Вершок

Часть 1

Ваньку Вершинина я знаю давно, но мы с ним практически не общались. Так, перекинемся парой фраз да поздороваемся при встрече. И всё.

Он был низеньким, худеньким и ужасно застенчивым. Наверное, потому и закрепилась за ним кличка "Вершок". Когда все парни стали тянуться ввысь, Ванька всё так же оставался самым мелким. Но его никто не обижал. Может, из-за росточка или потому, что носил очки. Короче, жалели его, скорее всего. А потом, он всегда с готовностью давал списывать, а это для нас, оболтусов, было главным подспорьем в учёбе.

Мои родаки, видя, с каким трудом мне даётся учёба, разрешили поступить в речной техникум. А Ванька стал настоящим "ботаном". Учился только на "отлично", выигрывал бесконечные олимпиады и был великой гордостью своей мамаши, которая разве что только пылинки с него не сдувала. Отца своего он не знал. Потому вырос ещё и "маменькиным" сыночком. В дворовых забавах замечен не был. Исправно ходил в библиотеки, кружки по интересам и учился, учился, учился.

Как я слышал, он поступил в МГИМО, а я начал ходить по Москве-реке сначала простым матросом, а потом и старшим. Одним словом, жизнь у обоих удалась и шла своим чередом, пока круто не пересекла наши пути. Вот об этом я и решился вам рассказать.

Дело было прошлым летом. Как помнится, в августе. Жара тогда стояла невыносимая. Отдыхая после очередного рейса, я изнемогал дома в ожидании новой поездки. Даже к вечеру зной не отпускал Москву. Асфальт до самого утра отдавал тепло, накопленное за день. Так что от духоты спасали лишь кондиционеры или открытые настежь окна. А в них врывались все звуки большого города. А он, как вы знаете, спать не любит. Вот и на нашей площадке, где днём резвилась малышня, к ночи собирается компания молодых и не всегда трезвых людей. Смех, ор, песни под гитару... Короче, настоящий бесплатный концерт. И так до рассвета.

Вот и тогда ближе к полуночи, когда я уже отправился на покой, пьяный гвалт во дворе не то что не утих, а усилился. В какой-то момент я услышал отчаянные крики, мольбы о помощи и отборный мат, который сопровождал не драку, а, скорее, избиение.

Я мигом вскочил с кровати, метнулся к окну и в свете фонаря увидел, как четверо со всей силы пинают скорчившуюся на земле фигурку паренька. Громко крикнул для острастки и, наспех нацепив штаны с футболкой, помчался на помощь. Двенадцать пролётов преодолел за полторы минуты. Не больше. Но оказалось, что бдительные жильцы уже позвонили в полицию и ближайшая патрульная машина с завыванием сирены уже мчится к нашему двору.

Это спугнуло хулиганов, и они бросились врассыпную. Я подбежал к несчастному, склонился над ним и узнал Вершка. Он тихо стонал, лицо было окровавлено. Вскоре подбежала его мамаша, которая с причитаниями набросилась было на меня, но в стоне сына расслышала, что ошиблась с обидчиком. Между тем подъехала полиция, за ней - скорая, и начались обычные дела: опрос свидетелей, протоколы и вся ерунда, которая отвлекла меня от главного - Вершка с матерью скорая помощь увезла.

Весь следующий рейс я не находил места, всё думал, как там Вершок. А лишь только вернулся, сразу пошёл к нему домой, чтобы узнать, в какую больницу его увезли. Купил каких-то фруктов и поехал навещать пострадавшего.

Ванька моему визиту удивился. Слабо улыбнулся, поморщился от боли и признался, что сломанные два рёбра ещё сильно болят и каждое движение причиняет страдание.

- Спасибо, Санёк, что пришёл мне тогда на помощь. Если бы не ты, то мне бы досталось сильнее.

- Перестань! Чего там случилось-то?

- Да я мусор выносил, а они, как всегда, начали меня задирать.

- Не понял... Как это - как всегда? Ты что, знаешь этих уродов?

- Ага... - шмыгнул носом Вершок и отвернулся.

- Ну-ка, колись! Кто это?

- Петька, - после небольшой паузы тихо ответил Ванька.

- Какой?

- Сапунов.

- "Сапа"? - удивился я, потому что это был наш соседский пацан, что загремел за драку и должен был отбывать срок. - Ты не ошибся?

- Не... Я его даже по голосу сразу узнал, как только он меня окликнул.

- Понятно. Разберёмся.

- Ты чего?! Не надо. Я даже полиции ничего о нём не сказал.

- Почему? Ты ж его узнал...

- Не важно, - прошептал Вершок, снова шмыгнул носом и вдруг заплакал, суетливо смахивая слёзы и ещё сильнее отворачиваясь.

Я растерялся. Никогда не видел, как Ванька плачет. Даже когда ему перепадало в юношеских забавах, он лишь стискивал зубы и в лучшем случае стонал. Несмотря на то, что раздирал коленки в кровь при падении или получал сильный удар в живот от прилетевшего футбольного мяча.

Я потрепал Ваньку по плечу, потоптался на месте, не находя слов утешения, и, пробормотав дежурное прощание, пообещал заглянуть к нему ещё разок по возможности.

Весь путь домой во мне клокотала злость. Я заводился, вспоминая расцвеченное синяками лицо Вершка, его тихий плач и испуг, с которым он просил не вмешиваться в ситуацию. Когда я входил в подъезд, решение уже созрело. Позвонил друзьям из команды, сказал, что нужно поставить на место одного отморозка, и пошёл на его поиски.

Искать Сапу долго не пришлось. Он, как и ожидалось, ошивался у ближайшего ларька в компании каких-то синяков. Они моментально смылись, лишь только я цыкнул на них и, схватив за грудки Петьку, прижал его к стене.

- Ты чо?! - начал было ерепениться он, но после сильного удара под дых сразу сник и испуганно сполз на землю.

Я рывком поднял его и прошипел в побелевшее от страха лицо.

- Это ты на днях Ваньку Вершинина побил?

- И чо?! - как-то сразу пришёл в себя Сапа.

- А ничо! - передразнил его я и снова поддал кулаком.

Похоже, попал в солнечное сплетение, и Петька, хватая ртом воздух, начал снова сползать на землю.

- А ты не боишься впрягаться за этого пидорка? - захрипел Сапа и начал отползать от меня, боясь, что вслед за ударом рукой последует смачный пинок прямиком в хмельное лицо.

Мои дружбаны, что стояли чуть поодаль и не вмешивались, начали переглядываться. Это я почувствовал спиной. Увидел мою растерянность и Сапа.

- Чо?! Кореша твои не в курсе, что ты за голубка вступаешься? Или ты его сам пользуешь? - уже кричал в истерике Сапа.

Это меня окончательно вывело из себя. Я пнул. И сильно так вдарил. Петька вскрикнул, зажал нос ладонью и, обливаясь кровью, с трудом поднялся и поплёлся прочь. Словно знал, что продолжения экзекуции не будет. Только удалившись на безопасное расстояние, крикнул:

- Не за того вступаешься! Не замарайся, если не хочешь опетушиться!

***

К чести пацанов, никто из них после этого случая и словом не обмолвился о происшествии. Очередной рейс прошёл обычно, в трудах. Но каждую свободную минуту я обдумывал слова Сапы и никак не мог взять в толк, чего в них было больше - желания обидеть, оправдания или всё-таки правды. В неё я верить не хотел. В голове не укладывалось то, в чём обвинил Вершка этот урод. Поэтому решил всё узнать у Ваньки самого. Сразу после рейса пошёл к нему в больницу. Правда, поговорить не удалось. Там сидела его мать, которая обрадовалась моему визиту и тут же стала расспрашивать о теплоходах и маршрутах. Сказала, что хочет отправить в поездку Ванечку. Мол, это пойдёт ему на пользу, там он отдохнет и наберётся сил. Выйдя же в коридор, добавила, что надеется на меня. Просила защитить, если что-то случится в круизе, потому что хотела отправить его непременно на нашем теплоходе.

Так и получилось. В порту среди пассажиров я увидел Вершка. Он вяло улыбнулся, поздоровался со мной за руку и, справившись, где находится его каюта-люкс, отправился обустраиваться.

Судно мерно плюхало до Астрахани, лето катилось к закату и одаривало последним теплом. Пассажиры, среди которых было много иностранцев, прогуливались по палубам, загорали в солярии, просиживали штаны в барах и отвязно веселились вечерами на дискотеках.

С Ванькой я пересекался редко. Он словно избегал меня. Да и у меня не было времени, чтобы выяснить мучавший меня вопрос. Несколько раз видел рядом с ним какого-то строго хрыча. По тому, как он был одет, уверенно себя вёл, и по излишне холёному виду я понял, что это был иностранец. А однажды, когда я шёл в машинное отделение, на первой палубе увидел, как он беззастенчиво обнимает Вершка за плечи. Они не видели меня. Ванька рассматривал дали, что проплывали за бортом, а старикашка с сальной улыбкой что-то нашёптывал ему на ухо.

Проходя мимо, я, словно от качки, пихнул плечом старпера, буркнул извинение и, широко улыбнувшись, поздоровался с Ванькой. Вслед услышал приветствие друга и раздражённые расспросы вонючего туриста по-английски, откуда тот меня знает.

Моя смена в этот день закончилась. Я устало растянулся на полке в своей каюте и наслаждался одиночеством - сосед сменил меня на вахте. Вдруг в дверь робко постучали. Оказалось, что это Вершок. Одетый в шёлковую пижаму, он топтался на месте и нервно поправлял очки, которые то и дело скатывались с носа.

- Заходи. Чего замер?

- Ты, наверное, уже спать ложишься?

- Нет, просто отдыхал. Что-то случилось?

Вершок прятал глаза. Переминался с ноги на ногу и никак не решался начать разговор.

- Да ты проходи, присядь. Хочешь воды?

- Нет, спасибо... А ты не хочешь одеться?

- Не понял? Ты чего, мужика в трусах не видел?

- Видел... Ну это... В общем, я хотел сказать, что ты был слишком груб сегодня.

- О чём ты?

- Ты хоть знаешь, на кого налетел сегодня на палубе?

- На старикана какого-то. А что?

- Это помощник второго секретаря американского посольства.

- И это даёт ему право мацать тебя?

Вершок при этих словах аж вздрогнул.

- Ты думаешь, я не вижу, как он обхаживает тебя, как обнимает, мерзко шепчет что-то на ухо? - я не на шутку заводился от каждой брошенной фразы.

Ванька отступал к двери, а я надвигался и бросал одно обидное слово за другим.

- Я... я... просто беседую с ним... мне же нужна языковая практика, - оправдывался он и продолжал отступать.

- А может, ещё какая практика тебе нужна? Не только языковая?

При этих словах Вершок побледнел, его глаза расширились от ужаса, казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Паренёк упёрся спиной в дверь, лихорадочно поворачивал ручку и толкал её, чтобы выбежать из каюты. Совсем позабыл, бедняга, что дверь открывается вовнутрь.

Часть 2

И тут я сделал то, что не могу себе объяснить до сих пор. Схватил его руками за голову и, практически прижавшись лицом к лицу, тихо спросил:

- Вань, ты разве не понимаешь, что дорог мне? Я же о тебе пекусь.

Вершок молчал. Лишь удивлённо хлопал своими длиннющими ресницами из-за своих окуляров. А я... я вдруг крепко поцеловал его в губы. Сначала они были мягкие и податливые, а затем стали твердеть с каждой секундой, потому что Вершок начал осознавать происходящее. Он стал отчаянно вырываться, маленькими кулачками молотить по моей потной груди, а когда понял, что с его росточком со мной не справиться, стал просто размахивать руками, как мельница.

От этой борьбы я возбудился. Член принял боевую стойку и упёрся в бедро Ванька. Почувствовал это и он. В его синих глазах заполыхали искорки страсти вперемежку с неподдельным изумлением. Он даже перестал дышать и безвольно опустил руки.

Я снова попытался поцеловать его, но он резко отвернул голову и твёрдо произнёс:

- Пусти... Я не думал, что ты такой же... как он...

Эта фраза прозвучала отрезвляюще, словно пощёчина. Я сделал шаг назад, а Вершок, наконец, сообразив, как открывается дверь каюты, распахнул её и молча вышел.

Ещё минуту я стоял в недоумении от того, что сейчас произошло между нами. Клял себя последними словами, костерил на чём свет стоит Сапу и не находил себе место от стыда. До сих пор я считал себя исключительно натуралом. Никаких голубых поползновений в себе не замечал. Геев не ненавидел, но и не привечал. Относился к ним нейтрально. Для меня они словно в параллельном мире жили. С ними я не пересекался и даже не думал о них. А сейчас всю ночь не мог сомкнуть глаз от самых разных мыслей. Пытался понять, что вызвало возбуждение. То ли длительное отсутствие секса, то ли слова Петьки и беззащитность Вершка сыграли со мной злую шутку... Так ни к какому выводу и не придя, с трудом уснул только под утро.

Весь следующий день на душе было погано. Старался гнать прочь думы о Вершке, но, как назло, ноги сами несли меня по тем местам, где он мог находиться. Но его не было ни в салоне, ни в ресторане, ни на палубах.

К вечеру во мне стала закипать злость. Не на него, а на себя - из-за того, что вёл себя, как влюблённый школяр, что психовал, ревновал, искал встречи и рисовал одну картину похабнее другой. Мне казалось, что Вершок отверг меня из-за того старика; бесило, что я, считавший себя достаточно привлекательным, оказался не интересен ему.

В таких переживаниях прошёл ещё день. Мой Вершок так нигде и не появился. Тогда я плюнул на гордость и пошёл к нему в каюту. Решительно постучал в дверь и еле дождался, когда мне откроют. Ванька был бледен, тёмные круги под глазами выдавали сильную усталость и бессонницу. А краска смущения, которая вспыхнула на щеках, родила во мне шальную мысль - он в каюте не один. Поэтому я буквально оттолкнул паренька в сторону и стремительно вошёл. Быстро огляделся вокруг и метнулся было в гальюн, чтобы проверить, не прячется ли кто там. Вершок, словно поняв это, сам распахнул передо мной дверь.

- Проверяй! - тихо проговорил он. - Что ещё тебя интересует? Говори, по твоему же лицу вижу, что сейчас начнутся расспросы.

- Да, начнутся... В чём дело?! Решил стать затворником? С голоду хочешь тут сдохнуть?

- А тебе какое до меня дело!? - теперь завёлся и он.

- Мне какое? Мне?! А вот такое! Я перед твоей матерью отвечаю... Она тебя сюда для поправки здоровья отправила, а не для того, чтобы ты его окончательно подорвал...

- Ты что, и вправду вот об этом сейчас пришёл поговорить? О моём питании?

- А о чём?

- Слушай... Не юли... Я, может, и кажусь окончательным придурком, но себя таким не считаю... И тебе не позволю себя таким видеть.

- Ты не придурок. Ты... ты... - я осёкся.

- Ну, продолжай! - с вызовом бросил мне со злостью Вершок. - Скажи, что я педик, пидор, петух...

- Ты откуда таких слов набрался?!

- А что, разве не так?! Ты же после Сапунова всё это со мной сделал...

- Ты о чём?

- О том, что стал лапать меня, завалить меня хотел... выебать, как шлюху...

От таких слов у меня перехватило в горле. Я стал открывать рот, как выброшенная на берег рыба, и так же, выпучив глаза, пытался подобрать слова в ответ на обиду. Моя рука сама собой взлетела, чтобы ударить Вершка по скуле, но слёзы в его глазах меня остановили...

Друг смотрел на меня с отчаянием. Как малыш, которого разочаровал самый близкий друг. Крупная слезинка предательски скатилась по его острой скуле. Он смахнул её маленьким кулачком, всхлипнул, как-то сразу обмяк и устало отступил в глубь каюты. Он даже качнулся, наткнувшись ногой о край кровати. Я инстинктивно бросился к нему, чтобы поддержать, но он отпрянул, словно от прокажённого.

И всё же я подхватил его, крепко обнял и был прав - Вершку сейчас это было нужно. Он прильнул ко мне, как котёнок, и теперь, уже не сдерживаясь, заплакал навзрыд. Горячие слёзы орошали мою грудь, обжигали, разрывали сердце. Я присел на кровать, положил его голову к себе на колени и всё гладил удивительно шелковистые вихры. Молчал. Знал, что любые слова в этот момент будут лишними.

Минут через пять Вершок успокоился. Смешно шмыгнул напоследок носом, лихорадочно растёр слёзы по лицу и попытался встать. Я не дал ему это сделать. Прижал нежно голову к своим коленям и продолжил гладить её. Вершок тяжело вздохнул и, так же лёжа в моих объятиях, начал рассказ.

"Я всегда знал, что не такой, как все. Меня тянуло к парням. Думал, потому что слабенький, и искал в них защиту. Чуть повзрослев, решил, что это от того, что рос без отца. Я же видел, как вы вместе весело проводили время со своими папами. Как хвастались ими. А я завидовал вам. Однажды даже поругался с мамой, когда она на вопрос об отце сказала что-то нелицеприятное о нём и что нам лучше быть одним, чем с тем отродьем, что породило меня. Я не возненавидел её за эти слова. Просто никак не мог понять, почему обделён отцовской любовью, хотя у всех вокруг были папы - объекты гордости, защиты, поддержки и примеры в возмужании.

А потому я подспудно стал искать себе такого "папу" среди вас - друзей. Ты, наверное, не помнишь, как однажды резко осадил одного пацана, назвавшего меня безотцовщиной. Не думаю, что он тогда понимал, как сильно ранили меня эти слова. Сомневаюсь, что и ты знал, насколько твоя защита была важна для меня. Но с того момента я понял: ты - самый дорогой для меня человек. Видел в тебе самого доброго и сердечного человека. А ещё я стал боготворить тебя за смелость, силу и благородство. Помнишь, как ещё пацаном я свалился с крыши гаража и сильно рассёк коленку? В кровь разбил. Мне тогда было ужасно больно, хотелось расплакаться, но твоё присутствие остановило меня. А ты склонился надо мной, взглянул озабоченно, потрепал по макушке, сказал, что всё обойдется, и налепил на ранку лист подорожника, предварительно пожевав его. И опять-таки с твоей помощью я доковылял до дому. Увидев окровавленного сына, мама впала в истерику, стала допытываться, кто посмел так поступить со мной. А ты очень достойно успокоил её одной-единственной фразой: "Да не волнуйтесь вы так! Ваш Ваня цел, и всё у него до свадьбы заживёт". Сказал и спокойно зашагал по лестнице. Ты бы видел тогда лицо моей мамы. Она после этого ещё минут пять находилась в ступоре, словно её только что обдало вихрем от товарняка, промчавшегося прямо перед носом.

А я в ту ночь впервые увидел тебя во сне. В нём ты нёс меня куда-то на руках. Я обнимал тебя за шею и слушал твой шёпот в самое ухо. Что ты мне тогда рассказывал, я не понимал, только мне было так тепло и уютно сидеть в твоих объятиях, как никогда в жизни. А наутро я проснулся в мокрых трусах. Испугался, что сходил под себя. Вот только аромат от мокрого белья шёл совсем другой. Лишь потом я узнал, что пережил первую поллюцию. И она обязательно повторялась каждый раз во время сна с твоим участием. Многие сны я утром не помнил. Только всегда был уверен, что во сне видел именно тебя.

Такое постоянство пугало. Именно поэтому я перестал играть с вами, ушёл с головой в учёбу. Но и она не отвлекала от тебя. Сейчас смешно вспоминать, но я тайком, крадучись шёл за тобой и обратно. Ревновал к твоим играм с другими, наблюдая за вами с высоты своего этажа. А затем начал беситься, видя, что ты ухлёстываешь за девчонками. И мечтал, чтобы ты не переставал подтягиваться на турнике, что стоит у нас во дворе. Ведь я каждое утро любовался твоими мышцами, хотел слизать каждую капельку пота, что струилась по твоему классному торсу. Меня трясло от возбуждения постоянно, пока наблюдал за тобой из-за портьеры. Не страшась быть застигнутым врасплох, дрочил прямо в комнате. Ругал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать в эти минуты. А потом наспех завтракал, чтобы не пропустить твой выход из дома, чтобы снова и снова следовать за тобой в школу. Сбегал с последнего урока, если у тебя учёба заканчивалась раньше. И мечтал, чтобы именно ты просил у меня списать домашку.

Мама видела, что со мной что-то не так. Несколько раз водила к врачам, чтобы узнать, не случилось ли чего со мной. Ведь её любимое чадо стало неузнаваемым, перестало делиться новостями, замкнулось в себе и даже исхудало.

А потом меня отпустило. Не вмиг, конечно, не сразу, но мне полегчало. Ты ушёл в речной техникум. Наверное, тогда я понял, что мои попытки обратить твоё внимание на меня безуспешны. И действительно, что бы нас связывало? Я классический ботан. Ты идеальный пацан - брутальный, красивый и не обделённый женским интересом.

Редкие, случайные встречи с тобой уже не так ранили, только поднимали волны грусти..."

Я не перебивал Ванечку. Слушал рассказ, затаив дыхание. Его речь из заплаканной становилась отрешённо обречённой. И это наполняло моё сердце тяжестью. Сбивало с дыхания. Задерживало руки, что не переставали гладить его вихры.

На несколько минут в каюте повисла тишина. И в ней отчётливо слышался стук двух сердец: ровный и спокойный Вершка - и мой набат, цунами мчащий кровь. Я преисполнился нежностью к пареньку, который доверчивым котёнком лежал на моих ногах.

Часть 3 (последняя)

- А что же Сапа? - хрипло прошептал я.

- Сапа? - вздрогнул Ванька. - А он как-то просёк мой интерес к тебе. Может, увидел, что я за тобой наблюдаю. Или ещё как. Только однажды он подловил меня во дворе и предложил отсосать ему. Так и сказал: "Возьми за щеку". И пригрозил, что иначе все узнают обо мне, и тогда от желающих завафлить меня не будет отбоя. Для устрашения несильно ударил в живот... Я тогда сумел убежать. И со страхом оглядывался каждый раз, когда выходил во двор. Успокоился только после суда над ним. Ну, а в тот раз потерял бдительность, хотя знал о его освобождении. Остальное ты знаешь...

В этот момент мои руки сами по себе сжались в кулаки. Сердце наполнилось ненавистью к подонку, посмевшему тиранить этого парнишку с незапятнанной и трепетной душой.

- Ну вот. Теперь ты всё обо мне знаешь, - уже спокойно произнёс Ванька, встал с моих колен и, отодвинувшись на кровати, обречённо посмотрел мне прямо в глаза.

- Нет, не всё...

- А что ещё? Гей ли я?

- Нет...

- Хочешь знать, спал ли я с мужчинами?

- Нет... Не это.

- Понятно. В моей ориентации ты, значит, уверен. Так что же ты ещё хочешь знать? - произнёс он.

- Что у тебя происходит с этим старпером? Ну, с этим, который из посольства...

- Хм... - ухмыльнулся Ванька. - А ничего! Когда я увидел тебя в больнице, да ещё и оказался на одном с тобой теплоходе, ко мне вернулись все прежние чувства к тебе. И, чтобы вызвать у тебя ненависть и даже презрение ко мне, я не нашёл ничего лучшего, чем изображать флирт с американцем. А вот теперь скажи, что я противен тебе!

- Молчи!

- А что? Да, я педик! Я люблю мужиков... Люблю тебя... Всегда хотел и до сих пор хочу тебя...

- Я сказал, замолчи!

Я крепко схватил его за голову, притянул к себе, утопая в синеве его преданных глаз. Только сейчас я увидел, насколько они красивые. "Глупо прятать такую манящую синь под толстыми стеклами очков", - подумал я. Теперь же, находясь в паре сантиметров от этих глубоких колодцев души, я мог рассмотреть каждую прожилку и искорку, что расцвечивали радужку, словно замысловатый рисунок на крыльях тропической бабочки. Заворожённый этой картиной, я приблизился к родному лицу ещё сильнее и прикоснулся к полным губам паренька. Сейчас они были сухими. От них шёл дурманящий жар, он заставлял мою кровь молоточками стучать в висках, наполнять член мужской силой.

Ванечка, будто почувствовав это, поелозил на кровати и робко притронулся к моей ноге. Это невинное прикосновение заставило меня вздрогнуть от неизбежности близкой страсти. Я поймал себя на мысли о том, что ни одной из моих подруг своими ласками не удавалось вызывать такую реакцию в теле и душе. А этот юноша сумел в считанные секунды наполнить моё сознание неподконтрольным желанием самца, изголодавшегося по бурному сексу.

Последняя преграда пала, когда мягкая ладошка Вершка накрыла мой член. Он вмиг запульсировал, выдавил первую каплю смазки, которая сразу расползлась по ткани шорт. Теперь прикосновения стали более уверенными. Сначала рука куполом накрыла навершие моего древка, а потом пальцы стали осторожно прощупывать ствол, словно проверяя его на прочность. Эти манипуляции окончательно сорвали мне крышу. Волна удовольствия промчалась по позвоночнику, ударилась в основание черепа и заставила выгнуться дугой. Поскольку я продолжал держать голову Вани в руках, у меня не было возможности остановить падение на спину. Так я и повалил его на себя. Хотя "повалил" - не то слово, которым можно описать этот кульбит. Скорее хрупкое тельце паренька невесомым пёрышком опустилось на мое дрожащее в экстазе тело.

Мы продолжали целоваться. Теперь уже со страстью, с проникновением языков, с покусыванием и посасыванием губ. Ваня продолжал мять мой член сквозь неподатливую ткань. Наконец ему это надоело, и он нерешительно потянул шорты вниз. Я помог ему ногами и одним дальним ударом запустил ненужную часть одежды в стену. Сам же, не переставая обнимать тельце Ванечки, попытался освободить и его от оков майки и спортивных штанишек. Под ними, к моему удивлению, не оказалось белья.

И вот мы оба обнажены. Оба возбуждены. Тела обоих покрыты испариной, несмотря на вечерний ветерок, пробивавшийся сквозь шёлковые занавеси иллюминаторов. Теперь я могу исследовать тело Вершка без преград. Удивительно, но до этой минуты у меня и желания не было не то что ласкать мужское тело, но даже рассматривать его. Сейчас же во мне родился неведомый доселе интерес. Мне хотелось раствориться в этом нежном юношеском теле, крепко прижать его к себе и никогда не отпускать от себя. Во мне проснулся инстинкт хозяина. Сама мысль о том, что этот милый человечек может просто находиться рядом с кем-то другим, приводила в ярость.

Я крепко сжимал упругие полушария ягодиц парня. Отмечал, что они словно созданы под размер моих ладоней, что они отвечают на мои ласки мелкой дрожью - то сжимаются, то расслабляются - и манят к заветному отверстию, что спряталось за шёлком коротких волосиков. Наконец указательный палец нашёл путь к этой тайне, прикоснулся, вызвал спазм и тут же расслабил отверстие. Это вызвало стон у Ванечки, он подался вперёд и ещё сильнее вжался в меня. И тут я почувствовал, что для такого росточка и хиленького телосложения у него довольно солидных размеров член, который ничуть не уступал моему, а даже превосходил по толщине. Мне сразу захотелось рассмотреть это чудо вблизи. Я легко перевернул Вершка на спину и, нависнув над ним своим мускулистым телом, устремил взгляд в пах.

Я слышал, что у парней таких габаритов члены иногда бывают весьма большими. Теперь я в этом убедился. Ровный, как огурец, белёсый ствол венчала красная головка. Крайняя плоть сошла с неё и являла блестящую красоту мужского естества. Член был гол, как и всё тело Вани. Лишь у основания корешка золотом кучерявились волосы. Яички размером с грецкий орех были прижаты тугой мошонкой. На ней также не было ни волосинки. Я провёл по ней языком, проверяя, не результат ли это интимной гигиены. Но оказалось, что природа сама позаботилась о том, чтобы сей орган любви выглядел наиболее привлекательно для любителей юношеских прелестей.

Каждым сосочком своего языка я ощущал мягкость кожицы, за которой спрятались эти две притягательные сливы. Сладкий привкус молодого пота щекотал мои рецепторы. Мимолётными движениями я порхал по всей поверхности мошонки.

Во рту пересохло, и шершавость моего языка заставляла Ваню дугой изгибаться под этой долгожданной лаской. Он раскинул свои стройные ножки, приглашая и дальше исследовать его естество. И я к нему приступил. Приподнял зад парня ещё выше и открыл доступ к основанию члена. Но этого Вершку было мало. Он задрал ноги кверху, обхватил руками колени и раскрылся навстречу моему языку полностью.

Вот оно! Потаённое место, что секундами ранее приманило мой палец. Оно было распахнуто, открыто моему жадному взору, требовало ласки языком. Сфинктер паренька отвечал на каждое движение, расслаблялся от моей слюны, а каждая круговая пляска языка вызывала конвульсии этого мышечного отверстия. Оно приглашало к дальнейшему проникновению, обещало жар и уют моему члену, который к этому моменту готов был уже разорваться от количества крови, что нагнало в него моё бешеное сердце.

Вконец измученный ожиданием, Вершок хрипло выдохнул:

- Пожалуйста, возьми меня. Пусть это будет в первый и последний раз. Но только пусть уже это произойдёт...

Эти слова окончательно погасили во мне всю мнимую натуральность. Переключили рубильник животной страсти на немедленное соитие. Я безумно хотел секса сейчас. В данную минуту. В этот самый момент, что подарила мне судьба. К нему меня привела жизнь разудалого гуляки. И путь в новый мир прекрасного секса уже не страшил, не вызывал отторжения, а гнал меня вперёд, чтобы насладиться открытием.

Я резко привстал на руках, пробежался взглядом по кубикам пресса Ванечки, остановил свой затуманенный взор на его длинных ресницах, отметил пожар на его щеках и впился поцелуем хищника в мягкие губы.

Ваня сам направил мой член в себя. Понимал, что мне это в новинку, боялся, что я буду щадить его при первом проникновении, жаждал, чтобы я овладел им ненасытно и стремительно.

Конечно, ему было больно. Об этом мне рассказали его губы, вдруг ставшие твёрдыми, как гранит. Поведала и судорога, что прошлась по его телу. Выдала состояние слезинка, что скатилась по щеке. Но ничто из этого не остановило ни меня, начавшего неистово пахать его лоно, ни его, судорожно мявшего мою потную спину, цеплявшего её ногтями.

Я излился быстро. Такого со мной ещё не было. Обычно я всегда контролировал процесс. Притормаживал, когда чувствовал приближение финала. Менял позу для смены ощущений. Отвлекался поцелуями. Здесь же я ничего не мог с собой поделать. Страсть диктовала свои условия. Заставляла долбить узкое отверстие паренька с частотой отбойного молотка и с силой тарана. Мощный оргазм накрыл меня враз и с головой. Сознание окончательно помутнилось, когда семя стало литься тугим и долгим потоком. Гаснущим сознанием я отметил, что сперма Вершка горячей струёй выстрелила из его члена с небольшим опозданием и накрепко склеила наши тела. Теперь никакая сила не смогла бы нас оторвать друг от друга.

Похоже, что я уснул прямо на нём. Мой чуть опавший член так и остался внутри Вани. Да и он не желал отпускать орудие, которое, массируя простату, привело парня к первому в его жизни анальному оргазму.

Сколько мы пролежали в истоме, не знаю. Только тихий всхлип Вершка, уставшего от веса моего тела, вернул меня в сознание.

- Спасибо... - счастливо пропел Ваня.

А я, не в силах уточнить, за что он меня поблагодарил - то ли за освобождение от тяжести, то ли за секс, - крепко обнял его и провалился в сон.

***

Нас разбудил гудок, что приветствовал встречный теплоход. Рассвело. Очередной день разгорался вместе с вынырнувшим из-за горизонта солнцем, что освещало золото первой осенней листвы. Но ноктюрн природного увядания шёл вразрез с нашей новой страницей совместной жизни.

Желания покидать кровать не было никакого, ведь рядом тёплым и родным комочком примостился Вершок. Он дышал своим носиком мне в грудь, щекотал пальчиками мой пах, словно пытался проверить, не приснилось ли ему всё это, и блаженно улыбался.

- Я есть хочу, - прошептал он и снова засопел, засыпая.

- Сейчас, любимый.

Я чмокнул моего Вершка в ставшую родной щёчку и помчался на камбуз, чтобы принести ему первый в нашей жизни завтрак в постель.

страницы [1] [2] [3]