МЮРИЭЛ или итоги работы победившей похоти. Глава 9. Глава Минет на работе

Из записей Эвелин

Клодия восхитительно исполнила свою роль, как всегда. Я считаю, что она слишком сосредоточена на этой роли и, возможно, не способна играть ничего другого. Ее театр – это гостиная.

Дейдр вела себя очень хорошо и безусловно поддалась чарам Клодии, как некоторые из наших друзей. Я ожидала, что она останется, но она скромно ушла и таким образом прошла свое испытание, хотя сама этого не осознает. В нашем узком кругу либертарианцев принимают только тех, кто сможет проявить себя в нужный момент и не будет распускать слухи посторонним.

Что касается ее признания, то оно меня заинтриговало. Молодым людям сложно справиться со своими страстями, когда предоставляется возможность извне. Возможно, Ричард найдет для себя новую роль – посмотрим. Пока я не желаю вмешиваться. Дейдр очевидно беспокоится о своих грехах, но она не проявила той слабости, о которой думает. В конце концов, она видела очень мало от мужа и поэтому не должна испытывать угрызений совести – если такие вообще нужно испытывать.

Из записей Дейдр

Ричард хмурится, настоящий ребенок. «Мама, ты больше не любишь меня?» – спросил он и таким образом выдал свою попытку проникнуть в мою комнату. Я ответила, что конечно же, люблю его, но мы не должны быть так близкими. Он сразу же обнял меня, страстно поцеловал и начал подталкивать к дивану, на что я отказалась.

– Я найду для тебя прекрасную молодую девушку, – заявила я, на что он покраснел и сказал, что это не то, чего он хочет. Я даже начала немного раздражаться, но решила не возражать, когда он ласкал мое тело и мы целовались. «Хорошо уже!» – сказала я. Он выскочил вверх и быстро убежал в свою комнату, громко хлопнув дверью, как непослушный мальчишка, каким он и есть. Но что он теперь? Он все больше похож на мужчину.

Эми прекрасно воспринимает всё, что происходит вокруг нас. Я абсолютно уверена в этом, и это вызывает у меня страх. Она, в какой-то мере, больше похожа на своего отца, чем на меня, но я верю, что она на самом деле не такая холодная, как он. В конечном счете, это ей не принесет добра. Однако я боюсь обсуждать такие вещи с ней, потому что она может обвинить меня в моих "грехах", и из этого ничего хорошего не выйдет.

Из записей Филиппа

Джейн предложила мне написать эротический роман. Но как я могу начать его писать, если это полностью противоречит моим желаниям? "Тогда думай и записывай свои мысли", - говорит она. Сегодня меня опять заперли в комнате и заставили надеть женские брюки под штаны. Я все больше и больше погружаюсь в бездну отчаяния.

- Тебе нравится страдать, Филипп, об этом нет сомнений - сказала Джейн, в то время как я, сжимая зубы, пытался придумать достойный ответ. Правда ли это? Я всегда утверждал самому себе, что это не так. Даже если они заставят меня описывать женские органы или что-то подобное, что может прийти им в голову, я все равно не смогу сформулировать нужные выражения и записать их.

Бланк листа лежал передо мной долгое время нетронутым. Вдруг до меня дошли крики и визги изнизу. Я бросился к окну и теперь, пока описываю то, что увидел, перо трясется в моей руке. Там, на засолнеченном газоне, лежала на спине милая Сильвия, ее ноги были обнажены, а платье поднято и завернуто вокруг ее талии. На ней развалилась Дейзи - клянусь, ее просто бросили на нее - демонстрируя свою обнаженную задницу всем окружающим.

На спине Дейзи устроились мои обе сестры. Мюриэл поставила свою ногу на ее спину, держа ее под контролем, а Джейн стояла на коленях и легонько пощипывала попку Дейзи, которая начала краснеть прямо перед моими глазами. Бедная девочка издаёт протестующие звуки, хотя, к моему удивлению, она несколько раз даже рассмеялась и прикрывала губы Сильвии.

Я не мог продолжать смотреть на это. Меня раздражали брюки, а возбуждение только усиливалось. Затем Сильвия подняла ноги вверх. О Боже, ей даже не оставалось нижнего белья! На траве я не видел никаких трусов - вероятно, они были сняты в доме с помощью тех же угроз, которые используются в мой адрес.

Как трудно отводить глаза от того, что не хочется видеть! Я отступил от окна и сразу почувствовал проклятый зуд в области паха - то самое неприятное ощущение слабости. Я сел и с отчаянием понял, что мои брюки стали свидетелем того, как я выделяю то самое мужское вещество, которое мои сестры отбирают у меня. Я был ошарашен и чувствовал себя ужасно.

Мне следовало заставить себя написать Дейдре, но о чем? Что я ей скажу? Я оказался в ловушке, в которой ещё никто не был.

Кстати, я заметил Роуз внизу. Она стояла в стороне от основного действия, наблюдала и улыбалась, держа палец у рта. И она тоже начала проявлять распутство.

Из записок Сильвии

Мои родственницы совсем вышли из себя, заставляя нас заниматься всем этим прямо на газоне! Боже мой, я надеюсь, что никто не прочтет то, что я сейчас пишу здесь. Но каждый раз, когда тетя Джейн шлепает Дейзи по заднице, ее бедра прикасаются ко мне и вызывают интересные ощущения — такие же, как когда мы были вместе с обеими в постели. Тетя Мюриэл приказала Дейзи засунуть свой язык мне в рот, и она это сделала. Впрочем, это было даже интересно — такие приятные ласки. Потом она начала стонать и изгибаться. Наши волосы переплелись, и она заставила меня испытать оргазм, а потом сама достигла вершины удовольствия. Тетя Джейн сказала, что подобное часто случается после шлепков. Самое ужасное в этом все-таки то, что мне показалось, будто папа заглядывает из своего окна и наблюдает за нами. Но, конечно же, этого не может быть, иначе он бы очень разозлился.

После всего этого я шепнула тете Джейн, что мне показалось, будто видела его в окне. Она улыбнулась и сказала, что он просто любит наслаждаться красивыми видами. Я думаю, что это было нечестно с ее стороны говорить так, хотя она заставила меня улыбнуться. Но я не думаю, что она лукавила. Просто она часто произносит первое, что приходит ей в голову.

Дейзи рассказала мне, что ее отцом шлепнули по заднице. Интересно, какие чувства возникают при таких действиях? Конечно же, мне не стоит об этом думать, но все равно эти мысли не покидают меня. Она также сказала, что он заставил ее снять штаны. Не могу представить себе, чтобы мой отец когда-либо так поступил. Уверена, я бы покраснела и рассказала об этом Дейзи. А она сказала, что он наверняка на это рассчитывал, но я на нее смотрела строго, и она замолчала. Я сказала ей, что она не права, и поэтому я не буду разговаривать с ней целых десять минут. Она ответила, что ей все равно, но все это время ждала возможности заговорить со мной снова!

Из записной книжки Джейн

Мюриэл наконец-то рассказала мне всю правду о том, что произошло с Роджером. Но я чувствую, что она скрывает от меня что-то еще. Очевидно, что он человек сильный и импульсивный, но не рискованный. Я и моя сестра всегда предпочитали неожиданные события, в отличие от того, о чем он говорил ей... если это вообще можно назвать разговором! Кстати, мы всегда сами управляли своей личной жизнью. Она говорит: "Я думаю, я немного влюбилась в него". Ну просто абсурд! Она может быть в таком возрасте, но я точно не давала ей такого совета. В любом случае, Сильвия точно не станет для него "подарком", особенно учитывая то, что она еще не готова к таким отношениям. Хотя его совет по поводу Филиппа звучал достаточно серьезно, я уверена, что он думает, будто мы его просто дразним.

Кроме того, я уверена, что Филипп сам еще не до конца осознал, как сильно он хочет слушаться нас. Вчера вечером я заметила пятна на его штанах и прямо спросила, чем он занимался, а он ничего не ответил. Каждый раз, когда я называю его "плохим мальчиком", его лицо выражает такую стеснительность, будто ему это нравится. Я сказала ему, что он будет отвечать за свои поступки (он тут же начал возражать), и что ему нужно встать на колени и поцеловать мои ноги, а потом колени и бедра.

После некоторой растерянности он подчинился. Для меня было достаточно просто вспомнить Сильвию! Его лицо сразу убралось под мое платье, и как только он достиг бедер, я сжала его ногами так сильно, что у него начали гореть уши. Он даже издал рык. Ничто не приносит такого блаженства, как унижение самца - даже если это твой брат!

После непродолжительного ожидания я позволила ему начать свои ласки, предупредив, чтобы он не двигался и схватив его за волосы. Затем я раздвинула ноги и приблизила свою интимную зону к его рту. К счастью, на этот раз Мюриэл не мешала. Я откинулась назад, наслаждаясь тем, как он искусно удовлетворяет меня языком, пока его губы и язык не стали покрыты моими соками. Потом я позволила ему подняться и облизать свои губы.

После таких ласк его эрекция была крепкой, но я решила не трогать его, почувствовав, что это будет лучше для нас обоих. Я приказала ему отправиться в кровать и вышла из комнаты. Он выглядел униженным и впервые почти молил меня своим взглядом "обратить на него внимание". Но он должен учиться - это единственный способ! Я, которая была объектом желания мужчин и часто получала указания от них, не могла отказаться от возможности покорить хотя бы одного из них! Это был для меня совершенно новый опыт. Мюриэл, конечно, утверждает, что все это ее идея, но я первой приняла решение запретить Филиппу действовать по своему желанию.

Вчера к нам присоединилась Роуз. Пока Мюриэл уделяла внимание ее интимной области, я занималась ее аппетитной задницей. После нескольких минут таких ласк она загорелась страстью и захотела чего-то большего. Потом она равномерно и с наслаждением ублажала нас обоих своим языком.

Из записей Дейдры

Мне ничего не остается, кроме как пойти к Эвелин и поделиться с ней всеми происшедшими событиями. Рассказать то, что я не решаюсь написать на бумаге — хотя чистые страницы, которые будут только раздражать меня в будущем, скрывая мою слабость. Но помимо Эвелин у меня нет никого, кому можно довериться.

Ричард привел к нам своего приятеля, юношу его возраста, который выглядел очень милым и имел хорошие манеры. Я подумала, что он — привлекательный юный человек. Ох, как обманчив может быть внешний вид!

Ричард спросил меня, может ли его друг остаться у нас на ночь, и я согласилась. Эми уже легла спать в десять часов. Боюсь, что она слишком интересуется Джереми и я не могу предупредить ее о том, что произошло. Как говорит поэт: "Не знаем мы, какую сеть плетем для себя однажды обманув!" (цитата из романа Вальтера Скотта "Мармион. Повесть о битве при Флоддене"). На самом деле, я должна винить только себя за такое глупое поведение. Я так увлеклась разговорами Ричарда и его друга, а также расслабилась от вина, что не заметила, как время летит.

Конечно же, на моем возрасте очень легко представить себя более молодой и преодолеть разрыв между зрелостью и юностью, особенно если тебя немного льстят — как это делал Джереми, наполняя наши бокалы. Теперь я сожалею, что была так легковерна. Он говорил, что я красивее его собственной матери, а я отвечала ему, что он не должен так говорить — хотя воспринимала это (уверена, любая женщина поступила бы так на моем месте) как комплимент.

Мы беседовали тихим голосом, поскольку время было уже позднее. Несколько раз я пыталась встать, но меня охватывало такое изнеможение, которое слишком часто становилось причиной моего несчастья.

Джереми налил мне в бокал еще раз (я уже потеряла счет, это был либо пятый, либо шестой раз) и осмелился занять место рядом со мной на диване. В то же время Ричард проявил свою преданность, устроившись у моих ног. Разговор разгорался и все больше приобретал игривый оттенок с моей стороны. Я уже не помнила, о чем мы говорили, когда Ричард вдруг сказал: "Мама, он хочет поцеловать тебя". Я вместо того чтобы ответить прямо и эффективно, задала только одно слово: "Что?"

Я обнаружила, что все слова, которые возникали у меня в голове, не могут выйти с моих губ. Дерзкий юноша тут же начал исследовать своими губами мои. Признаюсь, я была так изумлена последующими действиями, что не смогла даже пошевелиться, чтобы избежать непрошеного и страстного поцелуя. Теперь я помню, что издалилось лишь легкое возглас удивления, но уже потом рот Джереми полностью покрыл мой, в то время как Ричард, к моему крайнему замешательству, запустил свои руки под юбку и начал гладить мои ноги.

Я опасалась, что Джереми заметит этот грубый жест, поэтому резко отстранилась от них. Но это не помешало Ричарду продолжать покрывать мою шею страстными поцелуями.

Я не та, кто проявляет вспыльчивость. Даже в больших конфликтах с Филиппом я редко повышала голос и разговаривала холодно и тихо. Однако в этом случае я решила выразить свое беспокойство и протест (хотя необычным для меня способом), слабо назвав Джереми глупым мальчиком. У меня закружилась голова от выпитого вина, но это только слабое оправдание для хитрой пары.

Я сказала им, что пора идти спать, но не могу признаться в том, что Джереми касался моей груди, целуя меня, и тем более не решаюсь сказать об этом открыто.

— Мама, оставайся пожалуйста и поговори с нами еще, — попросил Ричард, но я уже была устала и просто подчеркнула, что все эти глупости неуместны и всем нам пора отдыхать.

Я встала, поправила платье и ушла, оставив этих двоих в замешательстве или даже стыде. Но такой упрямый разум человека — войдя в комнату и услышав их шепот, я предположила, что они выражают сожаление или даже спорят о происходившем. Когда дошла до своей комнаты, я закурила сигарету и легла на кровать на спину, постоянно стряхивая пепел на пол. Эта маленькая деталь успокаивает меня, потому что теперь она показывает мне как глупое состояние ума я была в то время — не позволила гневу овладеть мной, как должно было случиться. Я слаба, склонна оправдываться перед другими. Как я еще могла выносить такой бесплодный брак в ответ на свое желание?

Если бы я исследовала свою душу, то сказала бы, что у меня есть вера в то, что другие люди такие же как я сама. В этом, однако, и заключается предательская ирония того, что произошло.

Не знаю, какую формулировку можно найти для этих строк, но мне будет очень трудно не сделать этого вообще. Потушив полуконченную сигарету, я избавилась от платья, брюк и рубашки, обнажившись до чулок и пояса, и начала расчесывать волосы — хотя делала это больше по привычке, потому что я не

Я чувствовала прочность своих ног. Пол словно плавал под моими ступнями, хотя я не испытывала желания спать. В моей глубине проснулось слабое желание, что вполне естественно для обычной женщины. Голова кружилась. Ищу ли я снова оправдания? Возможно, так и есть.

Дверь распахнулась, и неожиданно я повернулась к ней. Прежде чем я успела прийти в себя, она захлопнулась, и передо мной предстали Джереми и Ричард — обнаженные, с возбужденными членами и покрасневшими от азарта лицами.

— Как вы можете?! — наверное, вскрикнула я, потому что они сразу наскочили на меня. Ричард обхватил меня за талию и прижал свой возбужденный орган к моему животу, умоляя меня быть тихой, чтобы Эми не услышала. Я задыхалась и беспомощно сопротивлялась в его объятиях, но все было бесполезно. Надо сказать, все мои попытки освободиться полностью остановил Джереми, который стал находиться сзади меня и притиснул свой член к моим ягодицам.

Боже мой, как легко теперь слова текли у меня под пером, когда я дала им волю!

— Уберитесь! Уйдите отсюда! Боже мой! — стонала я, пока Ричард страстно пытался поцеловать меня. Их члены трогали меня, возбуждая вопреки моей воле, уже так истощенной мыслями и алкоголем. Джереми схватил мои руки и прижал их к своим бедрам, двигая своим половым органом между моих ягодиц, в то время как Ричард стремился проникнуть в шелковую щель.

— Позволь нам это сделать, любимая. Пожалуйста, — шептал Ричард.

Внезапно я самостоятельно издала крик - это был последний проявление моего отчаяния.

- Мама! Что случилось? - Эми спросила, голос доносился из-за дверей в холле.

- Я... я... я наступила на иголку! А теперь иди спать! - ответила я, осознавая, что таким образом совершенно выдаю свою слабость их предательству. Они поняли, что больше я не смею кричать. Безмолвная борьба, которую я вела, не помогла мне, и они повалили меня на кровать. Ричард прижал мои плечи, а Джереми схватил мои ноги и раздвинул их. Затем он упал на меня и вошел своим членом в мое тело.

Мои попытки сопротивления были напрасными, мое царапанье Ричарда не имело значения. Член скользнул внутрь.

- Старик, я буду первым ее трахать, а потом ты,- прошептал Джереми.

- Ричард! - вскричала я, но в то же мгновение Джереми полностью проник в меня! О, Боже, это острые ощущения от его твердого мужского члена, пульсирующего внутри меня!

- Ааах, нет, нет, нет! - услышала я свой собственный стон, свой крик, но он прозвучал всего лишь как горячее дыхание во рту Ричарда. Живот Джереми прижался ко мне и начал двигаться туда-сюда - не спешно, как можно было бы ожидать от него, а медленно и ритмично. Он явно был опытным любовником и возможно уже был женат. Несмотря на мое сопротивление, я быстро достигла оргазма и замочила его член.

- Она кончила, старик. Теперь отпусти ее. Теперь она полностью моя,- сказал Джереми.

О, святые небеса! Если бы они держали меня все это время, я могла бы сохранить чистую совесть хотя бы в этом. Но нет! Ричард отступил в сторону, а Джереми навалился на меня всей своей массой. Я плакала и сопротивлялась, но он уже захватил мой изнеможевший рот и наполнил его своим языком, испытывая удовольствие и жажду. Именно здесь я перешла грань, которая должна была означать мое безмолвное согласие на этот порочный акт. Мы слышали работу наших губ, а все эти сладостные и поцелуйные звуки, производимые нашими губами и телами, слились в одно запретное единство.

Все это продолжалось в нашей полутемной комнате как будто целый мучительный час, из которого осталась только фрагментарная картинка происходящего. Я стонала, изгибалась, всхлипывала, но не произнесла ни слова в ответ на их развратные шепоты, оставаясь безвольной и послушной игрушкой для этой пары, которая в свою очередь наполняла мою внутреннюю пещеру своим семенем.

От Джереми я не услышала ни слова. Они разговаривали обо мне друг с другом, каким-то странным образом усиливая то удовольствие, которое я так не хотела испытывать. После того, как они выпустили все свои жидкие сокровища в меня, я слабо сжала их члены пальцами, играя ими словно во сне. От этих ласк и от их юношеского задора они опять стали крепкими.

— Я говорю тебе, Ричард, подними ее и поставь на колени. Посмотри только на ее прекрасную попку! — услышала я.

Изможденная и пропитанная их соками я попыталась сопротивляться их действиям своей безразличностью и приглушенными звуками, выражавшими мое безрадостное лицемерие. Меня перевернули на спину, будто тяжелый мешок картошки, и подняли так, что моя попка оказалась перед Джереми, который стоял на коленях сзади меня. Несмотря на скрежет зубов, он проник своим инструментом между моими ягодицами прямо в тесный проход моего заднего отверстия. Я дернулась или, скорее, попыталась дернуться, но безрезультатно — он крепко обхватил мои бедра. Это было первое посягательство на мое невинное тело таким способом, и с тех пор никогда больше такого не случалось. Я стонала и кусала подушку в то время как его раскаленный член входил в меня и лишал меня дыхания. Я попыталась повернуться на живот, но Ричард удерживал меня за талию.

— Молодчина, Ричард, держи ее. Сейчас я воспользуюсь ею!

— Ооууу, нет, — прорыдала я, но действительно ли я произнесла эти слова вслух или сказала их самой себе?

Один мощный, медленный толчок — и он полностью овладел мной. Его яички коснулись моей влажности, а его руки заменили руки Ричарда на животе, создавая плотное и полное заполнение. Я издала стон. Ненадолго мы застыли в этой позе, а затем он начал двигаться вперед-назад медленными и продолжительными движениями, заставляя меня почувствовать головокружение от ощущения его члена, проникающего в меня.

О, темные завихри страсти! Я задыхалась, сжимая и скручивая подушку, чтобы не выдать свое удовольствие криком.

— Она его приняла, парень! Я знал, что она способна на это! — выкрикнул Джереми и его член стал двигаться быстрее и легче в узком проходе моего тела, а мои полные ягодицы стукнулись о его живот.

«Давай... Давай... Больше двигайся, Дейдр!» — Ах, это был голос издалека, незримого прошлого, который вернулся ко мне вместе со скрипом кровати под коленями, звучавшим в то время, когда его мужское достоинство уже выполняло свою страстную работу...

Не ищу ли я оправдания? Возбуждение часто накрывает нас покровом, смешанным из стыда и восторга, неотделимых даже в самый момент. И если это будет мое оправдание, пусть так оно и будет. Наши эмоции иногда напоминают гончих собак, которые неизбежно следуют за лисой. Я уступила, я приняла все это — сначала через одну щель, а потом... Нет, больше об этом я не буду писать. Утро наконец-то проступало перед моими глазами, застигнув меня одну в постели со свежим следом страсти на простыне.

Я едва сдержала слезы, прошептала про себя. Но затем услышала шаги приближающейся горничной, которая была весьма удивлена, увидев меня все еще в корсете и без ночной рубашки. Я не стала ничего говорить, а только спросила, все ли уже проснулись.

— Гость молодого господина Ричарда уже ушел, мэм, — услышала я с облегчением. Молодой баловник проснулся раньше и скрылся. Одна эта мысль сразу же высушила мои слезы. Весь этот день он будет жить в страхе от моего появления в его доме — как ангела мести с развернутыми крыльями, требующего аудиенции у его матери. Затем до меня дошел голос Ричарда, спрашивающего у горничной, проснулась ли я. Я выпрямилась и, сидя на кровати, позвала его к себе, что явно его удивило.

Он подошел ко мне шаркая ногами, как хитрый парень-воришка и остановился передо мной, потупив взгляд. Я кивнула ему, дав понять, чтобы он закрыл дверь. Его глаза засияли — конечно, он подумал, что теперь все его мрачные дела прощены. Перед его униженным взглядом открылась моя грудь. Я лениво откинула одеяло и предстала перед ним полностью обнаженной, секретное место между бедер ярко контрастировало на фоне белой кожи живота.

— Мама? — его голос прозвучал писком.

Я приложила палец к губам, заставила его стать на колени на кровати и безмолвно начала осторожно расстегивать пуговицы на его брюках.

Как жадно и с какой хитрой усмешкой он смотрел на меня! Я достала его мягкого спутника и поиграла с ним, а затем сняла штаны Ричарда и взяла его за яйца. Он покраснел, запыхтел и, конечно же, почувствовал себя уже в раю.

— Пойди-ка, дорогой, сядь рядом со мной, — пригласила я его. На мгновение в его глазах промелькнуло недоверие, которое, к несчастью для него, осветило его слишком поздно. Как только он оказался рядом со мной, я перекатилась на него, положившись всем своим телом, одной рукой зажала ему рот, а другой стиснула его яички так крепко, что в его выпученных глазах отразилась агония. Его лицо побледнело как простыня, глаза закрылись и он лежал без сознания без вызывая у меня никакого сострадания. Наконец, я поднялась и начала одеваться. Прошло достаточно времени, пока он застонал, заморгал и скрючился от боли, которая меня не трогала. Его стоны и плач — все эти мольбы не находили отклика в моем жестоком сердце.

Выходя из комнаты, я взяла ключ и заперла его внутри. Когда Эми спросила меня о нем, я ответила ей, что он уехал кататься с другом.

— Ох, этот Джереми, он такой милый, мама, — сказала она.

Я не ответила ей на это, только так я могла выразить всю свою недовольство. Несколько часов спустя, когда Эми была далеко от нас, я выпустила Ричарда, который не осмелился заявиться в мою комнату и тихонько отправился в свою комнату с опущенной головой. Он не услышит от меня ни слова до тех пор, пока сама не захочу. С ним и с молодым господином Джереми все еще далеко не закончено.