Такая разная любовь. Глава Я не такая порно

Часть 1

Я приходил в себя на некоторое время и снова проваливался в темноту. В моменты просветления я думал, что кто-то там наверху не может решить, что со мной делать. Отправить меня в ад или дать место в раю.

Потом я решил, что в раю не может быть так больно, темнота же, наоборот, приносила облегчение. И потом, каждый раз, когда я приходил в сознание, рядом оказывался какой-то парень. Он, конечно, был очень красив и в белом, но крыльев, положенных ангелу, у него не было.

Мне трудно было определить, как долго это продолжалось, но однажды я очнулся и почувствовал, что боль больше меня не мучает, точнее, из острой она превратилась в саднящую, но терпимую. И "ангел" был рядом. Я попытался попросить пить, но было больно открыть рот.

- Пить? - спросил юноша.

Я кивнул. Он склонился надо мной и смочил мне губы.

- Постарайтесь сразу не пытаться говорить, Вы после операции, отёк сойдёт, и Вам будет легче.

И тут я вспомнил всё. Мы с моим Игорем ехали со свадьбы знакомых, за рулём был Игорь. Вдруг нам навстречу выскочил большой внедорожник, удар...

Я подвигал рукой, показывая, что хочу написать. Молодой человек достал из кармана блокнот и ручку. Писал я не глядя, боясь пошевелиться, не зная, что у меня сломано.

- Так. "Что с Игорем?" - начал читать он мою писанину. - "Как Вас зовут?" Иван, можно на "ты". "Что у меня сломано?" Левая рука, три ребра, пострадала челюсть. Вам сделали операцию.

Я не мог не заметить, что первый вопрос остался без ответа, и всё понял. Слёзы сами потекли по лицу.

- Ради Бога, не плачьте, у Вас и так состояние тяжёлое. Его не довезли до операционной, а Вас выбросило из машины, почему-то не сработали подушки безопасности.

Я не мог ни о чём другом думать. Мой Игорь, с которым мы счастливо прожили больше трёх лет... Если бы я не выпил на той свадьбе, за рулём был бы я.

Острое отчаяние и тупая физическая боль не лучшее сочетание. Я пытался встать, но сильные руки удерживали меня. Я рычал, пытался вырваться, сделать боль физическую сильнее душевной. Мне это удалось, и я снова потерял сознание.

Когда я очнулся снова, то увидел, что парень спит на раскладушке в моей палате. Это было более чем странно. Видимо, услышав моё шевеление, он открыл глаза, встал и подошёл ко мне. Я показал глазами на блокнот.

- Где Вы и кто я? Вы в больнице, а мне поручено присматривать за Вами.

Я снова взялся писать.

- Нет, я не медбрат, но медицинское образование у меня есть. При Вас не нашли документов, мы не знаем, кто Вы и как Вас зовут. Поэтому не нашли родственников, а Вам был необходим постоянный уход. Вызвался я. Предполагая следующий вопрос, отвечу, что я брат водителя, который врезался в Вашу машину. Абсолютно случайно Вас привезли в больницу, где я прохожу практику. И ответ на следующий вопрос: мой брат погиб в той аварии.

Я написал ещё несколько предложений.

- Почему я? По-моему, всё логично, ведь Вы пострадали по вине брата, и, может, это глупо, но я не хочу, чтобы на его совести было две смерти, ему и так отвечать за одну. Так. Дальше. Вы здесь пять недель, Вас хотели ввести в искусственную кому, но врачи приняли решение не делать этого.

Я, наконец, обрёл дар речи:

- Зря старались.

- Вам не стоит разговаривать ещё пару дней.

- К чёрту, мне жить не стоит.

- Это Вы зря. Вам очень повезло, при лобовом столкновении у Вас практически не было шансов выжить. Потерять друга - это тяжело, но не смертельно.

- Что ты понимаешь... Он был мне не просто друг.

Я замолчал, прилагая усилие, чтобы не дать волю слезам.

- Кстати, как Вас зовут?

- Максим Багрянцев.

- Ну вот, теперь я, по крайней мере, знаю, за кем ухаживал. У Вас есть родственники?

- Здесь нет. Да и вряд ли они приедут помогать мне. Теперь я совсем один.

Я закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Утром с обходом пришёл врач со свитой, видимо, студентов.

- Очень рад, что Вы пришли в себя. Мы уже начали беспокоиться. Как Ваше самочувствие?

- Нормально. Только всё ноет и саднит.

- Это со временем пройдёт. А где Ваня?

- Пошёл сообщать мои данные в регистратуру.

- Удивительный парень. Вы ему должны быть благодарны, он больше месяца не отходил от Вас ни днём, ни ночью.

- Я благодарен.

- Лицо у Вас зажило, отек спадёт, кости срастутся. Сейчас Вам нужен только покой. Но меня больше беспокоит Ваша депрессия. Вам надо взять себя в руки.

- Взять себя в руки и выбросить то, что взял, в окно, - слёзы градом текли по моим щекам, даже присутствие чужих людей не могло остановить их.

- Дело обстоит хуже, чем я думал. Я пропишу Вам успокоительное и ещё несколько лекарств, они помогут Вам справиться... Я вам очень сочувствую.

Врач ушёл, и через несколько минут пришёл Иван. Я здоровой рукой попытался вытереть этот водопад. Он подошёл, взял меня за руку и мягко сказал:

- Как Вы себя чувствуете? Вы себя до смерти так доведёте.

- Это было бы неплохо. Да, спасибо за то, что ухаживали за мной.

- А вы мои труды в унитаз спускаете.

Он прошёл к окну, сел на стул у окна и стал что-то писать. Мне не хотелось разговаривать, и я погрузился в воспоминания.

Прошло около недели. Врач собирался выписывать меня через два дня. В один из дней к нам пришли родители Ивана. От них я узнал, что Иван даже на час не заходил домой. Мне бросилось в глаза, что отношения с родителями у Ивана более чем натянутые.

Наконец меня выписали. Иван вызвался проводить меня. За прошедшие дни мы мало общались, но по некоторым признакам я понял, что недавно у него были какие-то проблемы, возможно, с родителями. Он собрал свои вещи в сумку. У меня, разумеется, вещей не было. Возле больницы стояло несколько машин такси. Приехав к моему дому, Ваня расплатился с водителем, и мы вошли в подъезд. Слава Богу, я оставлял ключи у консьержки; Игорь их постоянно терял, и иногда мне приходилось мчаться домой, чтобы открыть ему дверь. На пороге Иван замялся:

- Ну, я пойду, выздоравливайте.

- Нет, братец, останься, пожалуйста, мне сейчас одному никак. Да и ты, думаю, домой не сильно торопишься.

- С чего Вы взяли?

- Так, прикинул, сопоставил кое-что.

- А поконкретней нельзя?

- Можно, но позже. Так ты остаёшься?

- Пожалуй, интересно узнать, что Вы прикинули и сопоставили.

- Дерзишь? Ладно, проходи, только еды, наверное, дома нет.

- Я схожу, видел магазин недалеко.

- Подожди, я тебе денег дам.

- У меня есть, я пошёл.

Пока он ходил за продуктами, я переоделся. Иван дал мне свой спортивный костюм, и он, как ни странно, мне подошёл. За время, проведённое в больнице, я сбросил килограмм десять. Я снова подошёл к зеркалу. Да, видок ещё тот, мама сказала бы, что одни глаза остались.

Я пошёл принять душ, а когда вышел, ощутил вкусный запах, доносившийся с кухни. Оказалась, Ваня вернулся и уже вовсю что-то готовил.

- Да ты кладезь талантов, ещё и готовить умеешь.

- Ничего особенного, всё на скорую руку.

Я пошёл в зал, взял из бара бутылку конька, а когда вернулся, стол был уже сервирован.

- Ни хрена себе на скорую руку! Прости, не ожидал.

На столе была пара салатов, сёмга под соусом и буженина.

- Это сейчас такие стипендии платят?

- Не одной стипендией жив человек.

- Угу, скажи ещё, что папа-олигарх помогает.

- Папа не олигарх, а генерал, но он мне не помогает.

Мы сели за стол, и, как я и ожидал, первый вопрос был:

- Так что там насчёт прикинул и сопоставил?

- Да ладно, и слепому видно, что у тебя с родителями тёрки и что ночевать в больнице ты оставался не для того, чтобы за мной присматривать, - в этом нужды не было. Тебе просто пойти некуда было. Так?

- Ну так.

Я не стал продолжать тему, захочет рассказать - расскажет. Он захотел уже на пятой рюмке коньяка. Было видно, что ему просто надо было выговориться, и видно было, что до меня - некому. Начал он без предисловий:

- Я гей.

От неожиданности я поперхнулся и закашлялся. Больше месяца он был рядом, но то ли я был погружён в свои мысли, то ли у него не было никаких признаков, но я ни сном ни духом... Очуметь.

- Я Вам так в лоб это сказал, надеясь на то, что хоть Вы меня поймёте, - обиженно сказал он.

- Извини, это я от неожиданности. Честно говоря, я нашего брата с полпинка отличить могу, но ты парень-загадка.

- Да я сам только недавно определился, хотя сомнения мучили давно. Я себе всё время задавал вопрос, почему все придают такое значение сексу. Я несколько раз был с женщинами, но ни разу не получил даже намёка на удовольствие. Зато во сне почему-то я делал это только с мужчинами. И пришёл к выводу, что сны - это работа подсознания, и решил проверить теорию практикой. Ну, а дальше вы должны понимать...

- Ясно. И когда ты определился, то, как говорят в Европе, "вышел из чулана" или "совершил coming out", только понимания в семье не нашёл, и тебя выгнали из дома.

- Нет, сценарий был другой. Ваша прозорливость дала осечку. Всё было намного хуже. Меня увидел мой брат с парнем, рассказал об этом родителям. Отец сказал, что выгнать из дома он меня не может, но что я ему больше не сын. И это всё случилось в день вашей аварии. Брат напился, сказал мне: "Будь ты проклят, пидор!" - прыгнул в машину и всё... Это были его последние слова. Так что я проклят.

Тяжело было смотреть на то, как этот парнишка борется с желанием разреветься. Я решил не подбрасывать дрова в костёр и намеренно спокойным голосом сказал:

- Знаешь, возможно, это первая реакция отца. Дай ему свыкнуться с этой мыслью. Но тебе нужно через это пройти. У таких, как мы, судьба такая. Я тебе помогу. Можешь оставаться у меня, сколько захочешь. Время может не только лечить, но и сглаживать острые углы. То, что вчера казалось катастрофой, со временем превращается в небольшое недоразумение.

- Вы издеваетесь! Брат погиб по моей вине, и Ваш друг тоже, отец от меня отказался. И это всего лишь маленькое недоразумение?!

- Начнём с того, что ты виноват в аварии... ну, примерно так же, как твои родители. Они же его родили и воспитали, да так, что он, не колеблясь, сел за руль пьяным. Дальше. Проклятие из уст пьяного? Тогда каждый третий в нашей стране может считать себя проклятым, потому что где водка, там и проклятия. Что касается твоего отца, то он человек старой закалки, и что первое пришло в голову, то он и озвучил; тут попахивает соц. реализмом. Но дай ему время, возможно, он смирится с ситуацией и примет тебя таким, какой ты есть.

- А что мне сейчас делать?

- Ждать и надеяться, как бы банально это бы не звучало... Ну, спальня в твоём распоряжении, жить тебе есть где. Учись, работай, общайся, заведи друга. А главное - наберись терпения.

Он понуро встал и пошёл в спальню.

- Смени там простыни, чистые в шкафу, - сказал я ему вслед, а сам задумался.

Открытие того, что Ваня гей, меня слегка потрясло, однако я прекрасно понимал, что не смогу ни с кем иметь дело, - рана ещё кровоточила; и потом, даже если бы я очень захотел - мы с ним были в разных категориях. Я трезво оценивал себя как слабую 8-ку по 10-балльной шкале, он же был 100-процентной 10-кой.

Часть 2

Так началась наша совместная жизнь.

На следующий день я съездил на работу, где меня встретили как родного, чего я совсем не ожидал. Оказалось, что они подали заявление в полицию, когда я пропал. Но из-за отсутствия документов меня не смогли найти. К тому же я не имел привычки запоминать телефоны, а мой телефон со всеми контактами остался где-то в районе аварии. Поэтому, увидев меня на пороге, некоторые потеряли дар речи, пара девчонок с визгом бросились мне на шею. Шеф же был искренне рад моему приходу. На мой вопрос, искать ли мне работу, он замахал руками.

- Ты обалдел? Ты же не виноват, что всё так сложилось, и я не сволочь какая-то. Ты мне нужен. Ты не представляешь, что здесь творилось, когда объявили, что ты пропал без вести.

- Да бросьте, незаменимых людей не бывает.

- Я не работу имею в виду. Все сбросились, чтобы нанять частного детектива, только тот ни мычит, ни телится. Место за тобой, болей сколько надо, - он открыл сейф, достал пачку денег, отсчитал купюры и протянул их мне. - Это твой больничный.

- Многовато будет.

- Ну, оклад за два месяца, премия за закрытый заказ, ну и на лекарства. Только, Макс, в следующем месяце у нас большой заказ в Франции, буду благодарен, если к тому времени ты будешь в строю.

- Да если бы не рука, я с понедельника бы уже вышел.

- Не торопись, выздоравливай, но помни, что мы тебя ждём.

Я со всеми попрощался, потом шёл и думал, что, несмотря на то, что я на работе особо не с кем не сближался, оказалось, что ко мне неплохо относятся.

Потекли дни. Ваня учился, я убивал время. В тот первый и памятный вечер ледяная преграда между нами дала течь и постепенно исчезла. Он оказался жизнерадостным и застенчивым пареньком. Я ничего ни мог поделать, но наши отношения напоминали мне отношения отца и сына. И только время показало, как я ошибался. Я накупил ему шмоток на деньги, щедро отвешенные шефом. Он сразу встал в стойку, но надолго его не хватило, и он с благодарностью принял подарки. Один раз мы вместе зашли в ресторан, известный в узких кругах. Мои знакомые обалдели, увидев это и решив, что Ваня мой новый друг. Мне это приятно щекотало нервы - видимо, понты у меня в крови. За них я и был наказан, когда один из старых пидовок подошёл ко мне и с видом царствующей королевы заявил:

- Как я тебя понимаю. Молодость и красота может излечить любую боль.

Мне хватило такта не съездить ему по морде, но праздник был испорчен.

В один из дней я возился на кухне, когда позвонили в дверь. Я прошёл в коридор, открыл дверь и тут же был грубо отброшен в сторону. В квартиру ворвался какой-то мужик. Я его узнал, только когда он, оббегав всю квартиру, вернулся в коридор. Это был Ванин отец.

- Где он? Что Вы с ним сделали? - прорычал он.

"Сварил и съел", - подумал я, но озвучивать свою мысль не стал. Я знаю таких людей, подавить их ярость можно только спокойствием и утрированной вежливостью.

- Здравствуйте, генерал. Ваш сын на занятиях. Проходите.

Я направился на кухню.

- Ты его развратил и сделал своим наложником?

- Боже, прекращайте разыгрывать драму. Вашего драматического таланта едва хватит на "Кушать подано". Ивана никто пальцем не трогал. А то, что он не хочет возвращаться домой, так это Ваша вина.

- В наших отношениях мы сами разберёмся.

- Оно и видно, как вы разбираетесь.

- Так это Вы его против семьи настроили?

- Нужды не было, семья сама всё сделала для того, чтобы он вас возненавидел. Только он не смог. Он вас любит и переживает.

Из генерала как будто выпустили воздух. Передо мной стоял пожилой, много переживший и усталый мужчина. Я понял, что конфронтацией и взаимными упрёками мы с места не сдвинемся.

- Садитесь, - я достал из шкафа безотказное средство - бутылку водки.

Я водку не пью, но на всякий случай всегда есть заначка. Достал из банки маринованные огурцы и помидоры, порезал лимон. Пока я всё это проделывал, выработал план дальнейших действий.

- Вы же даже сейчас пришли не мириться, а обвинять. Что, блин, с Вами такое! Вы потеряли одного сына, а сейчас всё делаете для того, чтобы потерять второго! Ну, предположим, не можете вы принять его ориентацию. Убедили себя в том, что это извращение и грязь... - я ждал, что он прервёт меня, но он только наливал себе и мне, а в промежутках внимательно и как-то грустно смотрел мне в глаза. - Но ведь родители убийц и насильников прощают их - только потому, что они их сыновья. Вы бы и старшего сына простили, выживи он. Да ещё помогли бы отмазаться. А ведь по его вине погиб очень хороший человек. А Ваня не преступник, он ничего, кроме добра, никому не сделал. Он просто не похож на других. И он не болен. И гнобить его, отказываться от него - это верх подлости и эгоизма.

Я выдохся. А он сидел и внимательно на меня смотрел.

- У вас правда ничего не было?

- Правда. Сейчас я даже хотел бы, чтобы что-нибудь было. Я бы без зазрения совести бросил бы это Вам в лицо... - видимо, алкоголь сделал своё дело, и вместо того, чтобы спокойно говорить с этим..., я вскипел.

- А я бы был не против.

Меня как ушатом холодной воды окатили.

- Чего?!

- Того. Я рад, что у моего сына есть умный и добрый друг. Ему не хватает стержня.

- Я повторяю: мы друзья, но между нами ничего нет.

- Да понял я, понял. Вы, видимо, в слово "друг" вкладываете особый смысл, я же имел общечеловеческое значение этого слова.

Тут я понял, что, несмотря на коррупцию, генералами просто так люди не становятся. Это был умный противник. А противник ли он?

- К чему тогда была эта комедия с вторжением в квартиру? Вы бы ещё взвод морских пехотинцев с собой прихватили.

Он улыбнулся:

- Я не знал, к кому врываюсь. Кое-кто проследил за Ваней после института, а ваша консьержка выложила про Вас всю подноготную. Но, повторяю, я не знал, что речь идёт о Вас. Я только знал, что мой сын живёт с сорокалетним мужиком, хотя консьержка о Вас очень лестно отзывалась.

- Не "с", а "у".

- Что?

- Не с сорокалетним, а у сорокалетнего.

- Сейчас я это понимаю и прошу прощения. А когда Вы так яростно встали на защиту Вани, я подумал, что, если он будет с Вами, я буду спокоен.

- Вы же сами ему сказали, что он Вам больше не сын.

- Спишем это на эмоции и неожиданность. Вы очень умный человек, поставьте себя на моё место. Как отреагировал, так отреагировал. Когда остыл - пожалел о содеянном. А тут эта авария. Всё придумывал, как навести мосты. Теперь надежда на Вас.

- На меня?!

- Ну, Вы же хотите, чтобы Ваня был счастлив, Вы же сами сказали, что он нас любит. Вот и помогите.

Я был слегка озадачен. Но, пару минут подумав, сказал:

- Ладно, чем смогу, помогу. Только не надо на танке въезжать в посудную лавку.

- По-моему, там речь о слоне шла?

- Я подумал, что танк Вам ближе. Так вот, пока не вмешивайтесь, я сам постараюсь образ врага превратить в образ любящего отца, если это правда.

- Правда, не сомневайтесь. Я много передумал, без таблетки сейчас заснуть не могу. Вы все мои мысли привели в порядок и сформулировали, поэтому я Вас так внимательно слушал и не прерывал. Вы правы: то, что он мой сын и я люблю его, делает пустыми и ненужными переживания по любому другому поводу.

- Рад это слышать. Я помогу. Только Ваня сейчас придёт, не нужно Вам пока встречаться.

- Согласен, я ухожу.

Когда он был в дверях, я опомнился:

- Генерал, телефон Ваш оставьте.

Он протянул визитку.

- Валентин Георгиевич, - вслух прочитал я, - очень приятно, а то я всё генерал да генерал.

- Для Вас - Валентин, хотя можно и генерал, меня без приставки "товарищ" никто так не называл, мне понравилось.

- Как скажете. Я позвоню, а ещё лучше приходите в субботу к нам на ужин. Ване на своей территории легче будет.

- Вам бы дипломатом быть, - улыбнулся генерал.

- Да я и архитектор неплохой.

- Знаю.

Я вернулся в зал и погрузился в размышления. Услышал ключ в замке. Пришёл Ваня. Заглянул в комнату.

- Привет.

- Привет. Как дела?

Молчание, потом:

- До сих пор были хорошо.

- И что произошло? - "Неужели вычислил, что отец был? Чёрт, я же на кухне не убрался".

- С кем это мы водку распиваем?

Я напустил на себя безразличие.

- С сантехником. У нас слив забило, вот и пришлось поддержать компанию.

- Забавно, у нас сантехники "The one" душатся? Я с порога почувствовал.

- Ну, приходил один человек, - нехотя сознался я.

- А зачем врать? И что это за человек, если ты с ним водку пьёшь, ты же её терпеть не можешь.

Меня удивил его расстроенный вид.

- Да в чём дело? Тебе не всё равно?

- Мне не всё равно, что ты мне врёшь.

- Вань, придержи коней, мне на сегодня разборок хватит.

Называется - "сначала ляпнул, а потом подумал".

- Каких разборок? Максик, - в последнее время он меня только так и называл, это получилось само собой, а я и не возражал. - Что произошло?

- Иван Валентинович... - я не успел продолжить.

- Здесь был отец, ты не знал, как его зовут, поэтому называл всегда генералом. Только отец всегда пользовался "Old spice". Это мой "The one".

Мне надоел этот пинг-понг, и я честно сказал:

- Да, это с ним я пил водку, а твоим одеколоном он пользуется, потому что любит тебя и скучает по тебе, - врал я без зазрения совести.

А может, не врал?

Ваня медленно опустился в кресло.

- И где он? И зачем было врать? Ты же знаешь, как для меня это важно.

- Прости. Мы давно о нём не говорили, и я не знал, как ты отреагируешь.

- Он правда приходил мириться? - надежда светилась в глазах Вани.

- Правда, а ты что об этом думаешь?

- Он меня не ненавидит?

- Нет.

- И что мне делать?

- В субботу они придут сюда на ужин.

Он облегчённо вздохнул. Я подумал, что всё оказалось легче, чем я думал.

Часть 3

До субботы парнишка меня реально достал. Куча вопросов, постоянные сомнения, немыслимые фантазии. Я, как мог, его поддерживал и успокаивал. Наконец, суббота наступила. Я отдал Ване на откуп кухню, чтобы он хоть немного отвлёкся. Стол задумывался царский. Я три раза ходил в супермаркет докупать продукты.

Пока Ваня возился с готовкой и сервировкой, я думал, что этот юноша спас меня от чёрной меланхолии и депрессии. Его жизнерадостность, открытость, да просто его присутствие оградили меня от самоедства, а может, и от чего похуже. Тоска никуда не делась, но сквозь её темноту постоянно прорывались солнечные лучи ваниного присутствия.

Наконец, раздался звонок в дверь. Ваня рванулся открывать. Выйдя в коридор, я стал свидетелем трогательной сцены: Ваня нежно обнимал мать, а отец смущённо наблюдал за ними. Потом Ваня оторвался от матери и несмело протянул руку отцу. Тот, не колеблясь, рванул сына на себя и крепко обнял его. Точка была поставлена. Когда все повернулись ко мне, я увидел у всех троих слёзы на глазах. Картина была до боли трогательной, но кто-то должен был командовать парадом, и это я взял на себя.

- Ну, вот и слава Богу. Проходите и чувствуйте себя как дома.

Я пропустил в зал отца и сына, мама замешкалась. Оказалось, для того, чтобы, заходя в комнату, шепнуть мне на ухо "Спасибо". Моё эмоциональное состояние было нестабильным, и это трогательное "спасибо" вызвало спазм в районе горла. Чтобы не показывать слёз, я сделал вид, что мне что-то нужно в кухне. Когда я присоединился к остальным, все уже взяли себя в руки. Ужин прошёл спокойно, говорили обо всём, избегая скользких тем. Я был рад тому, что эти, в принципе, чужие для меня люди обрели счастье воссоединения, что всё разрешилось ещё в коридоре, потому что сейчас любые слова звучали бы фальшиво и неубедительно.

Ужин прошёл замечательно, и лишь в конце генерал обратился ко мне, причём в своём репертуаре:

- Максим, мы благодарны Вам за то, что приглядели за нашим сыном. За то, что не дали нам его потерять, - Ваня удивлённо посмотрел на меня, но я лишь пожал плечами, типа, не знаю, о чём это он.

А генерал тем временем продолжал:

- И ещё мы хотим попросить прощение за ту боль, которую принёс Вам наш старший сын, лишив жизни любимого Вами человека.

Он сел, а я судорожно пытался решить, что ответить. И решил, что правда принесёт облегчение не только им, но и мне. Я медленно встал. Ваня умоляюще посмотрел на меня, как бы прося не разрушать с таким трудом достигнутое согласие.

- Валентин Георгиевич, Анастасия Александровна, я постараюсь быть предельно откровенным, - голова Вани поникла. - Когда всё это произошло, волна душевной боли настолько притупила все мои остальные чувства, что я даже не думал о Вашем сыне и только себя я винил в смерти Игоря; это я должен был быть за рулём, он не любил водить. Но в тот вечер была свадьба, и я выпил, а он не пил вообще. Потом, много времени спустя, я стал думать и о Вашем сыне. Я уже знал обстоятельства, при которых он сел за руль, я поставил себя на его место и попытался понять. Этому меня научил Игорь - ставить себя на место человека, совершившего что-то, что ты не понимаешь и отчего тебе больно. И я понял его. Его вели эмоции - сначала к спиртному, потом за руль, потом к смерти. И, что главное для меня, у него не было злого умысла, он сам поплатился за содеянное. И я предпочёл бы, чтобы он был жив. Я бы сказал ему, что он не виноват, как сказал это себе, чтобы жить дальше. Нас всех вела судьба, и мы не могли ничего сделать. Пусть это малодушие, но мне легче думать так, иначе чувство вины раздавит меня. Давайте помянем Вашего сына и моего Игоря, пусть земля им будет пухом.

Я выпил и сел. Нетрудно представить, что творилось с собравшимися за этим столом. Постепенно все успокоились, и опять встряска. Когда встала мама Ивана, я подумал, что для одного вечера это слишком. Но она сказала только одну фразу:

- Максим, за одного сына я тебе уже сказала спасибо, теперь говорю за второго. Благослови Вас Бог.

Я опустил голову, боясь, что Ваня сейчас начнёт разбираться во всех этих "спасибо". Но у него хватило ума не устраивать разборок, и вечер закончился нормально. Уже в коридоре я сказал:

- Генерал, Вы не против, если Ваня переночует сегодня у Вас?

- Я, честно говоря, боялся спросить.

- Ваня, ты как?

- Я тоже боялся спросить!

- Значит, я самый смелый, приятно это осознавать.

- А мне можно будет вернуться? - Ваня умоляюще смотрел на меня.

- Разумеется, это и твой дом, при условии, что ты не будешь разбрасывать свои вещи и будешь мыть за собой посуду.

К счастью, с чувством юмора у всех всё было нормально. Генерал смеялся, запрокинув голову.

- Я вам говорил, что вы мне нравитесь?

- Надеюсь, в общечеловеческом значении этого слова.

Генерал, вспомнив наш предыдущий разговор, захохотал ещё громче.

На следующее утро меня разбудило чьё-то присутствие. Я приоткрыл глаза и увидел улыбающееся лицо Вани.

- Ты чего так рано?

- Не поверишь, отец вытолкал.

- Что, опять?!

- Да нет. Мы полночи с ним проговорили, он мне рассказал о вашем разговоре и сказал, что ты лучшее, что со мной могло случиться, - он сел на пол возле кровати, а потом робко поцеловал меня в лоб. - Спасибо.

- Бред какой-то. Ничего не понял. Что с тобой вообще могло случиться?

- Это неважно. Мы договорились, что, если ты не против, я буду жить у тебя, а домой буду приезжать когда захочу и с тобой.

- И чья это была идея?

- А это важно?

- Да, очень.

- Моя. Но если ты не согласен, не хочешь... - он аж заикаться начал.

- Да согласен я, - у меня отлегло от сердца.

Значит, это не отец. Значит, у них всё нормально. Конечно, Ване комфортней жить у меня, да и я привык к нему. Единственное, что меня беспокоило - это его одиночество. Он никогда не приводил парней. Мы с ним об этом говорили, но он бормотал в ответ что-то невразумительное.

Настал день, когда мне, наконец, сняли гипс. Через пару дней я вышел на работу. Жизнь вошла в нормальное русло. Ваня учился в интернатуре, я работал над заказами. Раз в неделю, а иногда и чаще мы посещали родителей Вани. Как ни странно, мне нравилось у них бывать. Мы вкусно ели, разговаривали и смеялись. Свою личную жизнь я наладить даже не пытался. Однажды мои старые знакомые попытались свести меня с симпатичным парнем лет 35, но ничего не получилось. Дело было во мне. В моей душе был вакуум. Хотя нет, не вакуум, в ней жила привязанность к Ване и его семье, но это было другое. Не то чтобы меня преследовал образ Игоря, скорее, я просто боялся новой привязанности. Я точно знал, что во второй раз я просто не переживу разрыв, даже если он будет не таким трагическим.

Но не бывает так, чтобы всё было постоянно хорошо. Гром грянул среди ясного неба. Банально? Судите сами.

То ли я был слеп, то ли просто не хотел замечать очевидное, но однажды ночью я был разбужен поцелуем. Не успел я опомниться, как абсолютно обнажённый Ваня скользнул ко мне под одеяло. Я чисто интуитивно оттолкнул его, да так, что он слетел с кровати. Жуткое унижение для него. Я это понял в следующую минуту. Он пулей вылетел из комнаты, я бросился за ним, но дверь спальни была заперта. Я стучал, умолял открыть, объяснял, что не хотел быть грубым, что это спросонья и от испуга - бесполезно, за дверью царила мёртвая тишина. Вконец вымотанный переживаниями, под утро я заснул около его двери. А когда проснулся, дверь была открыта, вещей Вани не было, будто он и не жил здесь. Я не был в этой комнате со дня возвращения из больницы. Здесь всё оставалось на своих местах, даже фотография меня и Игоря, сделанная в Испании.

Я уже неприлично долго живу и опыта поднакопил, но в тот момент я был в полном тупике. Я просто не знал, как поступить, и по привычке стал валить с больной головы на здоровую. Ну почему он не поговорил сначала со мной? Где были мои глаза? Что теперь делать, если я знаю, что между нами ничего не может быть? Позвонить ему значит дать надежду, игнорировать - сделать его ещё более несчастным.

Ничего не решив, я отправился на работу. Голова была забита мыслями о Ване и поиском решения проблемы. Наконец, я решился и набрал мобильный генерала.

- Ну и что у вас там произошло? - прозвучало вместо приветствия.

- Катастрофа. Давайте где-нибудь встретимся, не телефонный разговор.

- Хорошо, в час дня в кафе возле твоей работы...

Он сидел передо мной и вертел в руках пакетик с сахаром.

- Ты слепой, или после аварии у тебя все чувства отказали? Мне, который ни хрена в этом не смыслит, хватило одного вечера, того первого вечера, чтобы просто увидеть, как он на тебя смотрит. Я, дурак, сам сказал ему, чтобы он жил у тебя, в надежде, что ты раскроешь глаза и либо ответишь ему взаимностью, либо мягко объяснишь, что не любишь его. А ты, как чурбан, довёл парня до крайности. Думаешь, ему легко было на такое решиться?

- Думаю, это катастрофа - и для него, и для меня.

- Что ты к нему испытываешь?

- Я весь день себе задаю этот вопрос. Я не знаю. Мне хорошо, когда он рядом, но когда его нет, мне тоже нормально. Я запутался, за одну ночь запутался.

- Он заперся у себя в комнате. Как только я ушёл, он рванулся к ванной комнате, но жена его перехватила, увела на кухню, и там он ей всё рассказал. Вроде выговорился, ему полегче стало, сейчас он спит.

Часть 4

Я принял решение.

- Идёмте.

- Куда?

- К нему.

- Ты придумал, что делать?

- Тут придумать ничего нельзя. Поехали.

Пока мы ехали, я говорил:

- Я не хочу его терять. Но не важно, чего хочу я. Главное, я знаю, чего хочет он. Дать это я смогу ему, только когда сам пойму, нужно мне это или нет. Для этого мне необходимо время. Сейчас я попрошу у него это время.

- Кажется, я тебя понял, - неуверенно проговорил генерал. - Одно радует: ты думаешь не о себе, а о нём.

Тут тон его резко изменился:

- Я отдам тебе сына, ты сделаешь всё правильно. В худшем случае ты всё сделаешь, чтобы вы остались друзьями.

- Верно мыслите, генерал, - мне стало легче от того, что я нашёл пусть не окончательный, но необходимый в данной ситуации выход, и от того, что этот человек, перекроив все свои взгляды и убеждения ради спасения сына, готов вверить его мне, что он верит мне.

На пороге квартиры нас встретила Анастасия Александровна.

- Я ему не сказала, что вы едете, но он точно что-то заподозрил и снова заперся.

Я глянул на генерала:

- Ломаем дверь?

- Не вижу другого выхода.

Я подошёл к двери и будто почувствовал через дверь горе и отчаяние. Чувство было настолько сильное, что я начал сомневаться, а не моё ли собственное это горе и отчаяние.

- Ванюша, - так я его никогда не называл, - нам надо поговорить. Засунь в жопу свою гордость и обиду и выслушай наконец меня. Я не пацан, чтобы за тобой гоняться. Мужик ты или дерьмо?

Я был намеренно груб, он от меня такого никогда не слышал. И это сработало. Ключ в замке повернулся, я сделал знак генералу, что я сам, и вошёл в комнату. И с порога обалдел. Везде висели мои фото - маленькие, большие, сделанные в разное время и разными людьми. Я понял, откуда они взялись. Дома был альбом, охватывающий всю мою жизнь с рождения до недавних лет. Этот альбом собрал Игорь, когда мы ездили в гости к моей маме, а Ваня, видимо, втихаря их отсканировал и распечатал. На кровати лежал зарёванный паренёк, но боль в глазах его была совсем не пустой. Я понял свою ошибку. Я относился к взрослому человеку как к пацану, поэтому проглядел, когда он стал относиться ко мне не как к старшему другу. Я заботился о том, чтобы он вовремя ел, чтобы у него было всё необходимое, чтобы он хорошо учился, чтобы получал то, что ему хочется, и проглядел, как он в меня же и влюбился. Надо было исправлять положение.

Я сел на край кровати и начал:

- Прости меня за грубость ночью. Но это всё ты уже слышал. Думаю, ты сердишься на меня не за это. Послушай, ты застал меня врасплох. Логичней было сначала признаться мне в своих чувствах, узнать, что я об этом думаю, а потом прыгать в постель, как ты считаешь?

Боль в глазах сменилась задумчивостью, и я впервые увидел, какие у него тёмно-синие, очень выразительные глаза, и могу поклясться, что, вглядись я в них раньше, я бы увидел там любовь. Слепец! Но уже поздно рвать на себе волосы...

Он продолжал молчать. Я взял его руку, он не отнял её.

- Слушай внимательно. Ты мне дорог, до сегодняшнего дня я даже не понимал насколько. Мне надо разобраться в том, что между нами происходит, иначе мы можем оба стать очень несчастными. Сегодня мне сказали, что я должен вылететь в Париж, в командировку, у нас это называется авторский надзор. Меня не будет не больше месяца, и, когда я вернусь, я вернусь с решением. Ты подождёшь меня?

- А у меня есть выбор?

- Боюсь, что нет. И обещай мне не изводить себя. А сейчас поехали домой, мне надо собраться, а то после твоих уборок я не найду и половины своих вещей.

Это была правда. Ваня взял всё хозяйство на себя и каждое утро выкладывал то, что я должен был одеть. Всё чистое, выглаженное. Я уже понятия не имел, где что лежит. Мне казалось, что он так выражает свою благодарность за моё отношение к нему. Ведь о чём он ни заикнётся, это у него сразу появляется. Этим я компенсировал отсутствие собственных желаний. Меня не привлекали ни тряпки, ни новые гаджеты, ни даже машины, хотя раньше я всем этим очень интересовался. За всё время нашего совместного проживания я ни купил себе даже носовой платок. Деньги свободно лежали в ящике стола, и у меня всё время появлялись новые рубашки, майки. Он даже брендовые джинсы мне купил.

- Давай умывайся и поехали.

Мы вышли в коридор. Ваня подошёл к отцу, обнял его.

- Прости пап, теперь всё нормально, мало ты меня порол.

- Вообще-то я тебя никогда не порол.

- А надо было бы.

Пока он умывался, я разговаривал с родителями.

- Что за выставка у него в комнате? Почему мне не сказали? Это же на уровне помешательства.

- Это он сегодня утром развесил.

- Лучше бы разорвал, хоть какая-то логика.

- Да говорила я ему: "Брось и забудь". Он на меня как на полоумную посмотрел: "Ты что, я же люблю его, ты же знаешь".

- Так Вы знали?

- Да. В первую же ночь, как они помирились с отцом, он мне всё рассказал.

- А почему мне не сказали?

- Дала слово молчать. Он сказал, что сделает сюрприз.

- Да, блин, я ему в отцы гожусь, о чём Вы думали?

- Сердцу не прикажешь, и потом я его понимаю: в тебя трудно не влюбиться, - вмешался генерал, потом понял, что ляпнул, и смутился. - Не смотри на меня как на умалишённого, сам же говорил: чтобы понять человека, поставь себя на его место.

Наши бурные дебаты прервал Ваня, вышедший из ванной комнаты. Он пошёл переодеваться, а мы продолжили разговор.

- Пусть живёт у меня, я вернусь недели через три-четыре.

- А почему у тебя?

- Мне кажется, ему там легче будет. А вообще-то давайте его спросим, где захочет, там пусть и живёт.

Ехали мы молча. Дома я занялся готовкой, а он сидел рядом и молчал, чем выводил меня из себя. Во всём его облике сквозила покорность и обречённость. Я не выдержал:

- Может, прекратишь изображать из себя мученика и делом займёшься?

- Что тебе собрать?

- Ну, смотри, ты уезжаешь на месяц, что ты с собой возьмёшь?

Он открыл рот, но я ласково приложил указательный палец к его губам и, улыбаясь, сказал:

- Вот то же самое положи и мне, только размером побольше.

Он, наконец, улыбнулся и пошёл собирать вещи. Одно радовало: в глазах уже не было боли, скорее надежда, хотя... чёрт меня подери, если я знаю, что у него в глазах.

За ужином я его спросил:

- Я не слишком много прошу?

- Нет, месяц я выдержу; полгода терпел, ещё потерплю.

Это вошло у нас в привычку, я невпопад спрашиваю, а он уже знает, о чём я, и наоборот. Или он начинает фразу, а я её заканчиваю. А мы ведь знакомы действительно только полгода.

- Ты гарантируешь, что всё пройдёт без эксцессов?

- Положись на меня. А если бы не сложилась такая ситуация, ты бы взял меня в Париж?

- Нет, у тебя интернатура, но возьми мой ежедневник и открой на июле.

Он пошёл к моей рабочей сумке, достал ежедневник, полистал его.

- Выкупить путёвки в Париж на 10 августа.

Он подлетел ко мне и чмокнул в щёку. Как мне удалось не шарахнуться от него, до сих пор не понимаю.

- Тут ещё написано: "купить машину малышу". Малыш - это кто?

- Ага, у меня полно малышей, и всем я покупаю машины.

- Но ты меня так никогда не называл.

- Вслух.

Ещё один поцелуй. Что с ним делать?

Утром он проводил меня до машины.

- Не поленись после занятий съездить в аэропорт и забрать машину. И мне спокойней, и ты на колёсах.

- Слушаюсь.

- Папины гены сказываются?

- Ладно, вали, но помни: я жду.

- Забудешь тут. Пока. Звони. Я поставил тебе вторую симку - специально для роуминга.

- Я люблю тебя.

Как бы я хотел сказать ему то же самое. С тяжёлым сердцем я сел за руль.

В Париже меня встречали, и сразу началась круговерть. Работа, клубы, рестораны, гостиница. Чем бы я ни занимался, меня преследовали мысли о Ване. Конечно, мне его не хватало, но и в Москве, когда он задерживался, мне его тоже не хватало. Каждый день я ждал его звонка, а он, заразёнок, звонил в разное время, а если звонил я, то его телефон был недоступен. Это он меня так наказывал. Но это были переживания, никак ни связанные с любовью. Или я любовь неправильно понимаю. С Игорем всё было по-другому. Стоило мне его увидеть, ноги подкашивались, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. От одного его прикосновения я возбуждался и готов был заниматься любовью где угодно и как угодно.

Перелом и прозрение наступили неожиданно. Сначала в клубе ко мне подошёл совсем молодой француз и предложил прогуляться. Я спросил, сколько мне это будет стоить. Я не собирался с ним идти, но просто послать его было неудобно. Он удивлённо посмотрел на меня:

- Я не шлюха, ты мне нравишься.

Это становилось интересным, и я пошёл за ним. Но когда мы зашли в его комнату, изо всех углов на меня смотрели тёмно-синие глаза. Я развернулся и побежал. Уже у себя в номере я пытался понять, что это было. Но объяснение приходило только одно: я просто слишком много думаю о Ване.

Часть 5 (последняя)

Затем была ярмарка, куда меня затащила не в меру ретивая секретарша заказчика. Я не люблю цирк и ярмарки, но отказываться было неудобно, и я поплёлся за француженкой. Получив отказ прокатиться на русских горках, она потащила меня к палатке предсказательницы. Я был готов на всё, лишь бы она отстала и отвезла меня в гостиницу.

В палатке присутствовали все положенные аксессуары, дым благовоний, свечи и хрустальный шар. Но предсказательница не стала ни доставать карты, ни вглядываться в свой шар. Она взяла мою руку, минуту подумала и начала шептать:

- Горе, большое горе было. Он умер, а ты его не отпускаешь. Он просит отпустить, у тебя есть другой. Он просит: "Открой глаза и сердце". Он отпускает, он отдаёт тебя. Теперь иди.

Я уже дошёл до входа, когда позади раздался голос:

- Возвращайся домой, там твоя судьба. Имя на И.

Я вышел, прохлада весеннего Парижа привела меня в чувство. Я вспомнил предсказание - как говорится, всё чёрным по белому, и мне должно быть всё ясно.

Француженка куда-то исчезла. Я всегда страдал топографическим кретинизмом. В Москве я мог заблудиться в ста шагах от дома. Я заплутал между аттракционов, остановился, чтобы определить, где выход, и тут что-то большое и тяжёлое ударило меня сбоку, сбило с ног и подбросило. Падая, я думал только об одном: я больше не увижу Ваню, но я же люблю его.

Очнулся я в палате. Лежал и думал о том, что это становится уже дурной привычкой. Подошла медсестра, я спросил, что случилось. Она ответила, что не знает, что в карточке есть только диагноз: сотрясение мозга и гематома правой стороны тела. Я вспомнил удар.

Тут в палату вошёл заказчик. Захлебываясь, он начал рассказывать о моих злоключениях. Секретарша потеряла меня, а когда произошла авария аттракциона, она сразу бросилась туда и нашла меня. Оказалось, что от одной из каруселей оторвалась кабинка в виде самолёта. Ею меня и накрыло. Слава Богу, в ней никого не было. Скорую уже вызвали, поэтому она дождалась её приезда, и вот я здесь.

Досада разбирала меня. Но потом я успокоился, возблагодарив Бога за то, что вот уже из двух аварий я выхожу почти невредимый. Сплошное дежа вю. Я спросил, как долго меня тут продержат. Заказчик не знал, зато "обрадовал" меня очень большой страховой суммой, которую выплатит мне ярмарка.

Я попросил телефон, набрал номер Вани - специально купил легко запоминающийся номер. Пошли гудки, и это радовало, потом мне ответили, но это был не Ваня, а его сокурсник. Ваня присутствовал на операции. Я попросил его передать Ване, что я в больнице и чтобы Ваня мне перезвонил. Звонок раздался через несколько минут. Я услышал дрожащий голос:

- Максик, что с тобой, почему ты в больнице?

- Так, ерунда, на меня самолёт упал.

- Ты издеваешься?

- Нет, от карусели оторвался самолет, а тут я подвернулся. Не волнуйся, жить буду.

- Тебя ни на минуту нельзя оставить без присмотра. Ничего не сломано? - голос всё дрожал.

- Нет, мамочка, наоборот. Починилось.

- Как это?

- Приеду, расскажу.

- Ладно, если бы ты мне оставил денег, я бы к тебе прилетел.

- Я оставил тебе кредитку.

- Я её потерял. Заблокировать смог, а восстановить нет, владелец же ты.

- И как ты?

- Дома были наличные, так что до твоего приезда продержусь.

- Я тебя люблю! - слова сами слетели с моих уст.

- Что?

- Что слышал.

- Прикалываешься?

- А я могу?

- Тогда повтори.

- Я тебя люблю.

Я выключил телефон. Я был счастлив, и мне было до лампочки, чем всё это закончится.

Я посмотрел в окно. По солнечному лучу уходил Игорь, навстречу ему шёл Иван. Они остановились, перемолвились парой слов и продолжили путь - один от меня, другой ко мне. Видно, сильно меня этот самолётик приложил. Странное дело, в одночасье на меня упало прозрение и самолёт, а я лежу абсолютно счастливый и спокойный, и никакие сомнения больше не рвут мне сердце, только есть ощущение, что мне сделали подарок, но я слишком долго его разворачивал. Самодовольный дурак, я решил, что всё на свете знаю, что всё испытал. А совсем простую вещь понять не смог: любовь бывает разная. Какая-то - взрыв, извержение вулкана. Другая - спокойная, как море в штиль, без потрясений, зато с монолитной привязанностью. И кто-то вообще её никогда не испытывал, а к кому-то она приходит дважды, и второй раз абсолютно не похож на первый.

За приятными размышлениями время прошло незаметно. Ко мне приходили, как на экскурсию - посмотреть на выжившего. Оказывается, момент отрыва самолёта кто-то снял на телефон, и видео показали в новостях. Один дотошный корреспондент всё пытался взять интервью, врач сказал, что видел видео и что после такого не выживают. А я был счастлив. И от того, что выжил, и от того, что люблю и любим.

Наутро, открыв глаза, я испытал шок: в дверном проёме моей палаты стоял тот же "ангел", что ухаживал за мной после первой аварии. Ваня мягко улыбался, а в глазах... не знаю, что у него было в глазах, но от этого взгляда мурашки побежали по телу, а в груди разлилось тепло. Не подавая вида, до чего я счастлив его видеть, я нарочито-будничным тоном спросил:

- И кого ты ограбил, чтобы очутиться здесь?

Он не торопясь подошёл ко мне и сначала нежно, а потом со всё большей страстью стал целовать меня. Я специально лежал как бревно и не отвечал на поцелуй. Когда он оторвался, я опять спросил:

- Это что, проверка?

- Нет, просто слишком долго я об этом мечтал. А ты, изверг, продолжаешь изводить меня.

- Я не изверг, просто не реагирую на провокации. Так кого ты грабанул?

- Догадайся, ты же у меня всезнающий.

- Последние события показывают, что далеко не всё. Но я попробую. Отец дал?

- Больше того - билетов не было, так он через знакомых взял бронь. И это человек, который никогда ничего не просил. А мама в своём репертуаре - прислала пирожки и иконку.

- Я как раз об этом думал. Второй раз меня спасают неведомые силы. Какой в этом смысл?

- Не знаю, может, ты кому-то очень нужен здесь?

- Знаешь, пожалуй, я отвечу на провокацию.

И снова тёплые губы накрывают мои.

Поцелуй прервал врач, зашедший в палату.

- О, я вижу, Вы идёте на поправку. Где Вы раздобыли такую красивую сиделку? - понимающе ухмыльнулся он.

- А у него привычка появляться, когда у меня что-то сломано, - в том же тоне ответил я.

- Ну, у Вас ничего не сломано, но за голову я опасаюсь. Прощайтесь, Вас сейчас повезут на томограф.

- А где мои вещи?

- В шкафу, а всё ценное у сестры.

- Пожалуйста, помогите ему найти сестру, в кармане должен быть ключ от гостиничного номера, а то ему жить негде. И пусть всё ценное ему отдадут.

Врач с удивлением посмотрел на Ваню:

- Вы из России прилетели?

- Да, час назад, - перевёл я ответ.

- Вот это любовь! - с французской экспрессией восхитился врач. - Вам очень повезло.

- Я знаю, - с улыбкой ответил я. - Когда ему можно прийти?

- Ну, если такое дело, он может не уходить.

- Нет, ему нужно с дороги отдохнуть.

- Нет, мне не нужно, - на плохом французском сказал Ваня.

- Ты не устаёшь меня поражать, парень-загадка. Ты и французский знаешь?

- Плохо, некому было со мной заниматься.

- Теперь будет.

С головой, к счастью, у меня оказалось всё в порядке. Ваня, как в старые добрые времена, не отходил от меня, но только днём. Я много говорил, стараясь объяснить, что я пережил, о чём думал. Он только улыбался. Я не выдержал:

- Тебе что, не интересно?

- Интересно, но ты всё так усложняешь. Такое впечатление, что ты силой воли заставил себя полюбить меня.

- Ты ни фига не понял.

- Всё я понял, и знаешь, если бы ты мне сказал "нет", я бы продолжал тебя любить - столько, сколько было бы нужно, я удовольствовался бы ролью друга, но продолжал бы оставаться рядом. Пока крепость не падёт.

- Ого, образами изъясняемся?

- У тебя понабрался.

Через неделю меня выписали, и мы поехали в отель. Зайдя в номер, Ваня включил телевизор и уселся в кресло. Я остолбенел. Я думал, он с порога начнёт срывать с себя и меня одежду, устроит оргию, а он тут сидит, уставившись в телевизор.

- И это всё приветствие?

- А чего ты ожидал?

- Ну, не знаю... объятий, поцелуев, секса наконец!

- Предпочитаю инициативу предоставить тебе, а то в прошлый раз из-за своей инициативы я полетел на пол.

- Ах ты, зараза маленькая, - я рывком бросился к креслу.

Мы сцепились и перекочевали на диван. Постепенно агрессия и смех сменились нежностью и ласками. Несмотря на полугодовое воздержание, я не торопился, я хотел насладиться чувством, о котором думал, что оно ушло от меня безвозвратно. И вот одежда летит на пол, мы начинаем узнавать друг друга.

Опыта Ване было не занимать, несмотря на внушительные размеры моего члена, он полностью оказался во рту молодого дарования. Казалось, он хочет проглотить меня всего. Несмотря на то, что в сексе я был не новичок, такой фантазии от парня я не ожидал.

Доведённый до исступления, я прохрипел:

- Презерватив...

Ваня замер:

- У тебя кто-то был?

- П-фф... Нет, конечно! Но заразу можно подхватить где угодно - что, не в курсе?

- А мне пофиг; умрём, так вместе. Я, кстати, на прошлой неделе проверялся, я чист.

- А я не проверялся.

- Хватит разговоров, - одним рывком он перевернул меня на спину, поднял ноги и вошёл в меня.

Сначала у меня захватило дух, но толчки были мощными, но в то же время щадящими.

- Вообще-то это я актив, - притворно возмутился я.

- Вообще-то мы ни о чём таком ни договаривались.

Вдруг он резко остановился:

- Прости, тебе неприятно, я не подумал...

- Не останавливайся, идиот, я сейчас взорвусь.

Счастливая улыбка расплылась по Ваниному лицу, и он с продолжил трудиться с прежним рвением. Наши стоны слились в один.

Мы поменялись местами, не отдохнув ни секунды. На третьем раунде французская мебель не выдержала, и у дивана отвалились оба подлокотника. Смеясь, мы перекатились на ковёр.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, но в свои лучшие годы я сдавался на четвёртом раунде. Когда закончился седьмой раунд этого упоительного марафона, я откатился в сторону и, тяжело дыша, прохрипел:

- Слушай, Иван-царевич, ты уже семь раз поцеловал лягушку, только в царевну она не превратилась. Может, ну её...

- Нет, лягушка умолять меня будет перестать её целовать, но хренушки...

В общем, лягушке не суждено было превратиться в царевну. Но Иван-царевич изо дня в день не оставляет своих попыток "осуществить мечту" вот уже восемь лет. Каждую ночь он ложится с ней в постель, целует её и не только. Он уже забыл о конечной цели, он, похоже, любит уже саму лягушку, а лягушке ничего больше и не нужно.

страницы [1] . . . [3] [4] [5]