Танец одиночества

Неискушённый зритель оставит его без внимания. Понимающий... кто знает. Редко кто принимает меня за нижнюю. Слишком значительная разница. Всегда такая стервозная, жёсткая, циничная, порой разговаривающая матом, и только иногда — мягкая, нежная, прячущая взгляд, краснеющая. Да, да, краснеющая, даже при разговоре о сексе. Вот уж думала, что избавилась давно от этой дурацкой привычки. Школьной привычки, когда краснела, стоило кому-то похвалить меня. Сейчас меня хвалят редко. Сегодня снова хвалить будет не за что. Без подготовки, чистая импровизация. Значит, могла бы лучше. Хорошо, что тема известна. Да и зал знаком. Выхожу и присаживаюсь на ступеньку, подтянув ногу к груди. Вглядываюсь в лица зрителей. Будущих зрителей, ведь спектакль ещё не начался. Не разбегутся, редко, кто уходит. Я привыкла. Я могу позволить себе несовершенство, быть некрасивой, даже уродливой. Когда-то я перестала гнаться за эстетикой. Когда-то она стала мне безразлична. Куда ж она денется? Опыт многих лет. Будь у меня желание станцевать ужасающий, выворачивающий в своей неприглядности танец смерти, всё равно эстетика проскользнёт в каждой позе.

Это уже можно назвать мастерством. И мне хорошо от этого. Свободно, потому что застрахована от провала. На сцене уже танцуют. Минуты через две можно будет выйти. Почувствую, когда уже можно. Встаю и начинаю движение. До сцены метров 18 я меняю местами зрительный зал и сцену. Теперь у нас два действа разворачиваются одновременно. На сцене и там, где я. Ускоряюсь и внезапно замираю у одного из столиков. Впиваюсь взглядом в пару, сначала ей в глаза. Люблю женские глаза. Женщины очень трогательны, влюбляются не хуже мужчин. Мне иногда кажется, что женщины бисексуальны по своей природе. Мужчины более холодны, отстранённы и страстны лишь тогда, когда не боятся быть застигнуты врасплох. Женщины охотнее отвечают на сигналы, их проще обольстить. Хотя нет, с ними можно бесконечно долго играть в игру-обольщение. Флирт, лёгкий или затягивающий, как болотный ил. Им доступно больше полутонов и оттенков. Мужчины примитивны и действуют напролом. Женщины живут на нюансах, они мастера балансирования на нюансах. Женские глаза манят меня сильнее мужских. Их нужно обольщать. Если приходит пара, главной всё равно является женщина. Понравится ей — понравится паре. Мужчины скучны. Глянул — уже твой. Мне в какой-то момент надоело их коллекционировать. Как бабочек. Женщины утончённы. Их обольстить сложнее.

И это всё пронеслось в голове, пока я вглядывалась в глаза парочке? Удивительная всё-таки штука время. То летит, то тянется. Мне иногда кажется, что у него две шкалы. Одна словно свёрнута внутри другой. Время может нестись, но каждое мгновение помнишь настолько многогранно, что, вглядевшись, понимаешь, что оно не неслось. Оно тянулось с черепашьей скоростью. И было в нём столько, что, даже вспоминая, проживаешь дольше. Задержалась я здесь, хватит... перемещаюсь к другому столику.

Что же мы тут делаем без спутницы? Словно молнией пронизывает меня взгляд. Я чуть не теряю свою маску или истинное лицо. Я уже не помню, что из них моё, истинное. Несколько мгновений растерянности, он ставит бокал на стол и задумчиво смотрит на меня. Отступать поздно. Ищу его глаза и впиваюсь в них взглядом — и словно нет прошлых нескольких лет жизни. Нет, не узнал. Узнать меня невозможно. Изменилась. Внутри... снаружи. Сколько раз замечала, стоит измениться чему-то внутри, и человек становится неузнаваем. Меня перестали узнавать давно. Иногда что-то щёлкает, и снова меня перестают узнавать. Я уже привыкла к этому. Смотришь? Ничего, посмотри. Ты ещё не знаешь, что сейчас происходит. Привязываешься. Я настраиваюсь на тебя. Заинтересовался? Неплохо. Поиграем. Но играть будем по моим правилам. По чужим я не играю. Больше не играю. У меня уже давно другое имя. Вторая кожа, потому что первой уже нет. Потрескалась, истёрлась, сползла когда-то, обнажив душу, оставляя кровавые следы, пока не наросла новая, закрывая собой истерзанное нутро от посторонних взглядов. От близких взглядов, внезапно ставших чужими. Нехотя отрываюсь от твоих глаз, бегло вглядываюсь в сидящих за другими столиками, но ты словно выпил мою душу.

Мой выход, уже настоящий, на сцене. Танцую. Танец смерти. Буто. Свою интерпретацию. Когда-то стал он очень близок моей израненной душе. Каждый танцует свой танец. Кожей чувствую глаза зрителей. И отдельно — твой обжигающий взгляд. Мне тяжело танцевать перед значимыми людьми. Я легко танцую перед незнакомыми, и меня это заводит. Но перед значимыми — планка слишком высока. Заканчиваю танец. Вывернутая поза. Я умею держать паузы. Паузы притягивают внимание. Во время них я вглядываюсь в чьё-то лицо, и, словно все зрители смотрят на меня этими глазами напротив.

Переодеваюсь, скидываю одежду. Жаль, нет душа, чтобы смыть с себя чужие взгляды. Как могу, снимаю косметику, брызгаю ледяной водой в лицо. Прихожу в себя, натягиваю лицо стервы. Кто-то говорит маску. Я натягиваю лица. Они давно стали моими. Значит, лица. И пусть их много. Родные, живые, мои. Натягиваю на себя мисс отстранённость.

Выхожу в зал. Прячусь за бокалом кальвадоса, прошу принести пепельницу. Для таких случаев я ношу в сумочке сигару, чтобы спрятаться за пеленой дыма, за паузы, которые я могу брать, не боясь показаться застигнутой врасплох. В сумке всегда валяется гильотинка, отрезающая крайнюю плоть сигары. Романтично... до дрожи. Приносят пепельницу, раскуриваю сигару. Даю интервью. Громко сказано, на самом деле, видеоролик, банальный стёб, чтобы выложить в соцсетях и собирать лайки. В стиле звезды, которой всё надоело. Меня попросили. Мне всё равно, в каком стиле. Хоть в стиле жены миллионера, случайно забредшей на восточный базар. Кем я только не побывала в своей прежней жизни. Я часто говорю, что у меня много историй, но нет ни одной, которую я могу рассказать здесь.

Теперь я одна, хотя нет, нас трое — я, кальвадос и сигара. Никакой борьбы противоположностей. Тандем, всё окутано сигарным дымом и ароматом, заставляющим окружающих принюхиваться. Увидев возмутителя спокойствия в моём лице, улыбаются и возвращаются к прерванным разговорам.

Откуда-то появляешься ты. Думала, уже ушёл. Садишься ко мне за столик и смотришь. Нервничаю. Не люблю пристальные взгляды. Такое ощущение, что в этот момент я теряю нитку, превращаюсь из кукловода в ведомую куклу. Я отвыкла от этого чувства. Официанты не жалуют наш уголок. Смертельно хочется кофе, и ты уходишь, чтобы лично увидеть ускользающую фею с подносом. Нутром чувствую, как ты возвращаешься, останавливаешься за мной. Я всегда чувствовала тебя, даже на расстоянии. Не оборачиваюсь. И вдруг ты прикасаешься к тонким полоскам, пересекающим мою лопатку, проводишь по ним пальцами. В этот момент вся моя защита клоками сползает вниз, обнажая мою слабость и беззащитность. Ненавижу быть слабой. Ненавижу собственную беззащитность. В такие мгновения ...