Максим. Б*дский политес

Часть 1

Макс

Максим недавно окончил учёбу в университете и не успел ещё толком нигде поработать, но был самоуверенным и наглым, поэтому долго искал достойную работу, а не должность какого-нибудь паренька на побегушках. Невзирая на требования кадровых агентств и работодателей, он рассылал свои резюме повсюду, так как считал, что красный диплом и свободное владение английским должны компенсировать отсутствие стажа.  В общем, наивно он рассуждал, но в итоге получил потрясающий результат.

Должность заместителя по маркетингу в крупной торговой компании была престижной, высокооплачиваемой и требовала опыта работы руководителем, но Макс послал туда своё резюме, особо не надеясь на ответ. Когда его пригласили на собеседование, он сначала удивился, потом не поверил своему счастью и занервничал. Не может быть! Он заметался по комнате. В его маленькой съёмной квартирке с обшарпанными обоями и скромной обстановкой костюм с выпускного был словно шикарный гость, спрятавшийся в шкафу. Макс долго и суматошно готовился, подбирая рубашку и галстук, старательно укладывая волосы. Потом там же, перед зеркалом он продумывал ответы на возможные вопросы, принимая непринуждённые позы, стараясь произвести впечатление.

В отделе кадров Макса, всего из себя элегантного и наодеколоненного, встретила старая грымза в толстых очках и начала нудно ходить вокруг да около, засыпая ненужными вопросами. Красный диплом грымзу нисколько не впечатлил, а для проверки истинной свободы его английского она пригласила начальника отдела по работе с зарубежными партнёрами, который хоть и владел языком, но с диким вологодским акцентом.

Что-что, а произношение у Макса было идеальным. Его мама была учителем английского языка, а сам он с малых лет увлекался фильмами, клипами и порнушкой на английском языке - самое действенное средство для безупречного произношения.

Свой первый фильм на английском с субтитрами маленький Максик смотрел ещё с мамой. Фильм назывался "Десятое королевство". Он и сейчас помнит, как сильно возбуждал его артист, игравший волка - красавчик с поджарой фигурой, волосатой грудью и трёхдневной щетиной на скуластом лице. В нём за версту чувствовался стопроцентный квир. Разве можно осуждать волка за его сущность? Кто виноват в том, что он родился волком, а не тупой овцой? Максик потом смотрел этот фильм без мамы много раз, воодушевляясь от одного только вида волка, и каждый раз его рука слипалась от выплеснувшегося наружу восторга.

Проверявший инглиш мужик вышел, и через несколько минут раздался звонок - это Макса позвали к руководителю. Он шёл по длинному коридору к двери приёмной, вытянувшись в струнку, и сердце бешено колотилось в груди. В приёмной Макса словно окатили ведром холодной воды, когда молоденькая секретарша окинула его жадным раздевающим взглядом. Фу, будто гиену голодную встретил. Он отошёл к окну и простоял там спиной ко всем, рассматривая деревья и стоянку напротив офиса, пока его не пригласили в кабинет руководителя.

Марк Моисеевич давно искал себе партнёра не столько для работы, сколько для души - молодого, грамотного, не испорченного столичными искушениями и переборами во всём, с чистыми, наивными глазами и незамутнённой душой. У Моисеевича всё было просчитано на много ходов вперёд. Как только он перешагнул сорокалетний рубеж, начал чаще задумываться о будущем и был согласен стать на время Пигмалионом. Ему хотелось отыскать смышлёного симпатичного парнишку, который станет ему не только помощником, но и другом, любовником, сыном.

Когда Марк Моисеевич дал задание кадровикам подыскать двух работников - заместителя по маркетингу и персонального помощника, те с ног сбились, так как никто не нравился шефу. Он бегло пробегался по лицам на фотографиях претендентов на должность помощника и небрежно откидывал в сторону всю кипу.

Внезапно кадровичка вспомнила, что на соискание должности заместителя директора по маркетингу своё резюме прислал один наглый юнец со знанием английского, молодой и симпатичный, поэтому она сходила за распечаткой его резюме. Как только Марк Моисеевич увидел фото Макса, сразу попросил пригласить этого самоуверенного юнца на собеседование, но, конечно же, на соискание должности не зама, а персонального помощника.

Ну да, так в жизни всегда бывает: чего очень не хочешь или боишься, всегда поджидает тебя, коварно выглядывая из-за угла, чтобы столкнуться лоб в лоб. Так Макс стал парнем на побегушках. Можно считать, что он вытянул счастливый билетик, когда Марк Моисеевич надумал искать в офис одновременно двух работников и амбициозный Макс позарился на должность заместителя генерального директора.

Как только они пожали руки и посмотрели друг другу в глаза, Макс понял, что будет работать с этим человеком, даже если его возьмут секретарём или уборщиком.

- Ты же не думаешь, что я возьму тебя замом по маркетингу? - спросил директор приятным густым баритоном.

Не говоря о прочем, его можно было полюбить только за голос.

- Думаю, - ответил Макс и сам удивился своей наглости.

Их взгляды встретились ещё раз, словно на синие нежные лепестки василька опустилась тяжёлая серая бабочка с длинным хоботком, жадным до нектара. Хозяин кабинета смотрел живыми серыми глазами очень пристально, с нескрываемым интересом, и Макс чувствовал, что из него буквально высасывают информацию. Он пару раз взволнованно взмахнул ресницами и уставился на собеседника широко раскрытыми глазами, спокойно позволяя изучать свои самые потаённые глубины. Так они наслаждались друг другом ещё некоторое время, затем цепкий взгляд прошёлся сверху вниз по всему телу, и теперь раздевание глазами доставляло Максу только удовольствие. Хозяин кабинета будто ощупывал взглядом его мышцы, поглаживал интимные зоны, и Макс выпрямился, расправляя плечи, демонстрируя своё молодое крепкое тело.

- Смелость - это хорошо... - усмехнулся Марк Моисеевич, и от его низкого бархатного голоса по телу Макса пробежали мурашки, а хозяин кабинета продолжал говорить, лаская гостя своим взглядом, - хорошо, когда в пределах разумного. Я возьму тебя на первое время своим персональным помощником. Поработаешь на подхвате, подучишься, а там посмотрим, - он уставился гостю прямо в глаза, словно гипнотизировал, парализуя волю, заставляя язык прижаться к нёбу. - И даже не думай мне перечить. Никогда.

Хозяин кабинета говорил что-то ещё, но Макс уже ничего не слышал, только молча кивал головой, соглашаясь со всеми требованиями и условиями. Он сидел, словно ёжик в тумане, тупо уставившись на властного мужика напротив, представляя себе его грудь - совсем не могучую, но крепкую, рельефную и обязательно волосатую. Только так. Иначе не монтируется с его манерой держаться. Макс словно видел сквозь тонкую ткань дорогой рубашки тёмные ареолы сосков и завитушки волос с проседью между грудными мышцами. Разве вожака стаи может портить седина или шрамы? Лёгкая изморозь, посеребрившая виски, только украшала и облагораживала хозяина кабинета. Максу давно нужен был именно такой вожак - сильный и опытный. Оставалось только благодарить судьбу, которая случайно свела их вместе. Но случайно ли?

Марк Моисеевич не сомневался в правильности своего выбора. Как только их глаза встретились, он понял, что не ошибся: у него от природы была необычайная, просто звериная интуиция, которая никогда его не подводила. Не обманула она его и на этот раз, и старый лис сумел наконец отыскать только по фото молодого длинноногого зайца с правильной ориентацией.

Сначала он немного обтешет парня, поднатаскает, а потом устроит на хорошую должность к своим деловым партнёрам. Моисеич никогда не брал любовников к себе в офис. Потом он будет опекать, помогать и советовать своему протеже в трудных ситуациях. Во всём прижимистый, Моисеич станет для Макса очень щедрым, и эта щедрость без границ будет оправданной и необходимой, так как, в конечном итоге, учитель старался для себя.

Ни родители, ни университет не дали Максу столько, сколько Моисеич. Именно он открыл неопытному и неискушённому пареньку из глубинки настоящую, интересную и насыщенную жизнь. Моисеич не только делился своими знаниями по управлению бизнесом, но и прививал любовь ко всему прекрасному, начиная со всех видов искусств и заканчивая изысками в еде и одежде.  

Макс не лёг под богатого папика, не продался, ему с первого взгляда понравился Марк Моисеевич - хоть и невысокий, но подтянутый мужчина средних лет, с римским профилем и умными лукавыми глазами. Настоящий патриций, не доставало только белой туники и перекинутой через плечо тоги. Из него получился бы отличный сенатор, не хуже картавого заики Цицерона, которого, кстати, тоже звали Марком, таким же хитрым, находчивым и красноречивым; "homo novus" - первый в своём роду, достигший высокого поста сенатора. Марк Моисеевич и лицом походил на Цицерона: массивный нос с небольшой горбинкой, серые со стальным отливом глаза под насупленными бровями, глубокие морщины, две из которых очень нравились Максу - продольные борозды на щеках, там, где в юности обычно бывают ямочки. Макса сразу поразили его глаза - не по возрасту живые и лучистые, совсем как у юноши, хотя на кончиках уже заметна сеточка мелких морщинок и где-то в самой глубине застыла грусть, выдающая человека, которому многое в жизни пришлось испытать.

По своей природе Макс был уни-актом, но, учитывая статус Марка и его предпочтения, приходилось мириться с ролью пассива. Частота интима была для молодого шустрого зайца недостаточной, и мудрый учитель сразу предложил свободные отношения, чтобы Максим мог добирать на стороне всё недостающее. Сам Моисеич своим правом никогда не пользовался, а когда на вольные хлеба уходил его ученик, начинал испытывать ревность и беспокойство, хотя старался скрывать эти чувства и с наигранным безразличием обсуждал фото претендентов в соцсетях.

Макс быстро понял, что его потрахушки на стороне доставляют учителю боль, поэтому стал скрывать свои похождения, однако хитрый старый лис не только чуял по запаху, но и по глазам видел, когда его заяц пытался скрыть своё очередное увлечение на стороне. Макс не чувствовал себя виноватым, ведь он всегда выполнял условия договора.

Требованиями учителя были использование презерватива и запрет на поцелуи в губы на стороне. У каждого хоть раз в жизни случалось загадать какую-нибудь ерунду, мол, если исполнится эта мелочь, то сбудется и что-то очень важное, может, даже самое главное в жизни. Так и с этими условиями: они были словно ключ к сокровенному - их отношениям и любви.

Часть 2

Марк

Когда Марк Моисеевич был совсем юным, его любовник открыл ему это правило или даже постулат, позволяющий отделять и защищать настоящую любовь и отношения от секса на стороне. Блядский политес: если трахаешься с разрешения партнёра, то это не считается изменой и даже доставляет удовольствие обоим, главное - выполнять условия договора, и Марк всегда помнил о табу, потому что искренне любил своего первого мужчину, ласково называя его "Па".

Однажды Па пригласили за город - отдохнуть большой компанией таких же состоятельных папиков с подопечными. Пока папики играли в карты, молодняк дурачился у бассейна, и два парня сразу нашли друг друга.

Эдварду было около 25 лет, а Марку (да- да, тому самому "сенатору") было 18. Как только парни встретились, сразу же утонули во взглядах друг друга. Все вокруг видели, какие они разные, словно вода и пламя - полные противоположности. Может, поэтому их так сильно влекло друг к другу?

Эд - загорелый жгучий брюнет, спортик с красивым мужественным лицом, весь на понтах, общающийся преимущественно при помощи итальянской жестикуляции, разбавленной русским матом, и Марк - хрупкий, утончённый блондин с ускользающей красотой юности. Ещё год-два, и нежность кожи и припухлость губ и щёк исчезнут, а пока это был совсем ещё юнец с буйными кудрями и лучистыми серыми глазами.

Очень быстро молодёжь переместилась в бассейн, чтобы поплескаться и охладиться. Марк плавать не умел, просто барахтался неумело, как щенок; больше радости и визга, чем реального движения. Эд плавал хорошо, мощно загребая руками, умело демонстрируя разные стили и красоту своего тела. Подныривая, он проплывал под водой несколько метров, внезапно касаясь бёдер и груди своего избранника. Нырнув глубоко под воду, Эд схватил Марка за ноги и потащил на дно, там поцеловал, прильнув губами к губам. Парнишка судорожно забился, задохнувшись во внезапном поцелуе, оттолкнул партнёра и всплыл на поверхность.

- Только не в губы! - кричал он, захлёбываясь.

Эд ничего не понял, лишь криво усмехнулся.

Потом, стараясь соблазнить своего избранника, красавчик без устали подносил фрукты, напитки и мороженое, услужливо раскачивал гамак и натирал кремом нежную белую кожу.

Аромат юного тела оказался приятнее любого дорогого парфюма, и когда Эд склонялся над своей добычей, его тонкие ноздри дрожали, как у породистого жеребца. Иногда он касался губами кожи, целуя торчащие позвонки и лопатки, а когда переместился вниз и начал лизать пятки и пухлые пальчики, Марк почувствовал себя единственным и неотразимым. Быть желанным - главное в самоутверждении юных. Больше и не надо.

Ближе к вечеру Эд предложил Марку погонять наперегонки, и папики позволили им покататься на своих машинах по округе. Купив парнишку на слабо, Эд выманил его из загородного особняка на природу. За ними на небольшом расстоянии следовали двое хмурых охранников, нанятых в агентстве вместе с другим обслуживающим персоналом на время загородной тусовки. Кто знает, будь охранники своими, сведущими в теме, может, всё сложилось бы иначе.

Парни отъехали достаточно далеко, вышли из машин, включили на полную громкость музыку и стали дурачиться. Они бегали по полю, заросшему высокой травой, кривлялись, подпевая и танцуя под музыку, доносившуюся из динамиков. Большое красное солнце медленно катилось за горизонт, и в свете багрянца их лица и полуобнажённые тела стали необыкновенно красивыми - загорелыми, гибкими, сексуальными.

Ужасно пошло писать про безумные страстные танцы, но, простите, они действительно именно так и танцевали: два юных божества отрывались в огненном танце, нежно касаясь друг друга, стремясь слиться воедино в экстазе, как языки пламени. Возможно, будь Эдвард умнее и сдержаннее, у них сложился бы милый, ни к чему не обязывающий секс, потому что Марк обычно млел от собственной покорности. Особенно сильно возбуждало, когда он был под мужественным, немного грубоватым и жёстким партнёром.

Охранники остановились поодаль. Они курили, не выходя из машины, переговариваясь, косо посматривая на дикие танцы парней. Какая там красота обнажённых тел на закате! Наверное, этих взрослых мужиков очень злило и раздражало то, что они вынуждены таскаться по жаре и бездорожью за двумя юными пидорасами. Иначе их дальнейшее подленькое поведение объяснить трудно.

Эдвард был старше, крупнее и намного сильнее изящного Марка, он повалил своего приятеля в высокую траву и стал жадно впиваться в губы парня.

Эд любил и слова, и секс пожёстче, заводясь от собственной грубости всё больше и больше, не замечая и не понимая отчаяния Марка, который вдруг превратился для него из хрупкого божества в дешёвую шлюшку.

- Хочешь меня? Отвечай, сучка! - Эд сел Марку на грудь, с двух сторон прижимая бёдрами к земле тонкие руки. - Язык от удовольствия проглотил или задарма не даёшь?

- Пусти! - Марк вскинулся, пытаясь освободиться, и забился, заверещал пронзительно, словно малыш.

- Ах ты, гадёныш! Не выёбывайся, не строй из себя целку, ты же, блядь, самая обыкновенная дырка! - и он снова полез целоваться в губы.

- Только не в губы! - Марк резко отвернул лицо в сторону и попытался сбросить насевшего сверху приятеля, которого такое поведение только распаляло.

Эд начал срывать с Марка одежду, разрывая её в клочья и разбрасывая по сторонам в высокую траву. Добравшись до маленьких сексуальных трусиков, Эд помедлил, аккуратно стянул их вниз по бёдрам и, с удовольствием обнюхав, сунул в карман.

- Трофей в коллекцию, - пояснил он, лыбясь во весь рот, оглядывая распростёртое под ним голое тело.

Запах маленьких серебристых трусиков был таким опьяняющим, что на некоторое время отвлёк насильника от агрессии, и он с наслаждением гладил ладонями гладкую шелковистую кожу на груди, изредка зажимая между пальцами маленькие крепкие соски.

- Гладенький, как шёлк! Ну же, малыш, дай тобой насладиться! - он едва касался нежной кожи внутренней поверхности бедра.

Тонкие ноздри Эда дрожали, с шумом втягивая воздух, когда он прижимался к ней губами. Марк затих и не сопротивлялся, он даже начал получать удовольствие от ласк.

- Делай, что хочешь, только не целуй в губы и не трахай без презерватива! Это единственное условие. Пожалуйста! - смиренно попросил Марк, но просьбы только разозлили красавчика.

- Не в губы, говоришь? Да я их тебе сейчас порву, пидор! Не выводи меня, хули строить из себя целку?! - хлёсткая пощёчина обожгла щёку. - Ты же самая обыкновенная дырявая блядь, и ебать я тебя буду, как пожелаю. Ну, давай, шлюшка, рыпайся, кричи и плачь!

- Пусти! Оборзел совсем? Я всё расскажу Па, - Марк не узнавал приятеля, с которым недавно так быстро и легко сошёлся; будто совсем другой человек заламывал ему руки и грубо прижимал к земле.

- Не пизди, малыш, мы оба хорошо знаем правила. Раз он привёз тебя на поебушки, значит, сам не прочь расслабиться и тебе позволяет. Поверь мне: твой Па прекрасно видел, как ты тёк и таял у бассейна.

- Пусти! Ты не посмеешь брать меня силой, это против правил, - пухлые губы предательски задрожали, и он поджал их, чтобы скрыть страх.

- Пидорас ёбаный, не хочешь по-хорошему, будет по- плохому! - Эд окончательно озверел и начал настойчиво вгрызаться именно в губы, больно кусая их до крови.

Что мог поделать слабый отчаявшийся паренёк? Он зажмурился и замотал головой из стороны в сторону, уворачиваясь от глубоких поцелуев, крепко сжимая зубы. Марк извивался всем телом, стараясь сбросить с себя насильника, отчаянно кусался и царапался, за что и получил несколько сильных ударов в лицо кулаком.

- Помогите! Пожалуйста, помогите! - орал Марк, призывая на помощь охранников, сидевших в машине неподалёку.

- Заткнись, сучка! Не смей открывать свой поганый ротик, пока тебе не прикажут. А будешь царапаться, я тебе все твои музыкальные пальчики переломаю по очереди один за другим!

Марк отбивался, как мог, кричал и плакал, но его не слышали - ни Эд, ни охранники, которых он так отчаянно умолял помочь. Он долго звал их на помощь, а они сидели в машине чуть поодаль и равнодушно курили, наблюдая за неравным поединком. Спутать насилие с любовными играми было невозможно, ведь Марк орал как резаный, и лицо его было разбито в кровь. Охранники словно ослепли и оглохли, а наивный парнишка всё никак не мог понять причину их бездействия. Наверное, мерзавцы даже обрадовались внезапному развлечению, разбавившему их скучный рабочий день.

Марк больше не сопротивлялся. Его сломили не столько побои, сколько равнодушие охранников. Осознав, что они не собираются вмешиваться, Марк сдался и просто лежал под неистово беснующимся Эдом безвольным тряпичным телом, с застывшими глазами, будто впал в кому или оцепенение. Возможно, это была защитная реакция организма на невыносимые эмоциональные потрясения.

- Ну же, сладкий, сопротивляйся! Кричи, шлюшка, дёргайся, ори, дерись! - пощёчины уже не обжигали, лишь голова безжизненно моталась из стороны в сторону. - Давай, малыш, проси пощады! Умоляй, плачь, унижайся, блядь, тогда не трону. Ладно, так уж и быть, я тебя отпущу, если как следует попросишь. Обещаю.

Они оба знали, что это ложь. Эду не хотелось секса с неподвижной безвольной куклой, поэтому ему нужно было заставить Марка хоть как-то проявить себя, но тот словно умер - ни движения, ни звука.

Часть 3 (последняя)

Жертва не шевелилась, и насильник хозяйничал, подбираясь к заветной цели, не встречая сопротивления. В тонком и гибком Марке веса почти не было, и Эд с лёгкостью поворачивал его, как хотел.

- Расслабь дырку, растопырься, пиздюшка! Если будешь зажиматься, я тебя порву. Делай, мать твою, как велят, - он проник одним рывком и тут же начал остервенело вбиваться в безвольное тело, двигаясь быстро и размашисто.

Голова Марка откинулась набок, большие серые глаза уставились в небо. Такое безразличие совсем не устраивало Эдварда. Он грубо схватился за тонкий подбородок, разворачивая бледное, безжизненное лицо на себя.

- В глаза мне смотри, сука! - ему хотелось видеть, как будет меняться лицо Марка от оргазма, как он станет кусать губы и как засветятся большие серые глаза, когда его захлестнёт сладкая волна удовольствия.

Эду захотелось во что бы то ни стало довести Марка до оргазма, поэтому он перешёл от побоев к ласкам. Горячие ладони больше не хлестали по щекам, а снова скользили по бёдрам, ласкали золотое руно и ягодицы, проникая повсюду. Жадные губы вытягивали маленькие крепкие горошинки сосков и обсасывали плоть. Эдвард привстал на руках, продолжая вбиваться в узкое пространство, и внимательно оглядел тело под собой.

- Малыш, я всё равно заставлю тебя подчиниться! Ты, блядь, кончишь и взвоешь от удовольствия, - прерывая размашистые движения бёдрами, он ласкал бледный вялый член Марка губами, но ему никак не удавалось добиться эрекции, тогда, продолжая долбиться, он обслюнявил палец и протолкнул его до упора, отыскивая заветный бугорок. - Ну как тебе двойной форсаж? Молчишь? Сейчас заскулишь, щенок, хочется тебе этого или нет.

Эд целовал, сосал и играл с головкой, касаясь кончиком языка чувствительных мест, одновременно массируя пальцем простату, при этом всё время смотрел в серые безжизненные глаза. Наконец вялый член вздрогнул и слегка пошевелился во рту. Эд выпустил его на свободу. Бледный, жалкий, нахохлившийся птенчик плюхнулся на бок, слегка приподнял головку и несмело прочирикал пару раз, выстрелив из клювика белёсыми каплями, шлёпнувшимися на живот.

Марк глухо простонал и даже слегка выгнулся, но с вымученным оргазмом не взлетел высоко вверх к свету и звёздам, как это обычно бывало, а лишь падал и падал в глубокую пропасть, словно огромная тёмная воронка засасывала его в бездну, из которой несло холодом и гнилью. Он болезненно застонал и забился в жёстких объятиях Эдварда, который так и не дождался света в больших серых глазах.

Сам Эдвард кончил бурно и громко, смешивая пошлости и ругательства, а в довершение задрал к небу руки и проорал на всю округу: "Как же, блядь, хорошо!" - потом порывисто вскочил, показал фак охранникам и снова сел Марку на грудь.

- Теперь, сладкий, вылижи всё, - Эд придерживал свою слегка опавшую, ещё пульсирующую плоть.

Густые белёсые капли шлёпались на разбитое лицо, смешиваясь с кровью и слезами.

- Давай, малыш, поработай губками, - не замечая ни боли, ни крови на зарёванном лице, он грубо схватился рукой за острый подбородок и надавил с двух сторон на челюсти, силой заставляя открыть рот, быстро протолкнулся глубоко в горло, сделал несколько торопливых движений и вскочил.

Одевшись и приведя себя в порядок, Эд сел в машину и уехал, а растерзанный Марк остался лежать на земле, тупо уставившись в одну точку.

Красный шар солнца почти закатился за горизонт, и на темнеющем небе появились подслеповато мигающие точки первых звёзд. Воспевая свою возвышенную любовь, бешено застрекотали сверчки и цикады, какие-то ночные птицы начали ухать, всхлипывать и выдавать какие-то неописуемые звуки. Поле начало тонуть в сумерках, и с вечерней прохладой всё вокруг преобразилось. Звуки и шорохи в высокой траве, запахи трав и полевых цветов - всё стало живее и явственнее.

Нечто ужасное, застывшее в самом центре этого природного великолепия портило гармонию. На примятой траве неподвижно лежало голое тело. Раздавленный горем Марк ничего не видел и не слышал, весь мир рухнул для него, ведь он нарушил табу, выходит, изменил своему любимому Па. Он выпал из реальности, отчаяние куда-то ушло, не было ни боли, ни обиды - ничего, только тяжёлая давящая пустота и оглушительная тишина, отдающая звоном в ушах.

Когда охранникам надоело ждать, они подняли паренька за руки и за ноги, положили на заднее сиденье и прикрыли какими-то тряпками из багажника. Машина Па, в которой приехал Марк, осталась стоять посреди поля в сгущающихся сумерках с открытыми дверцами. Из динамиков лилась ритмичная музыка, и приятный мужской голос с хрипотцой пел по-итальянски: "Ты - шоколадное мороженое, сладкое и немного солёное. Поцелуй шоколадный я у тебя украл..." Песня посвящалась парнишке-марокканцу, подарившему автору песни незабываемый отпуск в экзотической стране. Красивые чувства и отношения - наверное, именно так звучит настоящая любовь, иначе не родилась бы такая музыка.

Охранникам было похрен на чувства. Они ехали обратно, лениво переговариваясь, обсуждая планы на следующие выходные как ни в чём не бывало. Вернулись на тусовку затемно, и тут же случился скандал, так как факт насилия был налицо. Когда Па увидел своего любимого таким растерзанным, в ссадинах и кровоподтёках, с застывшими на губах пятнами крови и спермы, его затрясло от гнева, а желание убить на месте переполнило всё его существо. Он кинулся к Эдварду, запихал в рот вместо кляпа маленькие серебристые трусики, торчавшие из кармана, и несколько раз ударил мерзавца кулаком в лицо. Красавчик не сопротивлялся, даже не поднял руки, а когда упал на землю, остальные папики стали добивать его ногами. После такого урока Эд попал в больницу, и у него появилось много времени, чтобы подумать о своём поведении и о жизни вообще.

Определяя степень вины наёмных охранников, папики зашли в тупик. Предъявить им было нечего, потому что формально они действовали в соответствии с инструкциями, в которых ничего не было сказано об агрессии между объектами охраны, а сам факт насилия ими трактовался как жёсткие сексуальные игры. Эти двое, конечно, хитрили, и папики понимали, что ублюдки лукавят, чтобы избежать наказания. Формально они не нарушили ни закон, ни договор, но на самом деле эти двое были хуже насильника, и им следовало набить морды в первую очередь.

- Эти выродки виноваты не меньше, - возмущалось большинство, - они замарались безразличием и бездействием, и это не просто случайный косяк, а осознанный поступок. Отделать обоих, как Эдварда!

Папики долго спорили и даже переругались между собой. У Па тоже чесались руки, хотелось орать, крушить всё вокруг и бить морды. Ему достаточно было дать отмашку, чтобы начать вершить скорый суд, но он понимал, что ярость и гнев никогда не бывают хорошими советчиками. Охранников в тот вечер опустили целыми и невредимыми. Так решил Па, и никто не посмел ему перечить. Большая мудрость скрыта в недосказанности.

Когда-то тёзка Марка, Цицерон, ввёл понятие "морали" как общепринятых традиций, разделяющих плохое и хорошее, добро и зло, а также вытекающую из этих представлений совокупность норм поведения. Но общество всегда ошибалось, полагая, что опирается на мораль посредством прописных законов. Абстрактные нормы хороши только на бумаге, а в жизни, в конкретных ситуациях всё решает нравственность - внутренний свод законов. А он свой у каждого человека. Гомофобы, самые ярые защитники морали, прикрываясь фальшивой добродетелью, забывают о нравственности.

Настоящие мерзость и непотребство вовсе не в сексуальной ориентации, а в равнодушии и бездействии. Ущербные люди не имеют ни пола, ни расы, ни национальности, ни сексуальной ориентации, у них один общий признак - гнилое нутро. Так выглядит зло, скрывающееся под маской благочестия. Вот это и есть настоящий блядский политес.

Марк долго не мог прийти в себя: ничего не говорил, не плакал, не стонал, казалось, он даже не дышит. Па укутал любимого в мягкий клетчатый плед и прижал к груди, словно заболевшего малыша, и долго укачивал, успокаивая, поглаживая ладонью по спине. Только у сильных и волевых мужчин получаются такие необыкновенно чувственные прикосновения.

- Поплачь, малыш, поплачь, и тебе станет легче, - шептал он, наклоняясь прямо к уху. - Знаешь, после случившегося я люблю тебя ничуть не меньше, наоборот - ещё сильнее. Ведь то, что случилось, произошло не по твоей вине. Это не измена вовсе, а насилие. Разве ты сам отказался бы от родного человека, попавшего в беду?

Так он укачивал и убаюкивал своего парнишку, и столько нежности было в его касаниях, в низких тонах приглушённого голоса, что Марк растаял. Обхватив двумя руками шею Па, он спрятал лицо у него на груди и разрыдался. Впервые в жизни за короткий промежуток времени Марк столкнулся и с безмерной жестокостью, и с безграничной любовью.

Как никогда ранее, ощущалась их близость. Их единение, их интимная тайна уже случилась и останется навсегда. Никто не властен изменить их прошлое, что бы ни случилось. Внутри у Марка разливалось приятное целительное тепло, и только теперь он понял, что значила для него любовь Па.

О христианской истине непротивления злу насилием хорошо рассуждать, когда зло не касается твоих родных и близких. Быть добрее, благороднее, снисходительнее? Всё верно: следует учить мерзавцев быть добрее, благороднее, снисходительнее. Па был мудрым, он придерживался принципов Торы, поэтому считал наказание "око за око и зуб за зуб" вполне справедливым. Ослепить и лишить слуха двух уродов, раз они оказались слепыми и глухими к чужой беде? Па подошёл к вопросу наказания охранников креативно и сначала хотел зеркального наказания: раз мерзавцы выбрали позицию наблюдателей, пусть полюбуются из салона машины на мучения своих любимых в том самом поле. Он долго сомневался в справедливости такого наказания и в конце концов решил не опускаться до уровня мерзавцев, наказывая ни в чём неповинных людей.

Через некоторое время на двух сотрудников одного из охранных агентств напали отморозки. Сослуживцы тогда удивились: какое роковое совпадение! Одного поджидали в тёмной арке, когда он поздно возвращался домой, на другого тем же вечером напали на даче, когда он вышел по нужде. Оба приняли наказание молча и потом тоже всё время держали язык за зубами: и когда встретились в травматологии после "скорой", и когда позже к ним пришёл следователь.

Большая мудрость скрыта в недосказанности.

страницы [1] [2] [3]