Десять букв. Часть 1

Точка отсчета

Существуют вопросы, которым лучше оставаться незаданными. Например...

— Эй. Почитаешь мне сказку на ночь?

Нет, это не один из них.

Они трахались уже давно, простыни были сбиты, скручены жгутом и пропитаны потом, и Валик лежал на них, похабно раздвинув колени, голый и расслабленный, с темными усталыми глазами и раскрасневшимися от ласк губами, словно созданными для шикарных минетов. Между ягодиц у него было влажно от спермы и растянуто, и Валик плавился от удовольствия, празднуя идеальное завершение неидеального дня.

Егор вернулся с кухни, выхлебав там полтора литра холодного чая, рухнул на краешек кровати и повторил вопрос:

— Почитаешь мне сказку? Какую-нибудь... — он помолчал, отыскивая подходящее слово, — ... интересную. Вот под это.

Он перебирал в пальцах анальные бусы — шарик за шариком, как хреновы четки, — любуясь тяжелой и явно недешевой игрушкой.

Валик поднял мутный от усталости взгляд.

— Боюсь, я не знаю таких пошлых сказок, — сказал он. — Хотя, если переосмыслить что-нибудь традиционное...

— Например?

Егор стиснул ладонями его бедра, и Валик послушался, переворачиваясь на живот, приподнимаясь на локтях и коленях.

— Вольный пересказ страны Оз? — Он хмыкнул и провел пальцами по бритой под три миллиметра, идеальной формы голове. — Всегда считал замут с Тимом и спрятанной Озмой очень двусмысленным в контексте ее близких отношений с Дороти...

Иногда Егор смотрел на него и думал — как ему досталось что-то настолько охуенное? Валик был умной начитанной сукой, по всем поводам имел собственное мнение, разбирался в искусстве и литературе. Телосложение у него было просто фантастическое — смотреть на Валика сверху вниз было даже приятней, чем просто ебать. Широкие плечи, мощная грудная клетка, еще ниже — узкая крепкая талия. О, эта талия! Эта восхитительная талия, ровненькая, твердая в каждой линии; кажется, обхвати её двумя ладонями — и сможешь сомкнуть пальцы, будто обнял девчонку. И все-таки у Валика не девчоночьи формы. Пониже спины — крепкие ягодицы, почти квадратные, с ямочками, ничего общего с пухлой и округлой бабьей жопой. Сколько не дразни и не сравнивай с девкой — девкой он от этого не станет, только имя останется все таким же дурацким — Валя-Валюша, Валентин.

— Не знаю, кто все эти люди, — сказал Егор, защипывая пальцами кожу на чужой ягодице.

— Озма — правительница страны Оз, — профессорским тоном сообщил Валик. — Которую много лет прятали от преследований, превратив в мальчика.

— Да похуй, — признался Егор, устраиваясь за его спиной и покусывая крайнюю бусину на силиконовой игрушке. — Выбирай, что будешь читать, и вставай раком.

Валик закатил глаза и дотянулся рукой до прикроватной тумбочки, подтащив к себе планшет — небольшой, размером с ладошку. Провел пальцами по экрану, листая и выбирая что-то конкретное, и, наконец, проговорил:

— Жизнь старается не показывать свой звериный оскал, с тем, чтобы ухватить человека в нужный момент...

Егор ухватил его за бедра, вздергивая задом кверху и на секунду отрывая от чтения. Медленно погладил по спине и со шлепком опустил ладонь на его задницу, с удовольствием потрепал нежную кожу, зажимая её между пальцев и оставляя синяки. Искать смазку •••

он не торопился — между ягодиц у Валика было влажно от спермы, этого хватит. Егор провел первой крупной бусиной сверху вниз, легонько надавливая, едва-едва приоткрывая ею тесно сжимающийся вход.

— Триша МакФареленд убедилась в этом в девятилетнем возрасте. В начале июня, в д... — Валик запнулся и шумно вздохнул, ощущая прикосновение силиконового шарика. — В десять утра...

Егор усмехнулся и быстро облизнул губы. Надавил пальцем на шарик, вталкивая его в разгоряченное тело, и медленно погладил — там, где вокруг тонкой перемычки стиснулось сборчатое колечко мышц, там, где было еще влажно от спермы и воспаленно от трения; там, куда еще недавно всаживался его член. Надавил пальцами, добавляя внутрь вторую бусину, а сразу за ней — третью, следом втискиваясь еще и подушечкой пальца — на одну фалангу, чтобы ощутить, как перекатываются внутри шарики. Валик сбился с текста, изгибаясь и сам подставляясь под чужие руки, млея от странной ласки, от распирающей тяжести внутри, одновременно изматывающей и сладостной.

— В десять... в десять утра она сидела на заднем сидении материнского «Додж караван», одетая в синий свитер...

Судя по голосу, чтение ему давалось с трудом. Егор засмеялся и добавил четвертую бусину — почти грубо, быстро втолкнув ее внутрь. Наклонился, скользнув кончиком языка по перемычке между силиконовыми шариками — тем, что уже внутри, и тем, что еще снаружи. Провел языком по узкой резиновой нити; следуя за ней, толкнулся в теплую дырку, приоткрывая её кончиком языка и трогая внутри. Прижался к потаенному местечку губами, снова скользнул языком — как змея, как ящерка, широко раздвигая ягодицы ладонями.

—... точную копию тех, в которых тренировались «Ред сокс», с надписью 36 Гордон на спине, и играла с Моной, своей... — Валик сбился и восторженно вздохнул, сжимая в себе шарики и изнывая от их быстрого упругого движения внутри. На мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями, и твердо продолжил, ткнув пальцем в погасший было экран. — ... своей куклой.

Егор прихватил ладонью чужую мошну, перекатывая в пальцах яички — почти как те бусины, только не такие холодные, ровные и пустые. Пальцами другой руки надавил снова, добавляя еще один шарик — пятый, а следом — шестой, чувствуя, как длинная-длинная цепочка бус медленно и неохотно передвигается в чужом теле, толкаясь шариком о шарик. Бусин внутри уже много — они идут тяжелее, и Валик тоже это чувствовал, подрагивая, то и дело на мгновение замолкая, чтобы не застонать в голос. Егор усмехнулся и с силой дернул за нить, заставляя чужое нутро взорваться мини-оргазмом — когда сразу три шарика из шести прошлись по упругому бочку простаты, надавливая, перекатываясь и выскальзывая наружу.

— А в половине одиннадцатого она уже заблудилась в лесу. К одиннадца... — Валик вскрикнул, дернувшись и едва не сверзившись с кровати. Мучительно застонал, уткнувшись лицом в сгиб локтя и напрочь позабыв про книжку, лишь слабо дергая бедрами.

Егор натянул нитку, чтобы один из шариков — тот, что внутри, — надавил на поджимающиеся стеночки, едва-едва приоткрывая сжатый проход, но не выскользнул, а так •••

и остался внутри. Помедлив, он ослабил натяжение и вернул четвертый шарик в трясущееся разгоряченное тело. А потом — еще один, и еще, и еще один — уже с трудом, потому что шарики крупные и их внутри уже много, и они теснятся, толкаясь ярко-розовыми гладкими боками, скользя в подсыхающей сперме и надавливая без разбору везде-везде.

— К од-динадца-а-а... ати она пыталась н-не поддаться панике... — Валик не выдержал и выронил планшет, гулко хлопнувшийся на подушку, обхватил голову ладонями и уткнулся в постель, мучительно застонав, напрочь забывая про книгу и вряд ли запомнив из нее хоть словечко.

— Читай, — холодно велел Егор, потянув нить на себя — так, чтобы ровно один шарик с влажным «чпок» выскользнул обратно, а другие пришли в движение, бодро перекатываясь, сжатые тесным горячим нутром. И тут же надавил пальцами, не дав передохнуть и возвращая шарик на место — вталкивая его сквозь истерично сжимающееся колечко мышц, туда, где горячо и влажно, и все пульсирует от мучительной жажды соития, быстрого и животного. Но нет, не будет никакого соития — только чертовы шарики, двигающиеся внутри, как живая змея. Валик негнущимися пальцами нашарил планшет, неловко ткнул в экран, уже успевший погаснуть, и случайно перелистнул страницу. Не с первой попытки вернулся обратно и облизнул пересохшие губы.

—... гнала от себя мысль — это серьезно, оч... чень серьез...

Он взвыл, монотонно поскуливая, дрожа всем мокрым от пота красивым телом.

— Я не могу! Перестань!

Егор расхохотался и дернул за нить. Грубо дернул, так, что все шарики разом пришли в движение, задевая самое сладкое местечко в чужих внутренностях — пожалуй, к последней бусине у извивающегося на простынях Валика просто мозг взорвется, вывернется наизнанку и вытечет вместе со спермой. Семь — гладкое и округлое, выскальзывающее из тела с влажным хлюпаньем; шесть — бок ярко-розового шарика показался наружу, раскрывая тесную чужую задницу, и тут же выскользнул, сменяясь еще одним, таким же ярко-розовым и гладеньким. Пять — оставшиеся шарики елозят внутри, доводят Валика до исступления; их мало, но они в тельняшках, большие и скользкие, нагревшиеся в чужом нутре. Четыре. Три. Два. Очень быстро.

Валик закричал, извиваясь на постели, совершенно перестав себя контролировать и ненароком сбив планшет с кровати, но даже не заметив этого: все его мысли и ощущения были сосредоточены там, внутри, где так хорошо, что уже невыносимо, где перекатываются восхитительно шарики, задевая каждое-каждое чувствительное место. Вскинул бедра сильнее — возмутительно-бесстыдно, — и застонал в постель, закусив простыню в попытке хоть немного приглушить свои вопли, содрогаясь от потрясающего оргазма и изливаясь на простынь где-то между вторым и первым шариком.

Егор закусил губы, наблюдая за ним с вуайеристским, до ужаса эротичным восторгом — даже зрачки расширились, затопив радужку сплошной чернотой. Налег на нитку, извлекая последний шарик, намертво сжатый оргазмирующим колечком мышц, и вместо него сунул палец, падая сверху и прижимая чужое тело к простыням — так, чтобы чувствовать, как сокращается каждый мускул внутри и снаружи шикарного тела, как содрогается от наслаждения развратная •••

тварь, и как внутри нее всё пульсирует, сжимается, стискивает палец в каком-то своем ритме — так, что палец этот хочется заменить на член. Валик тихонько всхлипнул, как девчонка, которую лишили девственности, без сил обмякая под любовником, и лишь возмущенно-восхищенно что-то проныл, ощутив бесцеремонное вторжение в измученную задницу.

Это был идеальный момент. Егор понимал это с кристальной ясностью — лучший момент в его жизни, такой чистый и звенящий, что повторить не удастся. Но в такие моменты очень сложно молчать — каждый твой нерв натянут и готов лопнуть со звоном гитарной струны. Что на уме — то на языке. Есть вопросы, которым лучше оставаться незаданными, но если у тебя в башке такое месиво из удовольствия и сладкой ваты, то сдержаться почти невозможно.

— Слушай...

Эта мысль пришла Егору в голову совсем недавно, когда он искал на кухне холодный чай. Когда ходил по комнатам, хлебая из стакана сладко пахнущую дрянь, проводил пальцами по полкам с фотографиями, копался в чужой коллекции игрушек, отыскивая анальные шарики подходящего размера.

Егор много чего знал о Валике. Тот не любил свое имя, носил рубашки стоимостью три сотни баксов за штуку, разбавлял дьявольски дорогой виски колой, и при этом не испытывал угрызений совести. Он спал на левой стороне кровати, ближе к окну. Сортировал M& M's по цветам, прежде чем съесть. Не любил оставаться в одиночестве, и даже когда в квартире был Егор, все равно включал телевизор, приглушая звук до минимума. Движущиеся картинки его успокаивали.

Егор много чего знал о Валике. Кроме одного.

— Чья это квартира?

Валик приподнял брови, обнимая его одной рукой и укладывая на себя.

— Что?

— Она не твоя, — объяснил Егор. — Ты в ней не чувствуешься. То, как упорядочены игрушки, как вылизана кухня, как свернуты гребаные зарядки для всей электроники...

— Поделюсь секретом, — доверительным шепотом сообщил Валик. — Это называется «хорошая домработница».

— Тут даже вещи не твои, — отрезал Егор. — Фотки, на которых тебя нет. Костюмы на размер больше. Чья это квартира, Валя?

Валик молчал. Его рука на спине у Егора была слабой и неподвижной, как мертвая рыба.

— Что тут вообще происходит? — спросил Егор, нервно поджимая уголок рта. — Кто ты хозяину квартиры — сват, брат, незаконнорожденный сын? Или тебя тут держат вместо породистого котика?

Существуют вопросы, которым лучше оставаться незаданными. Именно так Егор узнал об их существовании.•  •  •

туфлях и идеально сметанных костюмах, но стоимость техники, сданной в ремонт, он мог определить не то что на глаз — на нюх. Этот ноут пах, как триста тысяч чистого годового дохода в иностранной валюте. И домик на Кайманах.

Парень поднял голову, посмотрел Егору прямо в глаза и улыбнулся.

— Посмотрите, что с ним? Греется и шумит, как пиздец.

Каждый, кто считает, что животного магнетизма не существует, просто не встречал еще такого человека. От этого парня разило феромонами так сильно, что любая сука, к какому бы виду она не принадлежала — человеческому или собачьему, — попыталась бы залезть к нему в штаны. Он был коротко, почти налысо стрижен, но это не портило его ни на грамм, делая черты лица резче, а скулы — острее. У парня были впалые щеки, небесно-синие глаза и яркие губы — словно по ним прошлись помадой, оставляя алый росчерк на светлом лице. Так бывает после долгих страстных поцелуев — парень выглядел так, словно только что трахался с кем-то в туалетной кабинке. Но одежда у него для этого слишком опрятная — черный костюм, по-итальянски подчеркнутая линия талии, темная рубашка с игриво расстегнутой верхней пуговицей. Галстука нет.

Не парень, а идеал сексуальности и мужской красоты.

Егор опустился на стул, провел ладонью по крышке ноутбука.

— Возьму в диагностику, а там решим, что делать. Заполните вот тут...

Алена и Анька маячили глазами из-за спины шикарного клиента — видно, хотели, чтобы Егор задержал его подольше. Увы, сам Егор не разделял их возбуждения. Парень выглядел слишком хорошо — так хорошо, что рядом с ним кто угодно почувствовал бы себя мусорным ведром. Егор скосил глаза, глянув на свое отражение в окне. Провел ладонью по волосам, заглаживая их ото лба к затылку, и раздраженно одернул нелепо-зеленую униформенную рубашку. Не было в его внешности ничего такого, чтобы телки обмирали и текли ручьем. Лицо гармоничное — округлый подбородок, мягкие ямочки на щеках, теплые карие глаза, — но не более. Тело — отличное, но этого все равно не видно под идиотской униформой. Егор протянул парню бланки и взялся за составление акта о приеме ноутбука в ремонт.•  •  •

брюки, облегающие его бедра с какой-то пошлой откровенностью, и вязаный косичкой джемпер. Парень выглядел уютно и сексапильно в один и тот же момент — раньше Егор думал, что так получается только у баб.

— Ваш планшет...

— К хренам планшет, — сказал парень. — Хочешь потрахаться?

Голос у него был веселый, с едва заметной хрипотцой. Таким голосом флиртуют с официантками, заказывая пиво для себя и друзей.

Несколько секунд Егор ошеломленно молчал.

— Что?

— Хочу, чтобы ты меня выебал, — пояснил парень. — Что там у тебя в штанах, сантиметров пятнадцать наберется?

— Какого хуя, — уже не вопросительно, а утвердительно сказал Егор. — Пидор ебнутый.

— Секс — это клёво, — развеселился парень. — Не комплексуй. Мальчик, девочка, какая в попу разница.

— Свалил бы ты отсюда, — попросил Егор.

— А то что? Трусливая маленькая сучка вызовет охрану и пожалуется, что к ней домогаются?

Егор скрипнул зубами.

Парень насмешливо улыбнулся, задрав подбородок.

— Или дашь мне в морду и распрощаешься с работой?

— Какого хуя, — повторил Егор почти жалобно.

Издалека донесся смех Аньки — инвентаризация подходила к концу. Парень равнодушно сунул руки в карманы и отвернулся.

— Подумай об этом. Я еще вернусь.•  •  •

на мужика не встанет?

— Да какой ты мужик, — огрызнулся Егор. — С таким-то именем.

Парень застыл, свел губы в напряженную линию.

— Что?

— Валя, Валюшка, — засмеялся Егор. — Я почитал договора.

— И что? — Валик надменно вскинул подбородок.

— И в жопу любишь давать. Баба и есть.

Глаза у Валика вспыхнули дьявольским весельем.

— А что , твои бабы любят давать в зад? На каком шалавьем рынке ты их нашел?

Егор заворчал, сунув руки в карманы. Машка анал не любила, оралом брезговала, так что он уже второй год сидел на голодном пайке.

— А я люблю, — сказал Валик, и голос у него был низким и бархатным. — Не ломайся. Сам потом просить будешь.

Внизу живота предательски сладко заныло, и Егор сцепил зубы, пытаясь усмирить свою фантазию. Если уж и представлять кого-нибудь на этом столе жопой кверху, то Машку, а не блядского Валика.

Но представлялся Валик.

— Шуруй отсюда, — выплюнул Егор, отворачиваясь. — Предложи свой бледный зад кому-нибудь еще.

— Зачем мне кто-то еще, — усмехнулся Валик, — если у меня есть ты?

И догнал Егора. Прильнул всем телом — гибким, по-звериному сильным, вцепился в волосы ладонью, прижался губами к губам. Егор застонал, злясь на себя так сильно, как еще никогда — его член окреп, приподнимая резинку трусов, и этому не было совершенно никакого объяснения. Только блядская тварь, язык которой ласкал его рот, и крепкая мужская задница под пальцами.

Пожалуй, голодный паек в течение двух лет мог сломить кого угодно.

— Хочешь, пососу?

Егор чувствовал, что сосать уже не нужно — член стоял колом, плотно зажатый между телами, пока жадные чужие руки елозили по его плечам и спине.

— Иди на хуй.

Валик засмеялся, откинув голову.

— С удовольствием.

Егор схватил его за руку, отрывая от себя, разворачивая и бросая животом на стол. Рванул одной рукой застежку штанов, едва не сломав молнию, а второй заворачивая чужое запястье до лопаток. Тот факт, что в торговом центре еще могли быть люди, его уже не смущал — кровь билась в висках, смешав мысли в невнятный комок. Если кто-то нагнется и заглянет под полуопущенную металлическую ширму, или просто прислушается...

Валик рыкнул от боли и злости, поморщившись, когда рука чуть не хрустнула в грубом захвате.

— Аккуратней, ковбой.

Егор навалился на него со спины, поступая, по своему мнению, нелогично и негетеросексуально — обвел кончиком языка контур чужого уха, неловко прижимая загнутую руку между телами. Кое-как разделался с молнией и отвернул штаны, приспуская их вместе с трусами, стискивая в пальцах длинный, быстро твердеющий член. Прошелся по нему ладонью, сжимая впадинку под налитой головкой, потирая и сдавливая в каком-то собственном ритме. Всего на секунду привстал с чужой спины, сдирая штаны с покорно подставленной задницы.

Трусов на Валике не было. Тот заерзал и тихонько простонал, ощущая влажные прикосновения языка к уху, каждой клеточкой тела просясь, чтобы его отодрали, как суку.

— Шлюха ебливая, — процедил Егор, наконец-то отпуская его руку, берясь за ткань псевдоармейских штанов и спуская до самых колен — так, чтобы открыть идеальной формы ягодицы, •••

тщательно выбритую ложбинку между ними и мускулистые, красивые ноги. Чертова мразь, и где таких лепят? Какими руками, по каким лекалам? Егор стиснул пальцами чужие ягодицы и раздвинул пошире, приоткрывая жаждущую, нежную, с припухшими краями дыру — похоже, его ебали совсем недавно. Валик выдохнул, с облегчением разминая ноющую руку, улегся щекой на столешницу и протянул зачарованно:

— Скотина. Еби уже, у меня сейчас яйца треснут.

Егор сплюнул на пальцы, двинув ладонью по стволу, и прижался головкой к расслабленной, чуть приоткрытой дырке. Медленно надавил — не нежничая и не жалея, а томясь в горячем вкусном ожидании, слегка приоткрывая проход, но не проникая в него ни на сантиметр, лаская крупной бархатистой головкой. Валик больше не протестовал — он дышал заполошно и быстро, хватая воздух ртом, откровенно и бесстыдно наслаждаясь лаской. И Егор вдруг расслабился, приняв чужие правила. Ну и что, что мужик; это же просто секс, и какая разница, кого куда ебать? На его задницу ведь никто не покушается.

Примирившись с собой, Егор беззвучно засмеялся и хлопнул ладонью по чужой ягодице — звонко, до яркого пятна, тут же вспыхнувшего на кремовой коже. Впился пальцами в подставленную задницу и подался бедрами вперед. Не торопясь, но глубоко, основательно, сантиметр за сантиметром вдвигаясь в жаркое нутро. Медленно задвигался, придерживая Валика за бедра и довольно вздыхая — а потом вдруг налег, всем весом прижимая его к столу.

Валик вздрогнул и засмеялся, коротко прикусив костяшку пальца. Царапнул ногтями столешницу, вскидывая зад и толкаясь на твердый, умопомрачительно горячий хер, млея от ощущения тяжелого чужого тела. Егор двинул бедрами, пытаясь раздолбать к херам, раскрыть, надорвать — хотя куда уж! Задница тут явно опытная. Впился пальцами в мощные плечи, в жесткую подставленную спину, задирая футболку и надрывая в ней один из швов. Тут же наклонился, больно стиснув зубы чуть повыше лопатки, кусая так, чтобы осталось два ярко-алых окружья. Такие сойдут нескоро — они сначала потемнеют, подернутся туманной синевой, потом станут коричневыми, а только после этого начнут бледнеть. Егор застонал, наслаждаясь каждой мыслью о том, как бы оставить побольше следов на совратившей его, подбившей на немыслимое кощунство твари. С силой двинул бедрами, сбиваясь с дыхания. И еще. И еще! Грубее, резче, мучительно-больно зажимая чужой член между животом и столешницей, ерзая чертовой блядью по столу.

Валик вскрикнул от укуса, потираясь стояком и игнорируя тот факт, что это еще и больно: лакированное дерево — определенно не лучшая вещь для получения оргазмов. Егор крепко ухватил его за плечи и сдернул по столу чуть ниже, загоняя чуть не звенящий от возбуждения хуй между красивых, эстетически прекрасных ягодиц. Застонал, запрокидывая голову, и коротко вскрикнул, чувствуя, как член запульсировал, и как первая тугая струя ударила в разгоряченное нутро. Валик уткнулся в столешницу лбом и выдохнул, заставив лакированное дерево на миг запотеть. Простонал — как-то даже беспомощно, без намека на прежнюю самоуверенность. Закусил ребро ладони и подался навстречу, с силой насаживаясь, пока член •••

не опал, не потерял еще восхитительной и сладкой твердости. Чтобы кончить, ему понадобилась всего пара секунд.

Егор застыл, прикрыв глаза и подрагивая бедрами — словно пытаясь даже сейчас что-то сделать, засадить еще глубже, усмирить пульсацию в висках, и в паху, и во всем теле, налитом сладкой истомой. Медленно вздохнул, восстанавливая дыхание, и стиснул пальцы на идеальной спине — с такой красивой талией, что не у всякой девки найдется, с гладкими поджарыми ягодицами, так хорошо ложащимися в ладони. Погладил напоследок и их, жадно стиснув — и подался назад, освобождая тесный чужой зад. Валик повернул голову и взглянул на него через плечо — судя по мутному взгляду, после оргазма у него в голове было пусто и звонко. Еще мгновение — и он перевернулся, раскинувшись по столу, тяжело дыша и даже не пытаясь привести себя в порядок, вытереться, хотя бы штаны натянуть.

Егора это разозлило. Он одернул рубашку и, не обращая внимания на разводы спермы, торопливо заправил член в трусы.

— Сука.

Валик привстал, провел ладонью по коротко бритому затылку.

— Будто тебе не понравилось.

Понравилось.

У Егора просто колени подкашивались от осознания того, как сильно понравилось. Не то, чтобы с Машкой у него никогда не было ничего похожего...

Хотя нет. Все-таки не было.

— Убрал задницу со стола, — рявкнул он, пытаясь хоть как-то подстегнуть в себе злость. — Быстро!

Но Валик его не боялся. Он выглядел расслабленно и удовлетворенно — потянулся всем телом, поймал Егора за руку и потянул к себе.

— Поцелуй меня?

Егор отпихнул его — словно обжегся.

— Да пошел ты.

Валик тихо засмеялся.•  •  •

и супер-ответственный визит к её родителям. Все равно её родители не любили Егора. Он досидел рабочий день, изнывая от нетерпения и злости на себя, сдернул куртку с крючка и ускользнул, забыв переобуть чистенькие рабочие кеды.

На улице было тепло и дождливо, и Валик улыбнулся одними глазами, встретив Егора и прикрыв его голову синим зонтом.

Продолжение следует.