Пленная шаманка

Получив известие из Луносвета, Даэль не теряла времени и принялась готовиться к отъезду. Большая часть была уже подготовлена, но осталось одно дело – забота о трех девушках: эльфийке Лийям и дренейкам Иэлли и Нии. В ее отсутствие им нужно было обеспечить должный уход и содержание, но жрица сомневалась, кому это поручить. Поэтому, хотя решение, которое она приняла, выглядело сомнительным, кровавая эльфийка подписала бумагу об освобождении девушек и практически предоставила им самим себе. Она запретила стражникам Оргриммара сводить с них глаз и последний раз перед отъездом посетила своих подруг, радостно сообщив им, что весь Оргриммар в их распоряжении – они могут свободно гулять по городу, а даже выходить за его пределы в Степи, но только при наличии стражи. Они получили королевские апартаменты в гостинице Оргриммара для почетных гостей, а Даэль особенно одарила свою подопечную Иэлли:

– Моя дорогая принцесса, ты можешь брать все, что только сможешь достать в этом городе, удовлетворять свои желания и наслаждаться своим чувственным телом, – произнесла эльфийка, облизываясь и быстро оглядывая стройное тело дренейки в ее изящном шелковом платье. – Ты можешь получить все, просто назови мое имя. Мое имя откроет тебе все двери. Я хочу, чтобы ты не отказывала себе ни в чем, – нахлеставшись к уху Иэлли на прощание шепнула Даэль. – Отдыхай как следует, моя сладость, потому что когда я вернусь – у нас не будет времени на отдых. – И она ласково облизала ушко дренейки перед исчезновением в портале. Иэлли с отвращением отвернулась, Лийям и Ния с ненавистью глядели на свою мучительницу, а Даэль, только еще больше раззадорившись от этого, в восторженном настроении исчезла в портале. Три девушки остались одни.

Как ни мечтали девушки сесть на первый же корабль в Кабестане и отправиться в Восточные Королевства, ордынские стражи не давали им ступить и шагу за пределами Оргриммара, чётко следуя инструкции Даэль. Они загораживали девушкам дорогу и, словно невзначай тесня их назад, вынуждали возвращаться в столицу. Иэлли с сожалением поняла, что им остаётся только ждать возвращения кровавой эльфийки, а это время необходимо как-то скоротать. Гулять по душному, шумному, вонючему Оргриммару не хотелось. Любвеобильная Ния засела в наиболее приличном кабачке, пропуская через себя стакан за стаканом, пытаясь отвлечься от своей мрачной судьбы, пьянела и лезла к самым симпатичным кровавым эльфам. Лийям захотела прокатиться на дирижабле до Тирисфальских Лесов и обратно; хоть она в глубине души и мечтала исхитриться и сбежать по прибытию в Лордерон, она всё же понимала, что до ближайшей территории Альянса идти будет очень далеко, что в совокупности с враждебным местным населением даёт крайне опасный путь. Эльфийская принцесса звала с собой Иэлли, но дренейка отказалась — ей и здесь было противно, а уж что говорить о населённых гнилой нежитью мертвых лесах. «Именем верховной жрицы Даэль» Иэлли заставила умолкнуть пытавшихся помешать поездке оркских стражей, Лийям купила билет и отправилась в путешествие. Иэлли осталась одна-одинёшенька в неприветливом Дуротаре.

Проводив Лийям до дирижабля, Иэлли решила вернуться в Оргриммар. Среди толпы снующих через ворота крепости ордынцев, Иэлли неожиданно приметила дренейку, закованную в наручники, за цепь которых её вёл за собой орк-стражник. Иэлли мгновенно разъярилась, оскорбленная увиденным до глубины души; она направилась было к ним, но толпа троллей перекрыла ей дорогу. Когда они разошлись, дренейки уже не было. Иэлли решила во что бы то ни стало найти её и помочь бедняжке. Это оказалось несложно — в архивах стражи (к которым она попала без труда, лишь только упомянув в разговоре с начальником стражи имя Даэль. орк побледнел, затрясся и сразу отвёл дренейку в архивную, лишь бы не связываться с эльфийской жрицей) числилась только одна пленённая дренейка: шаманка Эйя, взятая в плен во время битвы в Ущелье Песни Войны. Она была записана как полевой лекарь, что ещё больше разожгло ненависть Иэлли к вероломным ордынцам. Она решила немедленно отправиться к шаманке и попробовать вызволить её, грозя оркам, в случае неподчинения, гневом Даэль. И пусть принцесса будет дважды должна жрице, чем та не преминет воспользоваться при первом же удобном случае, на ходу выдумывая новую извращённую игру, главной подопытной в которой будет выступать Иэлли. Дренейку передёрнуло, как только она представила, как Даэль снова захочет проверить на прочность её переполненный, трещащий по швам мочевой пузырь, или будет удерживать девушку рядом с собой, гуляя по столице, старательно обходя за километр все туалеты города. Иэлли не понимала, почему жрице доставляют удовольствие эти издевательства, почему она хохочет, когда рядом с ней писается в трусики какая-нибудь отчаявшаяся девушка, не сумевшая дотерпеть до туалета, и жадно пожирает глазами девушек, которые ещё не описались, но уже на грани этого, которые переминаются и пританцовывают, сжимают обеими руками свою промежность, чувствуя, что мышцы уретры сами больше не могут удерживать рвущуюся наружу мочу. И принцесса была готова ко всему этому, лишь бы освободить представительницу своей расы.

Прибыв в тюрьму Оргриммара, Иэлли быстро отыскала камеру, где содержали дренейку. Под прикрытием выдуманного имени Даэль она с интересом наблюдала, как напыщенные орки теряют свою надменность и становятся вежливыми проводниками, готовыми помочь (но только не столкнуться с жрицей), чтобы указать путь. Прогуливаясь по холодным и влажным каменным коридорам, Иэлли задумалась о репутации этих жестоких существ. Каким образом удалось запугать и подавить таких мощных врагов, чтобы каждый член Орды ужасался одного только имени этой хрупкой молодой кровавой эльфийки? Но Иэлли отгнала эти мысли, прибыв к нужной камере. Она попросила орка открыть дверь и удалиться на расстояние, давая понять о возможности столкновения с жрицей.

В заброшенной и гниющей камере на самом краю Эйя маленько прижалась. Но заметив, что посетитель - другая дренейка, которая смотрела на нее с состраданием и желанием помочь, шаманка приободрилась. Девушки начали разговаривать. Пленница, голодная от разговоров с альянсовцами, поинтересовалась у Иэлли о происходящих событиях в Азероте, и сама подробно отвечала на вопросы принцессы. Шаманка была захвачена в плен несколько месяцев назад на поле битвы Ущелья Песни Войны. Она старалась вылечить раненого охотника, который напал на всех врагов одновременно и оказался окруженным. Хотя он получил серьезные ранения, шаманке не удалось закончить лечение - ее арестовали и перетащили в Заставу, затем в Перекресток Путей и наконец-то в Оргриммар. Ей казалось, что теперь ее путь закончится здесь, в столице Орды. Орки не собирались убивать ее, но также не ожидали какой-либо помощи от нее. Эйя не понимала, что от нее хотят, и находилась в полном неведении, запертая в этой камере и ожидая неизвестного.

Иэлли с состраданием обратила внимание на ужасные условия содержания шаманки. Эйя заявила, что её обеспечивают всем необходимым, но при этом у неё ничего нет. Её кормят три раза в день, однако этот скромный пай, небрежно бросаемый в камеру, можно ли назвать полноценной пищей? Ей предоставляется возможность принять душ в тюремной комнате, где она моется вместе с орчихами, троллихами и кровавыми эльфийками - провинившимися перед своей фракцией. Эйя замечала также ночных эльфийек, однако орки старались приводить их мыться в другое время из-за опасений контакта с альянсом. Она отметила, что орки и тролли обладают сильными телами, а маленькая дренейка очень боялась и отходила в самый угол душевой комнаты, чтобы остаться незаметной. Кровавые эльфийки же были хрупкими и бледными, однако по своей гордости превосходили своих сокамерниц. К тому же, Эйя не понимала ордынцев их разговоров.... Надзиратели общались в основном жестами, и только так дренейка могла их понять. Хотя она могла бы хоть немного подружиться с самыми спокойными заключёнными, чтобы смягчить свою одиночность, она всё равно не могла этого сделать. И это делало её ещё более одинокой.

Особое внимание Эйя уделяла походам в туалет, так как это вызывало у неё наибольшее беспокойство. Она со слезами жаловалась на то, как неприятно было писать в грязную чашку, которую ей приходилось выносить раз в день. И каждый раз орк-надзиратель наблюдал за ней, когда она присаживалась над емкостью и слушал звук её мочеиспускания!

— Я его ненавидела! — голос шаманки звенел от сдерживаемого гнева. — Когда я писала, мне казалось, что меня слышит весь Оргриммар, так оглушительно моя моча барабанила по металлической ёмкости! Я мечтала сделать что угодно, лишь бы писать неслышно. Я не могла понять, как не стесняются писать ордынки, каждый час я слышала, как какая-нибудь заключённая, захотев писать, шумно журчит в миску, а надзиратели тут же подскакивают к её камере и со смехом переговариваются, глядя на неё. Иногда я слышала ответные женские выкрики, наверное, просьбы отвернуться, не смотреть, но орки только улюлюкали. А потом девушки проходили мимо моей камеры, в сторону сточной дыры, куда сбрасывается весь мусор, неся в руках свои миски, наполненные до краёв их оранжевой мочой, слабо пахнущей пряной металлической ржавчиной, и я не видела на их лицах смущения, только покорную необходимость. Но мы с тобой по-другому воспитаны, — сказала она Иэлли, и та согласно закивала: стыдливые дренейки всегда писают скрытно, лишь бы никто не увидел, чтобы не быть niaalssi [дрен. пренебреж, «ссыкушка"]; а если рядом кто-то есть, но терпеть уже невмоготу, когда счёт идёт на секунды и перед девушкой стоит только один вопрос — успеет ли она стянуть трусики и присесть, или же она промочит всю свою одежду под животом? — они делают всё, чтобы пописать бесшумно, пусть для этого даже придётся выдавливать из себя лишь тонюсенькую струйку, изо всех сил не давая мышцам уретры растянуться под распирающим их напором мочи. А иногда особо нетерпеливые, спешащие, или же ужасно долго терпевшие дренейки, которые чувствуют, что ни за что на свете не смогут сдержать поток и будут сейчас писать в полную силу, присев, разводят коленки и в открывшееся пространство просовывают ладошку, и мягкую кожу сразу начинает обогревать ласкающий ручеёк; быстро заполняя согнутую ковшиком ладошку, не помещающаяся в маленькой ёмкости моча, подгоняемая новыми и новыми вливаемыми порциями жидкости, следуя изящному направлению пальцев, сжатых четырёхгранной лодочкой, выливается ровным водопадиком на землю, под ноги дренейке. Девушка перестаёт что-либо слышать и видеть вокруг себя: её струя теперь бесшумно выливается из ладошки, слышно лишь лёгкое посвистывание маленькой дырочки, из которой хлещет непосильно широкий для неё поток (и девушка, спрятав своё пылающее личико свободной, сухой и чистой ладошкой, от всей души надеется, что находящиеся рядом с ней, но, к счастью, не видящие её дренеи, примут этот тихий свист за завывания ветерка, щекочущего листву деревьев), от жгучего стыда у неё темнеет в глазах, она теряет голову, почти перестаёт понимать, что она делает, и только горячая моча, омывающая руку, не даёт ей лишиться чувств. Быстро заполняющая её ладонь, и, не успевающая вытекать из треугольной формочки, составленной средним, указательным и безымянным пальцами девушки, разнузданная водная стихия, не дающая покоя дренейке ни внутри неё, ни снаружи, начинает искать другие выходы, переливается через край, просачивается сквозь неплотно сжатые пальцы.

— Слава Наару, никто не услышал, — успокоилась девушка, когда ее мочевой пузырь, перестав причинять дискомфорт, стал пустым и легким. Струйка мочи остановилась, и все неприятные ощущения в животе утихли. Девушка вздохнула с облегчением. Теперь она имела только одно напоминание о страшном кошмаре, который продолжался несколько часов: мокрые следы на зеркально гладкой поверхности унитаза отражали освободившийся мочевой пузырь и ее согнутые ноги, а также ладонь, еще содержащую капли мочи. Чувствуя это, девушка разжала пальцы и выпускала мочу, которая растекалась по поверхности унитаза в равных кругах. Она быстро стряхнула последние капельки с рукой и вернулась к своим друзьям. Старавшись скрывать свою ладонь за спиной и терпеть неприятную влагу как необходимость, она надеялась на то, что другие не заметят ее дискомфорт.

— Когда я писала, я старалась слегка наклонять унитаз, чтобы моча стекала по стенкам тихо, а не била о металлическую поверхность. Однако я не очень видела, что происходит между своими ногами и часто слишком сильно наклоняла унитаз, из-за чего моча выливалась через край, обливая пол и руки. Потом я попробовала сидеть на унитазе, разводя колени и прижимая его двумя руками прямо к... — Эйя смущенно закашлялась. — В общем, таким образом я скрывала свое интимное место не только от стражников, но и от самой себя. Когда начинала писать, я слушала едва слышное журчание до тех пор, пока не почувствовала, что моя струя начинает разбивать поверхность наполовину заполненного унитаза. Мелкие брызги оседали на моей коже и соединялись в большие капли, которые скользили по всей моей интимной зоне и капали с попы. Я была полностью промокшей! Когда заканчивала мочиться и старалась вытереться, моя ладонь сразу же становилась влажной, прикосновение вызывало дискомфорт. Приходилось натягивать штаны, которые сразу же пропитывались мочой и тяжелели, они неприятно липли и раздражали кожу! — Эйю передернуло от воспоминаний об этих ощущениях. — И я вынуждена была несколько дней терпеть запах, который исходил от меня. Это было ужасно! После этого я перестала экспериментировать и снова начала использовать унитаз обычным способом. Мои постоянные посещения унитаза снова привлекали стражников как пчел на цветы. Я старалась прикрыть лицо руками, чтобы скрыть свое смущение, но успокаивала себя мыслью о том, что хотя бы не испачкаю свою кожу или одежду случайно.

Но однажды произошло нечто, что немного смягчило мое пребывание здесь. В одной из моих прогулок по тюремному двору я случайно начала разговор с вожаком-орком, который заметил это и решил использовать меня для исследований своего племени. Большинство шаманов орков были разбросаны по конфликтным территориям, а я была идеальным объектом для продолжения их работы. Они ожидали от меня полного подчинения и исполнительности, и я безоговорочно выполняла все приказы.

Сначала меня выводили за пределы столицы и проводили к Перекрестку Путей, где можно было увидеть вольеры с самыми разными экзотическими животными. Но настоящее значение имели волки. Каждый день я общалась с волками, приходя все ближе и ближе к ним, пока они не привыкли к моему ежедневному появлению и запаху. И затем меня начали отправлять внутрь загона, где мне приходилось задавать вопросы вожакам-оркам о их жизни, повадках и, что было наиболее интересно для орков, как пробудить в них природную ярость, первобытную свирепость, побуждающую их к бою и разрыву врага на части. Орки считали волков одними из лучших помощников в боевых действиях, поэтому им было необходимо знать все детали.

С того момента, как мне разрешили доступ в загон, я начала писать только там. Я больше не прячусь за деревьями или кустами (которых было очень мало), а сажусь рядом с другими самками. Самцы проходят мимо нас, но я не стесняюсь, потому что для волков это естественно. А орки не обращают на меня внимания, так как опасаются подойти слишком близко к загону. Вокруг... его всегда было пусто – это была территория шаманов, друидов и опытных охотников, которые без страха контактировали с волками. Но поскольку конфликт в Азшаре обострился и основные силы отправлены туда, на север от Оргриммара, степи опустели, и я оказалась всегда в одиночестве с волками. Честно говоря, они очень пугали меня своей свирепостью и безумным желанием рвать и кусать, но я была уверена, что это все влияние орков, которые прокляты жаждой крови, а настоящие инстинкты волков не такие беспощадные.

Мне нравилось с ними общаться, я узнавала много нового для себя, но не для ордынцев. Я старалась по возможности пересказывать слова воргов не полностью, чтобы не дать врагу полностью овладеть волчьей силой, иногда перевирала слова. Ох, это всё, что я могла сделать в моём положении — дренейка корила себя за помощь орде. — Мне так стыдно! — она закрыла лицо руками и заплакала. Иэлли стала утешать её, что ничего большего она и не могла сделать. Успокоившись, Эйя продолжила:

— Общение с воргами стало моей отрадой, я была счастлива разговаривать хоть с кем-то, с орками я общалась только по необходимости, когда они расспрашивали меня обо всём, что я узнала. Иногда я молчала, и они меня били. А я, слабая трусиха, — глаза дренейки снова наполнились слезами, — сразу выкладывала им всё, не в силах больше терпеть боль.

Я стала проводить всё больше времени с воргами. Заметив это, орки стали сокращать мне доступ к вольеру, ограничивая моё время там до нескольких часов в день. И я с нетерпением ждала этих нескольких часов, скучая в своей камере. И, как я уже сказала, я стала писать только у воргов, потому что там просторно и спокойно. Иногда мне приходилось терпеть много часов, сидя в своей камере и ожидая, когда же снова меня отведут в вольер. Я невыносимо хотела писать, ходила по камере, стараясь не смотреть на миску, которая, по обыкновению, стояла в углу. Даже смотря в другую сторону, не видя миски, я ощущала запах её ржавчины вперемешку с терпким запахом застоявшейся мочи. Моей мочи, — дренейка покраснела. — Я чувствовала этот запах и вспоминала, как я ходила в эту миску, неудобно приседая не до конца, боясь дотронуться кожей до грязного металла. — Её слушательница сочувствующе закивала, понимая, каково было девушке, и, представив этот момент, поморщилась. — А извращенец-надзиратель всякий раз смотрел за мной, как я, с трудом удерживая равновесие, корячилась над маленькой миской, еле попадая в неё своей струёй, иногда писая в самый краешек, отчего струя разбиваясь об узкий ободок, разбрызгивалась в стороны, попадала на мою кожу, одежду и хвост, и меня передёргивало от омерзения! Я даже не видела что творится между моими ногами, я сидела, расставив копыта, но сжав коленки, и только приблизительно представляла, куда я своим телом направляю мочу, слыша только звон металла, отзывающегося на бьющую в него жидкость. Но я знала, что орк, стоящий по ту сторону решётки, видел всё! Я сидела к нему боком, и он видел мою неуклюжую позу, мою струю, бьющую как будто из-под хвоста, как у кошки (Эйя слабо улыбнулась, представляя, что она действительно со стороны была похожа на писающую кошку, только сидела она на корточках, а не на четвереньках), слушал журчание и злорадно смеялся, зная, как сильно меня это смущает! Все эти ужасные воспоминания заставляли меня терпеть дальше, лишь бы не испытывать этот стыд снова. И я была несказанно рада, когда, наконец, приходил надсмотрщик и позволял мне превратиться. Мочевой пузырь волка, конечно, больше моего, но всё же ненамного. К тому же он слегка растягивался к этому времени и побаливал, отчего ощущение нужды усиливалось, и я со всех ног бежала к воргам, стараясь не пролить по пути ни капельки, иначе бы я не выдержала издевательств тюремщиков! И хотя я понимала, что теперь мой мочевой пузырь не наполнен до краёв, он стал вместительнее, я смогу потерпеть ещё, быть может, целый час, но я неслась как угорелая. И, добежав до волков, ничего не объясняя, лишь пролаяв приветствие, я останавливалась, и, приседая, расставляла задние лапы, опиралась при этом на передние, и, наконец-то, пиииисала! — Эйя растянула последнее слово с наслаждением, сладко закрыв глаза, вспоминая то блаженство, которое охватывало её в те моменты. Она замолкла, не найдя слов, чтобы поведать подруге, какую божественную лёгкость она испытала, почувствовав, как вместе с мочой выливаются их неё боль, напряжение и тяжесть, стягивавшие низ живота, не дававшие расслабиться ни на секунду, грозя девушке потерять контроль и описаться. Но она дотерпела! Она добежала до вольера и облегчилась, и была несказанно счастлива! Как следует увлажнив сухую степную землю под собой, она почувствовала первозданную пустоту внутри себя, и с радостью продолжила общение с волками.

— Это случалось не единожды, — грустно проговорила шаманка.

Известие о том, что шаманка задумывала побег уже давно, поразило Иэлли. После того, как режим ее заключения установился (система "камера-вольер" с четким расписанием), дренейка осознала, что бегство будет легким — орки никогда не ожидали такого отваги от молодой девушки и не обременяли себя постоянным наблюдением за ней (а Кроссроад Пасс был пустынным во время военных действий, все пути соединялись только в Оргриммаре). Но была одна страшная преграда — возвращение. Она могла бы пробежать через пересеченную пустыню до Кабестана, затем — в нейтральный Пиратский Залив, где можно было бы легко найти альянсовцев. Но гоблины всегда были продажными существами и за карманный запас золотых они без колебаний выдадут дренейку уже в Кабестане. Более приемлемым вариантом был путь в Ясеневый лес, к Заставе Среброкрылых, который вызывал у Эйи трепетные воспоминания о тех местах, где ее поймали. Изначально Иэлли думала о том, как освободить невинную девушку из плена, и с радостью приняла этот план, подняв надежды Эйи на успех. Девушки решили, что вместе им обязательно удастся пересечь границу; если они выйдут ближе к ночи, то при подходе к Заставе Мор'шан, охраняющей границу с Ясеневым лесом, наступит темнота и спрячет бегуньи под своим покровом. Проблема заключалась в том, что шаманку приводят в Кроссроад Пасс на несколько часов днем и отводят обратно в клетку задолго до наступления ночи. Эйя просила Иэлли продлить ее пребывание до вечера с помощью своих особых полномочий от Даэля, но Иэлли возразила: это будет очень сложно выбить и затруднит сам процесс бегства, так как побег состоится в самом конце дня, когда шаманка должна вернуться в Оргриммар. Если дренейка не прибудет вовремя, стражи поднимут тревогу. Иэлли предложила перенести посещение вольера на поздний вечер и, отключив охранника и скрыв его тело, сразу же бежать. В Оргриммаре побег заметят только через несколько часов, и у девушек будет много времени; единственной проблемой останется прохождение Заставы Мор'шан незаметно. Лицо Эйи засветилось от счастья — запах свободы уже почти ощущался. Такая же счастливая Иэлли уверенно отправилась к начальнику тюрьмы, чтобы изменить график работы на следующий день.

Только на следующий день, проснувшись утром, Эйя поняла, что они упустили одну очень важную (для Эйи) деталь — если девушки сбегут почти сразу после того, как прибудут в Перекрёсток Путей, то... когда она успеет пописать? Дренейка с момента пробуждения чувствовала напряжение в мочевом пузыре, усиленное внутренним волнением в связи с предстоящим побегом, успех которого дарует ей свободу, а провал — ... Эйя дрожала каждый раз, когда вспоминала известные ей виды ордынских казней. Она снова и снова прокручивала в голове возможные варианты событий, а между трясущимися ногами девушки булькала пока ещё маленькая, но уже доставлявшая неудобство водяная бомбочка. Эйя, позавтракав принесённой скудной едой, даже не притронулась ... к кружке воды, опасаясь, что холодная жидкость быстро проскочит через её почки и уже через час будет сильно проситься наружу.

Приближался вечер, писать хотелось всё сильнее. Дренейка одновременно страдала от сильных жажды и малой нужды. Так и не решившись выпить воды, она, как назло, чувствовала, как всё чаще моча подкатывает к выходному отверстию, мечтая брызнуть, неважно куда, хоть в штаны хозяйке, и только невероятное самообладание, а ещё две вцепленные в промежность руки, надавливающие пальцами на дырочку, не давали девушке описаться. Примерно раз в полчаса дренейка думала о том, что готова, несмотря на все свои страхи, присесть над миской, но понимала, что если она сейчас пописает, это привлечёт внимание охранников, которые не слышали её облегчения уже много недель. Вряд ли они сообразили, что девушка писает в вольере, скорее решили, что она усаживается в углу камеры и, наклонясь всем телом, пускает струю на каменную стену (хотя Эйя давно ещё отсекла эту мысль, поскольку струя сильно рикошетит от стены на её попу и бёдра).

В один момент отчаявшаяся Эйя, медленно передвигаясь от стены к стене, решительно намеревалась присесть, потому что больше не могла себя сдерживать. Но внезапно дверь камеры распахнулась. Перед девушкой как обычно оказался надзиратель, всегда сопровождавший ее до Перекрестка Путей. По немой договоренности Эйя превратилась в волчицу и почувствовала, как уменьшилось давление на мочевой пузырь. Ее тело подстраивалось под анатомию волка, и теперь пузырь уже не сжимался своей тяжестью и не выдавливал мочу из уретры так, как это было при обычной физиологии дренейки. Как всегда, орк надел на волчицу ошейник, провел через тюремный двор и доставил до стайни с воргами. Затем он сам уселся на своего черного волка, а трое спутников помчались к Перекрестку Путей. И шаманка осознала, что это облегчение будет лишь временным. От бега у нее начало снова давить внизу живота. Ей очень хотелось остановиться, успокоить мочевой пузырь, но орк все сильнее подгибал задние лапы волчицы и дергал за ошейник, и она продолжала бежать, задыхаясь и часто дыша. Единственное, что могло помочь ей выдержать эту боль, это было сжимание хвоста так сильно, чтобы он закрыл отверстие полностью.

Перекресток Путей предсказуемо оказался пустым. Даже учителя профессий, которые обычно задерживались здесь до поздна, отправились в столицу. Иэлли уже ждала прибывших возле вольера. Когда шаманка и надзиратель приблизились, она сообщила им, что здесь орк может быть свободен. Всадник насмешливо посмотрел на дренейку сверху вниз: заподозрив что-то неладное, он отказался оставлять двух дренеек наедине и решил сам следить за шаманкой все время. Эйя, получив минуту передышки, села на землю и почувствовала, как тепло травы передает тепло ее промежности, подогреваемое последними лучами заката. Она старалась упереться в землю так сильно, чтобы задержать мочу и не дать ей вытекать через маленькую дырочку. Ее острый нюх уловил запахи из вольера — более резкую и неприятную мочу самцов и более мягкую и ароматную мочу самок. И как назло в такой нелегкий для шаманки момент она услышала журчание — какой-то ворг интенсивно писает. Звук был громким, хотя не достаточно громким, чтобы его услышали Иэлли и орк, ругавшиеся из-за того, кому из них следует присматривать за шаманкой. Со страхом Эйя представляла себе картину волка, который долго терпел (вероятно его не отпускали на пометку из-за битв за лидерство), наконец получил возможность отойти на отмеченное им пространство, задрал дрожащую лапу и начал писать мощной струей, с трудом проходящей через узкую уретру. Но шаманка подумала, что это вряд ли самец, ведь ворги свободолюбивы и не выносят себе ограничений. Скорее всего, это самка захотела пометиться на территории своего партнера (чтобы не возиться с посторонними самцами) и присела пописать обильным потоком. Когда журчание прекратилось, Эйя осознала, что все это время продолжала изучать и анализировать повадки ей доверенных животных для орды. Ощущая отвращение к всему, чем она вынуждена заниматься в плену орды, она решительно встала на все четыре лапы, готовая ко всему. Мочевой пузырь опять подал признаки боли, но шаманка храбро игнорировала его. Иэлли по взгляду друга поняла, что пришло время и начала произносить заклинание. Установив глазной контакт с орком, она использовала заклинание контроля над его разумом и заставила его повернуть в сторону и уйти на другой конец поселения. Следуя взглядом за орком, Иэлли приблизилась к Эйе, расстегнула ремень ошейника и освободила ее от него. Девушки были готовы бежать. Оставив непонимающего надзирателя в вигваме портного, они с полной скоростью помчались на север, в Ясеневый лес. К тому времени солнце уже зашло, и Степи быстро погрузились во мрак.

Иэлли заботливо взяла с собой слабое зелье ускорения, чтобы не отставать от быстрой волчицы. Но все оказалось наоборот - она всегда была впереди, а волчица, тяжело дыша, должна была ее догонять. Иэлли осознала слишком поздно, что не предоставила возможность подруге пописать "на дорожку". Взглядывая назад, она сочувственно наблюдала за мучениями волчицы, бежавшей прямо и не изгибаясь по обыкновению всем своим телом, сильно отталкиваясь передними и задними лапами от земли и быстро переставляя напряженные лапы. Между задними лапами выглядывал пушистый хвост, который скорее выражал безысходность волчицы, чем помогал ей вытерпеть это состояние - он кричал о скрытой за мехом девичьей душе "Я скоро писаться!!!" Слегка снизив темп, Иэлли приблизилась к шаманке и прошептала:

- Подожди еще немного, Эйя. Фелвуд уже очень близко, там мы сможем спрятаться в кустах и отдохнуть.

Но о самом главном она умолчала: прямо перед ними вырисовывались очертания Заставы Мор'шан, которую девушкам нужно было проникнуть незаметно. Девушки остановились рядом с заставой и спрятались за большими камнями, чтобы отдохнуть перед последней попыткой. Но эта гонка уже изнуряла бедную шаманку, которая несла в себе такой тяжелый и одновременно хрупкий груз - казалось, еще одно неосторожное движение - и наполненный мочевой пузырь разорвется на части. Иэлли понимала, что ее подруга скоро не сможет сдержаться, но затягивать было нельзя - прятавшись за большим камнем, она видела, как стражники расходятся в стороны и оставляют проход в Лесу по самому краю. Таким образом, проскользнув мимо наблюдательной башни, девушки окажутся по ту сторону границы и моментально скроются в зарослях эльфийских земель.

Увидев, как отходит в сторону стражник, Иэлли повернулась к волчице и скомандовала:

— Сейчас!

Достав из-за пазухи припасённое зелье невидимости, она глотнула его и растворилась в воздухе. Мягко прикоснувшись рукой к голове призрачной волчицы, чтоб не потерять друг дружку, Иэлли повела её по направлению к башне. Волчице не требовалось зелье, чтобы быть незаметной, в этом облике она и так пропускала сквозь себя свет, а уж в темноте она и подавно растворялась как Тёмный Жрец. Но одной невидимости было мало — мягкие подушечки лап пружинили по листве, всё более сгущавшейся при приближении к Лесу, но напряжённые до предела нервы сыграли с шаманкой злую шутку — сырость ночной листвы, промокнув лапы, пронеслась холодным импульсом по её конечностям, заставив бёдра непроизвольно сомкнуться; влажность под волчицей пронзила её мочевой пузырь, подгоняя её собственную жидкость. Эйе казалось, что она уже непроизвольно писается маленькими струйками, которые незамеченными бегут по её шерсти, и, достигнув самого низа, промачивают чувствительные подушечки лап. Волчица не могла этого вынести, она резко остановилась (заставив остановиться ... и Иэлли) и начала отчаянно пережимать без спроса расслабившиеся мышцы уретры. Но это не помогало, сырость под лапами не исчезала, волчица топталась на месте, всё больше приминая траву, выжимая из неё всё больше влаги, сводя с ума считавшую себя описавшейся Эйю: она поочерёдно приподнимала лапы, пытаясь прижать друг к дружке бёдра (так же она бы пританцовывала, находясь в своём обычно облике: сомкнув ноги, сгибая попеременно левую и правую коленки и скользя поочерёдно одним бедром по другому. И сейчас Эйя думала о том, удастся ли ей незаметно принять свою обычную девичью форму и вцепиться руками в промежность — ох, как бы ей легче было бы терпеть!). Чавканье влажной травы под вымученно извивающейся волчицей не могли не услышать стражи заставы. Повернув головы на звук, они хоть и с трудом, но различили в темноте расплывчатый силуэт призрачной волчицы.

Темная ночь вдруг прервалась громким криком "Лок-Нараш!" [к оружию]. Эйя, услышав проносящееся рядом орочье "Ло'Гош" [призрачный волк], осознала, что своей необузданностью обрекла обеих девушек. Единственный выход для них - бежать, спрятаться в темном лесу. Не будет сложно исчезнуть во мраке, их не найдут в темноте, они смогут укрыться от преследования в зарослях (-И здесь справить нужду! - пронеслось в голове Эйи). Девушки рванулись с места и поспешно побежали - они смогут найти путь к Заставе Среброкрылых и дождаться утра, когда орки устанут и перестанут пытаться догнать их. Пока же, шагая тяжело и скрипя доспехами, они не отставали от дренеек, практически слепо ориентируясь по удаляющимся шорохам за спиной.

В Лесу было очень влажно - недавний дождь пропитал землю. Лужи были огромными, расплываясь по земле, словно маленькие озера. Девушкам приходилось делать очень аккуратные шаги, чтобы не вызвать внимания своими громкими плесками. Звуков позади уже не было - орки явно потеряли след. Но девушкам не суждено было успокоиться окончательно - Эйя уже физически не могла больше сдерживаться, она начала выть, чувствуя, как ее уретра растягивается под напором мочи, разжимая сфинктер. Она знала, что сейчас будет писать, хотела она этого или нет.

Иэлли сочувственно наблюдала, как призрачная волчица останавливается и принимает позу для облегчения своей нужды. Она передвигает передние лапы ближе к животу и расставляет задние лапы, слегка согнув их. Иэлли замечает, что шаманка точно повторяет движения волка, даже в таких мелочах, как справление своих потребностей, она походит на волчиц, собак и других четвероногих животных.

Волчица, хлюпая лапами по воде, не переставала скулить. Можно было только представить её муки, Иэлли и сама не раз оказывалась в таком же «полном до краешка» положении, и увидела такое же отчаяние в лазурных глазах повернувшей к ней морду волчицы в надежде найти понимание и сочувствие. Иэлли одобрительно кивнула. Почти через мгновение, брызнув из-под хвоста волчицы, оглушительно разбилась о воду насыщенно-оранжевая, долго настаивавшаяся в ней моча. Маленький водопад бурлил под задними лапами волчицы, мгновенно окрашивая кристально прозрачную воду в тёмно-янтарный цвет. Растекаясь во все стороны от бурлящего потока, оранжевое пятно бледнело, растворяясь в чистой воде, и, добравшись до расставленных лап волчицы, обволакивало их уже бледно-жёлтой теплотой.

Иэлли казалось, что этот поток начал брызгать без ведома хозяйки, настолько внезапно он начался: если бы не поза «в полуприсяди», можно было подумать, что волчица начала писаться, всего лишь немного не добежав до укромного местечка, куда она так спешила. Волчица задрала морду к небу и завыла — протяжно и надрывно. Этот вой пробрал Иэлли до глубины души, она не могла понять крика шаманки, заточённой в зверином теле — были ли это стон облегчения истомившегося многочасовым ожиданием хрупкого мочевого пузыря девушки, или же крик отчаяния злой на весь мир дренейки, вынужденной писать спешно, поскорее выдавливая из себя мочу (которая и так, впрочем, лилась со всей силы, на которую были способны эластичные мышцы уретры), опасаясь продолжения погони, во время которой она испытывала невыносимые муки, продолжая терпеть, заставляя свой и без того готовый взорваться мочевой пузырь прыгать внутри её тела во время бега.

Иэлли была поражена связью шаманки с миром волков, слушая ее печальный вой, который напоминал настоящий вой на Луну, будто обвиняющий ее в том, что она, такая привлекательная и светлая, остается недостижимой. Уставшая волчица грустно выла из-за своего мочевого пузыря, который доставлял ей неудобства; и именно сейчас, когда ей так нужно было его опустошить, он словно затягивал момент облегчения: чем дольше шаманка продолжала писать, чем больше мочи она выпускала из себя, тем больше казалось накапливалось у нее внутри. Амберовый поток не собирался ослабевать, шипение выбрызгиваемой из-под подрагивающего от нетерпения хвоста волчицы струи и грохот при контакте с водой заглушали все усилия шаманки "перевыть" этот звук.

Иэлли почувствовала, что шаманка чуть-чуть стесняется того факта, что вынуждена была справлять нужду на глазах у своей подруги. Желая ее успокоить, принцесса склонилась к сидящей волчице, нежно прошлась рукой по шерсти на ее шее и шепнула на ухо:

— Писай спокойно, моя дорогая. Ордынцы далеко, мы здесь одни, и никто не видит тебя.

Волчица благодарно облизала принцессу по щеке. Иэлли одобрительно улыбнулась; она почти услышала слабое "спасибо", произнесенное дренейкой после этого жеста.

Неожиданно к размеренному шуму шаманки, который был единственным звуком, нарушавшим тишину леса, добавился треск ломающихся веток и скрип латных доспехов - ордынские стражи уже почти достигли девушек. Удивительно было видеть их скорость и ловкость, несмотря на полную латную броню и тяжелое оружие, но дренейки не задумывались о чудесах выносливости орков.

Волчица напряженно прислушивалась, пытаясь определить направление приближающихся врагов, но все звуки были заглушены постоянным шумом, доносящимся из ее внутренности. Иэлли испугалась, что их могут обнаружить по этому звуку, но волчица заскулила, напряглась и сдержала выходящую наружу жидкость. В тишине послышались шаги волчицы, которая приняла боевую позицию на все четыре лапы. Оперевшись полностью на передние лапы, она слегка сжалась, моча настойчиво требовала выхода; шаманка согнула задние лапы, чтобы облегчить давление на мочевой пузырь и найти поддержку. Отведя левую заднюю лапу в сторону, она устояла на месте. Но она забыла о том, что она - волчица, а не обычная девушка; надеясь справиться с напором мочи самостоятельно и в последний момент сжать промежность руками, она не учла силу, необходимую для поддержания сжатия мышц мочевого канала. Отведенная задняя лапа размяла мышцы, открывая выход для мочи, которая тут же брызнула неподконтрольным потоком. Показалось, что он стал еще сильнее; любой наблюдатель со стороны мог бы сравнить мочевой пузырь волчицы с переполненным баллоном, на который резко повлияло давление и которое начало давить на стенки. Моча, давящая на стенки пузыря и отчаянно ищущая выход, ринулась в открытое отверстие с удвоенной силой.

Иэлли наблюдала за тем, как из волчицы выбрасывается этот поток, настолько мощный, что, начиная свой путь параллельно земле при напряженном теле волчицы, продолжает лететь достаточно большое расстояние до тех пор, пока не ослабевает и не образует красивую изгибающуюся дугу вниз по направлению к земле, точнее говоря, к воде. Вода принимает тысячи золотистых капель, которые образуют зеркальные блестки и обливают поверхность воды мелким золотистым дождиком.

Шаманка была напряжена - она не могла позволить себе такое слабость!.. Не сейчас! Она уже выдоила большую часть своего пузыря, и после этого немного облегчилась. Теперь она сможет добежать до аванпоста и спокойно продолжить там. Но нельзя начинать писать прямо сейчас, когда враги наступают за спиной! Сжимая мышцы с неимоверным усилием, её струя резко прекратилась, словно замерла в воздухе, создавая моментальные золотистые капельки мочи. Они застыли между шаманкой, которая дала им жизнь, и землей, готовой принять этот дар от своей дочери. Через мгновение тысячи маленьких брызг бесшумно окропили поверхность воды, став частью насыщенной лесной влажности. Несколько капель задержались на шерсти под хвостом шаманки; она почувствовала прохладу от прикосновения холодного ночного ветра к влажной шерсти, но её единственное беспокойство сейчас - как снова начать писать. Её рык говорил о том, какие муки ей пришлось пережить, чтобы остановиться. Она рычала, страдая от боли и пытаясь вернуть контроль над своим телом. После успокоения мочевого пузыря она глубоко дышала, высунув язык, сохраняя внутреннюю спокойность, а затем повернулась к Иэлли и произнесла рык. В другой ситуации этот рык был бы очень пугающим для Иэлли, но сейчас она легко услышала за этим грозным звуком умоляющий крик шаманки "Беги! Пожалуйста, быстрее!"

Иэлли мгновенно побежала вперед, чтобы не отставать от шаманки, которая бегала быстро, но маленькими шагами, стараясь не сильно раздвигать задние лапы и почти сжимая бёдра.

Девушки старались бежать незаметно и им это удалось — вскоре топот преследователей прекратился. Однако они все равно очень боялись и не сбавляли скорость до аванпоста Среброкрылых. Даже Эйя, которая могла на мгновение остановиться и немного отдохнуть, чтобы облегчить свою боль, предпочла продолжать бежать под воздействием всех страхов, которые она пережила в плену. Она больше не хотела быть использованной как игрушка для удовольствия орков! Хотя они и не совершили над ней изнасилование, они заставляли ее чувствовать стыд своими пристальными взглядами, когда она писала или мылась. Подходя к аванпосту, она думала о том, что наконец-то сможет пописать, как свободная девушка, рядом с другими девушками, перед которыми она не будет стесняться. Эти мысли придавали ей силы.

При входе в аванпост их встретили две ночные эльфийки — часовые. Они были рады новым гостям и хотели начать расспрашивать их обо всем на свете, но остановились, заметив явное возбуждение на лице дренейки и услышав ее жалобный стон рядом. Иэлли первым делом шепнула эльфийкам:

— Моя подруга очень нуждается в туалете, пожалуйста, покажите нам где он!

Волчица не могла усидеть на месте, она извивалась, то приседая, то снова поднимаясь и продолжая жаловаться. Ей было страшно принять свою обычную форму, представляя себе уменьшение мочевого пузыря. И вся моча, которая продолжала бурлить внутри неё все это время, начала сжиматься со всех сторон быстро сужающимися стенками пузыря; и когда не было уже места для сжатия, моча просто выбросится девушке прямо в трусики и начнет проникать сквозь них, промачивая штаны, пока не стекает вниз и не образует тёплую лужу под копытами дренейки.

Иэлли быстро рассказала, как они побежали сквозь бескрайние степи и мрачные леса, ускользая от преследования. Наконец, недалеко от аванпоста, им удалось сбросить хвосты и теперь девушки отчаянно нуждаются в отдыхе и посещении туалета. Одна из стражниц оперативно ответила:

— Дорогие гости, вы можете облегчиться где захотите! Здесь вы в полной безопасности и не нужно себя сдерживать. Орки обходят нас стороной, зная о нашем союзе.

Другая стражница кивнула в подтверждение ее слов и тихо добавила:

— Правда говоря, мы сами хотим пойти в туалет. Мы уже много часов на посту и ждем смены с нетерпением.

Шаманка неуверенно повернулась к Иэлли, так как ей не разрешали начинать делать свои нужды до этого момента. Она не очень понимала, как можно выбирать любое место для этого дела и все еще ждала указаний о конкретном уборном месте. Эльфийки, услышав о проблемах дренеек, стали шутливо перебирать ногами, при этом постоянно оглядываясь на окружающую местность и не забывая о своих обязанностях. И помощь пришла сразу — к входу подошли две часовые. Все четыре эльфийки выпрямились, одна из них отрапортовала:

— Часовые Кайела и Фрея ушли с поста!

На что тут же последовал ответ:

— Часовые Кайлай и Неваина заняли пост! Добро пожаловать, сестры!

Получив передышку, Кайела и Фрея отступили на несколько шагов в сторону шаманки, которая все еще колебалась начать свое дело. Они стали рядом с ней, а Иэлли помогла им быстро пересказать историю дренеек эльфийкам, которые только-только прибыли. Потом они опустили штаны вместе с трусиками и начали приседать. Было видно, что им очень нужно это делать, и только благодаря невероятной самообладанности они смогли продолжать свою службу, не показывая своего отчаянного положения. Иэлли восхищалась ими и, чтобы не беспокоить окружающих, сама продолжила рассказ, подробно описывая каждую деталь, даже экстренное мочеиспускание шаманки. Эйя была рада этому, поскольку она только слушала свою подругу и следила за эльфийками, которые присели рядом с ней. Три струи вырвались почти одновременно и журчали на земле; янтарная струя дренейки и две светящиеся эльфийские струи быстро образовали лужицы, которые начали расплываться в разные стороны. Немного еще и все три девушки будут окружены большой лужей, но струи постепенно прекратились — эльфийкам не так сильно нужно было делать это, как Эйе, а сама шаманка уже избавилась от большей части мочи в лесу и теперь ей оставалось только закончить свое дело. Одиночные капли продолжали падать, создавая барабанную дрожь на поверхности лужи. Девушки напрягали и расслабляли свои мышцы, выталкивая остатки мочи короткими мощными струями.

Эйя чувствовала облегчение и была спасена. Теперь она ожидала отправки в Экзодар, а на границе Степей и Ясеневого леса готовилась новая схватка, вызванная возмущением Альянса. История пленной шаманки из Дренора только усилила ненависть к Орде, и она ещё долго будет обсуждаться людьми. Ночные эльфийки Кайела и Фрея с гордостью будут вспоминать, как работали рядом с известной дренейской женщиной.