На её месте. Часть 2

Но «завтра» я не приехал. Моё наваждение исчезло наутро, породив чувство вины перед моей второй половиной. И как я мог так поступить? Как я мог, не задумываясь о правильности своего поступка, позволить любопытству и похоти управлять мной? Это не должно было повториться. Желательно — никогда. И, тем более, без моей инициативы. И вообще, о какой инициативе вообще идёт речь?

Касание... второе... третье... Издевательские, по внутренней части моей руки, ведь я имел неосторожность закатать рукава рубашки, так, что хочется закусить губу от отчаяния. Мы на виду, и так слишком, на мой взгляд, близко... Он рядом. Снова.

Иногда мне на самом деле хочется вникнуть в него, проникнуть, чувствуя горячую кожу его под холодными своими пальцами, под ласками августовской прохлады, под гнётом вечернего света, мягко ложащегося на плавные изгибы тел. Но для этого нужно быть не здесь. И всё-таки, наверное, не мной.

Дыхание. По шее, по раковине уха, я чувствую его близость, и сердце гулко стучит в висках, он кладёт руку на моё плечо, я... спокойно высвобождаюсь. Делаю то же, что делаю всегда, что делаю каждый раз в течение вот уже почти полугода с момента нашей первой встречи, делаю осознанно, не желая всё усложнять. Он вовсе не настойчив, и, видимо, не так уж и спешит, он безупречно молчалив, и каждый раз я вижу его спину на лестнице. Его, и кого-нибудь ещё, кто безмолвно и покорно следует за ним на третий этаж, в ту самую комнату.

Никакой регулярности — я мог встретить его, мог не встретить. Иногда больше месяца относительного спокойствия плавно проходило мимо, но никогда за всё это время я не встречал его здесь с женой, даже не видел его с женщиной, что стало казаться мне странным, и ещё периодически я уворачивался от жарких объятий в тесных закутках Клуба, а сам гнал от себя исключительно безумные мысли, что посещали безвольную голову в минуты моей слабости.

И все наши мимолётные встречи, не считая его посягательств на моё тело, проходят будто по одному сценарию. Ему всегда очень хочется сказать «Исчезни!», или «Скажи что-нибудь!», или «Иди к чёрту!», но, втягиваясь в совершенство безмолвия, окутавшее нас, так не хочется нарушать его такими нелепостями, поэтому, так и не получив моего одобрения, он всегда удаляется обратно — в гущу толпы, за новой добычей. А я сжимаю до сведения мышц его платок в моём кармане, чтобы на кончиках пальцев остался его почти выветрившийся запах, ревностно храня память о той безудержной ночи, и корю себя иногда за излишнюю моральную стойкость, наблюдая, как губы моей благоверной встречаются с чьими-то чужими губами...

Игра продолжается дальше. Пока я веду в счёте, но надолго ли меня хватит?

Мне хочется верить, что она не замечает его тени за мной, не видит моей нервозности, когда мы возвращаемся туда, не думает о том, как я свободно вздыхаю, когда он находится вне поля моего зрения. Я прекрасно обхожусь без упоминаний о нём, без этого выедающего всю душу воспоминания, но когда замечаю его фигуру в толпе, в голове всё перемешивается и становится похожим на вязкую пресную манную кашу. И мне хочется думать, что и это ускользает от её цепкого взгляда, пока она занимается другими, пока на её бёдрах оставляет синяки чья-то излишне наглая пятерня...

Она никогда не говорит им, что я наблюдаю за ней. Не желает смущений или «игры на публику». Я могу её понять — не уверен, что заниматься чем-то подобным на глазах у мужа есть очень приятная перспектива, если только вы не любите, что за вами наблюдают. Мы стараемся конспирироваться, и меняющаяся время от времени публика не слишком беспокоится о том, рядом я или нет, поскольку сторонние наблюдатели здесь вряд ли кого удивят.

— Да... — слышу её выдох, на этот раз они в опасной близости от меня и моей тени (или наоборот?), и я могу видеть капли пота на пояснице очередного любовника. Лицо супруги скрыто волосами, но вскоре она откидывает их со лба одним порывистым движением. Ногти впиваются в широкую спину, оставляя на коже красноватые полосы, ладони скользят, еле цепляясь за него, но нужно удержаться, раскрыться, податься на него полностью, отдать всю себя, чтобы затем почувствовать внутри его липкую тёплую сперму...

— Темпераментная. — Навязчивый шёпот возле уха. Заговорил первым, не смог не прокомментировать. — Послушная — видишь, как идёт за мужчиной. И ей нравится, действительно нравится.

Да, ей нравилось. И я об этом знал гораздо больше него, только сейчас не хотелось это обсуждать — не тот момент, не то настроение. Я бы предпочёл, чтобы он немедленно развернулся и ушёл, но не могу же я его заставить? Или... могу?

Живое порно с участием моей жены было странно видеть именно из-за его присутствия за моей спиной. Всё усугублялось ещё и моим исключительным любопытством — интересно, что думает он, смотря на неё, кроме тех очевидностей, которые он произнёс только что? Что видит, чувствует, глядя, как муж смотрит на грехопадение своей жены в таком развёрнутом ракурсе, в такой степени видимости, муж, который всего каких-то полгода назад сам был ведомым, сам был на её месте? Что мы — сумасшедшая парочка, или что мы очень современные, раскрепощённые и все тому подобные эпитеты, должные красиво обозначать обычное прелюбодеяние? Или он сам не лучше, и его вторая половина тоже очень любит пошалить с кем-нибудь другим? В одном я был уверен на всю сотню процентов — он не мог оставаться равнодушным, видя мою жену вместе с этим незнакомцем. Он заметил, что ей нравится. Но это нравилось ему не меньше, судя по блеску его светлых глаз. Прошло ещё несколько долгих минут, прежде чем он убрал руку с моего плеча и развернулся в сторону лестницы. Я вздохнул, обернувшись, чтобы в очередной раз увидеть его бесстрастно удаляющуюся фигуру, и вернулся к моей супруге.

Рука по бедру, её спутник ускоряется. В полуметре от меня моя супруга с другим мужчиной... Ближе было только в самый первый раз... Когда моя жена на грани, она часто облизывает губы кончиком языка, вот и сейчас — быстро, неуловимо, увлажняет губы, он целует её, ещё немного ускоряет темп, и...

— Да! — всхлип, всплески эмоций, судорога дрожью по позвоночнику. Их общий вскрик смешался с плавным течением спокойной фоновой музыки. Она немного обмякла в сильных мужских руках, что мягко поддерживали её. И, оставив мою супругу на попечение её очередного кавалера, незамеченным я вышел из Клуба, почувствовав острую необходимость привести в порядок свои сумбурные мысли.

Город всё ещё спит, и никого на улице — тихо, лишь слышен редкий скрип шин по асфальту невдалеке. Московский август не грел, он издевался истинно майскими проливными грозами, мокрая мостовая словно скрипела под ногами. Мягкое оранжевое фонарное свечение бликами стелилось по влажной дороге, я прохаживался неспешно взад-вперёд, вдыхал прозрачный воздух, смотрел задумчиво в растянутое лужное отражение предрассветной Москвы, растирал между пальцами платиновый обод обручального кольца... Размышлял, или пытался это сделать, во всяком случае, какие-то обрывки мыслей очень хотели сложиться в более-менее связную картину, только им что-то мешало. Меня действительно что-то мучило, вот только я никак не мог понять, что именно — мне не доводилось испытывать этого ранее. Возможно, само его присутствие выбивало меня из колеи нормального существования, я никак не мог смириться с ним, привыкнуть к мысли, что я переспал с мужчиной — наверное, это оказалось для меня сложнее, труднее, чем хотелось бы мне думать...

— Ты боишься меня. — Беззастенчиво прервал меня голос, и осенняя прохлада этого голоса заставила меня вздрогнуть. Я и не думал, что услышу его снова сегодня. Он чиркнул зажигалкой, оперся на стену, закурил — терпкий сизый дым смешался с оранжево-фиолетовым сумраком, поглотив фонарное сияние, стало обманчиво темнее. Пиджак расстёгнут, ворот чёрной рубашки — тоже, галстука не было, левая рука прячется в кармане строгих брюк, пока правая деловито стряхивает серый пепел с чёрной сигариллы. Взъерошенный, явно после очередного ...