Вернуть любовь. Тематика: Истории про любовь

Самолет опускался, земля стремительно приближалась, росла, расширялась перед глазами. Здания, деревья, автомобили постепенно приобретали очертания и объем. Этот вид увлекал меня. Я вернулась домой впервые за восемь лет. Думала, что разговоры о ностальгии выдумка и, в целом, мне неплохо жилось в Германии, несмотря на кардинальную разницу менталитетов и характеров. Но сейчас я испытываю странное чувство в груди, словно что-то сдавило ее стальным обручем. И эти прочные объятия вызывают ощущения ноющей боли. Выходя из самолета, проскользывает мысль: "я дышу с ним одним воздухом". Делаю еще один большой вдох, задерживаю максимально легкие. Меня даже слегка пошатывает, словно я выпила неплохую рюмашечку чего-то крепкого или целый бокал шампанского.

На выходе из зоны таможенного контроля ждал Виктор, мой брат. Темноволосый, темноглазый красавец, с плечами сажень косая.

— Сестренка, дух захватывает, какая же ты красивая.

Обнимает меня своими огромными лапищами, сжимая в медвежьих объятиях. Надо же, как вымахал, выше меня на целую голову, а я ведь тоже дама не низенькая. Вместо приветствия задаю мучающий вопрос.

— Вить, ты выполнил мою просьбу? Разузнал об Игоре?

...

Подходя к шестиэтажному зданию из стекла и бетона, невольно присвистнула. Мне полагается кусать локти. И я кусаю, еще как. Только деньги здесь не главное, погонявшись за ними когда-то, я упустила настоящее богатство — красивого, умного мужчину, которого любила. Злая ирония судьбы, он теперь богат, а я... в общем, до шестиэтажных офисов мне далеко и недостижимо. Правда, этот офис не совсем его, он только генеральный директор крупной строительной фирмы и, как выяснил Витька, владелец 15% акций этой организации. Впрочем, как ни крути, локти есть от чего кусать.

Кабинет Игоря Алексеевича Ковалева, кто бы мог подумать, что он находится на самом верху. "Тише, мыши - кот на крыше", - вспомнилась мне детская считалочка. Что ж, кошечка, поиграем? В офисе все красиво, дорого, современно. Сижу в приемной, в ожидании, когда меня пригласят. Секретарша раздражает невероятно. Такая красавица - собранная, деловая, молодая. Нервничаю, пальцы с французским маникюром отбиваются на деревянной ручке кресла стуком. Девушка за столом недовольно косится. Придется потерпеть, детка, работа у тебя такая. Руки и все тело покрылись испариной. Слишком теплый сегодня день. Хотя жара, конечно, тут ни при чем, тем более что и кондиционер работает. Ожидание затянулось. Достаю пудреницу и пристально гляжусь в маленькое зеркало. Роскошные длинные темные волосы, шоколадные глаза, тонкий носик, личико сердечком, пухлые губки. Новая прическа с густой челкой мне безусловно идет, да и, пожалуй, молодит. "Сестренка, ты роковая красотка", - звучит в голове голос Витьки - "Такую забыть невозможно, так что Игоречек будет наш". Витька, шут гороховый. Его бы слова да богу в уши. Все внутри вибрирует от напряжения, ладони влажные.

- Эльмира Николаевна, Игорь Алексеевич готов вас принять.

Не сразу поняла, что девушка обращается ко мне. Эльмирой я назвалась, чтобы Ковалев не догадался. Странное состояние, все рвусь туда, в кабинет. От желания увидеть свежий воздух не хватает, но вместе с тем к ногам словно прицепились тяжелые чугунные гири. Ну же, не бойся! - уговариваю сама себя. Ты приехала бороться за свое счастье, которое однажды упустила из-за своей жадности, предала из-за своей глупости. Перед дверью еще один судорожный вдох. Толкаю ручку.

Какой он прекрасный! Витя прислал мне фотографии Игоря. Но фото – всего лишь изображения, которые не могут передать всей привлекательности его строгих, четких движений, обаяние и ум его взгляда, сексуальное очарование губ... Ковалев подошел от стола, чтобы поприветствовать предполагаемого "финансового партнера". Еще одна небольшая ложь с моей стороны.

- Добрый день! Эльвира Николаевна!... – безэмоциональная улыбка мгновенно исчезла у него на губах, стоило Игорю пристальнее рассмотреть. Лицо исказила странная гримаса, глаза прищурились, а ноздри гневно расширились. Хм. Кажется, не только у меня проблемы с дыханием. Всего несколько секунд, и он взял себя в руки. Гримасу сменила безразличная холодная маска. Умеют же некоторые справляться с волнением. А я до сих пор не могу вымолвить ни слова, тратя все силы на то, чтобы вспомнить, как дышать.

Сел за стол. Расползся. Во всей позе, взгляде, слегка прижатых губах, теперь только презрение. Ничего кроме презрения. Рассматривает меня, нисколько не стесняясь, с головы до ног и обратно. Взгляд, кажется, проникает не только под одежду, а даже под кожу, под кости, прямо во внутренности. Выворачивает наизнанку. В нем нет секса, только холодное презрительное изучение. В нем нет желания. А я все равно пылаю и умение дышать нормально так и не вернулось. В комнате повисло гнетущее молчание. ОН кажется таким родным и, вместе с тем таким невозможно далеким. Игорь все смотрит и смотрит, снимая слоями наслоения как шкурку у змеи. Что называется: "Почувствуйте себя грязью у ног господина!" Паника разрастается внутри меня. Зачем я притащилась сюда? Дура! Наверное, все уже давно забыто и быльем поросло. Да и не тот Ковалев человек, чтобы простить. В глазах закипают слезы. Не хватало только разреветься перед ним. Резко разворачиваюсь и иду назад к двери. Что я делаю? Трусиха! Жалкая, слабая трусиха!

— Зачем ты пришла?! Не могу вспомнить ни одного слова из готовившейся мной речи. Опереться не могу. Как будто окаменела целиком, застыла и даже корни пустила в пол. Он подходит. Подходит, и хотя я стою спиной к нему, каждой клеточкой чувствую его приближение. Всё стоит дыбом от этого приближения, как кошка, внутренне ощерилась, почувствовав угрозу непонятного происхождения. Пальцы, вцепившиеся в тяжелую металлическую ручку двери, побелели. Он касается меня. Боже! Он касается моих рук, разжимая пальцы.

— Зачем пришла? — тихонько повторяет Игорь, вопрос, на который так и не было получено ответа.

Я же не смогла произнести вслух ни одного словечка. Шепот, как что-то осязаемое, проникает в мое тело, вызывая странную реакцию: то ли мороз, то ли жар по коже. Неловко разворачиваюсь. Он рядом, совсем близко. Не выдерживаю, обвиваю его шею руками.

— Игорь, если бы ты знал, как я скучала! — губы раскрываются, тянутся к нему. Впиваюсь ими в его рот и чувствую, как мужское тело напряглось, окаменело под моими пальцами и губами. Словно статую обнимаю, а не живого человека. Ноздри заполняет дразнящий запах дорогого мужского парфюма, смешанный с запахом сигарет. Дышу им, вбираю в себя любимый и забытый запах, любимый и забытый вкус. Какой-то странный возглас раздался из глубины его горла. Рык — не рык, стон — не стон. Но окаменелость сразу прошла. И вот уже не я целую мужские твердо сжатые губы, а Игорь мои. И не просто целует, пожирает. Вслед за губами пришли в действие руки. Сжали меня, прижали к себе так, что хрустнули кости... Потом просто впечатал в твердую поверхность стены, навалившись всем телом сверху. В движениях чувствуется голод. Ого-го! Мой стон тонет в его глотке. Рука Ковалева ложится на грудь, колено вклинивается между моих ног. Даже растерялась от такого напора. Зато тело среагировало мгновенно, все встрепенулось, запульсировало, захотело. Дыхание стало ещё более бурным, а платье и белье давят распирающую грудь. Как-то всё происходит слишком быстро. Пусть! Такая страсть невозможна без сильных чувств! Я не зря прилетела, всё ещё возможно вернуть! Ковалев покрывает голодными поцелуями мою шею, заставляя выгибаться и трепетать. Платье красивого приглушенного красного цвета задрано до пояса. Снова задыхаюсь, но уже не от волнения, а от остроты ощущений, которые вызывают его руки и губы. Подхватывает меня под попку, тащит к столу, сбрасывает на пол мешающие сейчас бумаги и письменные принадлежности. Мои ноги сами по себе раздвигаются. Уверенные...

Пальцы мужчины осторожно прикасаются к кружевам трусиков. Я содрогнулась и задохнулась от слез. Рука ласкает мягкие складки через тонкую ткань. Кажется, там все влажно, словно хлюпает. Когда Игорь пытается снять трусики, меня охватывает осознание. Что мы делаем? Что я делаю? За стеной находится его прекрасная секретарша, которая может в любой момент зайти. Мы не прикрыли дверь никаким образом. И после долгой разлуки мы даже не обмолвились друг с другом.

— Игорь, я не могу так... Там твоя секретарша...

— Никто не зайдет... — его голос хриплый, руки продолжают настойчиво двигаться в сторону моих трусиков и проникают внутрь.

— О... Ахк...

— Игорь, не надо... не здесь, — я беру его пальцы своими и останавливаю его.

— Набиваешь себе цену? Ну-ну. Не переживай, я заплачу. Сколько сейчас берут немецкие подстилки?!

Я реагирую мгновенно, даже не успевая подумать. Звук пощечины раздается в комнате. Я ударила достаточно сильно, чтобы его голова покачнулась, а на щеке появились красные пятна. Что я наделала? Лицо Ковалева искажено от злости. Он делает движение в ответ. Сможет ли он ударить? Нет, слава богу, нет! Рука так и застыла поднятой вверх. Он отходит к окну, повернувшись ко мне спиной.

— Пошла вон!

— Игорь...

Молчание. Во всей его позе, широких плечах, высоко поднятой голове читается непреклонность. Он всегда был таким упрямым.

— Игорь, я знаю, простить сложно... Понимаешь, восемь лет назад я была глупой жадной девчонкой... А Курт... он предлагал такую жизнь, которую я только в кино видела: дорогие рестораны, украшения и платья от ведущих домов моды, отдых на роскошных курортах. Да и родители, они хотели для меня счастливой жизни, в стране, которая по их представлениям, намного лучше, чем наша. Конечно, все оказалось... не совсем так... Богатство и щедрость не всегда синонимы... Мне приходилось даже на помаду деньги выпрашивать. А когда я надумала развестись... Впрочем, это неважно... Я так и не смогла полюбить Курта, так и не смогла тебя забыть. Только дочка... дочка держала, он обещал лишить меня возможности видеться с ней. Впрочем, и это тоже для тебя неважно. Я знаю, ты так и не женился за все это время. Прости, я кажется поломала не только свою жизнь... Игорь, но ведь такая любовь, как была у нас, она ведь не каждому дана и не часто бывает в жизни. И сейчас ты меня так целовал... может быть еще можно...

— Пошла отсюда!

Я вздрогнула, словно от удара по щеке, но Ковалев даже не повернулся. Хотя, это и есть удар пощечиной моим надеждам и чувствам. Нет, я не сдамся так просто!

— Игорь, сейчас тебе говорит злость и обида, просто по...

— Тебя вытолкать взашей?!!

Его спина злит, его непреклонность злит.

— Игорь, я совершила ошибку. Но кто не совершает ошибок?..

— Ошибка и предательство — разные вещи.

Какой спокойный, безапелляционный голос. Мурашки по коже.

— За свое предательство я вполне поплатилась. А ты тоже мог бы что-нибудь сделать, чтобы меня вернуть.

Обернулся.

— Узнаю красавицу Олечку, всегда выгораживаешь себя, перекладывая ответственность на других!

Видимо задела, показное спокойствие ушло из голоса.

— Я виновата Игорь... очень, но...

— Пошла отсюда, я больше с тобой не намерен ничего обсуждать!!

Ковалев снова отвернулся, предоставив мне возможность любоваться его мужественной спиной.

— Ты невозможен Игорь, вместо того чтобы поговорить, как взрослые люди!... Ты...

— Охрана. Выведите, пожалуйста, Эльвиру Николаеву, — сколько сарказма в голосе, — из моего кабинета. И впредь никогда, ни под каким предлогом, прошу её не впускать.

— Ты... — зашептела я змеей, — черт с тобой, не хочешь слушать, не надо.

Схватила какую-то папку со стола и грохнула ею об пол.

— Сама уйду! Извини, что побеспокоила!

Дверью хлопнула так, что секретарша подскочила с кресла и, не скрывая изумления, уставилась на меня. И чего так таращится? С остервенением жму на кнопку вызова лифта. Створки открылись, из кабинки выскочили два бравых молодчика. На лицах охранников тоже изумление и даже некоторая растерянность. Один берёт меня легонько за предплечье. Выдергиваю руку. Как унизительно! Ковалев хочет выкинуть меня, как нашкодившего котенка.

— Я сама уйду, не трогайте меня! Однако они проходят со мной в лифт, видимо думают, что я могу сделать глупости и разрушить что-нибудь в такой серьезной компании. Не зря думают, руки просто чешутся от желания устроить беспорядок. Взглянула в зеркальную стенку лифта. О, Боже мой! Теперь понятно изумление сотрудников. Разъяренные волосы, размазанная помада на губах и искаженное платье, в вырезе которого видна полоска кружева бюстгальтера. На шее явно проступили красные пятна, подозрительно напоминающие следы от интенсивных поцелуев. Щеки запылали. Стыдно. Не обращая внимание на парней, привожу себя в порядок. Первый этаж. Иду по холлу, так словно мне в позвоночник воткнули штырь, с высоко поднятой головой. Он меня все равно не видит, к чему вся эта поза? Но сейчас почему-то кажется очень важным и нужным пройтись, как королева, не позволяя слезам вырваться из глаз. Только зайдя за угол соседнего (Дмитриева Марина) здания, смогла вздохнуть свободно. В машине меня ждал Виктор. Когда я взгромоздилась на кресло рядом с водителем, он присвистнул. — Кажется примирение было бурным. А вот они и слезы покатились из глаз крупным горошком. — Не было никакого примирения, — чуть успокоившись, говорю я, — Игорь выставил меня оттуда и сказал охране не впускать больше. — Ага, а зацелов тебе кто поставил? — от некоторых глазастых младших братьев ничего невозможно скрыть. — Сначала поцеловал, потом выставил. — Не дрейфь сестренка, была бы до фени, сразу бы выпроводил и целовать не стал. Так что все ещё будет. Главное, теперь почаще ему на глаза попадаться. И будет богатенький Игорино у твоих прекрасных ног, Мальвина. Ты тогда про братика не забудь, а то машина у меня вся сыпется, да и жену некуда привести, хибара родительская, сто лет ремонта не видела.

— Дa иди ты, придурoк! Тoлькo o свoeм кaрмaнe мoжeшь думaть!

Шут гoрoхoвый. Дaжe стукнулa eгo лeгoнькo.

— A чтo с лoрдoм нeмeцким нe прoкaнaлo, тaк мoжeт Игoрюшa пoсгoвoрчивee будeт. Стaрaя любoвь дoлгo нe ржaвeeт. Нe зря eгo бaбы всe кaк oднa, нa тeбя пoхoжи.

Вo мнe снoвa пoднимaeтся oтчaяниe, Игoрь нaвeрнякa тoчнo тaк жe думaeт.

— Я вoвсe нe из-зa дeнeг, идиoт! Я люблю eгo, oчeнь-oчeнь люблюю!! — oпять слeзы брызнули из глaз.

— Ну дa, нe в дeньгaх счaстьe, — тeaтрaльнo вздыхaeт Витькa, — A вoт мaшину нужнo пoкупaть нoвую. И зaвязывaй oбзывaться. A тo нe пoсмoтрю, чтo ты стaршaя, и нaкoстыляю пo шee.

...

Нaсчeт «пoпaдaться нa глaзa» Витькa прaв нa всe стo. Тoлькo срaзу вoзник вoпрoс — кaк этo oсущeствить? В eгo фирму мeня тeпeрь и нa пoрoг нe пустят. Пo мoeй прoсьбe брaтишкa прaктичeски мeсяц слeдил зa Игoрeм и выяснил eгo дoмaшний aдрeс. Элитнaя квaртирa в цeнтрe гoрoдa с видeoдoмoфoнoм и oхрaнoй. Живeт Кoвaлeв oдин, двa рaзa в нeдeлю прихoдит жeнщинa лeт 50, видимo, хлoпoчeт пo хoзяйству. Вряд ли oн будeт рaд видeть мeня нa пoрoгe свoeгo дoмa, и скoрee всeгo, вooбщe нe пустит. Eщe тoгдa, вoсeмь лeт нaзaд, Игoрь был упрямee тысячи oслoв, сeйчaс, кaжeтся, этoгo кaчeствa в нeм eщe бoльшe прибaвилoсь. Oднaкo Витькa узнaл oдну oчeнь вaжную дeтaль, Кoвaлeв oчeнь чaстo ужинaл в oднoм и тoм жe рeстoрaнe. Чтo ж, придётся мнe пoлюбить кухню этoгo зaвeдeния...

Я ужe двe нeдeли кaждый вeчeр сижу в «Стaрoм гoрoдe». Витькa любит мнe сoстaвлять кoмпaнию, кoнeчнo, плaчу вeдь я. Зa этo врeмя Игoрь был здeсь три рaзa. Пeрвый... кaжeтся, oфициaльный ужин с пaртнeрaми. Всe былo oчeнь цeрeмoниaльнo: пo имeни и oтчeству, спaсибo — пoжaлуйстa. Нe ужин, a прямo свeтский приём. Я зaлюбoвaлaсь тoгдa Игoрeм. Кaкoй шикaрный ...

Мечта каждой женщины - встретить мужчину, который будет красивым, умным, богатым, успешным и уверенным в себе. Два других раза... В компании мужчин - друзей это было чисто мужское общество. Одного из них я познала только по наружности. Сережа – друг Игоря еще с школьных лет. Он улыбнулся мне довольно ласково, но не решился подойти или не сочел нужным. Сережа хотя бы улыбнулся, Игорь даже не посмотрел в мою сторону. Точнее, глянул как-то, в самый первый вечер, охваченный презрением и недовольством. И больше никогда его голова не поворачивалась в мою сторону. А я сидела и смотрела, не в состоянии отвести глаза. Наблюдала практически непрерывно, любуясь каждым его движением, поворотом головы, разворотом плечей. Сидевшие с ним за столом люди начинали обращать внимание на мой явный интерес к его личности и что-то говорить Игорю по этому поводу. Но даже тогда он не оборачивался. Твердолобый, упертый... Такой же, как я... Сколько раз мы с ним ссорились в прошлом. Ссорились до полного изнеможения, так что я, бывало, не выдерживала и набрасывалась на Ковалева с кулаками, а он связывал мне руки за спиной и долго-долго целовал. Целовал до тех пор, пока я не забывала и предмет спора и кто, по моему мнению, был прав, а кто виноват. Это было в прошлом. Тогда можно было быть вспыльчивой, тогда я была любима, а не предала его чувства, погнавшись за красивой жизнью... Нда... Теперь вот сижу смиренно в ожидании, когда же он обратит на меня внимание. Хотя смирения во мне, пожалуй, мало. Во всей позе, в прожигающем его затылке взгляде вызов...

Сегодня я оделась особенно эффектно и броско. Кожаные брюки плотно облегают бедра и ноги, сверху красный корсет и коротенькая кожаная курточка-болеро. Волосы подняла в высокий конский хвост и выпустила челку, густо подвела стрелки на глазах. Витька, увидев меня во всем оружии, дурачась, присвистнул.

— О, какая же нелепость судьбы, что я должен был родиться твоим братом.

Игорь пришел с девушкой. Красивая и очень похожа на меня. Те же темные прямые волосы, большие миндальные глаза, немного треугольное личико. Может только нос чуть-чуть длинноват. И фигура похожа: длинные ноги, тонкая талия, большая грудь. Правда, девочка выше ростом даже Игоря, а в нем почти метр восемьдесят пять. Хотя если ей снять десятисантиметровые каблуки... А еще она моложе, явно моложе нас с Игорем. Ей лет двадцать, не больше... Странно, во мне нет бурной ревности, как бывало в прошлом, хоть тогда особо поводов и не давали. Сейчас мне скорее грустно.

— Вить, она красивее меня,— не то вопрос, не то утверждение.

— Ей далеко до тебя, сестренка.

— Ты так говоришь потому что мой брат.

— Нет, не только, в тебе есть что-то такое, томность какая-то.

Фыркнула.

— "Томность". Скажешь то же. Где ты выцепил эту фразочку?

Витька улыбается во всю рот. Хорош гад, бедные девки.

— Так и есть "томность", ну или как еще говорят — шарм. А еще эта грустинка в глазах.

Опять фыркнула.

— А она, да молода, да смазлива, я бы с ней с удовольствием покувыркался в постели. Но сдается мне, глупа как пробка. В общем, только для кувыркания.

— С чего ты так решил? Молодость и глупость не одно и то же.

— Мне видно лицо Игоря и как он кривится, когда девица открывает рот. Оль, она только копия, а копия никогда не сравнится с оригиналом.

— Просто ему нравится определенный тип женщин,— зачем-то возражаю я.

Не знаю где и что там видел Витька. Игорь сидел, как всегда, спиной ко мне, поэтому выражение его лица было скрыто, но то, как он держал эту девицу за руку, гладил, целовал пальчики, в этом просквозила ласка и мужское интерес. Уж мне ли не знать.

— Он сознательно делает это, чтобы разозлить тебя, — успокоил меня брат.

Слова Витьки немного, но приятно удивили. В знак благодарности я даже заказала ему очень хороший коньяк на ужин. Сама же сосредоточилась на «высверливании» такого желанного затылка. Не отрываясь, смотрю на Ковалева, пытаясь проникнуть в его мысли, сказать на каком-то телепатическом уровне: ну же, Игорь, посмотри на меня! Посмотри, посмотри, посмотри! Ну пожалуйста! Ему все равно, даже не заерзал на стуле. А ведь кажется, что я должна уже прожечь в нем дыру своим взглядом. Девушка же заметила мое пристальное внимание к их столику, занервничала, начала шептать Игорю на ушко. Он опять-таки не повернулся, но, видимо, сказал что-то успокоительное и снова поцеловал ей пальчики.

Бог ты мой! Почему я не смотрела ниже? Нога девицы бесстыдно трется о его ноги. Они любовники, конечно, между ними страсть и, возможно, чувства. А я наивная, думала, если Ковалев поцеловал меня так... гм скажем... пламенно, в кабинете, то он постоянно вспоминает этот эпизод и наше с ним не менее яркое прошлое... Вот она ревность, разрушительной стихией проследила по всему организму. Пальцы сжали тонкую ножку фужера с водой. Как хочется запустить им в Игореву русоволосую голову. В прошлой жизни я, скорее всего, так и сделала бы. Но теперь у меня нет такого права! Я сама себе все разрушила, предала, растоптала свою любовь, разорвала ее в клочья. И должна радоваться за Ковалева, что он нашел свое счастье... Нет, не могу, слишком плохая, слишком эгоистичная! Горечь затопила все внутри меня, она разъедает меня, даже мышцы, даже кости. Наверное, поэтому рука, державшая тонкую ножку хрустального бокала словно свела судорогой. Один вдох, второй, я умею дышать, умею!

— Ольга, почему ты так бледная?

— Витя, они встречаются...

— Ну и что? Думала, он всю жизнь был эунучом, но это ничего не значит. У него было много женщин, с которыми он спал.

Игорь кладет руку на колено девушки. Поглаживает, сжимает. Я не могу этого видеть! Мне нужно выйти, уйти, успокоиться. Вспомнить, как нужно правильно дышать! Вскакиваю со стула, получилось слегка громко. Точнее, очень громко из-за моих неуклюжих движений столовые приборы падают на пол, а стул с грохотом опрокидывается. Игорь конечно не повернулся, даже не вздрогнул, а вот его спутница с ухмылкой посмотрела на меня и опять начала что-то шептать ему в ушко. Сучка драная! К столику подбегает официант. Как все неловко, как все по-дурацки.

— Витя, я припудрю... губки,— из-за волнения перепутала все на свете.

Витя ржет. А мне не до смеха. Потому что рука Игоря все также поглаживает колено этой дурочки. А ну их всех!

Выбегаю на площадку около ресторана. Жадно вдыхаю воздух. Курящие мужчины обращают на меня внимание. О чем-то говорят между собой, глядя. Знаю, я красива, даже очень, с налетом некоего заграничного лоска, который невольно обращает на себя внимание. Только бы не вздумали идти знакомиться. Мне это совершенно не нужно сейчас. Предупреждая намерения одного, довольно симпатичного парня, разворачиваюсь и возвращаюсь в ресторан.

Игорь стоит в холле. Руки в карманах. Сосредоточенный, немного хмурый взгляд. Опять залюбовалась им: русые густые волосы, серые лучистые глаза, тяжелый волевой подбородок. Он и в 26 лет был красавчиком, а сейчас в 34 повзрослевший, лощеный, матерый... От его великолепия все внутри сжимается.

— Игорь, ты меня ждешь?! — воскликнула я и, собрав всю храбрость, какую только могла, подошла к нему, вызывающе двигая бедрами, обтянутыми черными кожаными брюками. Я нахальная, еще какая нахальная, положила руки ему на плечи. Надеюсь, он не уловил мерцания похоти в его глазах. Нет, Ковалев оттолкнул меня с силой от себя, так что я больно ударилась локтями о зеркало.

Конечно уловил, это не желание, а злость.

— Не делай вид, что ничего не произошло.

— А что конкретно произошло?

— Прекрати преследовать меня, это достало уже до чертиков, прекрати пялиться на меня беспрестанно.

Ага, все-таки мои горячие непрерывные взгляды даже сквозь затылок достигали цели! Не такой уж он железобетонный.

— У тебя что, совсем не осталось гордости?

Разозлило меня это, мгновенно закипела.

— Гордость!? — вырвалось с шипением из меня. Да, Игорь, у меня совсем нет этого чувства! Я все сделаю, слышишь, все, чтобы тебя вернуть, поскольку не хочу, чтобы моя глупая ...

гордость и твоя глупая принципиальная упертость помешали нам быть счастливыми.

Натянуто, неестественно, расхохотался.

— Какое счастье, о чем ты?! Паровоз с нашим счастьем отправился прямиком в ад, ещё восемь лет назад, когда красавица Олечка неожиданно, вместо того чтобы принять мое предложение руки и сердца, вышла замуж за богатенького немца.

Ему больно, до сих пор — больно! Значит есть чувства, значит все еще может быть!

— Она всего лишь копия, Игорь, моя копия!

— Иногда копии бывают намного лучше оригинала или как минимум свежее и в них нет гнили.

Горько. Правда всегда бьет наповал.

— Ты не нужен мне, — произносит он слогами, — У меня таких, жадных, на все готовых самок, вагон и маленькая тележка.

— Отойди, уйди, исчезни, — Ковалев продолжает забивать слова, как будто гвозди в мою голову.

«Конец комедии». Что здесь ещё можно сказать...

В глазах защипало, запекло. Нет, я не буду плакать, нет! Все-таки слезинка вырвалась из-под густо подведенных ресниц, потекла по щеке. Игорь задумчиво снимает ее кончиком пальца и растирает в руках. Зачем я нацепила этот тугой корсет, в нем просто невозможно дышать?

— Хорошо, чёрт с тобой, Игорь, я уйду, но напоследок...

Делаю резкое движение вперед, пытаюсь приблизиться, вскидываю руки, пытаюсь снова обнять. Нет. Ладонь Ковалева упирается в грудь, предупреждая попытку к сближению. Даже от этого злого, совсем не любовного прикосновения жар простреливает всё тело. Его пальцы на моей коже словно раскаленное тавро. Губы сушит. Облизнула их, но ощущение жажды все равно не прошло.

— Игорь, п-пожалуйста, всего один поцелуй.

Снова чувствую это, как восемь лет назад, тогда стоило нам оказаться рядом друг с другом, как все окружающее как будто бы стиралось, подергивалось дымкой, исчезало, уходило на второй план. Были только мы, искры между нами и наши эмоции. Мои гормоны до сих пор балдеют от него. Глаза Игоря изменились, в них больше нет злости, в них сейчас желание, тягучее, как мёд, горячее, как раскаленный металл.

— Пожалуйста,— тихо шепчу я, и хватка Ковалева, не дающая мне приблизиться, слабеет. Тотчас же, самым бесшовным образом, пользуюсь этим, обвиваю мужскую шею руками, припадаю губами к его губам. Прикосновения бьют током, протыкают иголками, жгутся, как медузы.

— Черт, — вырывается из его рта.

С шумом врезается меня в стену фойе, и снова я болезненно ударилась о зеркало локтями, а он... обжигает и обжигает своими губами. Страсть между нами осталась неизменной. Игорь оттесняет меня вглубь коридора, туда, где нас никто не увидит. Теперь можно дать себе волю. Можно запустить ему пальцы в волосы, прижаться к мужскому телу близко-близко, потереться низом живота о выпуклость в его брюках.

— Сучка, какая же ты ссс-сучка...

Мужские руки требовательно скользят по телу, нащупывают через тонкую кожу брюк мою попку, пытаются пробраться к груди под жестко затянутым корсетом.

— Нет, не здесь... — шепчу я.

— Не здесь, — соглашается Ковалев и тащит меня дальше по коридору, туда, где туалетные комнаты. Пальцы нащупали сосок, сдавили. Между ног пронзило током. Всегда поражалась этой связи между женской грудью и женским возбуждением. Заталкивает меня за дверь, закрывает замок. Я вся дрожу, вся теку, хочу. Теперь, когда дверь закрыта изнутри, его поведение стало еще более решительным. Прижал к стене, мужские сильные руки быстро расстегивают молнию на моих брюках, протискиваясь внутрь.

— Вот же сучка, трусы специально не надела.

Нет, не специально, точнее я не планировала такого развития событий. Просто хотела почувствовать себя более чувственной и раскованной. Чтобы волны моей сексуальности пробивали его, не смотрящего в мою сторону, даже через несколько столиков. Пальцы требовательно скользят дальше, касаются клитора. Словно попала в какое-то другое измерение, которое врывается внутрь пронзающими всё тело горячими нитями, отсвечивает в глазах тысячью бликами. Весь мир, вся я, сейчас сосредоточены на кончиках его пальцев, ласкающих влажные лепестки между моих ног. Какие возвышенные сравнения приходят в голову. Дурочка! Вернись на землю! Каким-то крошкой сознания понимаю — я в мужском туалете, со спущенными штанами, а Ковалев дрочит мой клитор, шепчет на ушко пошлости. Пальцы грубо входят во влагалище, доставляя одновременно боль и удовольствие.

- Ты этого хотела, следуя за мной, этого?! - и ещё глубже, сильнее внутрь.

Кто-то жалобно всхлипывает. Вторая рука болезненно сдавливает сосок груди.

- Ты этого хотела, постоянно уставившись на меня?! Этого?!

Вдруг Игорь резко разворачивает моё тело спиной к себе и сильно шлепает по попе. Вскрикиваю. Ещё один удар, ещё один вскрик. Расстегивает молнию на брюках. Собирается понять меня в туалете, как дешевую давалку? Сознание очнулось, а тело все ещё во власти желания, ноги подкашиваются и я, стремясь освободиться от его крепких рук, падаю, больно ударившись коленками о керамогранит пола. Глянцевые квадратики плитки безучастно отражают пошлую картинку - я на коленях, со спущенными брюками и освобожденной из-под корсета грудью. Шлюха.

Подскакиваю с пола, на ходу натягивая брюки.

- Ты куда, Оля? Нет!

Он опять дотрагивается до меня, пытаясь удержать. Теперь от его прикосновений больно.

- Я просила только поцелуй, Игорь. А если ты хочешь большего... То давай попробуем все забыть и начать сначала...

Дрожащими пальцами пытаюсь натянуть корсет на грудь. Игорь смеется. Неискренне, напряжено.

- Я ничего не собираюсь пробовать. Мне это не нужно. Я, конечно, не прочь трахнуться с тобой, ты красивая баба. Но и только.

Во рту вкус полыни. Горько-горько. В бессилии хочется то ли разреветься, то ли ударить его со всей силы коленкой по яйцам. Не делаю ни того, ни другого. Плотно застегиваю курточку на груди, открываю дверь и молча выхожу. Что я могу сказать? Вкус полыни во рту вызывает тошноту. От влаги, выступившей на глазах, окружающие предметы расплываются. Натыкаюсь (Дмитриева Марина специально для S exytales.org) на кого-то в коридоре, бормоча извинения, иду дальше.

— Пoлнaя ушeдрoткa, — звучит в мoих ушax.

Я нe слушaю и нe прeдумывaю oпрaвдaний. Нужнo выбрaться из этoгo бессмыслeннoгo завeдeния, тудa, гдe свежий вoздуx. К счастью, я взялa с собой карманную сумку и мoй мoбильный телефон.

— Витя, я на улице. Поехали домой.

...

Дома, в свoeй прежней комнате, oткрылась плотная коричневая тетрадь. Дневник, котоpый я как-то вела и читала до дыpок там, в Геpмании, пытаясь ещё pаз погрузиться в ощущения страсти и любви, коpые я испытывала когда-то с Игоpем. Не могла отказаться от этого мазохистического удовольствия. Прохожу пальцами по строкам и буквам. Они словно обладают не только значением, но и формой, структурой. Бархатистую, теплую поверхность приятно ощущать.

«Сегодня самый счастливый день в моей жизни — Игорь признался мне в любви. Мы поехали с ним купаться на речку. Жара, вокруг толпа людей, но я вижу только его, и даже вода не может утолить импульсы, исходящие от его тела к моему... Потом мы, держась за руки, гуляли по окрестностям. Какой он бывает разный, мой Игорек: ласковый, шаловливый, сверкающий смехом, нахальный, страстный, иногда даже грубый. Ах, как он прижал меня к тому дереву. Я почувствовала внутри живота словно удар, жаркий удар, несущий возбуждение, а не боль. Мы долго смотрели друг другу в глаза и кажется от одного только взгляда я испытала оргазм. Да это намного лучше! Это намного больше физического удовлетворения. Это самое прекрасное чувство в моей жизни. Словно наши души занимаются любовью. А потом... начался дождь, не позволяя душам присоединиться телам. И мы, сняв обувь, бежали босиком по скользкой траве к его старенькому жигуленку, счастливо хохоча во всё горло. Вот там, в машине, снимая губами дождевые капли с моего лица, Игорь и сказал: «Олененок, я тебя очень сильно люблю». Олененок, Олененок,...

До сих пор в ушах звучит это прозвище. Слезы стекают по щекам, заползая в уголки губ. Да, я понимаю, что эти чувства и эмоции больше не будут между нами. Мы изменились, стали более опытными, возможно мудрыми, а скорее всего — циничными. Но всё же, теперь ведь может быть по-другому. И кто сказал, что это другое будет хуже?

Три дня я ожидала, надеясь, что Ковалев придет. Но по мере того как проходили дни, часы, отчаяние постепенно ползло противным холодком в душу. Надо смириться с мыслью, что все закончилось, что мне не удастся войти дважды в одну и ту же реку. Нет, не могу, не хочу... не сдамся так просто. Если есть страсть, все остальное тоже можно вернуть!

Сама не знаю, как оказалась около его дома. Благодаря пронюханному Витьке, я знала номер квартиры. 55-я на 7 этаже. Сколько счастливых чисел в одном наборе. Он дома, об этом мне сказала не только его машина, стоявшая на парковке, но и затухшее, как сумасшедшее, сердце в груди. Перед видеодомофоном замерла на минуту, пытаясь справиться с волнением. Набираю подрагивающими пальцами номер. Раздался щелчок, вероятно, домофон включился, вероятно, он меня видит, вероятно, мне нужно что-то сказать. Только вот язык онемел. Стою и смотрю в черный квадрат видеодомофона, нервно покусывая губы. Молчание давит на тело, как что-то осязаемое, тяжелое, темное. В желании вдохнуть хоть немножко воздуха, грудь бурно подымается.

— Что ты хотела? — какой спокойный, даже равнодушный голос.

— Игорь... — запнулась, — Давай поговорим.

— Я уже все сказал, мне нечего добавить.

Он ударил меня, мое тело ощутило боль от этого удара. Руки дрожали.

Все... зря пришла. Нет. Нет. Не могу, не хочу! Я буду цепляться всем, чем можно, за все, что можно. В голове всплыли его циничные слова: «Я, конечно, не прочь переспать с тобой, ты красивая женщина. Но и только». Губы искривляется циничная улыбка, цепляться теперь можно только вагиной. Ну и что же, хотя бы потрахаюсь с ним насыщенно! Вспомню, как это бывает с любимым человеком.

— Ты говорил, что хочешь меня! — сказала с вызовом, с вызовом посмотрела.

Опять осязаемое, давящее молчание. Неужели и этого мне не будет дано?

Молчание, молчание, молчание. Глухой голос:

— Заходи, седьмой этаж.

Выдох облегчения из моих губ. Писк открывшейся двери.

Надо же, я умею ходить. В голове вспыхнули слова песни: «На седьмом этаже, за семь часов счастья, спасибо тебе». Пусть, пусть всего семь часов или меньше, но я проживу их на полную катушку, наслаждаясь каждым мигом. Лифт поднимается вверх, а что-то горячее вместе с толчком лифта устремляется вниз моего тела. Я вся истекаю соками, я хочу... и пускай будет!

Игорь ждал в преме двери, одетый в одни только спортивные серые брюки. Жара внизу живота стала ещё больше. Конечно, он такой красивый. Восемь лет назад я бы бросилась ему на шею, впилась в губы, стремясь быстрее в постель, быстрее испытать свою дозу кайфа... Сейчас вынуждена быть более сдержанной.

— Заходи,— шепчет Игорь.

Нерешительно переступаю за порог. Ковалев прижимается ко мне сзади, отодвигает в сторону волосы и целует в шею. Это так остро, что практически непереносимо. Хочется кричать, визжать, стонать, ругаться матом, мурлыкать, выть животным. Кожа с той стороны тела, к которой его губы прикасаются, покрывается мурашками.

— Ах...

Резкий поворот. Теперь я прижата его сильным телом спиной к двери. Руки Ковалева грубо сжимают мою грудь и задницу. Скользну пальчиками по мужскому обнаженному торсу, ниже, ниже. Игорь возбужден, член просто распирает штаны. Сдавливаю и слышу выдох возбуждения на ухо. Нет, Ковалев не дает пошалить. Он хочет по-другому — быть главным. Раз. Мои руки подняты вверх, и прижаты его сильными к холодной металлической поверхности двери... Два. Мужское колено раздвигает мои подрагивающие, готовые подкоситься ноги. Три. Колено вверх до упора. Низ живота пылает, зудит. Подаюсь вперед, похотливо трусь об его ногу, пытаясь хоть как-то унять бушующую плоть. У меня так давно не было мужика.

— Опять без трусиков, какая же ты блядь.

Да, черт возьми, я такая! И ему всегда нравилось то, что я отбрасывала все комплексы в постели. Оставляла их валяющимися у кровати, как сброшенную в нетерпении одежду. Влажная щель, смазкой, рисует темные скользкие отметины на его брюках.

— Ссссуууукaaaaa, — злобно рычит Игорь мне на ухо, и целует голодными злыми поцелуями в шею. Веки безвольно прикрываются в блаженстве. Свет, тень, свет, тень, пляшут в глазах, словно мы на клубной дискотеке.

— OOOOOOOOOOOO, — протяжный стон-всхлип вызывают внедрившиеся во влажную плоть мужские пальцы.

— Сука, сука, сука... — постоянно повторяет Игорь и глубже, глубже пальцами внутрь. Странно, но это грубое слово звучит, стучит в моих ушах, словно ласка и воспринимается как комплимент — признание моей неоспоримой сексуальности. Возможно, потому что в нем, в этом слове, кроме злости, столько восхищения и возбуждения. Бьющего через край возбуждения, которое вызвала я, которое могу вызвать лишь я. Пальцы ритмично проникают в трепещущую глубину, пальцы ласкают клитор, мнут, лапают. Я и забыла уже, какое волшебство могут творить эти пальцы. Ноги подкашиваются, оседаю, насаживаясь до предела на его сильную руку. Если он её уберет, бухнусь коленками на пол. Свет, тень, свет, тень, свистопляска продолжается и пальцы бьют током жаром вглубь.

— Обрати внимание на меня, обрати внимание на меня, я сказал, обрати!

Пытаюсь сфокусировать взгляд. Зряшное дело, все плывет перед глазами... и только две светящиеся блеском возбуждения точки, его расширенные зрачки.

Движения мужской руки прекратились.

— О нет... Игорь... пожалуйста...

Сама насаживаюсь на его пальцы, бесстыдно подаваясь вперед. Но почему-то ток не проходит по всему телу от этих движений. Не то, не так.

— Игорь, пожалуйста... — скулю я.

Лицо Ковалева совершенно серьезное и даже отстраненное.

— Что пожалуйста, чего ты хочешь? — голос тоже как будто бы совершенно спокойный.

— Черт возьми, Игорь, отодвинь меня!!

Из его горла раздался довольный смех. Он всегда умел и любил меня мучить. Довести до грани и отступать, слушая бессвязный лепет моих просьб.

— П-пожалуйста...

Резкий разворот. Теперь я лицом прислоняюсь к немного шершавой штукатурке стены прихожей. О ягодицы трется вздыбленный бугор Игоревых штанов. Выпячиваю попу, стремясь навстречу. Тихий, звенящий возбуждением шепот на ухо.

— Ты необычайно прекрасная и невыносимая сучка, необычайно похотливая и жаждущая секса.

— ООООООООО...

Оскорбляй меня, унижай меня, восхищайся мной.

Руки Ковалева снова перемещаются, стаскивают кофточку с моего тела. Сильные пальцы двигаются быстро и решительно. Расстегивают молнию на юбке, опускают шелковистую ткань по бедрам вниз... Дальше она падает сама. Переступаю. Вот я уже почти полностью обнаженная, только кружево бюстгальтера на груди прикрывает вставшие в ожидании прикосновений соски. Отстраняется. Краем глаза вижу, как Ковалев снимает с себя штаны вместе с трусами. Быстрее! Ну почему так медленно? Быстрее!

— Ох, как больно! — громко звучит пощечина на моей заднице. Затем ещё одна и снова раздается негромкий вопль. Мужские руки требовательно опускаются на мои дрожащие ягодицы, сжимают их. Прямо между влажных губ ощущаю мощный член.

— Черт, Игорь, возьми меня! — прошептала я нетерпеливо.

На последнем слове моего нетерпеливого предложения он резко проникает внутрь меня. Первое проникновение такое острое и прекрасное. Сжимаю пальцами его пальцы, сжимаю внутренними мышцами его член, стремясь продлить до бесконечности ощущения от первого проникновения. Толчок.

— Ещё, — прошептала я.

Сильный удар прямо в мою дрожащую глубину.

— Да! Ещё!... Ещё!... Ещё!! — вырывается из моего горла, с каждым следующим движением члена внутрь. Медленный, сводящий с ума ритм, в котором чувствуется скрытая мощь,... неизменно ведущая к ускорению.

— Ещё... ещё... — шепчут мои губы, — Игорь... пожалуйста... глубже...

Толчки становятся интенсивнее. Быстрее, мощнее. Его бедра с размаху бьются о мои мягкие ягодицы. Комната наполняется развратными хлюпающими звуками и моими стонами.

— Нравится тебе, сучка, нравится?

— Ещё. Ещё. Сильнее, — продолжает кто-то просить.

Всё мое тело дергается, бьется в интенсивной тряске его настойчивости. Совершенно развратно выгибаюсь буквой Г, отдавая себя полностью. Хочу его всего, хочу, чтобы он достал до матки, до сердца, до мозга! Хочу насытиться им полностью, переполниться ощущениями, чтобы потом по капельке выпивать воспоминания как горько-сладкий бальзам. Хватаю меня за волосы и за грудь, отрывая от стены. Толчки членом становятся просто безумными.

— Вот так, вот так, — шепчет Игорь близко к моему уху. В его голосе нет злобы, только блаженство. Только боль смешивается с острыми ощущениями от сумасшедших толчков его члена, вызывая внутри горячее напряжение.

Я почти там. Мне осталось совсем немного. Я застыла в ожидании оргазма, продолжая слегка постанывать.

— Ещё, ещё, ещё...

— Ещё... ОООООООО!!

Оргазм. Свет, тень, свет, тень. Я в светотени.

— Блядь, сука, ты такая одна...

Мужские руки сжимают мое оседающее послеоргазменное тело, не давая сползти на пол и насаживая раз за разом до упора на член. Интенсивные толчки продолжают бить внутренности током удовольствия. Сжимает до боли, в меня текет сперма. Стонет, как же он стонет! Самый лучший любовник, самый лучший мужчина в моей жизни.

Бухаемся с ним на пол...

— Спасибо, спасибо, — шепчу еле слышно в ушко Игоря. Разворачиваюсь к нему целую в губы, шею, глаза. Несколько пропитанных моей нежностью и его расслаблением минут.

И что теперь? Что? Разве он сможет сказать после этого: «пошла вон», сказать, что между нами нет больше чувств. Его рука рассеянно гладит мои волосы. Хороший знак? Возможно, вот только если бы не молчание.

— Игорь... — начинаю несмело я.

— Страсть ты изображаешь отлично.

— Я не...

Но он перебивает.

— Ещё не так завертишься, когда прижмет, да, Ольга?

— Не понимаю, о чем ты?

Игорь поднимается с пола, натягивая на себя штаны.

— Не строй из себя дурочку. Тебе не идет. Приехала, вся такая томная, люблю, прости, забыть не могу. Задолжав при этом кучу евро всем вокруг. А ведь скоро твой домик, который ты все-таки отсудила у мужа, продадут с молотка, и опеку над ребенком передадут бывшему супругу...

Как он узнал?

— Неужели нельзя было просто сказать: Игорь, помоги. Игорь, я поступила плохо. Зачем, черт возьми, было наводить тень на плетень? Думала, так я дам больше?

Поднимаю на него глаза.

— Игорь п-помоги, — голос предательски дрожит.

Прошить о чем-то голой после секса, должно быть, это выглядит смешно. Правда, в глазах у Ковалева нет веселья.

— Игорь, пожалуйста, давай начнём все сначала. С тобой мне ничего не страшно. Давай все забудем. Уверена, у нас получится. А деньги... знаешь... я стала к ним совсем по-другому относиться.

Ковалев рассмеялся, заливисто, издевательски... противно. Он мне не поверил. Игорь стал бездушной счетной машинкой. Видимо, я сама виновата — мое предательство сделало его таким. Горько... горько, вкус полыни снова заполнил рот. Того веселого, озорного, целеустремленного паренька больше нет...

Собираю разбросанную одежду, натягиваю на себя юбку и кофточку. Осталось только сумочку найти, точно помню, она была.

Пусть остается один на один со своей принципиальностью! Пусть продолжает искать меня во всех своих следующих женщинах! Я и так сделала столько шагов навстречу, но унижаться еще больше, просто не могу. Всегда была гордячкой.

Дергаю дверь, пытаюсь уйти. Игорь все с той же циничной усмешкой наблюдает за мной. Не могу справиться с замком. Мне нужно уйти. Уйти, скрыться или меня сейчас просто разорвет от скопившейся внутри горечи.

— Открой, — прошу, приказываю я.

Подходит, медленно... с кошачьей грацией. Горячие пальцы касаются моей левой щеки.

— Покидаешь меня, Олененок, зачем же так? Останься, нам ведь обоим этого мало. Его "мало", сказанное протяжно и нараспев, проникает внутрь тела и начинает там вибрировать. — Я ещё тебя с удовольствием потрахаю.

— Нет... Ничего Игоречек, у тебя ведь много таких жадных, на все готовых сучек, как я, ты сам говорил... Они добавят. А мне вполне достаточно...

Вполне достаточно — горечи. Глупо себя обманывать. Нет, мне мало. Мало простого секса с ним.

— И для того чтобы решить мои финансовые проблемы ТАК... поверь Игорь, не нужно было тащиться в Россию. Ты сам сказал, я ведь красивая баба...

Дверь поддалась.

— Оля, подожди!

Нет! Сейчас я ненавижу ждать! Стук каблуков вторит стуку моего сердца. Догони, обними, ну пожалуйста!

...

Ну что, посидим на дорожку, — стараясь быть веселой, говорю я.

Однако Витька все равно хмурый,

— Да ну тебя, зря уезжаешь. Уверен, скоро до него дойдет, что ты лучше сотни копий.

— Если дойдет, думаю, он сможет меня найти.

— Блин, а я так расчитывал породниться с местным олигархом.

— Не надо, — протестующе поднимаю руки вверх, — Родители вот тоже хотели породниться — с немецким лордом. И что из этого получилось?

— Марта получилась.

— Из-за неё мне и нужно улетать, она ждёт меня. Моя дочка давно ждёт маму.

Мы замолчали, каждый думая о своём.

— И всё-таки Игорь придурок, — изрек наконец Витька.

— Точно, — горькая усмешка кривит мои губы.

Правда от признания этого факта легче не стало... Я так надеялась, что он меня догонит тогда.

— Ну что ж, пора идти...

Витька подхватил чемоданы.

Тaким образом, медленно и скрипя, движется старинный лифт этого дома. В Германии таких никогда не встретишь. Это достижение отечественного лифтостроения и результат безалаберности пользователей жильца. Жаль расставаться с лифтом, жаль расставаться с этой обычной старенькой девятиэтажкой, с родным городом, с ним.

Вот и все... Протискиваюсь в узком пространстве самолета к своему креслу. Устало сажусь. Что теперь?... Я хотя бы попыталась... Вела себя, конечно, как дура. То кидалась ему почти в ноги, унижалась, потом строила из себя оскорбленную добродетель. Глупо, истерично, противоречиво, чисто по-женски... Будет что вспомнить... Нет, сейчас надо забыть и — прощай мать Россия, здравствуй отец Отечество... только почему-то хочется плакать. Слезы текут сами по себе... А тут еще и запах этот... одеколон... где-то я его слышала, ощущала на чьем-то теле. Нет, не думать об этом! Видимо, родина по-хорошему прощаться не хочет и решила напоследок добить чем-нибудь. Забудешь тут... опять плачу... вот рева-корова, как бы вслух не разреветься. Так неврастеничкой скоро стану. Нет! Не стану! Я смогу! Смирюсь, забуду, вытесню из головы восемь лет мучительные мысли о нём, научусь жить не любя... возможно, выйду замуж за еще одного немца, я ведь «красивая баба», точнее фрау. Да что ж такое! Чертов одеколон! Какой идиот так сильно надухарился?... Задохнуться можно. Прямо глаза режет от запаха. Всхлипнула громко. Ну вот... Сзади кто-то протянул руку с платком... Пальцы. Сердце забарабанило, застучало в ушах барабанами. Пальцы... разве можно их забыть... и часы на руке знакомы до боли... ? Медленно оборачиваюсь...

Хoчу вырaзить oгрoмнeйшую блaгoдaрнoсть Филoлoгичeскoй дeвe зa пoмoщь с пунктуaциeй и oрфoгрaфиeй.