Дневник Мата Хари (Глава 2). Из книги Дневник проститутки

Глава 2. ПОТАЙНЫЕ ЖЕЛАНИЯ

Ужасно, когда тебя застают врасплох в самый неподходящий момент, и вдвойне ужасно, если свидетелем твоего позора стал такой человек, как дядя Герард.

Одни считали его воплощением религиозности, другие – лицемером до мозга костей, но все были единодушны в том, что он обладает особым мастерством изощрять самые простые дела. Это именно дядя Герард настолько настаивал на запрете женских декольте городским советом и приклеивании фиговых листочков на гипсовые статуи... Его строгие моральные убеждения вызывали у горожан немало насмешек, но никто не решался открыто спорить с ним – а вдруг проклянут как развратник и безнравственник?

Он был отцом Вильгельма, хотя сложно представить себе, чтобы дядя хоть одну ночь провел со своей женой. Она, бедняжка, жила в его доме в положении монашки и умерла рано, охваченная тоской и одиночеством...

Когда дядя бесцеремонно вошел в мою комнату, я так испугалась, что забыла поправить юбку. Он смотрел на меня долго, словно проникал сквозь обнаженность и беззащитность, а затем резко повернулся и уходя прошипел несколько слов. Это было приказание. Я должна явиться к нему после ужина.

Ожидаемый разговор обещал ничего хорошего. Я помнила, как дядя пристально смотрел на мое обнаженное тело... Во время ужина я не могла проглотить кусок пищи, и все подумали, что я болею. Меня отправили спать пораньше, но как можно было заснуть?... Поздно вечером я вышла из своей комнаты и осторожно направилась на другой конец дома на цыпочках. По пути я останавливалась и пряталась в темных углах при каждом шорохе... Но больше всего меня пугала встреча с дядей. Простит ли он меня? Я решила про себя: если дядя не согласится хранить в тайне все, что увидел, – для меня нет жизни. В городе множество глубоких рек и каналов...

Осторожно постучала в дверь и услышала резкий голос: "Пожалуйста, войдите!" Мои ноги подломились, но я собралась с силами и вошла. Дядя сидел в удобном кресле, спиной к двери. Он мельком взглянул на меня и безмолвно отвернулся. Я бросилась к его ногам и, запинаясь, начала умолять его не рассказывать никому о произошедшем.

Он выслушал меня с неподвижным лицом, а затем заговорил медленно и жестко, акцентируя каждое слово:

— Тебе следует понимать, что я не могу простить тебе. Моя обязанность — предупредить твоих родителей. Пришло время разоткрыть им глаза! Черт возьми, да, ты поражена пороком. Боюсь за тебя, ребенок! Если мы не спасем твою бедную душу сегодня, то завтра будет уже поздно. Твоя мать не выдержит позора...

Это было невыносимо! Я знала, насколько мой дядя бесчеловечен и упрям. Но он вспомнил о моей маме, и это заставило меня пересмотреть свое отношение к происходящему. Как я смела думать о самоубийстве! Это же ничего не изменит?... Моя мама не переживет такого удара.

— Дядя Герард, я сделаю все, что вы скажете, только пожалуйста, не говорите ничего моим родителям. Прошу вас!

— Нет, даже не проси, — перебил он меня.

— Дядя, вы для меня как второй отец! Поверьте мне хотя бы на последний раз, я исправлюсь... Наказывайте меня, штрафуйте, только не подвергайте меня позору...

— Ты не понимаешь насколько ты порочна, дитя мое. Если бы мы знали кто испортил тебя!... Мне жаль твоих родителей. Очень жаль... Пусть будет так по-твоему. Пока я ничего им не скажу и сам накажу тебя. Но предупреждаю: наказание будет строгим.

С этими словами дядя помог мне встать. Казалось, он сам не знал с чего начать. Его глаза были полны беспокойства... Такого я его никогда раньше не видела.

Он уселся на стул и попросил меня поднять подол. Мгновение назад я была готова на все, но теперь не могла сделать и малейшего движения. Боже, как мне было стыдно!... Краска хлынула в мои щеки, я сжалась от страха.

— Поторопись, Маргарета! Или ты передумала? — в его голосе прозвучали зловещие нотки. — Что ж, пусть родители разбираются с тобой самостоятельно...

Эта угроза вывела меня из оцепенения:

— Нет, нет! Просто не это. Я всего лишь... одну минутку...

Трепещащими руками я начала поднимать подол. К счастю, я была одета в трусики. После всего произошедшего я уже не решалась обойтись без них...

Но он был неумолим:

— Снимай трусики немедленно! Уловкам здесь не место. Тебе так легко не отделаться...

О Боже, он требует от меня невозможного. Трусики — последний барьер. Они прикрывают мои бедра, ягодицы и... мою стыдливость! Как же я смогу раздеться перед этим мужчиной?..

— Дядя, дорогой, пожалуйста! Мне так стыдно... Прошу вас!

— Раньше тебе следовало бы стыдиться, раньше! Хватит играть по-дурацки. Снимай! Или мне помочь тебе?

Я держала на груди собранное платье одной рукой, а другой пыталась снять трусики. Моя робость доставляла ему истинное удовольствие. Он просто пристально смотрел на меня. Но я затянула этот процесс, и дядя потерял терпение:

— Ладно, сам помогу. Подойди ближе! Я не двигалась, и он грубо схватил меня и посадил на свое колено.

— Я сам разделю тебя! И запомни: будешь приходить сюда завтра и послезавтра. Каждый вечер в то же время, пока я не выведу из тебя все похотливые желания...

Я ощутила его холодные пальцы, проникшие под резинку и бесстыдно ласкающие мои ягодицы, бедра, колени... Казалось, прошла целая вечность, пока трусики не свалились на пол. Затем его пальцы начали двигаться в противоположном направлении...

Что это? Может быть, он нежно меня гладит... Хотя мне было стыдно и противно, я стала надеяться. Может быть, дядя пощадит меня и отпустит... Внезапно я почувствовала острую боль. Это произошло так неожиданно, что крик застрял в горле. За первым ударом последовал второй, третий... Его правая рука двигалась как молот.

В детстве меня никогда не били, и эти ужасные пытки были невыносимыми, но я знала, что не должна кричать. Иначе весь дом услышит... Я судорожно сопротивлялась ударам, пыталась скользнуть на полу, но он снова и снова прижимал меня к своим коленям, продолжая свое издевательство.

Я ощущала, что мои спазматические движения и подавленные стоны все больше разжигали его. Он бил неистово и страстно... Каждый раз, когда я падала на его колени, что-то твердое проникало в живот. Тогда я была еще наивной и не понимала, что мои страдания доставляли ему сексуальное наслаждение.

Но вот он застонал, его колени задрожали, и удары прекратились. Я была почти без сознания. Что долго продолжались мои страдания? Часы, два?... Я потеряла счет времени.

— Это было твое первое очищение, надеюсь, оно принесет результаты, — произнес дядя тихим голосом.

Я слезла с его колен. Мои ноги плохо подчинялись мне. Я села на ближайший стул — и внезапно вскочила, словно в меня вонзались тысячи иголок.

Дядя небрежно похлопал меня по плечу:

— Может быть, действительно, чуть-чуть больно. Я намажу больные места мазью. Улегись на кушетку — вот так, животом вниз, и подними платье... Давай-давай, не стоит стесняться своего дядюшки!

Он спокойно наносил холодящий бальзам, а его руки легко скользили по моим бедрам... Я безропотно лежала, уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку, но внутри все возмущалось. Мне казалось, что меня не только наказали, но и посягнули на меня.

Вечерами я должна была стучаться в дверь дяди, чтобы получить очередное искупление грехов. Я больше не обращала внимания на унижения, единственное, что меня беспокоило, — я потеряла привычку сидеть. Это стало для меня слишком дорогим удовольствием. Все тело болело и томилось...

Процедура повторялась без изменений. Я должна была стать перед дядей, поднять платье и опустить трусики. Дядя сам снимал их с моих ног, когда я уже лежала на его коленях. Скоро начались допросы. Он хотел знать, чем я занималась весь день, не сделала ли я опять греха. Я заметила, что он внимательно слушает мои ответы и временно прекращает наказание. Я старалась удлинить эти паузы и подробно рассказывала о своих действиях.

— Ты снова ходила полуголой? — спросил он после второго удара.

— Да, я сняла... нижнее белье и ходила так весь день в школе и на улице, — ответила я.

— И... гм... и никто не заметил? Мне показалось, что третий удар был не таким сильным.

— О... нет... хотя Вилем... — Я запнулась на этом имени и поняла, что мне не следовало это говорить.

— Что ты сказала, Маргарет, какое отношение Вилем имеет к твоему... э-э... нижнему белью?

Я не заметила ловушки и продолжала разговаривать откровенно.

— Мы играли в прятки, и в одном месте, где мы прятались, Вилем...

Я замолчала. Не говорю ли что-нибудь лишнее? Но дядя был настроен вполне дружелюбно:

— Расскажи мне, что случилось, дорогая. Если ты будешь честной со своим дядей, я накажу тебя всего лишь несколько раз...

Это заманчивое предложение прозвучало между четвертым и пятым ударом. Неудивительно, что я повелась на ловушку.

— В большом шкафу, где мы пряталась, было очень тесно, и Вилем прикоснулся ко мне вот здесь, под юбкой, между ног... — я произнесла робко, потому что с одной стороны мне было стыдно до ужаса, а с другой — я не знала, можно ли ему доверять.

— Продолжай...

Его голос стал прерывистым и хриплым. Это должно было вызвать у меня подозрения, но я радовалась тому, что дядя перестал бить меня и начал ласкать мои бедра.

— И потом он вставил руку... вы понимаете куда... видели, как я делала это сама с собой... и его палец... жажда. И вдруг — он все время глядел на мою израненную задницу — по его тощему телу пробежались спазмы, и я увидела, как на его худые костлявые пальцы стекла белая жидкость с отвращением.