Падальщик. Глава 4

С самого начала Юленька была очень холодна со мной. В телефонных разговорах ее голос звучал устало и отстраненно.

В каждом предложении слышался немой упрек:

«Что вы желаете? Почему вы звоните мне домой, а не в ателье?»

Долго расспрашивала, кто и почему ее порекомендовал. Я постарался принять безразличный тон.

Черт возьми! Мне нужен костюм, дорогой, сшитый на заказ. Да, я видел тебя в ателье, и что? Ты можешь выполнить работу? Сколько это будет стоить? Что от меня требуется? Куда прийти?

Моя нахальность смутила ее, и мы договорились о встрече.

Юленька жила в однокомнатной квартирке, которая осталась ей в наследство от бабушки. Об этом я узнал чуть позже. Юля сама открыла мне дверь, дома никого кроме неё не было. Её напряжение сразу передалось мне. Вряд ли у неё часто бывали гости. Пока я разувался, она стояла передо мной в изящной вязаной кофточке, голубеньких джинсах, белых носочках. Она явно принарядилась для меня. Её точеная фигурка будоражила мою фантазию. И этот легкий дурманящий запах духов... Джинсы плотно обтягивали её округлую попку, приталенная кофточка подчеркивала изгибы бёдер и холмики грудей. Но главное её достоинство — волосы — шикарные, пышные, пшеничного цвета, — они спадали ей на плечи, создавали такой невероятный объем вокруг лица, что дух захватывало. И все же пока эта крепость оставалась непреступной. Скрестив руки на груди, наступив одной ногой на другую и прислонившись к стене, она настороженно наблюдала за мной. Пристально следила за каждым моим взглядом, каждым движением руки, слушала меня внимательно, сама была немногословна, изучала меня. Я чувствовал её сверлящий взгляд на спине, руках, лице. Малейшая ошибка с моей стороны привела бы к полному фиаско. Я знаю, как это опасно, ошибиться в самом начале знакомства. Я сам исследую тысячи лиц каждый день: в переходах, метро, автобусе, на улице. Отсеиваю сотни, лишь единицы достойны внимания.

Юля снова взяла тот официальный, враждебный тон, которым разговаривала со мной по телефону. Я был слишком хорош для неё. Я и сам это понимал. Во мне нет видимых недостатков. Нет косоглазия или огромного родимого пятна на лице, я не хромаю и не шепелявлю. Не наркоман и не алкоголик. Не близорук, не угрюм и не робок. Абсолютно нет причин придраться.

Но я хорошо подготовился. Я очень хорошо подготовился. Костюм мне нужен на свадьбу, нет, жениться я пока не собираюсь. Выходит замуж моя двоюродная сестра, а жених - мой лучший друг.

- Знаете, моя сестра в детстве тоже лицо обожгла, - я включаю сочувствие. Мой голос звучит проникновенно. - Я, когда вас там в ателье увидел, сразу о ней подумал, и что все вот так странным образом совпало. Она очень хорошая девушка, кстати. Детским психологом работает, - и я продолжил дальше нести всякую чушь про детей, которые обжигаются, про то, какие у них там психологические проблемы. Потом вернулся к костюму, вспомнил про нелегкий выбор готовых костюмов в магазине, про то, что цена на фирменные изделия зашкаливает, а качество оставляет желать лучшего.

Она как раз снимала с меня мерки в зале. Мы стояли под ярким светом люстры, и я не мог не заметить, как дрогнула её рука, когда я говорил про сестру. Она на секунду задержалась, делая пометки в тетрадь, замерла над столом, потом повернулась ко мне. На её лице, которое все это время оставалось неподвижным и было похожим на маску, неожиданно появилось странное выражение виноватой вымученной улыбки. Плоские губы вытянулись, глаза смягчились. Но главное - в её голосе появилась совершенно новая, незнакомая мне нежность:

— Пoжaлуйстa, пoдoждитe мeня здeсь, — eё дыхaниe нaрушилoся. — Я oтoйду нa минутку, — и она резво вышлa из кoмнaты, тщaтeльнo зaкрыв зa сoбoй дверь.

Я прeдпoлoжил, чтo oнa отправилась в ванную поплакать, пoскольку её глаза всё ещё светились. Можнo сказать, oнa вернулась в совершенно иной образ. Уверенная, игривая, полная жизни. И теперь она не следила за моим взглядом, и я мог безупречно рассматривать ее. Она разрешила мне это. Она подставляла свету, пока я раскидывал руки в стороны, стояла рядом со мной боком, поворачивалась спиной — она хотела, чтобы я изучал ее.

Ее волосы продолжали пахнуть очаровательно сладко. Они почти прикасались ко мне, щекотали мои нервы. Ее лицо напоминало мне недоделанную папье-маше маску. Только небольшой участок кожи с правой стороны оставался нетронутым. Бледно-розовая краска под цвет кожи также была наложена неаккуратно. Местами сгустки этой краски высохли и приобрели бордовые оттенки. Но больше всего меня возбуждали ее глаза и губы. Большие грустные глаза буквально излучали любовь сквозь прорези в маске. Как легкое упрек в ее глазах уступил место чему-то большему. Еще одной прорезью в ее маске были губы — плоские, нарисованные от руки алым фломастером, — они, как две сморщенные дольки апельсина, никогда не сомкнутся до конца, вызывали ощущение томления со стороны Юли. Страстного томления, жаждущего быть утоленным.

Мы закончили осмотр и начали обсуждать, какой костюм я хочу. Я перешел на вторую скорость. У меня получается шутить легко, особенно когда над моими шутками смеются. Я сидел на диване, Юля села напротив, за столом.

Я предложил идею костюма в виде зебры, с полосатыми брюками, черной грудкой и холкой на спине. Или, может быть, костюм гепарда, чтобы меня все боялись. Или, может быть, костюм бегемота...

Впервые я увидел, как искажается ее лицо в странной гримасе, похожей на улыбку. Апельсиновая корка сжималась, образуя неровные бугристые складки. Маска вдруг ожила, задвигалась отдельными тектоническими плитами, сморщилась на щеках. Долки губ начали растягиваться в стороны, рискуя лопнуть и разлиться томатным соком по полу.

— Извините, вам не больно смеяться?

Она вздрогнула и замолчала.

— Нет, мне уже давно не больно,— ее лицо вновь стало неподвижной маской, в голосе послышалось раздражение, а глаза наполнились гневом.

— Я подумал, если вам хоть чуть-чуть больно, то лучше мне больше не шутить.

— Мне не больно. Можете шутить,— зло ответила она.

Но шутить мне больше не хотелось. Я молчал.

— Что же вы не шутите?— она вернулась к тетради.

— Извините, что спросил.

— Ничего, я уже привыкла,— она продолжала быстро рисовать в тетради какие-то каракули.

Как раз то, о чем я говорил: одно неправильное слово или движение — и все может тут же рухнуть. Я не так все это планировал, но теперь нельзя было терять ни секунды. Такие обиды не забываются и не выходят из головы. Наоборот: со временем они превращаются в монстров, обрастают мхом, мифами и легендами. Если бы я не перешел к решительным действиям в тот момент, то в следующий раз она могла бы просто не поднять трубку.

— Можно пригласить вас в театр?

Она медленно опустила ручку и перевела на меня взгляд. В этот момент она, наверняка, спрашивала себя, насколько серьезно я к ней отношусь. Я замер от напряжения. Улыбнись я — и все было бы кончено. Она бы выставила меня за дверь и вряд ли бы согласилась шить костюм. Но я хотел ее так страстно, так сильно, что, видимо, ее женская интуиция вступилась за меня и закричала ей в ухо: "Только попробуй отказаться!"

— Я не хожу в театр, — задумчиво ответила она.

— Тогда кино?

— Кино можно.

***

Мое первое прикосновение к ней...

Мы находились в зале кинотеатра, в последнем ряду. Зал был полупустой, никого вокруг. Фильм не вызывал у нас интереса. Я взял ее левую руку и не отпускал до конца сеанса. Ее рука была холодной, покрытой испариной. Нежные подушечки ее пальцев дотрагивались до меня. Между нами происходил безумный танец двух рук. Электрический разряд пронизывал нас через эти пальцы. По мере приближения конца сеанса она становилась все более возбужденной. Я чувствовал это по ее решительности, с которой...

 

 

она сжимала мою руку, по тому как она сама начала вести этот танец, стремилась соединить все пальцы со мной. Эти жесты были неповторимыми. Я поменял руку и обнял её освободившейся правой рукой. Она прижалась ко мне, мое лицо окутал аромат её волос. Возбуждение пронизывало меня, я глотал запах её в себя, задыхался от желания быть ближе. Она неподвижно следила за экраном, хотя вряд ли понимала, что там происходит. Внезапно мои губы коснулись шершавой поверхности папье-маше и она подскочила, напряглась. Её рука замерла, потом ослабла. Мои губы онемели от ужаса. Мое прерывистое дыхание через нос показалось мне неожиданно громким. Мы сидели неподвижно целую вечность и я постепенно привык к новому неизведанному рельефу, успокаивался, продолжая легко целовать одно и то же место на её щеке, изучая его структуру как пористый шоколад, чтобы снова ощутить её руку на своей и начать создавать с ней безумство. Теперь я слышал ее дыхание, она была возбуждена не меньше меня. Её головка искала мои поцелуи, отклонялась в сторону и возвращалась на место. Я исследовал каждый сантиметр кожи. Я составил карту, по которой безошибочно находил дорогу домой. Выпуклость, углубление, ребристость, затухший вулкан. Но оставался еще один неизведанный участок — пещера сокровищ, охраняемая горячей девой в ярком алом платье.

— Нет нужды, — Юля отдалилась от меня и убрала руку.

Мы продолжили смотреть фильм, каждый задумываясь о своем. Я молчал, переваривая произошедшее. У меня больше не было желания прикладываться к ней. Она нервничала, это было заметно по тому, как она трепала сумочку. Ее рука, потеряв со мной связь, искала источник любви и не находила его. Как быстро мы привыкаем к хорошему. О, это губительное привыкание! Она ждала меня. Две минуты, три, пять, десять. Наконец, не выдержала и положила руку на подлокотник между нами. Я сидел неподвижно, забыв про неё, не обращая внимания на это скромное приглашение поиграть. Прошло ещё немного времени. Она всё ждала. Я тоже.

— Ты не обиделся?

— Нет, — я закрыл её руку сверху, по-дружески потеребил её пальчики и снова убрал руку.

Сеанс закончился, мы вышли на морозный воздух и пошли пешком через центр города по направлению к её дому. Ночной Минск в декабре завораживает мягким сиянием неоновых огней, красочным убранством ёлок на центральных площадях, подсветкой на домах. Пошел густой снег, стих ветер, всё вокруг стало похожим на сказку. Мы шли тихими улочками через старый город, и Юля настойчиво вытягивала меня на флирт, который у нас был до этого. Но я ловко уходил от обязанностей ухажера. Оставался вежливо учтивым, в меру разговорчивым, абсолютно загадочным.

Игра очень простая: ты делаешь два шага вперед, один назад и ждешь, пока партнер сделает шаг навстречу. Так вы и сближаетесь.

Возле подъезда я снова сделал шаг назад, когда даже не попробовал обнять её на прощание. Она и так волновалась, пока мы шли. Нервничала, боялась, наверное, что всё кончено. Говорила сбивчиво, не впопад. Сама шутила и сама же смеялась со своих шуток. Нервным смехом.

— Может, зайдешь чаю попить? — неожиданно предложила она, когда я уже собирался уходить.

— Можно, — безразлично ответил я.

Мы поднялись к ней наверх и сели пить чай. Она шевелилась возле плиты, постоянно бросая на меня взгляды, пока я сидел за столом и разглядывал ее фигуру. Она специально поворачивалась ко мне спиной и перебирала ногу на ногу. В результате ее задница напрягалась, принимая упругую форму. Юля изящно выгибала спину, наклоняясь к нижнему шкафчику, потом становилась на носочки, вытягиваясь как кошка, к верхнему - где же этот сахар?, но я знал, что все эти соблазнительные движения были расчетны только на то, что я не выдержу, встану и снова начну к ней приставать. Тогда она сможет со всей уверенностью отступить два шага назад и назначить мне новое свидание. Но это не входило в мои планы.

Она спешила: она знала, что если сейчас я выпью чаю, так и не сделав этот шаг вперед, и пойду домой, то каждый шаг, удаляющий нас друг от друга, будет приравнен к тем невидимым шагам, возникшим между нами. Поэтому она спешила.

Мы попили чай, и я вернулся в прихожую, чтобы начать обуваться. Застегнул первый ботинок, второй. Поднялся и хотел уже взять куртку. Эта автоматичность, безразличие к происходящему добили ее. Она сделала последний шаг и обняла меня, прильнув головкой к моей груди. Так мы стояли минуты две-три в объятиях. Мои руки слабо лежали у неё на спине. Я ждал большего.

Дева в ярком алом платье обманула меня сегодня и должна быть наказана, думал я.

Постепенно наши щеки встретились, и я снова нащупал губами знакомую территорию. Юля начала таять под моими руками, которые опустились на её попу и полностью охватили её. Наконец, я приблизился к пещере сокровищ и провел кончиком языка по неровному шероховатому краю. Это было неземное блаженство. Проскользнуть в щель между двумя дольками апельсина и встретиться с огненной девой. Она была жгуче горяча, извивалась в танце живота, билась в экстазе любви, жаждала быть укрощенной. Я властно обвил её мокрое тело, подчинил своему ритму, и она жадно последовала за мной.

Моя рука скользнула дальше, вперед, пуговка за пуговкой, ещё. Юленька не возражала. Тонкая ткань трусиков, легко касаясь полоски хвойной иглы — и вот оно, первое сокровище — нежная перламутровая жемчужина, покоящаяся в горячем лоне сочной ракушки.

Юлин первый томный стон, она выгибается и поворачивается ко мне попкой, прижимаясь и насаживаясь на меня. Тащит меня за собой в комнату, не включая свет, стягивает с меня всю одежду, я помогаю ей и себе, пока мы не остаемся абсолютно голыми.

Она снова ищет что-то. Я угадываю её намерения. Презерватив у меня в кармане джинсов. Она благодарно шепчет что-то. Урчит как кошка. Снова поворачивается ко мне спиной, но я так не хочу. Мне нужно чувствовать её лицо. Я хочу ласкать его. Мы боремся, теперь за право на свободу выбора. Она уступает. Она сдается и отдается мне полностью. По всем фронтам.

Я вхожу в неё, придавливая к дивану. Она обвивает меня ногами, жадно прижимаясь ко мне всем телом. Я снова нахожу ротовую щель. Как же Юля стесняется, избегает моих прикосновений к лицу. Но я знаю, что эта зона — самая интимная часть её тела. Если не покорить эту вершину сейчас, то потом Юля создаст ритуалы, нарушать которые — табу.

Я покрываю её лицо влажными поцелуями, мой язык уже всё изучил, дева снова хочет потанцевать с ним. Она любопытно выглядывает из апельсинки. Ей придется сегодня, наконец, выйти из палаты и сходить в гости. Но пока я заигрываю с ней, приглашая наружу.

Юля не выдерживает первая и бурно кончает подо мной. Через минуту, слегка разогнавшись, я следую за ней. Юля изображает второй оргазм одновременно со мной, чтобы доставить мне удовольствие.

Она, как плющ, обхватила мое тело руками и ногами, не отпускает меня ни на сантиметр. Через минуту мы лежим в крепких объятиях друг друга, напряжение в члене постепенно спадает, но он все еще глубоко в ней.

— Как долго я тебя искала, — едва слышно шепчет Юля. — Это же ты?

— Что? — я делаю вид, что в полной отключке и ничего не понимаю.

— Нет, это я так. Спи, — она гладит меня по голове.