настолько хорошо подготовиться к встрече? Если только спрятал ещё раньше, не от нас...

Я подхожу к шкафчику, поворачиваю ручку, тяну на себя плотно закрытую дверцу — грустить лучше с полным желудком, а пирожок подарочный я трогать отказываюсь, мало ли, может, он чем пропитан, ядом не ядом, а вот слабительного псих туда мог запросто сыпануть. Наугад нахватав банок из корабельных запасов, я пихаю Эрику в руки упаковку "колы" и улыбаюсь.

— Насчёт фермерской планетки. Я родилась на станции около звезды ВО-12031925, ничем не примечательного красного карлика, даже имени своего не имеющего. Но жители станции звали его Гаррисон. Мало кто задавался вопросом, почему, ну звали и звали. А я как-то полезла в поисковик, и выяснила, что номер звезды совпадает с днём рождения одного ...

Я - писатель. И вот началось. Кстати, ты похож на Дина Альта. Здорово, что ты тоже читал его, шутка дошла до адресата. Пойдем, найдем себе уголок, если я хоть что-то понимаю в логике постройки кораблей, каюты экипажа где-то рядом.

Первый из двух люков, расположенных в противоположных стенах камбуза, выводит нас в холл, а тот, в свою очередь, разветвляется коридорами. Я сворачиваю в тот, который ведет в направлении носа корабля, держу в правой руке банку с колой - хоть какое-то оружие.

Эрик Ланге.

Я почти физически ощущаю боль Риз - ее голос предательски подрагивает, хоть она и пытается никак этого не показывать. Она сильная, очень сильная, но сейчас мне хочется просто повернуться к ней спиной, опуститься на колени, подхватить неожидавшего такого поворота лейтенанта-командера под коленки и дотянуть на себя до самого края галактики, если понадобится, а когда дотащу - закутать её в теплый, пушистый плед и всучить в руки чашку дымящегося горячего шоколада. Или нет, даже не так - если бы этим краем галактики оказалась Земля, то я притащил бы её в свою холостяцкую берлогу, раскидал бы завалы мусора по углам, оставил бы журналы с порнушкой на их обычном месте, Риз все равно полезла бы их искать и нашла бы, я совершенно уверен, и всучил бы ей свой раритетный красный махровый халат. На голое тело. Черт побери, да.

Риз наблюдает за мной слегка недоверчиво, но скорее по-забавному недоверчиво, чем по-обидному. Для меня эта разница в оттенках весьма ощутима, как ни странно - и я рад тому, что лейтенант-командер просто не понимает чего, когда не понимает чего, а не отрицает что-то, когда это чего-то не понимает. Мои мысли слегка путаются от постепенно накрывающего меня охотничьего азарта, но в этом тоже нет совершенно ничего страшного, и на какое-то время я погружаюсь в раздумья о том, что если этот финт ушами сработает - у меня в кармане есть ещё пара-тройка фокусов, которые позволят уже мне строить ловушки для нашего маленького приятеля, и вот тогда...

Я ощущаю, как что-то холодное и металлическое касается моей кожи, и с недоумением поднимаю на птичку взгляд. Кола?... О, это же знаменитая Сеть! Действительно, я не пил ее уже два года. В торговых автоматах на станциях она всегда была, но никогда меня не привлекала настолько, чтобы я ее купил. Ну да ладно, кола это всего лишь кола, можно было бы подумать, что я ее никогда не пробовал на Земле? Но вот сейчас, в этой запутанной комнатушке на корабле, застрявшем посреди нигде, упаковка колы воспринимается как доказательство того, что мир вокруг меня реален. Даже если бы я действительно начал сходить с ума, если бы я действительно придумал все то, что произошло за это время, задремав на скамейке станции с неизвестным названием — я точно не придумал бы в этом шкафчике упаковку газировки. Скорее всего там был бы одинокий и всеми забытый плазмомёт.

Я спешу вслед за лейтенант-командером, петляющей по коридорам, ныряющей под переборками, ведущей меня в... да я не знаю. Куда бы Риз ни шла — мне нужно держаться у нее за спиной, следуя за ней невидимым, молчаливым, самым малостью саркастичным призраком Сети. Потому что кто-то же должен присматривать за этой птичкой — и не только присматривать. Иногда кто-то должен взъерошить перья шевронов, чтобы посмотреть, что под ними скрывается. И пока мне нравится то, что я вижу.

Тай Риз.

Казалось бы, заблудиться на относительно небольшом транспортнике невозможно: вот нос, вот хвост, чеши прямо вдоль оси и никуда не сворачивай. Ан нет. Корабль по форме похож на сигару, а в поперечном сечении на... Апельсин в апельсине, что ли. Переборки — ребра жесткости, не позволяющие конструкции сложиться. Гравитация — от центра к краям, обеспечиваемая центробежным вращением корабля, системой силовых установок и черт знает чем еще, я не инженер. Так что верх и низ здесь относительны, а весь корабль — такой себе мир наизнанку, тот еще массаракш, как говорил наш преподаватель по летному делу.

Поэтому наше блуждание несколько хаотично, при этом я сумел сохранить уверенное лицо, так что, думаю, Эрику кажется, будто я знаю, что делаю. Обязательное качество хорошего командира — внушать подчинённым уверенность своим видом, даже если вовсе не при делах, что за фигня происходит. Надеюсь, у меня получится.

По пути мы натолкнулись на лифт, ведущий на грузовую палубу, разумеется, не работающий, запертый люк с табличкой «медотсек», и склад с какими-то ящиками, которые я решила проверить потом. Кстати... Эта простая мысль не приходила мне в голову: что если каюты заперты? На линкоре этого, разумеется, не было, а вот на станции жилые помещения имели замки — не столько для сохранности вещей, сколько для приватности. Выражение «мой дом — моя крепость» не теряет актуальности, даже если всей крепости — двадцать квадратных ярдов жилой площади на семью. И что тогда? Искать кают-компанию, на ней-то замка точно не будет, да только вот незадача: мой организм деликатно (пока!) намекает, что в дамской комнате я в последний раз была ещё в баре на станции... Остальное — не беда, спать я могу и на полу в коридоре, с Эриком по очереди, хотя я предпочла бы совсем не сон, во всяком случае, не сразу.

Мы, пожалуй, всё-таки психи. Вместо того, чтобы искать рубку управления и хотя бы узнать, не летим ли прямиком в звезду или выяснять, что именно произошло с кораблем и экипажем, мы ищем безопасный угол, чтобы уйти в «AFK». Самое смешное, что сейчас я расчитываю на нашего психа: мне кажется, что пока они с Эриком не закончат свою странную игру, он присмотрит за «нарвалом». Бред? Да, как и все происходящее. Интересно, понимает ли это Эрик.

За следующей перегородкой находятся два ряда овальных люков с табличками, указывающими фамилии и должности: Паркер, главный инженер, Томпсон, механик, Диксон, штурман. Табличка на четвертой двери оторвана. Это вызывает некоторое беспокойство, но не более странно, чем все остальное.

Я не знаю почему, но меня притягивает именно эта ручка двери. И я даже не удивляюсь, когда она поддается и люк открывается.

Возможно стоило бы вести себя как-то иначе: уходить с линии возможного огня или проникать рывком, а может быть быть осторожным. Но все что я делаю - это прислушиваюсь. Не удивлюсь если за этой дверью разлагается тело кого-то из членов экипажа. Честно говоря таким же как раз такое я и ожидаю. Но... Ничем таким не пахнет. На всякий случай я пытаюсь открыть соседние двери - они ожидаемо заперты.

"Знаешь, кажется мне, что мы нашли логово нашего зверя", говорю я Эрику. Случайность? Возможно. Но в любом случае стоит заглянуть туда, хотя бы чтобы понять, кто за человек наш капитан Немо. Хм... А почему бы и не называть его именно так?

Открыв дверцу шире, я переступаю порог.

Каюта похожа на... эскиз каюты. Черно-белый набросок жилого помещения, где есть все необходимое, но нет главного - души или лица, если угодно. Возможно я ошиблась с выводами и каюта пустая и не заперта по той простой причине, что занимавший её ранее член экипажа покинул корабль ещё до начала... чего бы то ни было или вообще помер. А комнатенку прибрали и приготовили для нового обитателя, которому повезло так никогда и не появиться?

Открыв одну из двух дверей (на этот раз именно дверей - простых пластиковых прямоугольников, отодвигающихся в сторону, а не открывающихся на петлях для безопасности и экономии пространства, их единственное предназначение - отделять, разграничивать), нахожу за ней подтверждение теории: пустой шкаф. За второй - о, счастье! Крошечная душевая кабинка, раковина размером с суповую тарелку, зеркало над ней и мой долгожданный белый друг. Надеюсь Эрик закончит обыск комнатки без меня, потому что у меня появились дела поважнее.

Костюм приходится снимать почти полностью — и проклинать тех, кто его изобрел и сшил, не за что, он не предназначен для того, чтобы ходить в нем часами. Шлем и фонарь — на полу в углу, мебели здесь вообще нет, даже полочки — что логично, кому нужно, чтобы в случае остановки двигателя шампунь и мыло летали по помещению? Интересно,...

а вода-то есть? Закрывая крышкой, убеждаюсь в том, что так да — ответом служит шум, и это радует просто невероятно, потому что на кабинку душа я смотрю, как на врата рая, от которых апостол Петр отошел покурить, открывая люк маленькой грешной мне. В конце концов, лишние десять минут, которые я потрачу на то, чтобы смыть с себя пот и грязь, вряд ли что-то решат, правда? Стянув комбез и ботинки окончательно , стою перед зеркалом , изучая свою шею , на которой живого места нет — пятнышки , которые оставили губы Эрика , наискось пересекает багровый след от удавки . Глаза красные , волосы... О них вообще промолчу. Такого монстра не трахнуть, а добить хочется, чтобы не страдал. Хорошо, что лампы здесь ожидаемо не горят, только мой фонарь.

Отодвинув в сторону прозрачную дверцу душевой, касаюсь кнопки активатора пара — тратить много воды, пусть и рециркулируемой, глупость , а потом в кораблях и на станциях кабинки работают в двух режимах , и я , на уровне рефлексов уже , выбираю экономный . Работает! Мимоходом замечаю, что на прозрачном пластике нет присохших следов мыльных брызг. Даже странно: уборка уборкой , но чтобы на транспортнике жили прям такие аккуратисты? А был ли мальчик , тот самый пропавший член экипажа или капитан изначально экономил на ставке?

— Эрик, я собираюсь в ванную, — говорю сквозь дверь, удивляясь, как странно звучат эти слова. Как-то... по-домашнему, что ли. Я совершенно не помню, как и где жила на «Светоносном», это тоже в моей «темной зоне», раз я офицер, видимо, своя каюта у меня такая была. А вот до того, пока служила на «Зетсубу», крейсере, где места поменьше, мы с девчонками теснились в кубрике вчетвером. А ещё раньше — кадетский корпус, до того — приют... Кажется, понятие приватности мне слабо знакомо. Мои коротенькие романы были похожи на перекус фастфудом на бегу — однокурсник или соответствующий офицерым отелям Эриком капсульные отели. Романтики — ноль. Планов, собственно, тоже. «Живи быстро». Если бы я решила сделать татуировку, наколола бы именно эти два слова.

А что с Эриком? С ним мы попробовали романтики столько, что вот-вот из ушей потечёт. Пробежаться по грани миров, спасти тысячи жизней, увидеть гипер, прокатиться на призраке, заняться лучшим сексом в моей жизни... Черт, так и влюбиться недолго. Правда, в кого? За всей этой безумной беготней мы едва сотней слов обменялись. Я не знаю о нем ровным счетом ничего, даже фамилии. Разве что Гаррисона он читал. С какой он планеты? Какую музыку слушает? За что попал в штрафники? Какой у него любимый цвет? Предпочитает кошек или собак, блондинок или брюнеток?

А какая разница?

Эрик Ланге.

Каюта напрочь лишена какой бы то ни было индивидуальности. Вмонтированные в стену кресло и стол, идеально чистый пол, заправленная с хирургической точностью и блестящая белизной кровать. Никакой тебе ширмы, за которой спрятана высокотехнологичная и суперсовременная консоль, никакой доски с непонятными надписями и моей фотографией в центре, намертво зафиксированной тяжелым армейским ножом — одним словом, это помещение совершенно не выглядит местом обитания повёрнутого злодея-психопата.

Похоже, мы только что достигли своего рода контрольной точки. Я не исключаю возможности того, что каюта была специально подготовлена к нашему появлению, избавлена от всего, что могло бы сделать ее особенной - для ощущения стандартной комнаты-хранения в любой видеоигре не хватает только массивного контейнера в углу, куда мы с Риз могли бы сложить все ненужные вещи. И если это так - думаю, я начинаю понимать логику нашего предполагаемого противника.

Закончив тщательным изучением подкроватного пространства - я прекрасно осознаю то, что там что-то скрывают исключительно в плохих детективах и видеоиграх, отсутствие которых хорошего сценариста сильно бросается в глаза, но всё же - я поворачиваюсь к Риз, чтобы выразить ей все свое разочарование. Риз нет. На долю секунды меня охватывает паника: кажется, я слишком привык к присутствию лейтенант-командера рядом, и стоит мне потерять ее из виду хотя бы на секунду в мало-мальски опасной обстановке - тут же начинает казаться, что произошло что-то ужасное и непоправимое.

Мой персональный миг слабости длится сравнительно недолго - вплоть до того момента, когда я слышу знакомый шум совсем рядом. А, точно. В каютах же должен быть душ. Я говорю "должен", потому что, честно говоря, понятия не имею, что там вообще должно быть. Свои два года работы перед обществом я спал практически на рабочем месте - намертво прикрепленной к стене кровати с выцветшим коричневым покрывалом и далеко не первой свежести подушкой, украшенной откровенно блевотного цвета штампом. Собственность корабля, мат его. Будто бы кому-то придет в голову проникнуть на эту гору летающего мусора и украсть сей чудный артефакт.

Молодежный состав персонала принимал водные процедуры в коммунальном помещении, допустим так назовем его. Я находился за решеткой целую неделю, пока самый гуманный и справедливый суд решал, какая служба на каком ведре с гипердвигателем будет для меня наиболее унизительной. Но круг почета по основным достопримечательностям мест лишения свободы я успел охватить. Общественный корабельный душ до боли напоминал мне тюремный: недружелюбные неопрятные лица вокруг, вода, которая, будучи хоть трижды восстановленной, все равно выглядит ржавой и неумилительно чем-то пахнет...

В общем, никакого личного пространства я на том транспортнике не ощущал. Я считаю эту ситуацию довольно ироничной: меня отправили познавать человеческое общество в место, где я никак не мог от него абстрагироваться, но вместо развития какой бы то ни было к нему симпатии я разве что проникся к нему определенным брезгливым презрением. Хорошо, что Риз отличается от всех этих обезьян - не знаю, что бы я делал, оказавшись сейчас заперт на этом призраке с каким-нибудь перекачанным гориллоподобным морпехом. Я фыркаю, стаскиваю шлем и потягиваюсь, разминая застекшие плечи. Даже у моего тела есть определенный лимит выносливости, ограничения проклятого Эр-Эла, будь он неладен. Думаю, я устал. И проголодался. И не плохо бы поспать. И потрахаться. В первую очередь, пожалуй, лучше бы даже именно потрахаться, черт его знает, когда представится еще один шанс. Остается надеяться на то, что корабль не прыгнет еще раз, пока мы с лейтенант-командиром будем кувыркаться - это было бы совсем некстати. Не уверен, что смогу так просто вынырнуть во второй раз...

И тут я чувствую, как на меня накатывает. Голос Риз заставляет мое лицо исказиться в мучительной гримасе, и я быстро прикладываю пальцы к вискам, сражаясь с острым приступом ужасной мигрени. Свет режет по глазам как лезвием, шум, который издают двигатели, нарастает и становится просто невыносимым, а потом... потом меня отпускает. Проклятые воспоминания. Сейчас мне кажется, что я с удовольствием поменялся бы местами с птичкой, позволив Мудрой и Понимающей Сети уничтожить те кластеры моей памяти, которые не приносят мне ничего, кроме неприятностей. То, что наверняка и так помню только я, из всех ныне живущих. К черту.

Я заглядываю в душевую и испытываю двойственные чувства: с одной стороны, обнаженное тело Риз в клубах пара выглядит так же великолепно, как и раньше. Увидеть его и не завестись почти так же сложно, как закинуться чистейшим дермом и сохранить ясность мысли. Невозможно, одним словом. Но вот вид болезненно-алого следа от провода на тонкой, не по-солдатски хрупкой шее заставляет меня сглотнуть, а кончики моих пальцев — чуть дрогнуть. Я не знаю, что сделаю с этим ублюдком после того, как проверну намеченное. Я даже не уверен, что мне придется что-то делать, в конце концов, для декера нечто подобное — значительно хуже смерти. Спасибо тебе, моя драгоценная дека, хранящая самое страшное оружие против таких, как я.

Я встряхиваюсь и широко улыбаюсь, проходя в крохотную душевую и на ходу расстегивая комбез.

Тай Риз.

Дежа вю. Я снова обнажена, а Эрик опять одет, и опять эта полоска голой светлой кожи там, где расходятся края застежки. У рыжих ...

Очень светлая кожа, а солнца он, похоже, не видел очень давно, бледен, как вампир, особенно в свете фонаря, отнюдь не комплиментарном. Разница в одном: вместо голодной бездны в глазах Эрика я внезапно вижу, как он улыбается. И невольно улыбаюсь в ответ.

Не буду я его расспрашивать о прошлом. Что посчитает нужным — расскажет сам. Да, я чертов романтик. Мне нравится недосказанность, нравится некая дистанция в отношениях, такой легкий налёт нуара. Когда каждое прикосновение — удар тока, когда ноги дрожат от одного поцелуя. Когда мужчина в моём присутствии расслабляется, чешет в трусах или в зубах ковыряет — искра гаснет и я исчезаю. Молча, без объяснений. Видимо, я не создана для семьи, в том понимании, к которому привыкло большинство людей; для непритязательного уюта — а может быть, просто не созрела для этого. Знаю, многих обманывает мой образ рубашки-парня, но тем, кто на него ведется, прямая дорога во френдзону, выхода из которой просто нет.

Может быть, именно в этом секрет притягательности Чёрного Льда? То, что для меня он — загадка, нечто новое и непонятное? А может, всё проще: хорошим девочкам всегда нравились плохие мальчики.

В кабинке тесно, места едва хватает на то, чтобы вытянуть руку и коснуться противоположной стороны; а сейчас, когда внутри я и Эрик, пространство и вовсе скомкaлось. Я прикрываю двeрцу; горячий пар быстро наполняет кабинку; оседает на пластике и коже крупными каплями, которые щекотно стекают вниз; наши волосы мокрыми прядками липнут к лицу; завиваются тяжелыми кольцами. Ладонь Эрика оставляет на белом перламутре комбинезона полоску грязи и... Я присматриваюсь: кровь? Хватаю его за запястье, разворачиваю тыльной стороной к себе. Господи... Перчатки на ладонях разодраны в хлам; кожа сорвана длинными полосами, не глубоко, но сильно, видимо, кровь запеклась, а сейчас отмокла. Откуда это? Ох, да откуда, если не от моей удавки...

Я молчу. Просто смотрю на эти следы, в слабом свете выглядящие практически черными. На левом запястье, там, где пульс, татуировка - малозаметная, светло-голубая, непонятное переплетение линий - иероглиф, что ли. Отпускаю руки Эрика, сама тяну вниз молнию его комбинезона. Я не хочу, не могу сейчас говорить. Благодарить нужно иначе, я прекрасно знаю, как, но помню, как он вздрогивал, когда я касалась его кожи, помню, как отстранял мои руки.

- Скажешь, если что-то будет не так?

Отстегнув магнитные застежки перчаток, я осторожно, стараясь не задеть ссадины, снимаю их с Эрика одну за другой. Крупные, костистые ладони, но кожа на них такая мягкая. Белоручка. Чертовский азарт меня охватывает.

- Хочешь я все сделаю сама?

Мне хочется стащить с него комбинезон, хочется увидеть его голым, хочется обласкать языком и пальцами каждый квадратный сантиметр этой белой кожи. Заниматься с ним сексом неспешно, смакуя каждый момент, томительно растягивая минуты. И в то же время - хочется отдаться ему прямо сейчас, упираясь спиной и пятками в мокрые стенки кабины, соскальзывая, смеясь сквозь мат, жадно и дико трахать его, метя его плечи вмятинами от ногтей, разукрашивая шею следами от поцелуев, такими же как те, что оставили его губы. Я хочу его всего и по-разному, много, долго, так как угодно ему - или как пожелаю я.

Эрик Ланге.

Когда Риз хватает меня за запястье, я бросаю на свою ладонь, которую она так внимательно осматривает. Неосторожный взгляд - и к моему горлу резким комком подступает тошнота. Мои... мои руки?... Я отмечаю, что мое дыхание становится рваным и сбивчивым. Надо успокоиться. Три. Один. Четыре. Семь... два?... В душевой кабинке тепло, облака поднимающегося пара делают свое дело, но меня колотит мелкой дрожью. Я не могу оторвать взгляда от глубоких, успевших покрыться корочкой засохшей крови царапин на своих ладонях. Мне хочется забиться в угол, скрючиться там и баюкать попеременно ладони, которые сейчас кажутся мне почти искалеченными. Они заживут, я знаю, но сейчас...

Трудным усилием воли я отворачиваю взгляд от царапин и поднимаю его на Риз, стараясь улыбнуться. Я хочу показать ей, что это мелочь, что ничего серьезного не произошло и нет причин беспокоиться. Не знаю, получается ли у меня хорошо, возможно, что и нет. В любом случае, я не хочу, чтобы она из-за меня нервничала, тем более на фоне своей травмы. Надо просто взять себя в руки... Собраться нужно. Вдох. Вы-ы-ыдох. Вдох. Вы-ы-ыдох. Постепенно приступ паники начинает меня покидать, и я поспешно переворачиваю руки тыльной стороной. Они заживут, а до тех пор я просто постараюсь не смотреть на них лишний раз.

Кончики тонких пальцев Риз тянут вниз застежку моего комбеза, и я почти не чувствую привычного резкого отторжения. Не знаю, почему – возможно, я просто устал. Возможно, я временно сенсорно перегорел из-за всей этой ситуации с ладонями. Возможно... возможно, я начинаю постепенно привыкать к осторожным прикосновениям лейтенант-командера. Она трогает меня очень... сосредоточенно, что ли, иногда мне кажется, что она покусывает губы и хмурит лоб от напряжения, будто каждая ошибка может обернуться тем, что я оттолкну её и сбегу через ближайшее окно. Все хорошо, Риз, я не убегу.

— Начни, а я продолжу.

Я определенно стал улыбаться заметно чаще – иногда мне хочется поддержать Риз, иногда мне хочется убедить её в том, что все будет в порядке, а иногда – иногда она просто кажется мне милой и забавной. Кажется, с каждым часом, проведенным рядом, я все меньше воспринимаю её как офицера космофлота, и все больше – как обычную девушку, с которой мы могли бы жить в соседних квартирах, занеся её Сеть в Чиба-сити. Черт его знает, возможно, мы бы и не познакомились тогда, конечно, и каждый из нас был бы совершенно не тем человеком, какие мы сейчас – так что хорошо, наверное, что Риз не жила по соседству. Да, именно так.

Я стою, прислонившись спиной к прозрачной стенке душа, и улыбаюсь. Наверное, немного напряжено, но всё же улыбаюсь. Каждое ласковое прикосновение Риз снимает боль в ладонях. Сейчас - сейчас мне просто нужно отойти и прийти в себя, хотя ближайшие пять минут я не буду делать ровным счетом ничего. А потом... А потом, зная Риз - у меня снова сорвет крышу.

Такой Риз.

У него было такое странное выражение лица, когда увидел свои ладони... Как будто до этого не знал, что с ними что-то не так, а сейчас впервые увидел кровь, вообще впервые. Он что же, не чувствовал боли? Я знаю, такое бывает с людьми: шок и нервное перенапряжение иногда выбрасывают странные штуки. Взять хотя бы нашего коменданта в кадетском корпусе: рассказывали, как он почти полчаса пилотировал штурмовик, пока не закончился бой, и только на станции понял, что голова кружится не от усталости, а потому, что в ноге торчит здоровенный кусок переборки. Но все же реакция странная. Может, боится крови? Что ж, у всех свои фобии, то, что парень далеко не трус, мы уже выяснили. Но все же об этом придется поговорить, нужно знать такие вещи о человеке, которого судьба определила в напарники.

Потом.

А пока мне, кажется, выдали карт-бланш, и я не я буду, если этим не воспользуюсь.

Потянув края расстегнутого комбинезона Эрика в стороны, я провожу языком по его коже, теплой и соленоватой. Губами собираю капельки воды от ключицы к ключице, все дальше отодвигая край одежды. Пока что я не коснулась его тела даже пальцем. Смотри, Эрик, я умею без рук!

Перехватить ткань на плечах, потянуть вниз. От ключицы губами - к плечу, задержавшись там, где плечо переходит в шею, чтобы поставить свой знак - теперь мы оба помечены сексом. Двумя руками стаскиваю вниз рукава, один, затем второй, не до конца - высвободив Эрика из одежды лишь до середины предплечий, комбинезон сковывает его движения, наверное, сейчас он чувствует себя беспомощным в моих руках. Эта власть опьяняет меня, кружит голову. Очень хочется насладиться ею, продлить этот момент, отбросить осторожность и... нет. Не время сейчас для подобных игр. Не дело надевать ошейник с поводком на позволившего себя погладить...

Дворового кота, приручать таких нужно постепенно, второго шанса такие звери не дают.

А потому я опускаю комбез ниже, освобождаю Эрика от его цепкой хватки — пока до бедер, потому что дальше ткань находит ожидаемое препятствие. До неё я ещё доберусь — потом. А пока... Подставив ладонь под встроенный в стенку кабинки дозатор, я выдавливаю в него струйку мыла, растираю её между ладонями, взбивая в мягкую пену, и только теперь касаюсь плеч парня. Впервые нас не разделяет ничего.

— Всё в порядке? — спрашиваю шепотом, осторожными движениями намиливая его плечи, готовая остановиться по первому же слову, но о-ой как же мне не хочется останавливаться... Ниже, к груди, по мокрой коже, избегая касаться сосков — не знаю, насколько они у него чувствительны, поэтому оставлю это на потом. Ещё ниже, по животу, чувствуя, как подрагивают мышцы под моими ладонями, к бёдрам, пробираясь пальцами под ткань — разумеется, она непромокаемая, она и воздух не пропускает, но теперь внутрь проникает вода, впитывается в подкладку, отчего комбез прилипает к телу, нужно наконец снять его окончательно. Ещё одно движение — и Эрик наг, как новорожденный. Приоткрыв дверцу, я ногой выпихиваю одежду наружу, выпуская волну пара, и тут же снова отсекаю наш маленький рай на белом облаке от суровой окружающей действительности.

Я перехватываю руки Эрика за запястья, припечатывая к стеклу кабинки, распинаю его, прижимаю собой всем телом, впиваясь в губы, приподнимаюсь на мысочки так, что его член проскальзывает между моими бёдрами, касаясь стволом влажных створок моей ракушки, и целую, изощрённо лаская губы губами, проникая в его рот языком в такт движениям моего тела, впечатывая грудь в грудь, трусь по-кошачьи, скользя по мыльной коже, задаваясь только одним вопросом: долго ли он выдержит? Потому что я, кажется, уже теряю контроль.

Эрик Ланге.

Нежный, горячий язык Риз скользит по моей коже, легко щекоча ее дразнящими прикосновениями - она делает это достаточно настойчиво, но без этого раздражающего ожидания похвалы в глазах. Не люблю женщин, занимающихся сексом так, словно делают одолжение, оказывают какую-то услугу, на которую ты, будучи джентльменом, должен ответить аналогичной любезностью. Это превращает секс из чего-то грубого, животного, чего-то, позволяющего хотя бы на время отключить отвечающие за аналитику участки мозга, в великосветское расшаркивание. Кажется, мы с Риз смотрим на это в примерно одинаковом ключе и... ах, черт.

Губы лейтенант-командера захватывают мою кожу, которая в этом освещении выглядит бледнее, чем у вурдалака и оставляют на ней следы почти сразу расцветающим нежно-лиловым бутоном. эротические истории sexytales Я не могу сдержаться, и с моих губ вырывается хриплый рык. Риз раздевает меня - жадно, нетерпеливо, скользя пальцами по ткани моего комбеза, а я рассматриваю ее мокрые черные кудри, налипшие на лицо. Она фыркает, встряхивает головой, когда пряди лезут ей в глаза, но не останавливается ни на секунду, так что я решаю ей помочь, мягко отводя волосы в сторону. Не стану отрицать, сейчас мне хочется вцепиться в ее бедра, рывком развернуть лейтенант-командера спиной к себе, вжать всем телом в запотевшую дверь кабинки и хорошенько отодрать - так, чтобы она самостоятельно прижималась к стене ещё неделю, едва меня завидев.

Но пока я жду - мне жутко интересно, что Риз будет делать, если я временно займу более пассивную роль. Девушки обычно к этому не привыкли, поэтому... Прикосновение намыленных пальцев застаёт меня врасплох, и я озадаченно моргаю, рассматривая руки лейтенант-командера. Она... пытается меня помыть? Ну, это определённо очень интимный процесс, не стану отрицать. Её прикосновения прогоняют и без того изрядно ослабевшую боль в ладонях, и у меня наконец-то получается по-человечески расслабиться - так что я позволяю делать ей все, что только заблагорассудится. Смуглые, изящные пальцы, почему-то напоминающие мне о солнечной Каталонии, порхают по моей груди - и смотрятся на ней невероятно органично.

Я подтверждаю своим молчащим кивком ответ на ее вопрос, позволяя перенапряженным от дня и уставшим мышцам полностью отдохнуть под нежными руками Риз. Мое бездействие приносит определенное... приятное разнообразие в обычный сценарий акта совокупления. Ну, не скажу, что наш секс с лейтенант-командиром хоть раз напоминал что-то обычное, конечно. В конце концов, мы теперь можем похвастаться тем, что были единственными людьми, кто умудрился заняться сексом во время гиперпрыжка.

Офицер, у кого-то начинают сдавать нервы? Я широко ухмыляюсь, видя то, как мой комбез исчезает где-то во внешнем пространстве, которое теперь кажется мне эфемерным и, по большому счету, практически несуществующим. Сейчас самое подходящее время для какой-нибудь остроты, добавить, так сказать, перчинки - но я не успеваю даже рта открыть, как Риз неожиданно сильным рывком прижимает меня к стене кабинки, откровенно накидываясь, целуя тем самым свойственным femme fatale из старых фильмов поцелуем, который не терпит возражений и перед которым не может устоять ни один мужчина. Лейтенант-командир влажно отирается о меня, откровенно трется о мой член бедрами, и если бы ее каменно-твердые соски стояли хотя бы чуть-чуть острее - клянусь Сетью, она бы меня порезала. Я считаю до трех. Ровно через три секунды я перехвачу инициативу, и кому-то определенно не покажется мало. Или покажется, но тогда через пару часиков обязательно повторим.

Раз. Язык Риз жадно стучит по моим клыкам и обвивается вокруг моего неподвижного языка. Она сама предложила сделать все самой, хе-хе, пусть теперь недоумевает.

Два. Лейтенант-командир почти стонет от тяжелой комки внизу живота, очевидно, с трудом удерживаясь от того, чтобы не насадиться на мой член — с размаху, грубо, не сдерживаясь.

Три. Я рывком хватаю Риз за плечи и с силой притискиваю к противоположной стенке кабинки, впиваясь в её губы жадным поцелуем и беспорядочно их кусая. Я снимаю каждый свой ограничитель — в прошлый раз нам помешали на самом интересном. Теперь... Теперь такой помехи не будет. Я подхватываю Риз под бедра и с силой поднимаю повыше, так, чтобы наши лица были на одном уровне — видимо, случайно задев какой-то переключатель, потому что на нас обрушиваются струи воды.

— Обхвати ногами, — хрипло шепчу в возбужденно подрагивающие губы, ни на секунду не отпуская и надеясь, что кабинка вообще выдержит то, что мы в ней собираемся устроить.

Тай Риз.

Я знаю, откуда во мне эта жадность до секса. Я просто недоласканный ребенок, рано потерявший родителей, воспитанный совершенно чужими людьми — до ласки ли было персоналу приюта, на котором лежала ответственность за выводок детей и куда большую группу стариков? Мне и психотерапевт не нужен, чтобы понять, что нашла я эту ласку в единственном доступном источнике, правда, добывать её приходилось понемногу, необходимыми для жизни порциями — как соль. Иначе не позволял характер. Вот и еще одна причина, почему меня так тянет к Эрику — я чувствую эту потребность и в нём, только почему-то он боится этой ласки едва ли не больше, чем хочет. Вернее, боится её принять. И сейчас — даже не отвечает на поцелуй, видимо, растерявшись от моего напора. Мы оба — бродячие кошки, которые привыкли сами решать, как и когда их можно гладить. Чувствую, нам долго придется привыкать доверять, притираться, обламывая когти, но это не страшно — нам доставляет удовольствие сам процесс.

Если, конечно, мы сможем это "продлить".

Ответный поцелуй ошеломляет напором. Это как... пар под давлением, сорвавший клапан, точно! Для полноты ассоциации - белые густые клубы вокруг. И, продолжая ассоциацию, паровой двигатель по имени Эрик подхватывает меня на руки, а поршень требовательно упирается мне в промежность. Черт, эти тесные кабинки и низкая гравитация просто созданы для такого! Когда мы наконец-то займемся сексом в горизонтальном положении...

 

 

или хотя бы полу, как нормальные люди - это, пожалуйста, покажется нам экзотикой.

Я послушно обхватываю Эрика ногами - скользкая стенка кабины не лучшая опора. Одной рукой обвив его шею, другую протискиваю между нами, ловлю его член, поражаясь, как это в прошлый раз во мне так легко уместилось. Приподнявшись, направляю этот инструмент наслаждения в себя, задержавшись, так, что головка едва касается моей плоти, ловлю взгляд парня, облизываю губы - да, немного дразню, а еще это намек на то, что я совсем не прочь в следующий раз попробовать его на вкус. Столько всего еще хочется... Нет, мы просто обязаны выжить!

Плавным движением, томительным в своей медлительности, опускаюсь, вбирая член в свою скользкую мякость, не сдерживая долгого стона удовольствия. Впустив его в себя до половины, приподнимаюсь, почти соскальзываю с влажным сосущим звуком - и тут же с силой резко насаживаюсь почти до конца, вскрикнув от не выносимо сладкой боли внутри.

"Если хочешь войти в меня полностью, придется помочь", шепчу в самое ухо, прикусывая мочку, нежный бархатистый кусочек плоти который не хочется выпускать изо рта. Слова выходят неразборчивыми, а голос - вот сейчас моя придушенная хрипотца как раз в пору, я мурлычу, самым настоящим образом. А хочу - кричать. Для себя, для Эрика. И для нашего психа. Пусть слышит: я жива. И мне сейчас и факт, и процесс доставляет определенно больше удовольствия, чем ему.

Эрик Лaнгe.

Гoлoвкa мoeгo