Вольная птица. Часть 1

Под воздействием ветра дерево изгибается. Ветви без листьев рисуют на небе коричневые следы. На небе нет солнца, оно здесь почти никогда не бывает. Есть только ветер, мелкий дождь и железная дорога, которая уходит вдаль за мутный горизонт, в обе стороны. У неё нет начала и конца, начала и конца. Здесь находится железнодорожная станция, название которой уже почти стерлось со временем. Идёт мелкий противный дождь, струйки воды стекают по последним трем оставшимся буквам "нск". Скамейка, одиноко стоящая под буквами, засыпана жёлтыми мокрыми листьями. В воздухе плавает водяная пыль. Здесь только вечная осень.

Есть также посёлок. Куча трехэтажных домиков, приклеенных тут и там рукой безумного планировщика. Есть школа и продовольственный магазин, который работает четыре дня в неделю и только до обеда. Когда-то был горно-обогатительный комбинат, но он уже десять лет как обанкротился. Есть полурасвалившаяся гостиница, редкие постояльцы которой просыпаются по ночам каждый раз, когда через станцию без остановки проходит следующий поезд. Почта, отделение полиции и непроглядная, чёрная бедность.

Здесь очень редко останавливаются поезда. Скорый на Омск проходит без остановок, 48-й останавливается на 5 минут и, кажется, спешит побыстрее умчаться прочь, 39-й останавливается на пятнадцать минут, но пассажиры обычно не выходят, у них есть свой мир и этот мир для них чужой. Его будто бы и нет. А те, кто выходит, уставленно смотрят в стороны, стараясь понять, правильно ли они едут в это место. Некоторые из них тянутся в буфет, расположенный прямо на станции, чтобы выпить чаю или из любопытства узнать, чем же угощают в этом заведении.

Однако сейчас наступил вечер. Небо продолжает сыпать капли дождя. Буфет закрыт. Горит только одно окно на первом этаже. Сквозь мутное треснувшее стекло видна непонятного цвета обшарпанная стена, небольшая картина, висящая на веревочке на гвозде, каким-то образом вколоченном в стену, и столик, покрытый клетчатой скатертью. За столиком на стульях, напротив друг друга, сидят девушка и полного вида женщина, о чем-то разговаривают.

— Тоня, пошла бы ты домой, рабочий день окончен, ты и так уже все вилки по два раза перемыла — произнесла полная женщина, в белом поварском халате.

— Сейчас, тетя Галя, сейчас пойду, еще чуть-чуть только посижу — ответила девушка, кутаясь в шерстяной платок и бросая грустные взгляды в темное окно.

Антонина работает посудомойкой в этом буфете. Работа, конечно, не ахти какая, и платят три копейки, но платят, а здесь это самое главное. Здесь работа есть далеко не у каждого, держатся за любую.

А у Тони престарелая мать, возраст даёт о себе знать — хворает, младший брат, школьник, на ноги надо ставить, человека делать. По местным меркам, все нормально, была бы только работа...

— Я завтра как обычно в семь — произнесла девушка, одевая в дверях тоненький плащик,— может быть чуть раньше.

— Да будет тебе — тетя Галя сунула девушке в руки пакет с парой булок,— 39-ый завтра в девять часов, поспи, отдохни, вот, это для Сережки...

— Спасибо вам большое... За всё — Тоня положила •••

пакет с гостинцами в боковой карман плаща, смущенно улыбнулась и вышла за дверь.

На улице ветер покрепчал. Дождь бьет в лицо, где-то вдали приближающийся состав дает оповещательный свисток. Антонина хочет стать этим поездом, локомотивом, прицепить к себе мать, брата, как вагоны, и умчаться из этого места далеко-далеко, куда глаза глядят. Кидать в топку жизни, уголь, дрова, бумагу, да хоть самой тащить, лишь бы только двигаться, ехать, жить... Но только и поезд движется по рельсам, проложенным кем-то и куда-то.

В подъезде чувствуется сырость и запах плесени. На лестнице темно, только небольшое окно слегка просвечивает сквозь непроглядную темноту. Под ногами хрустит осыпавшаяся стукатурка, которая давно уже потеряла свою первозданную форму. Где-то здесь местные бездомные собаки расставили свои "ловушки".

Ее квартира находится на втором этаже, слева от лестницы. Тоня открыла дверь ключом, вставляя его на ощупь. Звонок не работает, а стучать не нужно - если мама и не спит, то открыть дверь для неё, с её больными ногами, задача не из легких. Брат выучил уроки и уже давно, вероятно, спит. Ему завтра в школу. Ему нужно хорошо учиться.

В квартире тихо и темно. Из кухни доносится еле слышное тиканье настенных часов. В маленькой комнате сквозь сон немного кашляет мама. Девушка сняла мокрый плащ и сапоги. На кухню не пошла, она уже поела на работе. Это тоже, своего рода, плюс.

Прокатилась в ванную. Включила воду, напор воды сделала послабее - воду надо экономить, да и сильный напор и глубокая стальная раковина разбудят всех в квартире. Набрала полные ладони немного тёплой воды и с наслаждением умылась. Девушка посмотрела на себя в зеркало, голубые уставшие глаза, локон мокрых светлых волос, прилипший ко лбу...

... спустив воду, девушка заметила большого чёрного таракана, бегущего по крышке сливного бачка. Тоня боится тараканов, особенно таких крупных. И что им здесь делать? В доме почти нет еды...

Тоня прошла в комнату. Она делит большую комнату со своим младшим братом. Комната делится шкафом и ширмой на две примерно равные половины. Включив настольную лампу и повернувшись к ширме спиной, Антонина сняла кофточку и футболку. Расправила постель, сняла джинсы. По вполне понятным причинам, девушка всегда спала, как минимум, в трусиках, ночнушки она не любила. Так приятно лечь в кровать, чувствуя на коже прохладную ткань постельного белья, ощущать приятную прохладу каждой клеточкой тела... Парня у неё не было, в посёлке парней было вообще мало, а нормальных - по пальцам пересчитать можно, да и те уже заняты. Все остальные либо сидят, либо уехали.

У неё был один парень, то есть был один раз. Работник с грузового терминала. На втором свидании, после объятий Тони у складов, он бросил её за ящики, снял с неё штаны, задрав кофточку и порвав трусики... Ему в голову не приходило, что девушка могла быть девственницей, понял он лишь тогда, когда, жестоко измучив все её нутро, разглядел в полутьме свой окровавленный член. Было больно, обидно... и холодно...

Возможно, у них и могло что-нибудь сложиться, но вскоре •••

он уехал в другой городок на заработки, не повезя с собой Антонину.

Иногда, среди ночи, когда брат и мама спали, девушка очень осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, ласкала свое тело. Закрывая глаза и осторожно проводя ладонями по своим молодым крепким грудям. Опускалась ниже, поглаживала живот, ниже, ладонь проходила сквозь резинку трусиков... Пальцы касались самых её интимных мест, никогда не знавших мужской ласки. Поглаживая половые губки, пальчик трогал самое её большое девичье сокровище, тело наполнялась сладкой истомой, дыхание учащалось... Она всегда в этот момент отдергивала руку, боясь разбудить всех в небольшой квартирке. Такие дела.

Тоня быстро сняла лифчик, выключила лампу и юркнула под одеяло. Скоро вставать.

— Сашка, давай быстрее! Чего ты там возишься?! — напустилась тётя Галя на официантку Александру,— 39-й на перроне, 90-й скоро подойдет, неси подносы, готовь стаканы, клиентов встречать надо, да поживее ты!

Тётя Галя с силой толкнула в спину официантку Шуру. Она была явно не в духе. На кухне буфета стоял густой пар, тут и там двигались фигуры в белых халатах и колпаках.

Главная повариха подошла к раковине.

— Тося, здесь такое дело — мягко, вкрадчиво, словно извиняясь, проговорила она.

— Что случилось, тёть Галь? — спросила Антонина, споласкивая тарелку.

— Понимаешь, дело такое... Уволить тебя хотят, Семён Семёныч уже подписал... Я не могу ничего сделать — проговорила женщина, смотря куда-то в сторону.

Тоня опустила руки. Струя воды, разбиваясь о тарелку, обильно орошала её передник. Глаза направлены в стену.

— Тебе выплатят за три месяца... — тётя Галя обняла Тоню за плечи,— глядишь, и наладится всё, да и мы поможем, у нас мясо иногда остаётся, хлеб... Сокращение штатов, понимаешь...

Она сказала еще что-то, но Тоня не слышала. Тётя Галя, чуть постояв, отошла.

Уволили.

Девушка опустила глаза вниз. Ладони, пальцы разбухли от воды, побелели. Что же делать-то теперь?...

Вечерело. В окно сторожки бились капли воды. Скоро дождь сменит снежная крошка. Скоро придёт зима.

— Я бы пошла в машинисты, или в помощники — мечтательно протянула Антонина,— заработала бы денег, повидала города...

— Эх, горемычная ты — со вздохом протянул дед Павел, местный сторож,— у тебя ж, образования нет, да и не берут девок в машинисты эти...

— Тогда в проводницы — девушка продолжала витать в своих мечтаниях.

— У-у-у, мил моя, там знаешь какой бл... нужен? — ответил дед Павел, попыхивая папиросой,— связи, всё через связи ноче и происходит...

В печке потрескивают дрова, язычки огня разгоняют темноту комнаты. Тело наполняется ленью, так не хочется никуда идти...

Мама на больных ногах стоит посреди маленькой прихожей.

— И куда тебя занесло? — громко шепчет она, — Сережка заболел, в райцентр нужно везти, у него температура. Пока спала, а там и не знаю что делать, спит сейчас.

— Ну, на работе-то как? — добавила мать, сменив гнев на милость.

— Уволили меня — девушка в слезах бросилась в объятия матери.

— Уволили!!! — не в силах сдержать рыдания крикнула девушка.

— Уволили! Мама, понимаешь?! УВОЛИЛИ!!!

Кажется, её последний выкрик способен разорвать этот шар на части и поглотить всю Вселенную.

— Уволили, мам, понимаешь... — чуть слышно проговорила она, крепко обнимая мать.

— Ну будет, будет тебе... — ответила женщина, поглаживая светлые волосы дочери,— будет...

Слезы в глазах. У обеих. И скоро зима.

«Помогите, пожалуйста, на жизнь». Буквы на куске картона выведены аккуратным почерком, простым карандашом. В воздухе носится белая крошка, руки, держащие плакат, покрыты «гусиной кожей». На платформе стоит девушка и держит в замерзших руках плакатик с четырьмя ужасными, только для неё, словами. Одета она всё в те-же осенние сапоги и такой-же осенний плащ. На голове шерстяной платок.

Скоро подойдёт 38-й. Если повезёт, может кто и выйдет на платформу. Может и помогут. Если, конечно, очень повезёт. Сережка, вроде бы, поправился, но все еще сопливит. Врач опасается осложнений. Скоро будет нечем платить за жильё, Тоня вытащила из кармана четыре монеты: два пятака, одна по рублю и двушка.

Приближающийся поезд подал свисток. Девушка вскинула глаза. Улыбка надежды тронула губы. Голубые глаза, кажется, стали безцветными. Или это только кажется.

Поезд остановился на станции, издали раздавался громкий свист пневматики. Тоня уставилась на землю, ей было стыдно. Если бы она посмотрела людям в глаза, может быть, кто-то помог бы ей больше. Но все равно никто не выходит...

— Эй, девушка... Девушка! — Тоня услышала голос сверху. Подняла глаза. На площадке вагонной двери стояла упитанная проводница в форменной шапке и бушлате.

— Вы кто такая? Зачем тут стоите? — спросила женщина девушку.

— Я ищу деньги на жизнь, — чуть слышно ответила Тоня, не поднимая глаз.

— А ну приходи сюда, не бойся — проводница манила девушку рукой.

Тоня отрицательно покачала головой, сделав шаг назад.

— Да не бойся ты, сегодня поезд здесь будет стоять сорок минут, и никто не выйдет в такую погоду, а мы с тобой посидим в купе, чаю выпьешь — проводница протянула руку.

Поколебавшись, девушка ухватилась за протянутую руку и впорхнула в вагон...

— Проходи — пропустила проводница Антонину в служебное купе, — присаживайся.

Девушка села на краешек нижней полки.

— Машунь, принеси нам чаю и ещё что-нибудь посмотри там! — крикнула проводница в открытую дверь купе.

— Ну, рассказывай давай — усевшись напротив, обратилась она к Тоне, — что произошло?

Тоня рассказывала, все как было и есть. Рассказывала, попивая чай, глядя в окно купе, первые снежинки кружились за окном, падая на ещё серую землю. Женщина внимательно слушала, разглядывая девушку.

— Ты вот что — произнесла женщина, когда Антонина закончила свой рассказ, — приходи завтра в восемь утра на станцию, будет 110-й поездом. Подойдешь к первому вагону, скажешь, что от Алевтины Сергеевны, это я. Проводница пустит тебя. Поезд поедет до Манино, а там в отстойник, там есть общежитие для локомотивных бригад, я там тебя найду.

— Извините, но вы собираетесь в школу преподавателем? — возбудилась девушка, уставившись на Алевтину Сергеевну.

— Может быть, возьму — после продолжительной паузы ответила та, — способствую...

— Мама! Меня берут в школу преподавателем!! — крикнула с порога Тоня, бросившись на шею матери.

— Позволь Бог, доченька... — ответила женщина, обнимая дочь.

— Уйдешь от нас, да? — в дверях комнаты возник брат, — навещать-то ••• будешь?

— Сережик, да никуда я не уйду! — взломав брату волосы, ответила девушка, — там же рейсы, ну уеду на недельку, потом домой вернусь...

* * *

Поезд скрипнул тормозами и остановился. Девушка ловко спрыгнула на землю. Кругом только железнодорожные пути. Справа виднеется тёмная громадина - железнодорожное депо. Рядом - пятиэтажный дом, по сравнению с депо просто домик. Общежитие локомотивных бригад, догадалась Тоня. Девушка двинулась вдоль состава в сторону построек. Между вагонов увидела калитку в заборе и юркнула под состав так быстро, как только могла.

Чьи-то сильные руки ухватили её за талию и потащили назад. Ойкнув, Тоня закрылась всем телом.

— Куда лезешь-то, дурочка?! — услышала она строгий, но не злой голос, — а вот состав назад покатится и на куски разобьет тебя, дуреха?!

Вырвалась и посмотрела. Молодой парень с интересом смотрел на нее. Был одет в железнодорожную форму со петлицами и в забавной фуражке.

— Я к Алевтине Сергеевне — произнесла Тоня, парень был явно ничего.

— А, к старшей преподавательнице, да? Ну так она должна быть в общаге, я провожу, а то опять под поезд полезешь — ответил он.

Они шли вместе, беседуя. Тоня узнала, что его зовут Максим, он работает машинистом, дома редко бывает, завтра состав уходит в обратную сторону до Алексеевки и помощник его, Миха, ещё долго будет проверять подвижной состав, а сам он сейчас пойдет в диспетчерскую за путевым листком... Тоня мало что понимала из его рассказов, но парень ей явно нравился.

— А ты сама что за птица, Антошка? — спросил он, добродушно улыбаясь.

Девушка фыркнула на столь вольную интерпретацию её имени, рассказала о том, что живет с мамой и братом, работает на станции. Вот именно что работает. Вот и все.

— А к Алевтинке то зачем пожаловала? — спросил он. — По делам или родственница?

— Ну, подруга... Родственница — уклончиво ответила Тоня.

Подошли к общежитию.

— А вот и Алевтина — сказал Максим, указывая на крыльцо здания. — Ну, я пойду, может еще встретимся.

Махнув на прощание рукой, двинулся в сторону депо. Девушка, провожая его взглядом, поймала себя на мысли о том, что понравился ей этот парень, очень даже понравился.

Подошла Алевтина.

— Здравствуй, Тонька, приехала таки — проговорила она. — Пойдем поговорим...

— Пока мест нет — сказала Алевтина, выпив рюмку водки.

— Ну... — протянула Тоня, ловя осколки недавней мечты.

— Ну что "ну"? Ну пока нет, потом будут... Через две недели новый набор — успокоила её женщина.

Антонина пыталась удержать выступающие слёзы. Повисла гнетущая пауза. Девушка шмыгнула носом.

— На составах хочешь покататься? — непонятно к чему, вдруг спросила Алевтина.

— Зачем? — не поняла Тоня, не зная, как понять этот вопрос. То ли хочет ли она покататься именно на составах, либо хочет ли она вообще покататься и зачем?

— Послушай — после продолжительного раздумья ответила Алевтина Сергеевна, — девушка ты взрослая, я буду говорить прямо — хочешь заработать денег?

— Хочу — осторожно ответила девушка.

— Ты не думай, я абы кому не предложила бы — пытаясь передать предложению больше весомости, добавила женщина.

Тонино сердце ...замерло в ужасе, неужели это то, о чем она подумала, ...но как? Как она дошла до такого?

— Понимаешь — продолжила Алевтина, — в наших поездах ездят вполне приличные пассажиры, воспитанные, но одинокие...

— Это называется проституция — ледяным голосом заключила девушка.

— Ну, да... — с облегчением согласилась женщина, радуясь, что ей больше не придется ничего объяснять.

— Нет — ответила девушка, поднимаясь.

— Да подожди! — вскрикнула женщина. — Ты подумай, ну что ты будешь делать? Нет работы здесь, у тебя больная мать, младший брат, это не ты такая, а обстоятельства такие и жизнь!!, — выкрикнула она, хлопнув пустой стопкой по столу.

— Ты знаешь... Я сама также начинала, да! — пьяным шепотом продолжила она, — а у меня никого не было на "железке", задержалась, познакомилась с кем надо, и вот — проводник. Старший проводник,— подчеркнула она, подняв палец.

— А по поводу школы проводников — я буду тебя пробивать — закончила она.

Женщина откинулась на спинку стула. К комнате повисла звенящая тишина.

— Я пойду свежим воздухом подышу, а ты подумай. Вернусь — скажешь, если будешь согласна — скажу что делать дальше — чуть пошатываясь, Алевтина побрела к двери.

Антонина положила локти на стол, дрожащими руками налила себе рюмку водки, залпом выпила, потом еще одну... и еще...

Тoня вышла из общежития, завязывая на голове свою шерстяную платок. Её шелестело. Ближайшая станция находилась где-то за полем, Алевтина сообщила, что через два часа будет 62-й поезд, проводницы свои - подберут. Времени ещё достаточно. Девушка направилась в сторону станции, прятав голову в плечи. В ее голове гудело и кружилось.

— О, опять ты — услышала знакомый голос, повернулась.

Её догнал Максим, сняв свою фуражку, с растрепанными волосами, он нравился девушке ещё больше.

— Куда идешь так? — спросил он, восстанавливая дыхание.

— Туда к той станции — она махнула рукой в сторону поля — домой поеду.

— Эй, черт возьми, да ты пьяная! — воскликнул машинист.

— Все хорошенько, горим на раз — лишь только дождь прошел... — пьяным голосом протянула Тоня слова какой-то песни, услышанной недавно по радио.

И правда, на прохладном, даже холодном воздухе, спирт из ее головы быстро улетучивался.

— Да куда ты там пойдешь? Да ещё в таком состоянии? Сейчас наш состав отходит, я договорюсь с проводниками — заявил мужчина.

— Слушай, а дай мне свой адрес, а? — добавил он.

Она продиктовала, он записал в своем блокноте.

— Можно я после рейса зайду к тебе? — спросил Максим, беря девушку за руку.

— Можно — ответила девушка, не зная, застанет ли он её дома.

А как же ей хотелось встретиться с ним. Может быть ещё не поздно передумать?

— А зачем всё-таки ты к Алевтинке приезжала? — спросил мужчина, внимательно посмотрев на Тоню.

Девушка чуть покраснела. Её охватило жарко.

— А можно я завтра с тобой вернусь? — спросила она, не ответив на его вопрос.

— В кабину я тебя не могу пустить, а проводники будут не нашей бригады, я им не указал — ответил Максим, разведя руками.

Опустив голову, Антонина для себя уже все решила.

— Мам, меня взяли! — пытаясь говорить как можно радостнее, Тоня вошла в квартиру.

Тишина. Как будто нет никого.

— Мама, меня... приняли! — повторила девушка.

Из комнаты, держась за стену вышла мать. Лицо её было белее мела, губы дрожали.

— Сережку увезли в райцентр, осложнения... Лекарства нужны, дорогие... — чуть слышно проговорила она.

Под ногами девушки закачался пол...

Рано утром, стараясь не шуметь, в одних лишь синих трусиках, Тоня прокралась в ванную. Встала перед покосившимся зеркалом, присмотрелась. Она получила от Алевтины определенные инструкции, пора исполнять.

Решительно сняла трусы, взяла с полки ручное зеркало, присела на край ванны. Приблизив зеркало к разведенным в стороны ногам, девушка внимательно изучила свою промежность. Волос было больше, чем много, светлые завитушки покрывали половые губы, весь лобок, плавно переходя на ноги и заканчивались где-то в районе ануса. Покачав головой, девушка взяла маникюрные ножницы и аккуратно подравняла особенно длинные волоски. Взяв кусок мыла, намылила руки, тщательно намылила промежность, взяла в пальцы лезвие бритвы.

Убрала все с ног, аккуратно поработала над половыми губами, сам лобок трогать не стала — не вышло бы криво. Забралась в ванную, тщательно вымылась, помыла голову, ноги, промежность, живот и попу.

Выбравшись, ещё раз оглядела себя в зеркало. Худенькая всего лишь , бледненькая. Груди острыми шпильками торчат вперед. Подняла руки. Непорядок. Намылила и осторожно поскребла подмышки. Вот так лучше.

Когда мама проснулась, Тоня сидела на кухне в халате за небольшим столом и усердно приближала глаза, держа в левой руке то же самое ручное зеркало.

— Ведь ты никогда так не красилась, а теперь что? Куда? — недовольно проворчала мать, ставя на единственную конфорку чайник.

— Мам, у меня сегодня занятия, я говорила — ответила Тоня, не отрываясь от зеркала.

— А зачем краситься то? Может быть какая-то особенная учеба! — женщина присела за стол.

— Ну мам, там же будут девушки со всех окрестных поселков, понимаешь ли, весь ближний свет! — с напряженной улыбкой ответила девушка, беря губную помаду.

Мама покачала головой и пошла в ванную. Вот так вот лучше, девушка играла губами, собрав косметичку и пошла в комнату.

Закрыла штору, открыла шкаф. Так, нужна самая чистая, красивая одежда, чистая есть, а вот красивая — ничего, подойдет, Тоня достала новое нижнее белье, белые трусики и лифчик, футболку, черный вязанный свитер, такую же черную юбку, колготки. Сняла халат, боязливо покосившись на закрытую ширму. Не ровен час — увидит мама перемены на ее теле, станет допытываться... Сразу же натянула трусики, лиф...

— Тоня! А поесть то?! — из кухни донесся мамин голос.

— Мама, я на занятиях пойм! Там кормят — ответила девушка, надевая сапоги в прихожей.

В прихожую вошла мать, с трудом передвигая больные ноги.

— Вот, возьми на всякий случай, пригодятся... — женщина протянула девушке помятую купюру в пятьдесят рублей, все что осталось.

— Мама... — Антонина не могла больше ничего сказать. Ком подступил к горлу; нечеловеческими усилиями сдерживая слезы, накинула плащ и выбежала за дверь.

Шерстяной шаль не стала одевать, чай не деревня.

* * *

— Итак, второй вагон, пятый купе. Пассажир – очень воспитанный пожилой человек. Едет один. Вежливый, благородного вида. Самый лучший вариант, я знаю…

За окном купе, в бесконечной белой дымке, проносились холмы с редкими деревцами, вагон медленно качался, в такт стуку колес. В купе было тихо и тепло, хотелось спать.

— Ну, ты что, спишь? — Алевтина потрогала Тоню за ладонь.

— Я слышу. Вежливый, благородного вида пожилой человек — тихо ответила девушка.

— Ну вот, правильно. Ну давай, не волнуйся и ступай себе с Богом! — женщина обняла девушку за плечи...

Перейдя во второй вагон, девушка нашла пятое купе. В коридоре никого не было, ранее утро, все ещё спят. Подняла руку, поднесла её к ручке двери...

Антонина открыла дверь купе, вошла и села на диван у окна. Уставилась в окно. Тишина. И стук колес.

— Ну, как? — наконец спросила Алевтина, — почему так быстро?

— Я не смогла — просто ответила девушка, не отрывая взгляда от окна.

— Как... Как это не смогла?! — задохнулась женщина.

— Просто не смогла войти в купе — девушка перевела взгляд на Алевтину Сергеевну.

— Ну знаешь что, подруга, так дело не делается! — возмутилась та, — он уже заплатил вперед, тысячу рублей! Тысячу! Триста рублей тебе! Ты представляешь, сколько это?! Триста! Ты давно видела такие деньги?

— Видела, когда работала — ответила Тоня,... поморщив глазами, сдерживая слезы.

— Так, так, спокойно, пойдем... Я тебе помогу — успокоила её женщина, беря за руку...

— Ну, вот, просто войдешь, поздоровишься, а дальше все пойдет само собой... Я то знаю... — снова подчеркнула женщина, кивнув головой — они стояли возле двери пятого купе...

Дверь открылась в сторону. На пороге появилась миловидная худенькая девушка со светлыми волосами, в черном вязаном свитере и в черной длинной юбке, за ней — полная женщина, кивающая головой. Женщина исчезла, девушка переступила порог купе и закрыла за собой дверь...

— Здравствуйте! — звенящим от волнения голосом произнесла она.

Казалось, в купе никого не было.

— Здравствуй, деточка — доносилось из полумрака откуда-то слева, из угла, между окном и стеной.

Тоня увидела пожилого, даже старого человека, с тросточкой и аккуратной, седой бородкой. Человек снял с головы шляпу и положил её перед собой на стол.

— Как тебя звать, дорогая? — осведомился человек, кладя руки на рукоятку трости.

— Тоня, Антонина — проговорила девушка.

— А лет тебе сколько? — мягко поинтересовался гражданин.

— Двадцать, скоро двадцать один будет — чуть смелее ответила Тоня.

— Ты знаешь, моей внучке девятнадцать и звать её Дарья, и очень на тебе похожа, присядь — он поплескал по полке рядом с собой.

Девушка была готова ко всему, но только не к такому. Боже, это немыслимо, такое ей даже не приходило в голову.

На негнущихся ногах девушка сделала пару шагов и присела рядом со стариком.

— Давай представим, что тебя зовут Даша и ты моя внучка, ладно? — мягко произнес старичок.

— Ладно — чуть слышно ответила Антонина, сдерживая рвотный рефлекс, вытянувшись в струнку.

Вот и замечательно, присядь пожалуйста вон туда - он указал тростью на противоположный диван.

Девушка подчинилась, сев на середину дивана. Старик встал со своего места, и опираясь на трость, сделал шаг и кряхтя сел рядом. Девушка успела заметить, ...

какие у него морщинистые руки и дрожащие колени.

- Давай представим, что я пришел в комнату своей внучки - проговорил дедок, положив свою дряхлую руку девушке на колено.

- Встань передо мной - шепнул он на ухо Тоне.

Девушка встала, опустив голову, нервно трогая пальцами полы юбки. Старик облизнул пересохшие губы, всматриваясь в черную кофту девушки.

- Покажи, что там у тебя есть... Под юбкой - прошептал извращенец, дрожащей рукой ставя тросточку в угол купе.

Антонина потянула юбку вниз, показались белые трусы под темными плотными колготками.

- Дальше, дальше... - зашептал старик, не отрывая взгляда от нижнего белья девушки.

Тоня отпустила юбку, юбка упала к ногам. Взялась за колготки, спустила и их. Старик всмотрел полубезумный взгляд в белые трусики девушки.

- Я сам, сам... - горячо зашептал он, протягивая дрожащие руки к резинке.

Зацепил узловатыми пальцами белую ткань, потянул вниз. Его взору открылся раскидистый кустик светлых, чуть завивающихся лобковых волос. Тоня сжала кулаки и закрыла глаза.

- Прекрасно - прошептал старик, проведя ладонью по волосам, ухватившись второй рукой за ягодицы девушку, привлекая её ближе.

- Даша, деточка моя... - прошептал старичок, потеревшись губами и лицом о лобковые волосы.

- Эх, кабы был бы я моложе... - с грустью произнес "благообразный" человек, усаживая Антонину рядом с собой.

- Поможешь старому больному человеку, да? - шептал он ей на ухо, держа руку между ног девушки.

- Отодвинься назад, расслабь бедра - произнес он.

Шершавые холодные пальцы судорожно трёрлись о половые губы, проникая между ними, задевая клитор, временами стараясь ухватить и потянуть лобковые волоски. Девушка закусила губу и тихонько завыла.

- Тише, тише, Даша, все хорошо... - не своим голосом прошептал он.

- Раздвинь чуть-чуть ножки - попросил пожилой гражданин.

Девушка чуть раздвинула, не зная, куда деть глаза.

Наконец, мучитель вытащил свою руку, поднес её к лицу, закрыл глаза и вдохнул запах.

- А ну-ка, сейчас... - одной рукой ох ухватился за край столика, второй оттолкнулся от плеча девушки - встал на ноги перед ней.

Принялся расстегивать брюки, стянул их вместе с длинными широкими трусами. Тоня с ужасом увидела старый, сморщенный член, почти незаметный в копне рыжеватых волос. Член уже чуть-чуть удлинился, самую малость, это все, на что он был способен.

- Ну, деточка, возьми его в ротик, будь хорошей малышкой... Даша... - бессвязно замычал он.

Тоня, преодолевая себя, взяла член двумя пальцами, как таракана, которых всегда так боялась, наклонилась вперёд, обхватила его губами, уткнувшись лицом в рыжие заросли... Из её глаз потекли слезы...

Обхватив края унитаза, девушка смотрела в круглое отверстие

Тоня скорбно опустила голову на руки, уложенные на стол. За окном мелькал все тот же серый пейзаж, поезд двигался в обратном направлении.

— Все будет хорошо, — Алевтина Сергеевна погладила волосы девушки и обняла ее за плечи... Я знаю это...

* * *

— Мам! Я вернулась!! — закричала...

Тоня едва открыла входную дверь.

В ее руке был пакет с пачкой макарон и тремя яблоками.

— Как занятия прошли? — холодно, не выходя из комнаты, спросила женщина.

— Нормально, мам... А как, как Сережка? — стремясь сменить тему, спросила девушка, показываясь в дверях комнаты.

— Плохо. Нужны новые лекарства — ответила мать, тихо заплакав...

Тонкий палец с накрашенным ногтем нажал на потертую кнопку дверного звонка...

Конец первой части.