Падальщик. Глава 4

С самого начала Юленька была относится ко мне с некоторой холодностью. Когда мы разговаривали по телефону, я мог слышать в ее голосе усталость и отчужденность. В каждом слове звучало какое-то безмолвное упрекание: "Чего вы хотите? Почему вы звоните мне домой, а не в ателье?" Она задавала мне множество вопросов о том, кто и почему порекомендовал ее мне. Я старался сохранять равнодушие в своем голосе. Блин! Мне нужен костюм, дорогой, сделанный на заказ. Да, я видел тебя в ателье, и что? Ты можешь выполнить эту работу? Сколько это будет стоить? Что требуется от меня? Где я должен прийти?

Моя настойчивость смущала ее, но мы все же договорились о встрече.

Юля жила в однокомнатной квартирке, которую она унаследовала от своей бабушки. Об этом я узнал позже. Сама Юля открыла мне дверь; дома кроме нее никого не было. Я сразу почувствовал ее напряжение. Вероятно, у нее редко бывали гости. Пока я разувался, она стояла передо мной в изящном трикотажном свитере, голубых джинсах и белых носках. Она очевидно нарядилась для меня. Ее стройная фигурка вызывала мои фантазии. И этот слегка завораживающий запах духов... Джинсы плотно облегали ее округлую попку, а приталенный свитер подчеркивал изгибы бедер и формы груди. Но главное достоинство Юли - ее волосы - роскошные, объемные и цвета пшеницы. Они спускались до ее плеч, создавая вокруг лица такое неповторимое обрамление, что захватывало дух. Но все же эта крепость оставалась неприступной. Сложив руки на груди, перекрестив одну ногу на другую и прислонившись к стене, она внимательно следила за мной. Она пристально наблюдала за каждым моим взглядом, движением рук, внимательно слушала меня. Она сама была молчалива и изучала меня. Я чувствовал ее пронизывающий взгляд на моей спине, руках, лице. Малейшая ошибка с моей стороны может привести к полному провалу. Я знаю, как опасно сделать ошибку в самом начале знакомства. Каждый день я сам изучаю тысячи лиц: в переходах, в метро, на улице. Из всех этих лиц только единицы заслуживают внимания.

Юля снова использовала тот официальный, враждебный тон, которым общалась со мной по телефону. Я был неподходящим для нее. Это я и сам понимал. Во мне не было заметных недостатков. Нет косоглазия или большого родинки на лице, я не хромал и не шепелявил. Не наркоман и не алкоголик. Не близорук, не угрюм и не робок. Полностью безупречен.

Но я хорошо подготовился. Я очень хорошо подготовился. Мне нужен костюм на свадьбу, но я пока что не собираюсь жениться. Моя двоюродная сестра выходит замуж, а жених — мой близкий друг.

— Знаете, моя сестра тоже обжегла лицо в детстве,— проявляю сочувствие. Голос звучит искренне.— Когда я видел вас там в ателье, я сразу о ней подумал и о том, как странно всё сошлось. Она очень прекрасная девушка кстати. Работает детским психологом,— и я продолжаю нести нелепости о детях, которые обжигаются, и о тех психологических проблемах, которые у них возникают. Затем возвращаюсь к разговору о костюме, вспоминаю о сложном выборе готовых костюмов в магазине и о том, что цена на брендовые изделия зашкаливает, а качество оставляет желать лучшего.

Она только что замерила меня в зале. Мы стоим под ярким светом люстры, и я не мог не заметить, как ее рука дрожит, когда я упоминал сестру. Она на секунду задумалась, делая пометки в блокноте, над столом застыла, потом повернулась ко мне. На ее лице, которое все это время сохраняло неподвижность и напоминало маску, появилось странное выражение испуганной вымученной улыбки. Губы стали вытягиваться, глаза стали более мягкими. Но самое главное — в ее голосе появилась совершенно новая, неизвестная мне нежность:

— Пожалуй, подождите меня здесь, — она произнесла, задыхаясь. — Я вернусь через мгновение, — и буквально выскочила из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Я предполагаю, что она убежала в ванную поплакать, потому что когда она вернулась, ее глаза все еще блестели. Можно было сказать, что она вернулась другим человеком. Уверенным, игривым и радостным. Теперь она не обращала внимания на мой взгляд, и я мог спокойно рассматривать ее. Она позволила мне это делать. Она двигалась под светом таким образом, чтобы я мог изучить каждую деталь ее внешности.

Ее волосы все так же прекрасно пахли сладостью. Они почти касались меня и щекотали мои нервы. Ее лицо напоминало недоделанную бумажную маску. Только небольшая область кожи с правой стороны была не прикрыта. Бледно-розовый оттенок был нанесен неровно, и местами сгустки этого оттенка засохли, приобретая бордовые тонкости. Но больше всего меня заводили ее глаза и губы. Большие грустные глаза проникали сквозь маску и излучали любовь. Теперь упрек в ее глазах уступил место чему-то более глубокому. Еще одна прорезь в ее маске — это ее губы: плоские, нарисованные алым фломастером — они были похожи на две сморщенные половинки апельсина, которые никогда не соединялись полностью, создавая ощущение томления с ее стороны. Страстного томления, жаждущего быть удовлетворенным.

Мы закончили осмотр и начали обсуждать, какой костюм я хочу. Я перешел на вторую скорость. У меня легко получается шутить, особенно когда за моими шутками смеются. Я сидел на диване, Юля села напротив меня за столом.

Я решил, что костюм в виде зебры с полосатыми брюками, черной грудкой и холкой на спине может быть отличным выбором. Или, может быть, костюм в виде гепарда, чтобы я вызывал страх у всех. Или, возможно, костюм в виде бегемота...

Впервые я увидел искажение её лица в странной улыбке. Кожура апельсина сжималась и образовывала неровные складки. Маска ожила и начала двигаться, словно состояла из отдельных пластинок. Щеки были сморщены. Дольки губ начали расширяться в стороны и могли лопнуть, заливая пол томатным соком.

— Прости, не больно шутить? - спросил я.

Она подскочила и замолчала.

— Нет, мне уже давно не больно,- её лицо опять стало неподвижной маской. В голосе появилось раздражение и гнев в её глазах.

— Я думал, если тебе хоть чуточку больно, то лучше не шутить,- ответил я.

— Мне не больно. Ты можешь шутить,- злобно ответила она.

Но я больше не хотел шутить. Я промолчал.

— Почему ты перестал шутить? - спросила она, возвращаясь к своей тетради.

— Прости, что спросил.

— Ничего, я уже привыкла,- сказала она, продолжая быстро рисовать что-то в тетради.

Все происходило именно так, как я говорил: одно неправильное слово или движение - и все может рухнуть. Я не планировал все это так, но мне необходимо было действовать незамедлительно. Такие обиды не забываются и постепенно превращаются в монстров, окруженных мифами и легендами. Если бы я не сделал решительный шаг в этот момент, то в следующий раз она могла бы просто игнорировать меня.

— Может быть, вы захотите пойти со мной в театр? - предложил я.

Она медленно опустила ручку и посмотрела на меня. В этот момент она задумалась насколько серьезно я отношусь к ней. Я напряженно ждал её реакции. Если бы я улыбнулся, все было бы кончено. Она бы выставила меня за дверь и никогда не согласилась шить костюм. Но я так сильно хотел её, что, похоже, её женская интуиция вступила на мою сторону и закричала в её ухо: "Только попробуй отказаться!"

— Я не посещаю театр, — задумчиво отозвалась она.

— В таком случае, кино?

— Кино — возможно.

***

Моя первая встреча с ней...

Мы находились в затемненном кинозале в последнем ряду, пустой зал, без людей вокруг. Фильм не привлекал наше внимание. Я схватил её левую руку и держал её до конца фильма. Её холодная ручка становилась все прохладнее, покрывалась испариной, дрожала. Мягкие подушечки её пальцев неуверенно касались меня. Это был экстатический танец двух рук. Исследование границ чувствительности. Между нами текла электрическая искра, а эти пальчики были проводниками. По окончании фильма она была готова. Я мог это почувствовать по её решительности...