Королевская кровь

Вацлав прислонился к поросшей жухлой травой и мхом каменной стене, и осторожно взглянул вверх. Нещадно палившее солнце жгло лицо, яркий свет застилал слезящиеся глаза.

Он все равно их видел. Везде, где бы они ни находились. Им от него не уйти. Он отомстит.

На поляне перед старым, едва не разваливающимся замком бродило четверо. Они были похожи на сторожевых псов, охраняющих территорию. Беззубые псы. Они ничего ему не сделают. Они бессильны, потому что их душит страх.

А всего – он знал – всего их было здесь двенадцать. Двенадцать извергов. Все, как на подбор – высокие стройные блондины с нежным румянцем на щеках.

Его жена тоже была блондинкой.

*

Он познакомился с Марыней в марте тысяча девятьсот двадцать восьмого, помнится, это был званый обед у Михаила.

Он сразу заметил ее. Молодая светловолосая девушка в сопровождении седовласого господина в пенсне. Она была просто очаровательна. Воплощение обаяния и красоты.

А хозяин дома, в свою очередь, заметил восхищенный взгляд его, Вацлава.

– Это Мария, – сказал ему Михась. – Дальняя родственница Катерины. Они с отцом недавно приехали из Варшавы. Катерина может познакомить вас.

Марыня. Она заменила ему ушедшую безвозвратно жену. Почему ее унесла война, почему, почему? В чем была она виновата?

*

Он, поминутно оглядываясь, подошел к полуразрушенному зданию бывшей библиотеки; входить он не собирался, но задел дверь рукой, и когда та, скрипнув, приоткрылась, он, взрослый мужчина задохнулся от ужаса.

В помещении, везде, куда только не бросал он свой взгляд, лежали вповалку обнаженные окровавленные тела. Мужчины, женщины, дети, старики. Вацлав содрогнулся.

Он осторожно, вдоль стены, прошел к лестнице из белого камня, борясь с тошнотой. Слезы душили его. Ну почему в их размеренную жизнь вторглась война? Зачем она ломает судьбы и уносит жизни людей?

Он с трудом поднялся по неровным ступеням, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух.

*

– Почему мама так строга со мною, папа?

– Понимаешь, милая моя, у мамы сейчас очень трудный период в жизни. Она нездорова, плохо себя чувствует, и поэтому очень огорчена. Но она любит тебя, и хочет, чтобы ты выросла хорошей послушной девочкой.

– Но ведь мама не умрет?

– Что ты, конечно, она поправится.

Вацлав ошибался. Через две недели его жена Анна, умерла.

Она была беременна.

А потом он полюбил Марыню.

Но и ее у него больше нет.

*

Наконец Вацлав добрался до цели. Он расстегнул ворот рубахи, вынул ключ, висевший на тонкой веревке у него за пазухой, и, подойдя вплотную к тяжелой дубовой двери, начал возиться с замком. Ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем дверь отворилась.

Это был его тайник. На чердак давно уже – за ненадобностью – перестали ходить, поэтому он хранил здесь все, что могло ему потребоваться.

Для начала Вацлав решил исследовать ящики небольшого дубового комода.

Несколько простыней, новых, белоснежных, и старых, потрепанных. Молоток. Большой складной нож (нож Вацлав сразу положил в карман). Пожелтевшие газетные листы, и какой – то конверт.

Вацлав открыл конверт. Старые фотографии – вот что там было. Фотографии Анны и дочери от первого брака, его родного города – Брно, его собственные.

И – Марыня: нарядная, улыбающаяся, в пышном красивом платье. День их свадьбы. Как счастливы были они тогда!

Вацлав, вздохнув, спрятал конверт обратно. Потом, нагнувшись, с трудом вынул из – под старой железной кровати кожаный футляр, раскрыл его.

Вот он. Автомат. И патроны к нему тут же. Вацлав протер оружие тряпкой, проверил, все ли с ним в порядке. И усмехнулся.

*

Он услышал шорох. Оглянулся.

Невдалеке пробежал человек, не заметив постороннего.

В поселке не осталось местных жителей: они были либо эвакуированы, либо погибли. Вацлав понял – это был немец.

Он выругался. Потом вдруг, чертыхнувшись, осторожно последовал в ту же сторону, что и немецкий солдат.

Тот уже скрылся из виду.

Вацлав поспешил за ним. Это была большая удача – один на один с солдатом. Сила была на его стороне: он видел противника, а сам оставался незамеченным.

Но солдата нигде не было видно.

– Наверное, он тоже из тех, кто в замке, – решил про себя Вацлав. – Что ж – охота началась.

*

Вацлав знал, что тех, кто занял замок, было двенадцать. Но в лицо он знал только шестерых. Тех, кого ненавидел больше всего. Тех, кто должен был умереть самой страшной смертью.

Перед глазами вновь встала страшная картина: шестеро юнцов, жестоко насилующих Марыню, его Марыню. Шестеро сильных безнаказанных ублюдков, вооруженных до зубов, которые избивают ее, слабую измученную женщину.

Он сам готов был сделать с ними то же самое.

*

Тот солдат вдруг снова появился перед глазами Вацлава. На этот раз – осторожный, оглядывающийся. Но его он не заметил.

Вацлав усмехнулся.

Воздух прорезал звук короткой очереди.

Вацлав подошел, чтобы прощупать пульс упавшего.

Одиннадцать.

Вдруг невдалеке послышались голоса. Ну, конечно! Выстрелы были слышны. В окно замка – узкую бойницу – высунулся светлоголовый парнишка, совсем молодой, и кричал что – то по – немецки своим товарищам.

– Они думают, это дело рук партизанов, – догадался Вацлав. – Они уже давно считают, что их испытывает целый отряд. Тупоголовые ублюдки.

Вацлав был прав. Немецкие солдаты полагали, что их уже третий день пытаются вытравить из поселка партизаны. Это нагнало на них страху – ведь было их двенадцать человек. Откуда им было знать, что бороться с ними в одиночку собрался пятидесятипятилетний мужчина, в чьем распоряжении был всего – навсего автомат с горсткой патронов и старый охотничий нож?

Но они обосновались в старом замке, местной достопримечательности, и не собирались сдавать занятую территорию.

Вацлав прижался к стене. Он увидел, что из замка выбежало четыре солдата, которые, оглядываясь, громко переговаривались по – немецки. Он видел также, что отправились они в сторону низенькой каменной арки, и что, достигнув ее, они по очереди втиснулись внутрь.

Это было что – то вроде подземного хода, ведущего ко дну каменного колодца.

Но разве знали солдаты, что в запутанных коридорах его нетрудно заблудиться, и разве было им известно, что существует второй выход, к которому и побежал отважный Вацлав?

Через некоторое время Вацлав, знавший, куда, так или иначе, приведут узкие коридоры незадачливых солдат, поджидал их. Он находился рядом с глубоким каменным мешком, недра которого были полны водой. Тут же рядом находилась и решетка, использовавшая, как вспомогательное средство для отлова упавших сверху ведер.

Вацлав взглянул наверх. Конечно, колодец был закрыт, так что ни один луч света не проникал внутрь.

Тут он услышал звуки, оповещавшие, что как никогда близок он к цели, и насторожился. Топот приближался.

Вацлав спрятался за выступ стены, попутно вслушиваясь в разговоры солдат, и положил рядом с собою автомат.

Тут он спохватился, схватит стоявшее рядом дырявое ведро (как кстати!), и с размаху бросил его в холодную воду.

Солдаты – их было двое – приблизились. Они не видели ничего. А вот у Вацлава был фонарь, который так помог ему!

Немцы перебросились парой слов. В полумраке они заметили плавающее в воде ведро. Но так жестоко ошиблись!

– Вот он, вот он! – радостно закричали они.

Оба они подбежали к самому краю каменного мешка. И тут Вацлав, выбежав из – за стены, толкнул вперед одного из них. Тот, поскользнувшись, упал вниз, увлекая за собой товарища.

Вацлав знал: колодец глубок. Им не выбраться оттуда. Он закрыл решеткой круглое отверстие, и, подойдя к незамеченному солдатами углублению в стене, дернул на себя рычаг.

В колодец полилась вода. Вода полноводной Вислы. Вацлав привел в действие механизм, контролирующий напор воды, поступающей в колодец.

Немцы меж тем громко кричали, захлебываясь. Вацлав, тяжело дыша, направился к выходу. Он знал, что солдаты обречены.

Девять.

Яркий свет ослепил его на мгновение: это был третий немец, вошедший в подземелье. Но вслед за этим фонарь, погаснув, покатился по полу, а Вацлав со вздохом утер пот со лба.

Восемь.

Он пошел к выходу, но тут услышал странный звук. Будто какое – то шарканье, шуршание.

Он мгновенно обернулся. Позади него, прижавшись к стене, стоял красивый парень – четвертый солдат, и с нескрываемым страхом смотрел на него. Он был без оружия.

Вацлав узнал его сразу.

Это был один из тех шести, что насиловали и убивали его жену. У Вацлава до сих пор в ушах стояли ее крики. Тут что – то произошло с ним: в исступлении он набросился на юношу, выхватив из кармана нож. Тот говорил ему что – то, но Вацлаву было абсолютно все равно. Одной рукой он прижал его к горлу солдата, а другой – ощупывал его тело, стаскивая одежду. Он заметил вдруг, что испытывает смешанное с жестокостью необыкновенно сильное возбуждение, но даже не от того, что будет обладать молодым красивым телом, а потому, что он чувствовал над телом этим власть.

*

Три пары цепких рук держали Марыню за руки, за ноги и одежду, не давали ей даже двигаться. А ему приказали смотреть, как шестеро парней по очереди насилуют его жену. Он кричал от бессильной ярости и отчаяния, но ничего, ровным счетом ничего не мог поделать с этим.

А потом, потом они бросили чуть дышавшую женщину на землю, и били ее ногами, пока она не захрипела в агонии.

*

Вацлав входил в него грубыми толчками, а юноша – он даже не кричал, только постанывал, тяжело дыша. Вацлав увидел, что тот тоже возбужден. Он разъярился еще больше, он с силой двигался в нем, стараясь причинить мучителю своей жены как можно больше боли. А юноша уже громко стонал, но это были стоны наслаждения, а не боли. Он задрожал в сильных руках Вацлава, в ладонь которого потекли горячие струи, и вдруг обмяк, издав хрип.

По другой руке Вацлава, держащей нож, тоже потекли тонкие струйки – кровь из перерезанного им горла парня.

Семь.

*

На следующий день в замке началась паника. Немцы были в ужасе: кто так жестоко расправился с теми, чьи трупы были найдены? Полагали, это партизаны. Двое солдат и один из двоих оставшихся в живых офицер, сидя в помещении, некогда бывшем донжоном, тряслись от страха за свою шкуру.

Четвертый тем временем заперся в просторной зале, обставленной богаче, чем все прочие и служившей поэтому непосредственным жильем их всех. Он собрал в узел свою одежду и уже собирался удирать, когда, выломав дверь, вбежал второй офицер с автоматом наперевес. Недолго думая, он выстрелил. Одна пуля пролетела в полуметре от парня, зато вторая раздробила кисть его руки. Он со стоном начал оседать на пол. Офицер кричал:

– Изменник! Что же ты делаешь, предатель?

– Вы, что, не понимаете? Вы ничего не понимаете... Мы умрём, нас всех перестреляют, как собак – а я не хочу, не хочу умирать.

– Безумец! Ты подписал себе смертный приговор:

Тут солдат выхватил из – под одежды пистолет. Раздался выстрел. Но прежде, чем пуля настигла цели, он сам был поражен. В сердце.

Их нашли через час, окровавленных. Солдат лежал на кровати с пулей в груди. Офицер – на полу, с простреленной головой.

*

Вацлав, конечно, не был в курсе произошедшего. Не знал он также, что солдаты взяли его след.

Он шел по дороге к дому, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, но вдруг заметил в зеленых зарослях светлоголового солдата. Он вскинул автомат, но вдруг, услышав выстрел, почувствовал жжение в предплечье. Он рухнул наземь, считая, что правильнее всего будет не подавать признаков жизни.

Солдат со своей позиции не мог видеть, что стало с подстреленным им человеком, поэтому, стоя на цыпочках, разглядывал местность, с желанием обнаружить новых врагов. Вацлав заметил, что ему ничего не угрожает, поэтому осторожно поднял автомат с земли и прицелился.

Светлые волосы немецкого солдата окрасились кровью. Да, стрелял Вацлав отменно.

Несмотря на боль в предплечье, он, поднявшись, продолжил путь к дому. Там мужчина открыл шкаф, достал простыню и, скинув с себя рубаху, обмотал руку. Ему повезло, пуля прошла навылет. Он нашел в себе силы улыбнуться.

Вацлав прошел на кухню. Протер немного грязное зеркало, висевшее над умывальником, и заглянул в него – с некоторой опаской. Черные пятна – видимо, копоть, – были на его щеках и лбу; тогда он, наклонив голову, начал умываться. Холодная вода бодрила.

Вацлав, жмурясь, тянулся за полотенцем, но никак не мог нащупать его. Тогда он поднял голову и вдруг – вдруг увидел лицо солдата, отраженное в грязном зеркале!

Он медленно повернулся. Солдат смотрел на него с усмешкой. Он сказал что – то, но Вацлав не разобрал слов. И тут – перед его глазами опять встала картина убийства жены!

Этот парень, тот, что стоял перед ним сейчас и готовился выстрелить, порвав одежду на Марии, первым начал насиловать ее.

Неведомо откуда взявшаяся сила ослепила Вацлава. Как лев бросился он на молодого солдата, ногой выбил автомат из его рук, выхватил из кармана с засохшей на нем кровью нож и приставил к горлу парня. Тот прошептал что – то, и тогда Вацлав наотмашь ударил солдата по лицу. Губы того мгновенно окрасились кровью.

Словно в забытьи, не понимая, что он делает, Вацлав освободил возбужденный член, и, приставив его к губам немца, резким толчком пригвоздил его к деревянной стене. Тот было дернулся в сторону, но Вацлав, удерживая руку, сжимающую нож, у шеи парня, вторую положил ему на затылок, наклонив его голову набок, и начал вонзаться в горло. Парень хрипел, вырывался. Это продолжалось секунд десять, и Вацлав, не в силах больше сдерживаться, начал конвульсивно извергать сперму прямо в горло своей жертве, если можно назвать так этого подонка. Вацлав отпустил его, и тот безвольно свалился на липкий пол. Его рвало, а мужчина с жестокой радостью, затопившей душу, наблюдал за его мучениями.

Ударом ноги он перевернул его на живот, стянул одежду, а потом (откуда только силы взялись?) обхватил руками за бедра и, все еще не выпуская из ладони нож, мощным толчком вторгся в него. Тот закричал, но Вацлав безжалостно входил в него снова и снова; его движения набирали темп и силу. Тот стонал от дикой боли, рвался, но его мучитель, не испытывая ничего, кроме желания доставить ему страдания, не замечал этого. В какой – то момент парень дернулся так, что Вацлав машинально ударил его. Ножом в живот.

Они слились в единое целое в судорогах: окровавленный парень метался в предсмертной агонии, а Вацлав извергал в него сперму. Он чувствовал, что никогда еще его оргазм не был так силен.

*

Вацлав бежал по берегу Вислы, держа автомат наготове. Вот уже час прошел с тех пор, как они обнаружили присутствие друг друга: немецкий офицер и отважный Вацлав, который порядком устал. Все же ему было пятьдесят пять лет, а офицер – на четверть века моложе, да притом солдат.

Вацлав присел передохнуть на плоский камень, так удачно лежавший на песке. Враг его, по расчету, должен был находиться метрах в ста от него.

Но расчеты офицера оказались точнее. Крадучись он вышел из зарослей, и тогда увидел спину мужчины на расстоянии пяти шагов. Он прицелился, собрался выстрелить, и – осечка!

Вацлав среагировал на шум мгновенно: вскочил, вскинул автомат и тут обнаружил, что у него нет больше патронов. Тогда, подбежав к остолбеневшему от страха немцу, схватил того за горло и начал душить. И до тех пор сжимал он шею офицера, пока не услышал хруст позвонков. Тогда, подтащив его бездыханное тело к воде, мужчина окунул голову его в воду. Так было наверняка.

Автомат убитого он взял вместо своего. И тот помог ему: выбираясь из леса, Вацлав подстрелил ещё одного солдата.

*

Накануне свадьбы с Марыней Вацлав и его маленькая пятилетняя дочь посещали кладбище, где была похоронена Анна.

– Почему мама покинула нас?

– Доченька, маме было тяжело на этом свете. И она была очень больна. Ей нужно было уйти. Теперь она наблюдает за нами с небес. Мама хочет, чтобы ты была счастлива. Она знает, что Мария прекрасно позаботится о тебе.

– Но я так по ней скучаю. Скажи, ведь мне можно повидать её?

*

Он с тоской смотрел на три могилы – трое самых дорогих ему людей были похоронены здесь: Анна, его маленькая дочка и Марыня.

Он погрузился в размышления.

Мария была младше его на двадцать лет; люди всегда удивлялись, почему она согласилась стать женой немолодого уже человека, да еще и с ребенком. Ведь она была очень красива, и многие добивались ее руки.

Когда умерла Анна, Вацлав убедил себя, что ей легче так, ведь у его первой жены была очень трудная, тяжелая жизнь. Он успокаивал себя этим.

После смерти дочери он некоторое время не мог прийти в себя, ему казалось, что его лишили жизни. Но Марыня была так нежна, так ласкова с ним, что все страдания он невольно припрятал внутри себя.

А вот теперь, когда не стало Марии, он осознал, что тяготы утрат втройне давят на его плечи. Ему было тяжело и горько.

Вдруг его обхватили за плечи и грубо подняли с колен. Вацлав даже не оборачивался, он и так знал, кто это. Но – удивительно – ему даже не хотелось сопротивляться. Ему было уже всё равно. Он хотел только одного – чтобы всё это закончилось поскорее. Он, который мужественно сражался, в одиночку истребив девятерых солдат, равнодушно ощущал, как к горлу его приставляется пистолет, как рука врага обхватывает его живот, чтобы удобнее было – ха, убивать!

Но вдруг Вацлав почувствовал неожиданное: солдат начал медленно оседать вниз, совершенно ослабив хватку. Всё было кончено.

Медленно, будто нехотя, Вацлав окончательно избавился от смертоносных объятий, и обернулся. Позади стоял немолодой уже человек, сжимая рукоять длинного ножа, воткнутого в тело солдата.

*

Он сидел наверху, и перебирал старые потрёпанные фотографии. Анна, Мария, дочка – все они теперь только на бумаге. И в его душе. Навсегда.