Графиня Мила: Обращение

Прошло несколько месяцев с того дня, как я поселился в дома Милы. Я ее полюбил и остался с ней, как и она меня полюбила. По крайней мере, она так сказала. Ее власть надо мной и моим телом становилась все меньше и меньше, превращаясь в любовную игру, где каждый думает об удовольствии каждого. Я считал нас с Милой уже почти самой обычной, но очень счастливой парой, пока не узнал кое-что — она вампир.

Оказалось это что-то типа дома вампиров, их ресторан. Я узнал это однажды и вообще случайно. Каждую неделю к нам приезжают люди с разных мест и даже стран из-за популярности публичного дома, но назад уже не возвращаются. Здесь им обещали любые сексуальные развлечения, лучшие танцовщицы, девушки и мужчины публичного дома, лучшие массажи, оргии и так далее. Так же они соединяли людей, желающих получить хорошего секса друг с другом. В принципе, они с этим справлялись, но какую плату они брали...

Проходя однажды мимо одной комнаты, в которой как обычно была очередная оргия, я заглянул туда из любопытства. И увидел там то, что заставило меня взглянуть на это место и на Милу другими глазами. Голые девушки лежали с раздвинутыми ногами с черными точками на животе и у влагалища, откуда струйками сочилась кровь. Другая девушка покусывала набухшею вагину другой, лежа на ней в позе 69. Вторая уже не дышала. Парни, облокотившиеся о стены, не могли стоять на ногах сами. Их придерживали девушки, что, стоя на коленях, полизывали там, где должен быть член, но там ничего не было, и также сочилась кровь, растекаясь лужами по полу. Я не перелюбил Милу. Как я считал ее нежной и одновременно могущественной богиней, что пленила мое сердце, так и считаю сейчас, но появился страх внутри. При чем, страх по большей мере к служащим дома, чем к самой Миле. Многие недели я боялся поговорить об увиденным с ней. Но в итоге однажды не выдержал.

Зайдя в спальню, которая теперь была наша общая спальня, я увидел ее сидящей на своем кресле у органа, играя мощную музыку. Услышав, что я вошел, она повернулась ко мне. На ней было легкое платье, не прозрачное, но очень тонкое, что можно было смутно увидеть, что под ним. Декольте было не глубоким, но из-за тонкого материала выпирающие сосочки виднелись сквозь полумрак. Мне снова вспомнились дырочки на девушках от укосов. Платье сиреневого цвета на ней было настолько коротким, что между ног замечалась тень, эта тень и была тем заветным, что я так люблю. Ровные ножки, на которых надеты сверкающие белые туфли на каблуке. Вся она расслабленно раскачивалась в этом кресле и смотрела на меня прямой, тигриной улыбкой, будто готовой съесть. Стало жутко — съесть буквально?..

— Мила, я хотел кое-что спросить... — начал я, будто не замечая ее вида.

— Потом вопросы, если Я разрешу! — Властно начала она, я возбудился и позабыл о разговоре. — •••

Сначала сделай то, для чего ты рожден — доставь мне удовольствие. Наклонись и лижи!

Она медленно приподняла лодыжку ноги верх, чтобы мне было удобно взять ее. Я послушно наклонился, аккуратно взял ее ножку в руку, другой рукой опирался о пол, чтобы не упасть. Прильнул своими губами к коже ее ножки, голой и прохладной, как мороженное, обернутое в бархат. Вытащив язык, я проводил им, обтираясь о каждый пальчик, что выглядывал из туфельки, потом проводил губами и щекой там же, где только что намачивал языком. Обтираясь нижней губой, я стал подниматься все выше и выше. Но заветная часть так и оставалась скрытой для меня тенью. Когда я приблизился к коленке и поцеловал ее, Мила не выдержала и слегка раздвинула ножку, показав свою маленькую, набухшую сладость, из которой уже сочилась белая смазка. Вскоре она сильно раздвинула ноги и задрала их повыше. Мои губы отлетели от гладкости ее ноги. Я подполз поближе и втерся сразу всем лицом в ее подушечку, которая пружинила на моих губах и носе, выделяя каждый раз порцию кисло-сладкого сока. Почти сразу и приоткрыл рот, захватив немного ее плоти под зубы, и резко выплюнул в нее язык, напряженный как мой на тот момент член. Им я стал дергать внутри ее верх-вниз и по сторонам. Очень скоро она застонала, заорала и стала сама мне помогать. Прижала руками мою голову за затылок сильнее к себе, что я слегка стал задыхаться, и начала двигать тазом и всем своим животом по кругу. Глаза, в отличии от носа и губ, которые сейчас были в жару ее промежности, были свободны. Я приподнял их и увидел сквозь прекрасные горы груди ее голову, которую она закинула верх от наслаждения. Пупок на животе дергался в такт оргазма, который вскоре полился по моим губам, а затем и хлынул со страшной силой, заливая весь мой подбородок и попадая внутрь рта. Последние капли она влила в меня, дергая животом мне в лицо.

Очень тяжело дыша, чуть ли задыхаясь, она отпустила меня. Она и раньше так дышала после секса, поначалу я боялся за нее, думая, что перестарался, но потом привык, так как так происходило каждый раз. Иногда после такого она еще хотела моего члена, но иногда нет. В такие случаи, я выходил из комнаты и находил какую-нибудь служанку дома. К ним Мила меня не ревновала. Подходил к ней и рассказывал, что госпожа Мила получила удовольствие и отпустила меня, а я возбудился. Она меня серьезно выслушивала, а потом говорила:

— Что ж, пойдем. Я тебя утешу. — И слегка улыбались.

Они никогда никуда не ходили, а прямо там, где я к ним подошел: в коридоре, в зале, во дворе, все равно во всем доме только этим в основном и занимаются, становилась на колени спинкой ко мне и задирала высоко, до спины юбку. Большие бедра смотрели на мои ноги. Я снимал трусы •••

и присаживался к ней, вгоняя твердый, после Милы, как сплав металла член. Ее дырочка сильно натягивалась, что она вскрикивала от резкой боли, но потом начинала просто очень громко орать. Иногда так громко, что Мила на следующий день наказывала за нарушения покоя поркой, что они ходили и занимались сексом с красными полосами на сочных бедрах. Освобождая в них всю свою огромную энергию после Милы, я вставал, благодарил, на что они мне мило улыбались, и я возвращался в спальню к Миле, где обычно ложился и спал в ее ногах, полизывая их во мне. Так было обычно, но в этот раз после Милы я никуда не пошел и продолжил разговор.

— Мила, что это за место?

— В смысле? — Удивленно посмотрела на меня она, продолжая тяжело дышать. — Это мой дом.

— Это понятно, но... — собрался с духом, — Я видел, как люди тут поедали друг друга. Тут были трупы девушек и парней, что приезжают сюда для сексуальных развлечений. Что они с ними делают?

Она внимательно дослушала меня, что даже перестала задыхаться, сделал паузу и потом резко очень громко засмеялась. Смех был похож больше на отчаянный ор. Но, похоже, ей правда стало весело от моего вопроса.

— Скажи, — начала она, — ты любишь меня?

— Конечно! Очень сильно! — Сказал откровенно я.

— Ты не боишься меня? Ты хочешь жить со мной здесь вечно, не умирая, наравне со мной, не унижаясь?

— Да, наверно, хочу. Хочу жить с тобой в любви вечно.

— Тогда слушай. — Начала спокойно она. Ее голос был будто материнский, она еще никогда со мной не разговаривала таким нежным голосом. Голос был приятный, но мне стало не по себе, что она хочет мне им сказать? — Да, мы и вправду вампиры. То, что пишут в книгах, в комиксах, в рассказах, в порно рассказах, показывают в фильмах, спектаклях — правда. То есть то, что касается существования вампиров. Мы разрекламировали это место для того, чтобы к нам приходили люди — жертвы. Мы занимаемся с ними сексом и убиваем, выпивая часть крови. Подойди, посмотри сюда, видишь? — Она подвела меня к окну и показала на пугало, что стояло во дворе, раздвинув руки. — Ты не обратил внимания на это. Никогда. Но там человек. — Я вздрогнул. — Спокойно. Та же наша жертва. Выпив часть ее крови, мы должны все остальное оставить Рамулу, а одну насадить на крест пугала. В лесу водятся волки-оборотни. Хотя мы и не видели, чтобы они были людьми, так что может это и обычные, но большие волки. Но почему мы думаем, что они оборотни? Они охотятся на нас, именно на нас. Чтобы они не добрались до нас, мы оставляем им одну жертву. Они ее уносят, наедаются и какое-то время нас не трогают. Тогда нам приходится опять брать новое «пугало».

— А почему ты меня не убила?

— Когда ты пришел, я подумала, что ты уже вампир. А потом все, в том числе •••

и я, привыкли к тебе, поэтому решили оставить.

— А кто такой Рамула?

— Тебе лучше не попадаться к нему на глаза. По крайней мере, пока. Это самый старший и огромный из всех нас вампир. Его дела здесь уходят в двенадцатый век, а рождение так и не известно. Он стар, поэтому он спит в своей комнате на высшем этаже, куда мы никого не пускаем, по полгода. Зато потом, когда просыпается, съедает по полсотни человеческих туш. Все то время, пока он ест и бодрствует, мы все разом должны ублажать его сексуально. В это время никого из живых людей недолжно быть в доме, он учует их и придет в ярость.

— Жуть.

— До следующего его просыпания осталось несколько месяцев. Если ты согласен, мы обратим тебя в вампира, и ты будешь бессметен, сможешь жить со мной наравне, поедать людей и раз в полгода ублажать Рамулу. Если нет — то через пару месяцев мы убьем тебя и повесим на место пугало.

— Я согласен! — Резко сказал я, будто боясь, что предложение действует несколько секунд и за это время надо успеть дать ответ.

Через несколько недель Мила повела меня в одну комнату. Подойдя к ней, я понял, что никогда в нее не входил и вообще ее тут не видел. Дом большой и не возможно было его быстро изучить. У двери по бокам, как будто охрана стояли две девушки, одетые в легкие халатики на босых ножках. У одной сильно отвисало декольте, что было видно ее острые сосочки.

— Все готово? — Спросила Мила властно.

— Да, все, Госпожа. — Поклонились ей девушки так низко, что у одной халатик задрался до начала разреза половинок бедер. — Кто будет исполнять инициацию?

— Я сама это сделаю. — Посмотрела на меня Мила косым взглядом.

— Это великая честь. — Шепнули мне девушки, когда я входил в комнату.

В ней было грязновато. Обои во многих местах скатаны вниз до пола, на самом полу кое-где красные и черные капли крови. В центре стояло одно кресло, с подлокотниками, подножками, большой спинкой. Подойдя ближе, я увидел кожаные ремни на ногах и руках. Мне стало страшно, но страх перед перспективой оказаться на месте пугала пугал еще больше.

— Раздевайся и садись. — Сказала Мила спокойно.

Я снял с себя все. Голым в комнате стало холодно. Пол твердый и ледяной. Так что, оказавшись в кресле, мне стало уютнее. Помощницы крепко застегнули на моих руках и ногах ремни и быстро вышли. Я стал чувствовать себя, как игрушка — не могу пошевелиться и со мной можно делать все, что кто-либо захочет.

— Будет больно? — Спросил со страхом я.

— Как при оргазме. — Дразня ответила она.

Мила скинула длинный, черный халат, который раньше скрывал все, что было под ним, и оказалась в очень сексуальном наряде. На ней был блестящий купальник, которые прикрывал сами соски, но то, что было между двух половинок нежных мячиков, оставалось видимым, голый живот показывал грациозную талию, которая •••

покачивалась с каждым шагом, набедренная повязка скрывала все, чтобы суметь сильно захотеть его не снимать и наслаждаться таинственностью прекрасного тела. Набедренная повязка сантиметров на 15—20 выше колена. Я сразу возбудился от такого вида Милы.

Она медленно присела на коленки и взяла мой длинный и твердый кол в нежное объятие ручки. Ею она стала водить верх-вниз, расслабляя этим полностью мой живот, но напрягая голову и виски. В шее стала пульсировать, биться кровь. Она еще никогда не играла моим членом. Когда он уже начал дергаться, она, глядя мне в глаза дразнящим взглядом, медленно опустила голову и обхватила губами головку члена. Я открыл рот и издал глубокий стон, исходящий из живота, хотя, кажется из самого члена. Очень медленно, потихоньку, она погрузила один раз член в рот до упора, что я почувствовал ее неба и горло. Теперь понятно, зачем эти ремни, от колотящего сердца и ора, я стал биться в кресле, пытаясь разорвать кожаные ремни. Сперма уже почти подошла к концу. «Только не надо сейчас, — подумал я, — Не выплескивайся сейчас. Такой оргазм бывает раз на сто жизней»

Я посмотрел на нее. Она снова поднялась до верха, посасывая пышными губками головку пениса. Улыбнувшись, она раздвинула губы в улыбке и показала белые зубки. Она убрала губы и нежно, еле прикасаясь, схватила головку пениса зубками, все в той же широкой улыбке. Голова кружилась, перед глазами слегка плыло от удовольствия, поэтому я сначала не поверил, что происходит, но потом пригляделся. Ее клыки стали удлиняться. Клыки стали расти на глазах, по миллиметру в секунду. Они и раньше и всегда выделялись среди остальных зубов. В конце своего роста они уперлись в набухшую головку члена. Она улыбнулась еще шире и сползла ниже, оставляя ствол в руке. Она взяла губками одно мое яичко и стала всасывать в себя. Уши заложило. Затем я почувствовал на мошонке зубы, но не клыки, а другие — нормальные зубы. Она стала покусывать яички. Кожица мошонки слегка застревала между зубов. Ей это, похоже, тоже нравилось. Но потом я почувствовал их — клыки. Острые, как бритва или очень хорошо наточенные шампура для мяса, клыки наставились на кожицу. Медленно они врезались в мошонку все глубже и глубже. Ствол так и находился в ручке Милы, как он еще не разразился, я так и не понял. Затем я почувствовал сильный холод, идущий по всему телу, под кожей, от ног и поднимаясь выше к голове, минуя член. Ее клыки вошли в меня. Две крошечные, резкие боли появились в мошонке. Сначала мошонка, а потом и весь член стали чем-то наполняться. Чем-то ни горячим, ни холодным, скорее слегка прохладным, тяжелым веществом. Не была понятна, ни температура, ни форма, чем наполнялся член. Это была боль. Но не та, что от ударов или еще чего, а какая-то более спокойная, нежная, внутренняя, прохладная боль. Нежная и одновременно тяжелая, тянущая вниз, свинцовая боль. •••

Постепенно она холодела и быстро побежала по стволу пениса, выхлестывая из дырочки, заливая живот и мошонку холодной, желейной жидкостью. Она потекла по мошонке и скатилась вниз, капая по пышной груди Милы. Она отпустила член и вынула клыки. Мошонка сразу оказалась, будто под прижатым стаканом, распространяя эту нежную боль. Все отпустило, не было больше резкой боли от острых укусов. Член пульсировал, мошонка размякла и растеклась по креслу, тихо ноя. Мила встала и развязала ремни. Я прижал холодные руки к горлу, тяжело дыша. Теперь я дышал так же, как всегда это делала Мила.

— Вот и все. — Сказала Мила, улыбаясь. — Теперь ты один из нас: — говоря, она подошла ко мне и присела остренькой набедренной повязкой мне на голые ноги, — сильный, бессмертный, властный, мой.

Она улыбнулась и поцеловала меня в губы. Внезапно я почувствовал силу. И это произошло именно сейчас, когда она поцеловала меня. Я взял ее на руки и побежал в нашу спальню, продолжая целовать ее, не обращая ни на кого внимания.

Бросив ее на кровать, я упал на нее и прижался к ее животу, покусывая его, появившимися клыками. Она стала сначала громко смеяться, как от щекотки, потом, когда стал кусать — стонать. Она расстегнула и отбросила лифчик. Я приподнялся, любуясь, как медленно и завораживающе стекают две речки крови с ее стройного животика. Я припал к ее пылким губам, целуя и все также, кусая ее губы. Она захватывала и кусала мои в ответ. Когда посасывал ее губы теми местами, где были царапины от укусов, резкое щипание проходило по лицу, как слабый удар тока. Вогнав свой, вновь восставший член ей под юбку, я стал входить и выходить из нее все быстрее и быстрее. Острая набедренная повязка щекотала мне лобок. Я изогнул спину от нахлынувшего оргазма, вливающейся в ее сильное, стройное и прекрасное тело.

В ту ночь мы впервые спали вместе, обнявшись, как муж и жена. Во сне она отпустила меня и повернулась на другой бок. Я так и не мог заснуть. Во-первых, от появившейся во мне энергии, а, во-вторых, от мысли, плененной мой мозг. Кто я или что я теперь? Неужели все те люди, что живут в городе, мне суждено забыть про них? Отрезаться от них? И поедать их? Смогу ли я действительно убить человека и хладнокровно выбросить его волкам или огромному вампиру. А ведь они такие же, как и я — приехали сюда за временным удовольствием, а повязнут в вечное страдание. А ведь меня также могли убить. Я спас свою жить, но уничтожу остальные?... Что теперь мне делать?...

Продолжение следует.