Застигнутая. Часть 2

Первый шаг был самым трудным. Нельзя сказать, что она не была на своей лестничной площадке голой, но она не была уверена, что когда-либо ставила босую ногу на верхнюю ступеньку лестницы, не говоря уже о том, чтобы спускаться по ней без стежка.

Подойти к французским окнам было нелегко. Что, если кто-нибудь мог увидеть её через стекло? Но никто не мог, потому что её дом не просматривался — если только не было щели в заборе. Сэл представила, как её соседи смотрят, находят щели в заборе или живой изгороди. Все они смотрели на нее. Новый сосед с одной стороны и мистер и миссис Казинс с другой. Все они наблюдали. Ну, это было не их дело, и не то чтобы у нее было что-то неподобающее, например, эрекция её соседа. Сэл была просто в своем праздничном костюме. Словно опровергая невинность того, что она делала, Сэл почувствовала, как её соски твердеют и заостряются. Она посмотрела в сад через стекло и повернула ключ.

Один шаг, два шага, и Сэл оказалась снаружи обнаженной. Пытаясь скрыть нарастающую панику, Сэл медленно пошла прямо по саду. Она была полна решимости пройти весь путь спокойно, осторожно, как будто это было чем-то, что она делала каждый день. Сэл чувствовала, что дом смотрит на нее, как будто пустые окна дома были глазами.

Сначала она была в тени, почти скрытая в тени дома. Только ближе к вечеру солнце нагреет внутренний дворик и превратит его в теплое убежище на вечер. Солнце, когда она вышла из тени, припекало ей спину и ягодицы. Она уже чувствовала прохладу травы под ногами, чувствовала, как мягко подпрыгивают её груди, не стесненные лифчиком, а соски горячие и твердые в тени её собственного тела. В некотором смысле это ничем не отличалось от ношения юбки, её бедра соприкасались точно так же, за исключением того, что вверху между ними ничего не было — никаких трусиков. Её лоно было неприкрыто, раздето, и она могла чувствовать его свободу — хуже того, она чувствовала, как её клитор шевелится и высовывается из влагалища, пытаясь найти солнечный свет. Она находила весь этот опыт захватывающим. Да, озорным и сексуально стимулирующим.

Сэл осознавала, что ничем не отличается от своего соседа. У нее тоже была эрекция на открытом воздухе; её реакция ничем не отличалась: только гораздо более личная и скрытая. Она была на открытом воздухе и мокрая, очень мокрая, и она чувствовала, как растет её клитор. Это было не то, что мог бы увидеть фотограф, если бы она не легла и не раздвинула бедра, а это вряд ли было уместно. Между её ног все было скрыто, но её стоячие соски были визуальным признаком её состояния возбуждения, и хотя у нее не было визуального индикатора возбужденного самца, по крайней мере, если не смотреть очень внимательно между её ног, если человеческое обоняние было таким же сильным, как, скажем, у собаки, то её 

возбуждение это было бы так же очевидно для мужчины, как эрекция её соседа.

В глубине сада была дверь; дверь, выходящая на зеленую дорожку между задними рядами домов. Там никого не было. Там практически никогда не было. Это было место, куда некоторые домовладельцы складывали обрезки травы или палки, пока не пришло время разводить костер. Сэл почувствовала сильное желание открыть дверь и выйти обнаженной из своего сада; из безопасности в неизвестность. Потенциальный конфуз от того, что её застукают, одновременно возбуждал и ужасал её.

Сэл обернулась и посмотрела на свой дом. Окна безучастно смотрели на нее. Что она делала так далеко от убежища своего дома, совершенно беззащитная? Не совсем, если честно. Было ещё кое-что, что, как она знала, она должна была сделать.

Оставалось пройти совсем немного по дорожке перед лужайкой. Босые ноги Сэл бесшумно ступали по сумасшедшей брусчатке. Солнце теперь ярко освещало её грудь, безумную путаницу волос на лобке. Было бы лучше, если бы она зашла в дом, сбрила все это и вернулась как маленькая девочка? Было бы менее неприлично, если бы она выглядела юной — но как она могла с полными бедрами и качающейся грудью? Или обнажение её лобка означало бы, что она была более уязвима?

Солнце светило вовсю, и её дом смотрел на нее. Сэл опустилась на траву, а затем медленно подтянула колени и раздвинула их; раздвинула бедра, подставляя своё лоно солнцу и пустым окнам дома; раздвинула их, как будто готовясь к половому акту; обнажила эрекцию клитора. Она чувствовала, как раскрываются её губы, когда она раздвигает ноги, как жар солнца проникает в её лоно и клитор, она чувствовала себя полностью возбужденной женщиной — женщиной, готовой к тому, чтобы её взяли. Сэл держала себя готовой, раскинув руки, пока не оказалась раскинутой, обнаженной и полностью уязвимой. Если бы она стояла у окна спальни со своим фотоаппаратом, она могла бы все увидеть и сфотографировать.

Тогда она знала, что будет делать дальше. Она заходила в дом и настраивала камеру, чтобы сделать снимки в саду — себя — ей просто нужно было увидеть.

Реальность была хуже, и все это было записано. Она могла видеть доказательства, когда сидела тем вечером, глядя на монитор своего компьютера и фотографии. Она, действительно, вернулась в дом и установила свою камеру, но это был не просто непрерывный поток фотографий с интервалом в пятнадцать секунд, на которых она обнажена в своем саду, возможно, просто бродит и принимает странную позу, или даже непристойно подставляет себя солнцу; скорее, они были фотографии, на которых она мастурбировала и кончала в своем собственном саду на солнышке. Вы могли видеть, как играют её пальцы, видеть, какие они влажные — солнечный свет так много открывал; она могла видеть, как они вталкиваются в себя, как будто в нее проникает пенис — повезло, что у нее не было фаллоимитатора. Это были фотографии не для того, чтобы показывать их кому-то ещё.

Сэл была поражена тем, что 

она сделала, и сердилась на себя, но там были доказательства в цвете и деталях, а благодаря возможности цифрового увеличения снимки крупным планом были удивительны по своей четкости. Её набухший клитор так напоминал набухание её соседки. Увеличенный, он заполнил весь экран, и то, как солнце поймало его и заставило сиять, так идеально раскрывало женскую влажность — именно то, что она задавалась вопросом, как запечатлеть на фотографии — прелестную капельку влаги, просто поймавшую солнце и сияющую на маленьком органе, почти как если бы она эякулировала как она видела, делала её соседка. Она знала, что это эротично — заставка для мужчины — или женщины, которой нравятся женщины. Влажная, сочная и спелая, готовая к тому, чтобы её пощипали или пососали. Сэл покачала головой — о чем она думала?

•  •  •

Конечно, это должно было случиться: она неизбежно познакомилась бы со своим новым соседом. В конце концов, они жили по соседству, в той части пригорода, где дома были большими, а сады щедрыми. Они не были близки щекой к щеке. Возможно, он постучал в её дверь, когда только въезжал: только её не было дома. На самом деле, ей следовало бы обойти всех и представиться, но она всегда была застенчивой, болезненно застенчивой. Сэл пряталась за очками и слишком большим количеством одежды. Сэл всегда была такой, что приводило в бешенство её общительных родителей. Увы, они уехали, и именно поэтому у нее был их большой старый дом. Дом, в котором она всегда жила, дом с большим частным садом. Она встревожилась, когда соседний дом был выставлен на продажу. Ей не нравились перемены, ей не нравилась мысль о новых соседях.

Фотоклуб был чуть ли не единственной реальной возможностью познакомиться с людьми. Она находила его безопасным, потому что там были те же люди, которые были там, когда она присоединилась к нему много лет назад, ещё учась в школе. Сэл направлялась на встречу клуба с новыми фотографиями дикой природы, чтобы показать — не эти фотографии, не фотографии её соседа или её самой, обнаженной и возбужденной... или того хуже,  — когда она встретила нового соседа возле его дома. Ей нужно было заговорить, нужно было представиться.

И, конечно же, перед её мысленным взором невольно возник образ его обнаженного, более того, с той большой эрекцией, которую она видела. Она знала, что он был большим. Сэл вполне могла никогда не сталкиваться с ним, так сказать, во плоти, но она не была невежественна — даже в отношении размера.

По своей привычке, ей было трудно смотреть незнакомцам в глаза, но её опущенный взгляд наткнулся на выпуклость спереди на его брюках, выпуклость, которая есть у мужчин и, возможно, наиболее заметна в бассейне. Сэл неплохо плавала. Это была обычная привычка заниматься фитнесом, опять же, с тех пор, как она была маленькой девочкой. Она знала распорядок дня. С этим не было проблем, не было проблем с тем, чтобы зайти, заплатить деньги, зайти в женскую раздевалку, переодеться 

и поплавать. И у нее не было проблем с тем, чтобы искоса поглядывать на красивые мужские выпуклости в плавках. Там они были особенно заметны.

Новый сосед пригласила Сэл выпить кофе, но, конечно же, она отказалась, сказав что направлялась на встречу своего клуба. Затем он спросил об этом, и она не смогла придумать простой причины, даже для себя, отклонить его дальнейшее приглашение выпить с ним кофе следующим утром. Вряд ли она могла сказать, что собирается за покупками. Очевидно, она могла сделать покупки в любое время.

Встреча с фотографами прошла хорошо. Она была немного удивлена, когда мистер Сомс достал фолиант с обнаженной натурой. Они были очень хорошо сняты при отличном освещении, и девушка очень хорошо позировала. Сэл, конечно, была смущена этой темой, но ей было легче скрыть своё смущение, делая объективные комментарии. Она думала, что никто из присутствующих не имел бы ни малейшего представления о её собственной фотографии обнаженной. Гораздо более откровенная фотография её соседки и её самой. В обнаженной натуре мистера Сомса не было ничего сексуального, хотя Сэлу было интересно, откуда он знает эту модель.

Работа мистера Сомса, безусловно, была главной темой обсуждения, и несколько участников выразили заинтересованность в том, чтобы посмотреть, насколько хорошо они справятся с фотографией обнаженной натуры. Конечно, обсуждалась трудность поиска подходящих моделей. Один или два участника сказали, что они не слишком уверены, что их соответствующие супруги будут счастливы позировать. Была мысль, что для клубного вечера они, возможно, могли бы нанять модель, мужчину или женщину — это не имело значения.

Ужасающая мысль о том, что члены клуба по очереди будут выступать в роли моделей, пришла Сэл в голову и заставила её вздрогнуть. Мысль о том, чтобы быть обнаженной перед другими членами клуба, показалась ей ужасной. В купальнике в плавательных бассейнах — это одно, и на самом деле не голая, но обнаженная на собрании клуба — совсем другое.

•  •  •

На следующее утро Сэл проснулась вся в поту. Сны, похоже, действительно отражают события и заботы предыдущего дня, и это, безусловно, было в случае с Сэл. Она мечтала побывать на собрании своего фотоклуба, только, конечно, в мечтах это было не в их обычном месте встречи — деревенской ратуше, а в плавательных ваннах без видимой причины, в нелогичном смысле снов. Все они, члены клуба, были там в плавках и с фотоаппаратами. Они фотографировались при косом свете, падающем через боковые окна бассейна, но шумиха вокруг фотографий обнаженной натуры возросла, и во сне Сэл вызвалась добровольцем. Опять же, без видимой причины.

Ужасное смущение от того, что она опустила свой черный купальник ниже груди, все ещё не выходило у нее из головы, когда она лежала в своей постели. А потом, что ещё хуже, полностью сняла купальник. Сэл не могла вспомнить, как фотографировалась, но она помнила выпуклости на мужских плавках, не просто выпуклости, которые она обычно видела в плавательных бассейнах, а полные выпуклости сохранившихся и вмещающих полностью 

выросшие пенисы. Сон стал сексуальным — влажный сон. Сэл вспомнила, что ей приснилось, что это была миссис Райли, из всех людей, которые говорили, что хотят сфотографировать совокупление, и раздавался хор "да, да, да, какой вызов". Протесты Сэл были проигнорированы, и она вспомнила, что ей приснился мистер Сомс, приближающийся к ней с направленной эрекцией — она этого не сделала думаю, во сне ему надоело снимать плавки. Он только что был обнажен и выставлен напоказ.

Сэл проснулась как раз в тот момент, когда мистер Сомс во сне прикоснулся к ней. Она проснулась вся в поту и с мокрым телом между бедер. Она потянулась за стаканом воды и стала пить большими глотками. С тех пор как она сфотографировала свою соседку, а затем и себя обнаженной в своем саду, у нее участились сексуальные мысли. На мгновение или два она подумала о том, чтобы полежать там, размышляя и играя с собой, но солнечные лучи, пробивающиеся сквозь занавески, манили её наружу.

Просто спуститься по лестнице обнаженной было не тем, что она сделала бы раньше. Конечно, стоять и смотреть на свой новый и очень личный фотоальбом с лучшими её фотографиями в стиле "ню" (сделанными ею самой в её собственной маленькой темной комнате), одной рукой, а другой прикасаться к себе, было бы невообразимо вне её постели — или, возможно, в душе — раньше. Её взгляд остановился на фотографии эякулирующего пениса — пениса её соседа. Он и понятия не мог, что у нее есть такое изображение. Оно было напечатано крупным шрифтом и занимало целую страницу. Для нее это было очень сексуально. Её пальцы играли.

Сэл вышла из французских окон в тень совершенно обнаженной. Солнце было ярким, и она прищурилась. Это было чудесное чувство — находиться на улице обнаженной. Как животное. Она подумала, как хорошо было бы оказаться вдали от своего сада, возможно, в лесу, на вересковой пустоши или в поле, вот так обнаженной — и, что немаловажно, в одиночестве. Мысль о том, что кто-то увидит её, слишком ужасна, чтобы даже думать об этом, но мысль о том, чтобы снять с себя одежду и просто немного походить в таком виде, возможно, посидеть и... подрочить.

Еще несколько шагов, и она действительно оказалась под лучами раннего утреннего солнца. Спереди было тепло, обнаженная кожа была теплой. Встав и немного потянувшись, она услышала, как её сосед по соседству возится в своем саду. Он тоже встал рано утром. Возможно, он тоже был голый? Была ли она в нескольких шагах от обнаженного и, возможно, возбужденного мужчины? Она могла бы забраться на свой балкон и подсмотреть, но Сэл наслаждалась солнечным светом. Чудесно было прогуляться дальше по саду. В глубине сада виднелась старая стена с дверью, выкрашенной зеленой краской. Стена была довольно высокой, добрых восемь футов, и тянулась на три дома ниже, за другими домами, хотя и не за её соседями. Зачем её построили, было неясно. Она была викторианской, как 

и её дом. За дверью виднелась зеленая аллея, старая фермерская тропа, явно проложенная ещё до того, как были построены дома.

Сэл прислонилась спиной к стене. Она имела приятную визуальную текстуру, старые желтые кирпичи, и уже была теплой на коже её ягодиц. Она наклонилась, оглядываясь на дом и его окна, наблюдающие за ней, возможно, удивленные тем, что они видят. В её доме, конечно, никого не было, кто мог бы её увидеть, и, если только в заборе или живой изгороди не было какой-нибудь дырочки для наблюдения, никто из соседей тоже не мог подглядывать за её наготой.

Однако мысль о наблюдателе, тайном наблюдателе — таком же тайном, каким она была со своим соседом, была у нее в голове. И ужасающее, и странно волнующее в одно и то же время. Она посмотрела на свой дом, представляя, что, возможно, её сосед или другой мужчина стоит у окна верхнего этажа обнаженный и явно наслаждается её наготой — его пенис набух и гордо стоит. Сэл видна ему, но не он ей, она просто видит темное окно в тени, а не обнаженного мужчину. Она так ясна для него, но он невидим для нее.

Сэл прикусила губу. Это было так на нее не похоже, так не похоже на то, чтобы она была счастлива, не говоря уже о сексуальном возбуждении от мысли, что её хотя бы заметят, не говоря уже о том, чтобы наблюдать обнаженной. И все же она прекрасно осознавала, насколько заметной будет на фоне залитой солнцем стены, её бледная кожа на фоне освещенной солнцем старой желтой кирпичной кладки, треугольник её спутанного куста так ярко выделялся на фоне её кожи и стены.

И снова, так непохоже на нее, она позировала с немного раздвинутыми ногами и рукой между бедер, чтобы все могли видеть, она повернулась и показала дому изгиб своей попки, она наклонилась вперед, так что её пышные груди выпирали вперед, и ухмыльнулась. У нее между ног было это восхитительное ощущение липкой влажности от сексуального возбуждения, уверенность в том, что с правильными мыслями и проворными пальцами на её клиторе и сосках она могла бы заставить себя "кончить".

Еще несколько шагов, и она действительно оказалась под лучами раннего утреннего солнца. Спереди было тепло, обнаженная кожа была теплой. Встав и немного потянувшись, она услышала, как её сосед по соседству возится в своем саду. Он тоже встал рано утром. Возможно, он тоже был голый? Была ли она в нескольких шагах от обнаженного и, возможно, возбужденного мужчины? Она могла бы забраться на свой балкон и подсмотреть, но Сэл наслаждалась солнечным светом. Чудесно было прогуляться дальше по саду. В глубине сада виднелась старая стена с дверью, выкрашенной зеленой краской. Стена была довольно высокой, добрых восемь футов, и тянулась на три дома ниже, за другими домами, хотя и не за её соседями. Зачем её построили, было неясно. Она была викторианской, как и её 

дом. За дверью виднелась зеленая аллея, старая фермерская тропа, явно проложенная ещё до того, как были построены дома.

Фотограф в ней снова проявил себя, и она внезапно побежала за своей камерой. Сэл бегала по саду так, как не бегала с детства, и никогда с подпрыгивающей грудью. Что бы подумал наблюдатель? Она была уверена, что подпрыгивающая грудь возбудит мужчину. В её голове промелькнула мысль о том, что мужчина трогает себя, стимулирует свой пенис, возможно, даже "кончает", как она видела, как кончил её сосед.

Отвлекшись по пути за камерой, она обнаружила себя на балконе, выглядывающей сквозь глицинию. Мысль о том, что обнаженный мужчина наблюдает за ней, приводит к мыслям о наблюдении за обнаженным мужчиной.

Она не была разочарована. Точно так же, как она была обнажена в своем саду, так и он был обнажен, только он не выдавал сексуального возбуждения. Действительно, он сидел на садовом стуле у стола спиной к ней и читал газету. Она могла видеть его обнаженную левую ягодицу, но не пенис. В глубине души она не одобряла то, что делала — подглядывала,  — но в состоянии возбуждения она не просто отстранилась, скорее её рука скользнула к своей промежности, и она играла, наблюдая. Внезапно мужчина встал, полностью демонстрируя свои красивые, подтянутые ягодицы, отложил газету и повернулся. Там, где Сэл могла ещё раз увидеть его гениталии. Её пальцы скользнули внутрь себя, давая понять, что у него на уме подсознательно, но мужчина был совсем не готов к такому. Эрекции не было, скорее пенис был расслаблен настолько, насколько это вообще возможно, свисая вниз, а его головка, покрытая крайней плотью, мягко ударялась о его двойные яйца. Сэл наблюдала, как покачивается мошонка, когда мужчина направился к своему дому и скрылся из виду.