Контрагент. Часть 4

Маша, похоже, и впрямь готова была взорваться. Тащила она его так, что Иван едва успел пяткой прикрыть за ними дверь спальни, дойдя до середины комнаты, нагнулась, расставила ноги, чуть согнула их, и буквально запихала кол в свою щелку. В щелке был океан, Маша, уперев обе руки в колени, плавно, сильно насадилась до середины, закинув голову назад, сказала «Ы-ы-ы-х! », кашлянула, дернулась раз внутри и, опустив голову, расслабилась.

Иван осторожно пошевелил членом, не получив никакой ответной реакции, заглянул вниз, на Машино лицо. Судя по нему, дама была удовлетворена целиком и полностью.

«Вот это да! Этак с ней и облениться можно», хихикнул он. Сделав полшага назад, вышел, сел на кровать и потянул Машу за бедра к себе, усадив, безвольную, рядом. Притянул к себе голову, поцеловал в глаза, после чего Маша их открыла и тут же занавесила ресницами.

— Ты чего, маленькая?

— Вань, прости дуру...

Иван засмеялся.

— Заладила: «дуру, дуру»... Смотри, поверю! За что на этот раз?

— Так, а ты?

— А что — я?  — Иван глянул в свой пах. Почти совсем успокоившийся, поблескивающий от быстро высыхающей Машиной смазки член не подавал никаких признаков половой жизни, и годен был в данный момент, разве что, на пописать.  — Я нормально... Ты про то, что я не кончил, что ли? Машка, ну сколько повторять: захочу — подрочу, и все. А так мне даже больше кайфа от твоих взрывов, поскольку не отвлекаюсь от созерцания и ощущений...

На глазах крепнущая Маша, засмеявшись, пробормотала: «Я те подрочу! Бог за что Онона наказал? Вкусное на землю низззя... Вот в меня — можно», легко облизнулась и откинулась спиной на простыни.

— Пффф... Ванька, я так ни разу не делала... Ну хоть минут пять, но надо было, а тут...

Иван полуприлег рядом. Хмыкнул:

— Так это ж хорошо. И чего удивляешься? Возраст, в тридцать три у баб оргазмы пачками... Ну и мы с тобой вторые сутки друг из друга не вылазим...

Он медленно провел пальцем от горла Маши до клитора, чуть ковырнув там, засмеялся Машиному ответному стону и добавил:

— Так что ещё и не то будет. Но вообще...

Оставив в покое кнопочку счастья, положил ладонь Маше на живот, встретился с ней взглядом и ехидно добавил:

— Я одному удивился. Вот ради этих тридцати секунд радости стоило бегать туда-сюда? Зараз бы в ванной и подмылась, если что...

Маша хихикнула, потянулась и, приподнявшись, ущипнула его за бок.

— Ну тебя, похабник... Нечего ребенка смущать! И вообще, пошли, есть охота...

«Того ребенка, пожалуй, смутишь. Прыгала бы вокруг и расспрашивала, как и что. Поскольку, кажется, уже поняла, что одной порнухи для понимания секса маловато... Отличная девка, во всем хороша, вот только воспитание странноватое», озабоченно подумал Иван, но вслух этого говорить не стал. И потому, что его младший приятель, чуть смутив его, при этой мысли немножко дернулся, и дабы не затевать сейчас серьезный разговор о Ларке. Уж больно хорошо начался день, и перспективы были, кажется, не 

хуже. А о серьезном успеется...

Ехидная Лариска, и не подумавшая оторвать попу от дивана в гостиной, встретила их с удивлением, недоверчиво посмотрев при этом на член Ивана:

— Как? Уже все? Ну, братцы-кролики... А как стоял...

Иван с Машей довольно засмеялись, после чего Маша, изобразив строгость, повторила своё «Брысь на кухню, мы сейчас помоемся, и придем! », на что Лариска заявила, что совсем не в состоянии:

— Я тут, вас слушая, только раззадорилась, а вы дверь даже не закрыли толком, потом два раза чавкнули, сказали «Ыыыы! », охнули, пошушукались, и все. И, вроде, взрослые люди, я думала, хоть минут пять поиграете, а вы... Куда спешили, спрашивается?

Иван засмеялся:

— Брысь, ехидна! Ещё мы в это время о тебе не думали, чего ты успеешь, чего нет. Успевай, или вон, три полки, плюс Интернет,  — кивнул он на стойку с дисками. Маша тихонько, радостно добавила: «Ага, так её, паршивку! »

Лариска, поняв, что старших не уест, показала им язык и, бросив полотенце на диване, смылась от греха на кухню, где, что-то напевая, загремела посудой.

Позавтракав, они оделись, на Машиной «Хонде» доехали до дома Ивана. Ему надо было переодеться, и они, все втроем, ненадолго зашли в коттедж. Маша, оглядевшись с осторожным любопытством, аккуратно присела на кресло в гостиной, зато Лариска, пока он переодевался, успела сунуть нос чуть ли не во все углы. Обнаружила в раковине на кухне пару грязных тарелок, сказала «Фу! », в спальне — коллекцию порнушки, сказала «О! », выскочила, открыв дверь, на засыпанную сейчас снегом открытую площадку перед домом, сказала «Ах! », и понеслась дальше. Пересев в «Ровер» Ивана, они заехали в супермаркет и не торопясь, любуясь сияющими окрестностями, покатили в, как его дразнил Иван, «имение».

Дом, закрытый с осени, выстыл напрочь, но они в него зашли лишь проверить, все ли в порядке. Взяв из сарая лопаты, Иван с Лариской, утопая по колено в снегу, под Машины юмористические комментарии, расчистили площадку у мангала, Иван, не подпустив неразумных женщин к мясу, нажарил хоть и магазинных, но показавшихся удивительно вкусными под свежий воздух, отличное красное вино и счастливое настроение шашлыков, потом Лариска изваляла их с Машей в снегу, потом они вдвоем поймали и искупали в сугробе Лариску, потом танцевали под музыку из машины, потом Иван рассказывал всякие интересные истории времен своей ранней молодости, сильно смягчая их при этом, а дамы сидели вокруг мангала, грея над огнем руки и открыв рты,  — Лариска искренне, Маша с некоторым скепсисом,  — потом...

Потом данный им в подарок роскошный, но короткий февральский день кончился, чем все трое были заметно огорчены. Вместе с солнцем ушла и погода, Иван торопливо, пока начавшаяся поземка не сделала проселок трудно проходимым даже для джипа, выбрался на трассу, но перед въездом в город все равно был вынужден почти ползти. Разыгравшаяся всерьез метель закидывала снегом лобовое стекло, и он с трудом различал в желтом свете противотуманных фар переметенную уже во многих местах дорогу.  

Женщины, притихшие, усталые, но со страшно довольными, Иван боялся сказать себе «счастливыми», лицами, сидели на заднем сиденье, в темноте. Лариска попыталась, было, поболтать с Иваном, но Маша томно проговорила: «Ларка, не мешай Ванечке вести машину», и она, ничуть не расстроившись, привалилась к маминому боку, где и затихла, поглядывая на напряженный затылок Ивана и чему-то улыбаясь.

Домофон на подъезде отказался их пустить,  — видать, ночью в него попал снег, днем растаял, а сейчас, вечером, опять замерз,  — но они не расстроились и, болтая, постояли, укрывшись от ветра за выступом стены, минут пятнадцать, пока из подъезда не вышел кто-то из соседей. Гуськом взбежали на свой этаж, оглодавшая Лариска, едва скинув куртку, кинулась к холодильнику, но Маша пресекла попытку неорганизованного питания, и они вдвоем быстренько сообразили легкую закусь. Осмотрев стол, Маша на секунду задумалась, сходила к холодильнику ещё раз и вернулась оттуда, довольно глядя на Ивана, с запотевшей бутылкой водки и тремя рюмками.

— С морозу надо...

Ивану, вообще-то равнодушному к крепкому, сейчас этот напиток показался более, чем уместным. Он, улыбаясь, довольно потер руки, принял у Маши емкость, открутил колпачок, плеснул в рюмку себе на четыре пальца, Маше на три и, наклонив горлышко над третьей рюмкой, приостановился, вопросительно глядя на Машу. Кивнув, она показала ему пальцами Ларискину дозу, получилось порядочно, но Иван, не споря, налил. Лариска, сидевшая наготове, с намотанным на вилку пластиком копченого мяса, тут же схватила рюмку и, оглядев смеющимися глазами старших, провозгласила тост «За любовь! ».

Иван с Машей переглянулись, дружно глянули на Лариску, улыбнулись ей и потянулись губами друг к другу. Поцелуй получился на славу: вначале замерев, Лариска вдруг, как на свадьбе, только тихонько, принялась увлеченно считать, на счете «десять» они с трудом разомкнули губы, ласково, самыми кончиками, соединили их ещё раз, разъединились окончательно и, глядя друг другу в глаза, дружно опрокинули рюмки. Иван скосил глаза на Лариску: девица, интеллигентно отпив половину отмеренной ей дозы, чуть поморщилась, отправила следом приготовленную закуску и, подняв глаза, уставилась сначала на маму, потом на Ивана и опять на маму:

— Ой, мам... А как раскраснелась-то...

Маша чуть смущенно засмеялась и вскинула на Ивана глаза:

— Так раскраснеешься... Ты у меня во рту что выделывал, негодник?

Иван, с полным ртом, хмыкнул: «Ну, судя по результату... », и Маша, сменив якобы гнев на якобы милость, махнула на Ивана рукой, переключившись на дочку:

— Ларка! Чего не допила? Лекарство!

Лариска, покосившись на рюмку, скривилась:

— Мам, ну не люблю я водку...  — и добавила ехидным голоском, искоса глядя на Ивана:  — В таких дозах...

Иван заинтересовался столь смелым заявлением:

— Хм. А в каких любишь?

Лариска засмеялась:

— В умеренных, дядь Вань, а это аптекарская. Она у меня только со второй рюмки хорошо идет, а это... Фу. И то, не люблю, а смиряюсь. Если уж больше нечего, а за компанию надо...

Иван покосился на Машу.

— По принципу «один черт пить будут, так пусть хоть не прячутся? »

Притворно тяжело вздохнув,  

Маша неодобрительно глянула на Лариску:

— Ну, примерно... А что, не так?

— Все так,  — засмеялся Иван.  — Ларка, ну выпьете вы в своей компании. А дальше?

Ларка, глядя на них заблестевшими глазами, чуть смутившись, махнула рукой:

— Да она не сильно и моя... «Дальше» мне, целочке, там делать особо нечего...

Старшие, чуть не подавившись от такого ответа, расхохотались. Следом, довольная результатом, рассмеялась и Лариска:

— Сидишь, мокнешь, и от уговоров отбиваешься: «Вон, мол, Ларочка, посмотри, как Инночке в том углу хорошо: Петя с Сашей на ней в два смычка играют, помрет сейчас от счастья. Неужели и ты так не хочешь? » А я: «Нет, мне смотреть интереснее! ».

— Ну и правильно,  — проворчала Маша.  — Они ж там так и норовят без презервативов, а чего у них на концах, одному диаволу ведомо. Промискуитет сплошной...

Иван хмыкнул. «Веселые у подростков нынче компании. Хотя... Мы, уж сколько за нами в общаге комендантша не следила, такое же выделывали. Только что в темноте, и то только поначалу, да были малость постарше. Как я тогда Ленку Сырецкую на Новый год пру на кухне, а народ ходит, смотрит, смеется и советует... «Ты б»,  — говорят,  — «еще на центральной площади Еревана устроился»... Но как Ларка со мной просто... «Сидишь, мокнешь»... Удивительно, и до чего приятно... Ладно, с мамой на такие темы привыкла трепаться. Редко, но бывает, да и вообще у них отношения... своеобразные. Или — любишь маму, люби и её ебаря? Хотя... »,  — тут он присмотрелся к Лариске повнимательней,  — «может, и не только в этом дело... Надеюсь, конечно»,  — он хихикнул про себя,  — «что, хоть отчасти, уже и моя заслуга».

Лариска тем временем все же допила остававшееся в рюмке, закинула в рот виноградину, сказала «Уффф... Жарко! », и потянула с себя тоненький свитер. Задрав его почти до носа и продемонстрировав старшим простенький розовый бюстгальтер, вдруг остановилась и хитро на них посмотрела:

— Мммм... А... А давайте в дурачка перекинемся, а? На раздевание. А кто из нас с мамой выиграет, тому, в качестве приза, дядь Ваня массажик... А, дядь Вань?

Маша, укоризненно посмотрев на Лариску, уже открыла рот, дабы послать ребенка с его идеями куда подальше, но в Иване, уже привычно в Ларискином присутствии, сидел бес:

— А что? Время ещё детское. Опять же, жарко, а просто так раздеваться не интересно...

Поглядев на дам по очереди, он предвкушающее потер руки и, улыбаясь, уставился на Машу нахальным взглядом. Заметно раскрасневшаяся от выпитого, Маша ещё раз глянула на Лариску, уже опустившую свитер на место и смотрящую на них просительно. С трудом сдерживая улыбку, загадочно поглядела на Ивана и с деланной неохотой кивнула Лариске:

— Черт с тобой. Тащи карты. И... Включи-ка музыку. За каждый проигрыш будешь не просто снимать тряпочку, а танцевать нам, поняла?

Лариска, вставая, хихикнула:

— А ты?

— Ещё чего! Хотя...  — Маша вдруг, так же загадочно глянув на восторженно следящего за разговором Ивана, поерзала на диване и смягчилась,  — посмотрим... Если настроение будет.

Иван почувствовал,  

как в воздухе ощутимо запахло сексом. Ни разу не разряженный со вчерашнего вечера, успевший накопить достаточно сил приятель в джинсах тут же заводил носом, Иван шикнул на него, но было понятно, что в ближайшее время эрекцию сдерживать будет сложно, если возможно вообще. «Бесенок, а не ребенок. Завела со своими разговорами и игрой всех так, что хоть сейчас Машку под белы рученьки, да в коечку. Или не в коечку... Ладно, встанет, да и хрен с ним. Машке это будет приятно, а Ларка его уже во всех видах видала. Хотя тоже... порадуется. Скажем, за маму», хихикнул он про себя и попытался сосредоточиться на картах, уже сданных Лариской.

Опытному преферансисту играть в подкидного дурака все равно, что хорошему столяру пилить дрова: получается, но скучно. К тому же, особенно стараться Ивану не пришлось бы все равно: последнее, чего сейчас боялись дамы, так это раздевания, а потому, борясь за приз, азартно валили друг друга.

Поняв это уже через минуту, он, развлекаясь, подыграл Маше, в результате Лариска осталась с полными руками карт. Посмотрев на них с несчастным видом, тяжело вздохнула, слегка пританцовывая, подошла к музыкальному центру, сделала музыку чуть погромче, вышла на середину комнаты и, закинув голову назад, прищелкивая пальцами, задвигалась, сразу поймав ритм. Маша, наблюдавшая за дочкой с откровенным удовольствием, строго сказала: «По две, а то до посинения играть будем», Лариска посмотрела на маму, хихикнула, но ничего не ответила.

И, поглядывая то на дядю Ваню, то на маму,  — впрочем, на дядю Ваню много чаще,  — выдала им настолько красивый стриптиз, освободившись сначала от джинсов, а потом от розовых, в цвет лифчика трусиков, оставшись в конце только в свитере и белых носочках, что у Ивана, следившего за танцем, затаив дыхание, напрочь пропали всякие сигналы снизу.

Остановилась боком к страшим, прогнувшись в, казалось бы, не очень пристойной позе: с закинутой назад головой, лобком вперед. Выглядело это не столько эротично, сколько сказочно,  — принцесса, устав мечтать о любви, заснула,  — и старшие, выдохнув, дружно зааплодировали. Не меняя позы, Лариска повернула к ним голову, довольно улыбнулась, расслабилась, по-японски, ладошки перед грудью, нахальные глаза в пол, раскланялась. И вдруг показала Ивану язычок, повернулась спиной, отклячила голую попку и, смеясь, зазывно ей повертела, на что Маша укоризненно сказала: «Ну, Ларка... »

Изобразив смущение, Лариска вернулась к столику с картами, но не успокоилась. Усевшись на стул, скромно свела коленки вместе, вскинула смеющийся взгляд, склонив голову, перевела его на свой низок, сказала «Ой! », ковырнула там пальчиком, понюхала его и, приняв мечтательный вид, сдула с кончика пальца эфирную субстанцию куда-то между Иваном и Машей. Те, улыбнувшись чуть смущенно, переглянулись понимающе: вот паршивка, поддрачивает,  — и выдохнули ещё раз.

Первым, чувствуя, как дружок, заколдованный на время Ларискиным искусством, возвращается к жизни, заговорил Иван:

— Молодца... Красиво! Ларк, тебя где этому учили?

Сдающая карты Лариска, не поднимая глаз, пожала плечами с видом человека, принимающего похвалу, как должное:

— Дядь Вань,  

так танец он и есть танец. Хоть с раздеванием, хоть без. А постановка — ну, не знаю... Импровиз. Вдохновение нашло...

— Ага. Вдохновение. Трусы раньше свитера. Скорей-скорей, а то начнется,  — проворчала Маша, все рассмеялись и, было, уткнулись в карты. Но тут же Иван с Машей встретились глазами, перемигнулись и, уже дружно, завалили Лариску ещё раз.

Они надеялись, что девица выдаст им нечто похожее на предыдущий танец. Но Лариска, на этот раз даже не потрудившись изобразить расстройство, сменила трек, и из динамиков в углах комнаты понеслось нечто забойное.

От свитера и лифчика она избавилась почти сразу и без затей, с явным облегчением встряхнула всем телом, посмотрела на старших блестящими уже не столько от выпитого, сколько от явного возбуждения глазами, расставив ноги чуть пошире, несколько раз провела ладонями по телу, ласкаясь, положила пальцы на кнопочку удовольствия, сделала несколько движений бедрами взад-вперед и, почти не отрывая от низа живота резко двигающейся руки, закрутила такой брейк-данс, что у Ивана от мелькания в воздухе её широко раскинутых ног даже начала чуть кружиться голова, а Маша, схватившись ладонями за вспыхнувшие щеки, только качала головой, впрочем, не отрывая при этом глаз от бешено вращающейся на полу дочки. Наконец, обратив к ним накрытую двумя ладонями промежность между широко расставленными ногами, Лариска выгнулась на мостике, сделала несколько акцентированных, сильных движений бедрами вверх-вниз, быстро двигая при этом руками, замерла в верхней точке, вздрогнула внутренностью бедер, убрала руки, открыв вид на разворошенную, потемневшую, блестящую от сока вагину с высоко выдавшимся клитором и, с последним аккордом музыки, медленно опустилась на пол.

Глядя на дочку, Маша нащупала рукой дистанционку и выключила начавший играть что-то медленное музыкальный центр. В наступившей тишине стало слышно хриплое, возбужденное дыхание Лариски, лежавшей на полу с широко раскинутыми руками и ногами, закрыв глаза и довольно улыбаясь.

Кашлянув, Маша покосилась на Ивана и хриплым голосом, тихонько позвала:

— Ларка...

Лариска, не открывая глаз, медленно свела ноги вместе.

— Ларка... Ты же, паршивка, кончила...

— Мммм... Угу...

Мычание было очень довольным.

— Ну, ты даешь...

Лариска подняла голову и глянула сначала на маму, потом на Ивана.

— Хи-хи... А вам понравилось... Теперь, наверное, меня всегда специально заваливать будете...

И в изнеможении уронила голову назад.

Иван почувствовал непреодолимое желание приласкать эту странную полуребенка-полуженщину, только что показавшую ему танец, красивее и, главное, искреннее которого он не видел никогда в жизни. Быстро встав, он наклонился над Лариской и подал ей руку. Рука была с радостной улыбкой принята, охнув, Лариска не очень уверенно поднялась на ноги и сразу оказалась в объятиях Ивана. Он ласково прикоснулся губами к её лбу и, подхватив под плечи и колени, поднял на руки. Сосредоточил взгляд на полуприкрытых пушистыми ресницами глазах:

— Ларка... Первый танец был потрясающий, но этот...

Лариска, закрыв глаза совсем, потерлась носом о его рубашку и вскинула на него взгляд:

— Дядь Вань... Я от танца... быстрого... и так иногда кончаю... Тут уж и не знаю, как 

получилось... Руки сами место нашли... Да так сильно...

Голос был, вроде, смущенный, но во взгляде Иван не углядел ничего, кроме торжества. «Черт, она ведь не то слово, что тащится оттого, что я её разглядываю»,  — с веселым ужасом понял Иван и, засмеявшись, сделал несколько шагов к креслу. Ещё раз чмокнул девушку в лоб, осторожно усадил её, сам присел на ручку, прижал Ларкину голову к себе и принялся гладить волосы.

И тут с дивана раздалось тихое «хи-хи». Иван повернул голову: Маша, разглядывая сцену их с Лариской единения, откровенно забавлялась.

— Ты чего?

— Да вот, думаю... Кто из нас проиграл... Ларка-то уже вон, отоварилась по уши...

«Так. И никакой ревности. Кажется, самое время уединиться с Машенькой... для закрепления»,  — подумал Иван, но тут в его поле зрения появилась изящная Ларискина нога в белом носочке:

— Это кто «проиграл»? У меня ещё носки есть!

— Да? И что, продолжим?  — голос Маши был полон ехидства.

— Требую сатисфакции!  — закричала отошедшая от потрясения Лариска и, выдравшись из-под руки Ивана, подскочила к столу.  — Прошу!  — она широким жестом указала Ивану на прежнее место. Он глянул на Машу,  — та тоже кивнула ему туда,  — и, окончательно запутавшись в дамских желаниях, перебрался с кресла на диван.

От всего увиденного и услышанного ему и в самом деле стало жарко, и эту партию он самым бессовестным образом сдал, чем вызвал неподдельный восторг Лариски и ехидную ухмылку Маши. Не вставая, снял рубашку и джинсы, глянул на дам и, потянувшись вниз, стянул носки. Показал их Лариске: «Это тебе премия за танец», женщины возбужденно рассмеялись, Маша, с деланной завистью посмотрев на дочку, насупилась: «А мне? », и он взялся двумя руками за резинку трикотажных плавок. Оттянув её, заглянул внутрь. Там было, на удивление, почти совсем спокойно. Нахальная Лариска тут же попыталась заглянуть туда, куда смотрел он, и Иван, показав ей язык, со щелчком отпустил резинку:

— А вот фиг вам! Играем! У нас вон, мама ещё совсем одетая...

Идея Лариской была воспринята с энтузиазмом, и не особенно сопротивляющуюся Машу они завалили быстро. Включив музыку, Маша задумчиво посмотрела на центр комнаты, покачала головой. Иван уже напрягся в веселом ожидании,  — что-то сейчас, после Ларискиного отрыва, покажет Машка?

Но Маша, видать, решила, что дочку ей не переплюнуть. Не вставая, запустила руки под кофточку, покопавшись там, вытащила на свет лифчик, ехидно показала его Ивану. Он, сделав равнодушный вид, пожал плечами, и возмущенная Маша, сдернув с себя кофточку, наклонившись, поднесла сведенные руками сиськи к его носу: мол, смотри, козел, на какое добро ты внимания не обращаешь! «Ну, традиция», хихикнул про себя Иван, внимательно разглядывая возбужденные, потемневшие ореолы и торчащие конусами соски. Поцокал языком, Лариска захихикала, и тогда он, кося глазом в её сторону, далеко выпустил язык и быстро лизнул им подставленное место. Маша смешливо сказала «Ах! », отдернула сиськи и, кинув взгляд на дочку, кажется, чуть смутилась, отчего Лариска развеселилась ещё больше.

Откинувшись на стул, Маша 

почесала под грудями и посмотрела на нее укоризненно:

— Тебе все хиханьки... Ладно, чего-то мне играть надоело. Признаешь поражение?

Лариска, глянув сначала на Ивана, потом на маму, хитро прищурила один глаз:

— Ну, признаю...

— Тогда...  — Маша кивнула дочке на стоящий в углу стол,  — готовь базу. А я пойду, сделаю все дела, чтоб потом не дергаться, да и ополоснусь заодно.

— Ой, мам, подожди...  — Лариска, быстро сдернув носки, подобрала с полу трусики и протянула их маме,  — Заодно, в грязное...

Забрав тряпочки, Маша, предвкушающе глядя на Ивана, сладко потянулась, показала ему язык и ушла в ванную, а Иван принялся наблюдать, как Лариска готовит место для массажа. Ставя колесики стола на стопор, она нагнулась совсем рядом с ним, и из-под её попки до Ивана донесся очень знакомый дух. Умилившись, он слегка шлепнул девицу по выставленной вверх попе. Лариска, выпрямляясь, оглянулась на него через плечо и улыбнулась.

— Все ещё мокрая...

— Ага, дядь Вань. Я, как кончу, долго не высыхаю. А уж сейчас... Так себя обрадовала, что внутри до сих пор все звенит, и легкость необыкновенная,  — сказав это, она исполнила возле стола сложное танцевальное па на одной ножке.  — Даже не знаю, что мне в голову пришло...

Хитро поглядев на Ивана, она принялась расстилать на столе простыню.

— Почаще бы такое приходило,  — засмеялся в ответ Иван.  — Ты и так талантливая танцовщица, а уж в возбуждении... Ох и ах!

Лариска глянула на него с благодарностью и хихикнула:

— Да ладно, талантливая... Вот, восемнадцать исполнится, может, в стрип-клуб возьмут...

— А что? Ларка, если ты там хоть раз такой номер исполнишь, на тебя из Антарктиды приезжать будут!

— Ой, дядь Вань... Вы серьезно? Не про «приезжать», про стрип-клуб... Я, как представлю себя на сцене, у шеста, под сотнями глаз...

Лариска, мечтательно подняв глаза, крутнулась на пальчиках вокруг воображаемого шеста, высоко, почти на шпагат подняв ногу, и замерла. Получилось красиво.

«Ого! »,  — подумал Иван.  — «Ну у девицы и мечты! Это она на мне репетирует, что ли? А почему нет? Чем я не ценитель, а? Тем более, что, боюсь, репетициями сия идея и закончится. Не то время в этом месте.. А жаль. Ведь действительно талант, а если ещё и хореографа хорошего... Как там: «Хочешь быть счастливым — делай то, что у тебя получается лучше, чем у других... »

Остановившись, она чуть смущенно посмотрела на Ивана.

— Хотя такое, как я вам во второй раз выдала... Это, наверное, уже не совсем стриптиз...

Иван улыбнулся.

— Ну... Да, наверное. Но потрясает... Тут, в общем, и неважно, что именно ты делала... Кино вспомни, сиськи-письки тогда порно, когда ни о чем, кроме траха, не говорят. Так что точно не стриптиз, просто танец, а что письку терла, так ведь в замысле, понятно, зачем: показывала, как хочешь любимого, и плотской любви тоже, а не можешь найти.

Лариска засмеялась:

— Это в первом танце... Искала, искала да устала... Во втором — что без мужиков вообще можно прекрасно обойтись!

И тут же 

спохватилась:

— Ой, дядь Вань... Это я не про вас...

Пришла очередь улыбнуться Ивану.

— Понял... А насчет Антарктиды... Ох, Ларка... Не очень серьезно, хотя... Жить бы нам в другой стране... Вон, в Англии оксфордские студентки так подрабатывают, и ничего. А у нас — заедят...

Лариска, согласно кивнув, приуныла и присела на диван рядом с Иваном.

— Может, и уеду...

— Посмотрим,  — Иван, протянув руку, притянул её к своему плечу.  — Такие, как ты, красивые, умные и талантливые, везде ко двору...

Лариска потерлась головой о его плечо.

— Спасибо вам, дядь Вань... Добрый вы...

Иван только собрался чмокнуть её в ответ, как в дверях ванной появилась Маша. Грозно спросила:

— Это что ещё за телячьи нежности?

Засмеявшись, гордо прошествовала до стола, легко улеглась на него, расплющив груди о простыню, пошевелила попой, устраиваясь. Судя по виду, возбуждение у Маши немного спало, но до конца не прошло. Обернулась к по-прежнему сидящим в обнимку Ивану с Лариской:

— Так... Щас поглядим, отчего ты, Ларка, вчера так тащилась. Отпусти Ваню-то, ишь, прилипла...

Засмеявшись, Лариска отклеилась от плеча Ивана, и он, потирая руки, навис над Машиной спиной. Оглянулся по сторонам:

— Ларка! А крем где?

— Ой, дядь Вань!  — Лариска, кинувшись к окну, сунула ему в руки тюбик и вдруг привстав на цыпочки, потянулась губами к его уху. Едва слышно шепнула:

— Дядь Вань... А вы маме сделайте, как мне вчера...

Не дожидаясь ответа, сбежала на диван и уселась, обняв коленки, внимательно наблюдая за происходящим.

Иван, поглядев на нее, улыбнулся. «Нахалка. Решила, что раз я благосклонно воспринял её сценический оргазм, так теперь уже все можно. Хотя... Почему нет? Машка при ней кончала без меня спокойно... Ладно, посмотрим, как пойдет».

Начал он, как обычно, с плеч, но Маша никак не желала расслабляться под его руками, все время почти незаметно ерзая, часто дыша и пуская по телу волны непроизвольных сокращений мышц. Ивану было уже хорошо знакомо такое её поведение: именно так Машино тело вело себя, когда, расслабившись, насколько это возможно, хозяйка подставляла его под ласки совсем другого, чем сейчас, свойства. Её возбуждение невольно передалось и Ивану, члену в плавках стало тесно, и он скосил глаза на Ларку. Та, все видящая, смотрела на них с восхищением, и он даже подумал снять к черту давящие трусы, испытав при мысли о том, что Ларка увидит его эрекцию, неожиданный прилив ещё большего возбуждения. Но, подмигнув Лариске, сдержался.

Без толку провозившись со спиной, дошел до попы, чуть ниже которой, между сильно набрякшими нижними губами, поблескивала немного приоткрытая и напрочь мокрая Машина щелка. С трудом удержавшись от того, чтобы не загнать туда пальцы, он все же положил ладони на ягодицы, сжал их, и Маша, выгнув спину, ахнула.

— Лежи, лежи...  — чуть охрипшим голосом сказал он, подумав при этом: «Чертовы бабы. Она уже мокрая насквозь, и нет, чтобы прямо об этом сказать,  — играет... Ну ладно, пусть поиграет. Или... Сделать, как Ларка просила, и пусть Машка, за все 

свои издевательства, кончит? »

Идея его вдохновила, и он, плюнув на обработку сзади нижней Машиной части, потянул её за бок, требуя перевернуться. Маша выполнила это с готовностью, вот только лечь по-нормальному не смогла: ноги у бедной, раскрасневшейся, кусающей губы Маши никак не сходились вместе, в ответ на приказы хозяйки лишь подергиваясь и так и норовя, разъехавшись в стороны, согнуться в коленках. Иван глядел на это с удовольствием, все же не каждый день женщина бывает готова кончить едва ли не от одного его вида, но пока не терял самообладания. Аккуратно подняв Машину ногу, положил лодыжку себе на плечо и посмотрел вдоль нее, в промежность. Увидел внизу открытый чуть не на два пальца, жадно играющий краями, истекающий влагой вход и, не выдержав, плавно скользнул рукой вдоль внутренней поверхности Машиного бедра к нему, провел пальцем по кромке, Маша, ахнув, дернулась навстречу, и он, уже забыв обо всем, привычно развернул ладонь, загнал сразу три пальца в жаждущую пещерку и, положив большой палец на клитор, принялся ласкаться в Машином нутре, с удовольствием ощущая сильные, ласковые отклики и слыша задорные, влажные звуки, издаваемые пещеркой при каждом его движении. Не прекращая двигать бедрами, Маша вдруг приподнялась, глянула сумасшедшими глазами на сидящую напротив её раскинутых ног Лариску и сразу откинулась назад:

— Ваааня... Вааанечка... Ларка смооотрит...

Иван, сдвигаясь потихоньку из глубины к заветной точке внутри Машиной пещерки, только рыкнул: «А тебе хватать меня за за хуй при ней можно? », Маша издала странный звук и, кажется, выпала из реальности совсем, забившись в экстазе.

Дождавшись, пока пароксизмы наслаждения стихнут, он осторожно положил на место Машину ногу, сделал шаг вперед, удовлетворенно посмотрел на расплывшееся в блаженстве лицо женщины и, наклонившись, тихонько чмокнул её в губы. Маша в ответ, растянув свои губы в довольной улыбке, лишь повела носиком, но глаз открывать не стала, и он, выдохнув, ласково похлопал её рукой по бедру. Остановился, любуясь итогами праведных трудов, почесывая в паху и лениво прикидывая, что с этим телом надлежит делать дальше.

И только тут вспомнил про Лариску. Резко обернулся к ней, и встретил сияющий от удовольствия взгляд над сложенными лодочкой ладошками, закрывающими все лицо. Выдохнув, Лариска оторвала от физиономии руки и, все так же восторженно глядя, молча показала ему большой палец.

Восторг на Ларискиной физиономии был вполне убедительным, и Иван, расслабившись, повернулся опять к Маше. Однако там признаков активной жизни пока не было, и, улыбаясь, он со стоном упал на диван рядом с Ларкой.

— Вот так...

По-прежнему сидя на краешке дивана, она вполоборта повернулась к нему.

— Ой, дядь Вань... Красиво...

Иван малость опешил:

— Что?

— Ну как — что? Все... И мама, и вы... У вас так прямо вдохновение на лице было,  — Лариска, осторожно протянув руку, ласково, кончиками пальцев погладила Ивана по бедру.  — И на маму глядели так заботливо... Дядь Вань...

— А?

— Дядь Вань, я первый раз такое вижу...

— Какое, Лара?

— Такое... Вы же 

маме удовольствие доставляли, а лицо было такое... Будто это вас, а не вы ласкаете...

Иван довольно улыбнулся:

— Ларка, все верно. Хотя... Немногие мужики так, как я, могут. Большинство действительно, абы присунуть да спустить, а женское удовольствие им по барабану... А по мне, так, наверно, ты права: ничего красивее нет,  — он кивнул головой на возлежащую на столе Машу, и Лариска, послушно приподнявшись, тоже глянула вдоль тела мамы на её лицо.  — Все фигня по сравнению с удовлетворенной женщиной...

— Ага,  — согласно шепнула Лариска, и тут со стола раздался слабый голос:

— Это кто тут удовлетворенный? А массаж?

Иван с Лариской дружно засмеялись.

— Мам... Так был... Унутренний... Или ты не поняла?

— Эээх...  — Маша, тяжело зашевелившись, села.  — Кажется, поняла... по тому, где побывала. Ух, я тебе!  — замахнулась она кулачком на Ивана, но вышло это совсем неубедительно. И потому, что Маша после сокрушительного оргазма двигалась все ещё неуверенно, и потому, что выражение её лица в этот момент говорило о том, что Ивана она если и побьет когда-нибудь, то уж точно не в обозримом будущем, и совершенно точно не за такое.

— Ларка, а ты что сидишь, пялишься? На несчастную мать?  — обратила она внимание на дочку.

Лариска, держась за живот, отвалилась от смеха на спинку дивана:

— Ох, мам... Ты... Ты на себя в зеркало глянь...

Пожав плечами, Маша осмотрела себя, начиная с ног.

— А че? Вполне несчастный вид...

Еще раз охнув, она сползла со стола, на нетвердых ногах встала перед Лариской и Иваном, почесала низок, повела руками, мол, раздвиньтесь, и тяжело шлепнулась между ними.

— Изверги... Один мучил, вторая смотрела и радовалась... Радовалась ведь, Лариска?

— Ага...

— Пффф... Ну, что теперь с вами делать,  — на глазах оживающая Маша притянула руками головы Ивана и Ларки к своим плечам и по очереди чмокнула их, куда пришлось.  — Живите... Вань, а ты-то как?  — вдруг забеспокоилась она, подозрительно посмотрев на Ивановы плавки.  — От перенапряга не треснет?

Иван, изобразив озабоченность, оттянул резинку вниз, выставив на всеобщее обозрение немного напряженный член. Задумчиво подбросил его пальцем, боковым зрением заметил, что Лариска, уставившись в его пах, облизнулась, причем сделала это так, чтобы мама увидела, и только собрался что-нибудь ехидное по этому поводу сказать, как Маша разочарованно протянула:

— Мяяягкий..

Тут же, таинственным голосом, ей поддакнула Лариска:

— А надо — твердый...

Маша, одобрительно глянув на дочь, кивнула:

— Соображаешь...

Протянула руку и совсем уже, было, взяла колбаску пальцами, но, покосившись на Лариску, ухмыльнулась:

— А вот фиг тебе... Хватит цирка...

И, выставив дочке попу, привалилась к боку Ивана, прижала к нему горячие сиськи, принялась, изображая скромницу, гладить по груди и животу.

— Вань, пойдем... в коооечку?

Иван, шутливо буркнув: «Вот ненасытная», встал, подмигнул с улыбкой наблюдающей за ними Лариске и протянул Маше руку:

— Ну, мадам, если вы настаиваете...

— Настаиваю,  — твердо сказала Маша, встала, чмокнула Ивана в нос, обняла его за талию, обернулась к Лариске, показала ей язык, взбрыкнула ножкой и повлекла его за собой в спальню.

До спальни 

было два шага, но за это время у Ивана встал так, что в паху аж заломило. Войдя вторым, он плотно прикрыл за собой дверь, повернул Машу к себе лицом и, будучи уже не в состоянии терпеть,  — «сегодня моя очередь! »,  — надавил ей на плечи. Маша подалась вниз, но на полдороге вдруг приостановилась, потянулась Ивану за спину и осторожно приоткрыла дверь на пару сантиметров. На удивленный взгляд Ивана, нервно улыбнувшись, ответила громким шепотом: «Пусть послушает», но Ивану было, честно говоря, уже наплевать и на Лариску, и на Машу с её заморочками. Пришло время разрядиться, и он властно толкнул Машину голову к своему паху. Удивленно хрюкнув, Маша упала на колени и попыталась затеять свою обычную игру в «подышать — полизать — посмотреть в глаза Ванечке — чуть пососать — и опять», но Иван, жестко взяв её за волосы, загнал член ей в рот сразу до половины. Маша даже не успела толком сделать, как положено, губы колечком, а он, жестко насадив её на себя трижды, зарычал, выгнулся, изливаясь, и, пошатнувшись, плюхнулся в кресло.

Открыл глаза. Маша, по-прежнему стоя на коленях недалеко от двери, глядела на него с веселым недоумением, подбирая пальцами в рот вытекшую на подбородок сперму.

— Вань... Что это было?  — её голос был весел и осторожен.

— Мммм... Прости, Машуня... Слишком долго...

Подскочив на ноги, Маша прыжком преодолела разделяющее их расстояние и, ухватив его за шею, шлепнулась лицом к нему на его колени, раскидав ноги по боковинам кресла. Почувствовав промежностью стоящий в полную силу член, глянула вниз, радостно ахнула и, ухватив его рукой, заправила в себя. Выгнувшись, закрыв глаза, качнула взад-вперед бедрами, сладостно мыча, и остановилась. Открыла глаза:

— Ванюююша... Ты, оказывается, и так можешь... Как здооорово... И лаской здорово, и таской здорово... Ваня, ты, если меня когда побить захочешь, то бей, мне от тебя все в радость... А так, как сейчас, я ошалела прям... От радости, Ваааняяя...

Крутнула бедрами, опять откинувшись, насадилась на него до предела, громко при этом ахнув, и они понеслись туда, куда могут уйти, да и то ненадолго, лишь по-настоящему любящие друг друга люди. Особенно если они не уверены, что все это не в последний раз...

Через пару часов, дойдя до полного изнеможения, они пошли ополоснуться. Ларка, судя по всему, воспользовалась доносящимися через оставленную Машей щель сладострастными звуками к полному своему удовольствию: девица так и заснула в гостиной, на диване, уткнув нос в подушку и выставив на их обозрение попу с торчащим из-под нее, как хвостик, тощим вибратором. Дружно хихикнули, Маша ругнулась: «Опять, паршивка, не по назначению машинку использовала», Иван примирительно ответил: «Ну ладно тебе, дилдо ведь такого нет», под Машино шипение: «Осторожно! » вытащил из тихо, как бы с сожалением чавкнувшего влагалища остро пахнущий инструмент, отдал Маше, с заметным трудом подхватил Лариску на руки, унес к месту, укрыл простынкой, погладил по голове, поцеловал и потушил в её комнате свет.  

Проснуться Лариска так и не проснулась, лишь на секунду открыв у него на руках глаза, узнав его, пробормотала что-то неясное, но радостное, и тут же закрыла их вновь.

Маша ждала его в коридоре, задумчиво уставившись а пол, отведя одну ногу чуть в сторону и почесывая попу, до которой он в этот раз, посчитав, что женщина дошла до нужной кондиции, да к тому же и гель под рукой, хоть и очень осторожно, но все же добрался, собрав, таким образом, полный комплект её дырочек. Что именно он делал с Лариской, её, по-видимому, не волновало совсем.

Иван озабоченно спросил:

— Больно?

— Не-а... Чешется. Наверное, ещё хочет,  — слабо улыбнулась Маша.  — Но вообще, по-нормальному, кажется, все же лучше... Надо будет как-нибудь попробовать тебя взад, а Железного Дровосека вперед. Или тебя вперед, а Элли взад...

— Угу... Меня в зад — это круто,  — задумчиво почесал у себя между ягодицами Иван.  — Или... А! Понял. Мы же с ними одинаковые...

Маша ткнулась лбом в его грудь и, глядя вниз, зажала в руке измученное мужское достоинство. Чуть подергала:

— Ага... Вот, если его оторвать, тогда обрывок будет наравне... Сколько тут от тебя? Одна сотая?

— Неважно. Он будет всегда мягкий,  — преувеличенно серьезно заметил Иван. Маша, улыбнувшись, кивнула.

— Ладно, милая, пойдем. А попу твою я все же посмотрю ещё раз, мало ли что в экстазе натворил. Да мне и в удовольствие...

Приобняв Машу, он запустил палец в то место, которое она только что чесала сама, и повлек её в сторону ванной. Маша счастливо вздохнула: «Ненасытный... »

И потерлась головой об его плечо.

•  •  •

В понедельник Иван предпринял последнюю попытку уйти от судьбы. На работу он уходил первым, Маша провожала его с таким видом, будто едет он не в свою контору, а на войну, из ванной высунулась, с мордочкой в зубной пасте, Ларка, и, увидев сцену, тоже чуть не заплакала. Обе дамы явно ждали, что Иван скажет хоть что-нибудь про будущее, но он, чувствуя себя распоследней скотиною, так и не смог выдавить из себя на эту тему ничего, отделавшись двумя-тремя общими, незначащими фразами.

Хватило его почти до обеда. Убедившись, что не в состоянии толком заниматься чем бы то ни было, он, наплевав на присутствие им же вызванных в кабинет подчиненных, со злостью взял со стола мобильник и набрал номер.

После долгого ожидания в трубке раздался Машин голос, показавшийся ему почти незнакомым. За два дня, что они провели вместе, он успел забыть, что этот голос может быть и таким,  — чужим, жестким, подчеркнуто спокойным.

— Слушаю.

— Маша,  — он сглотнул вдруг набежавшую слюну,  — это я...

После секундного молчания в трубке раздался невнятный звук, и вдруг в той, далекой комнате, где была сейчас Маша, наступила тишина.

— Д-да...

— Маша, мы где сегодня обедаем?

Еще пауза, и голос уже справившейся с минутной слабостью Маши:

— Ты до трех свободен?

— Вроде ничего особо срочного.

— Тогда давай дома?

— Договорились, Машенька. В два буду дома. Целую, милая!

Он сбросил соединение 

и, чувствуя, как физиономия расплывается в улыбке счастливейшего из идиотов, обвел глазами сидящих за столом людей. Въевшиеся в мозг привычки управленца заставили, было, привычно вычислять, кто как отреагировал на новость под названием «Шеф, кажется, женился». С удовольствием послав привычки к чертовой матери, аккуратно положил аппарат на стол, вскинул вверх кулак, резко бросил его вниз, рявкнул: «Йес! », выдохнул, ещё раз обвел подчиненных взглядом: «А не сказать ли им: «Все свободны! », ещё секунду подумал, ограничился многозначительным: «Вот так, господа! », и вернулся к обсуждавшемуся делу. Теперь оно пошло, и, что называется, со свистом.

Одним из последствий этого его выступления стало сначала некоторое снижение, а потом чувствительное повышение производительности и качества труда лучшей половины его персонала.

За те годы, что он ходил в холостяках, в конторе образовался целый слой дам, озабоченных не столько работой, сколько презентацией себя завидному жениху. Направить, как учил Клаузевиц, сексуальную энергию солдат в угодное службе русло Ивану удавалось не всегда, а посему в этой части коллектива, ехидно называемой его замом, умнейшим человеком с соответствующей фамилией, «курятником», периодически возникали вполне бабского свойства склоки, работе никак не способствующие. Примерно месяца два после его широковещательного сообщения дамы ещё питали какие-то надежды, а потом кто-то из них всерьез занялся работой, кто-то, утратив всякие стимулы не только к труду, но и к пребыванию в фирме вообще, уволился сам или был изгнан, и атмосфера нетрудового соперничества как бы сама собой сошла на нет. Конечно, не навсегда, но, как надеялся Иван, надолго.

В два часа, подъехав к Машиному дому, Иван остановил машину и посмотрел на знакомые окна. «Черт, Ванька, куда ты лезешь? Две половозрелые голые бабы в одной квартире. Ну, с Машкой будет проще, мы с ней и впрямь, как две половинки, сошлись почти совсем без зазора, притремся... С Ларкой... Черт его знает. Будь она на месте Маши, да убери разницу в поколение, было бы так же, кажется... Но две! Мало тебе бабского коллектива на работе, так ещё и дома, добровольно, туда же лезешь. Великий Укротитель Женщин, блин... Ведь заебут. Мозг как минимум... Да и черт с ним, с мозгом. Разберемся, они, обе, того стоят, хоть вместе, хоть по отдельности... И Машка с Ларкой умницы, помогут... Наверное».

Засмеявшись, он загнал машину в общий ряд, вышел и решительно захлопнул дверцу.

С Машей, как он и предполагал, все оказалось просто. Зайдя в прихожую, он снял куртку, пиджак и гастук, сел за стол в кухне. Маша, в деловых блузке и юбке под фартуком,  — не тем, эротичным, а самым обыкновенным, надежно защищающим одежду от неизбежных кухонных случайностей,  — налила ему и себе вчерашнего супа, трудясь ложкой, принялась рассказывать о работе, он послушал, покивал, что-то посоветовал, немножко рассказал о своем. К слову,  — речь зашла о проблемах с недвижимостью у одного из Машиных клиентов,  — между делом спросил: «А что с моим коттеджем будем делать? Может, переберемся туда? », Маша пожала 

плечами: «Зачем? Нам троим и здесь места хватает, а там такая хоромина, возни не оберешься. Давай пока оставим для представительства», он кивнул, и разговор вернулся в прежнее русло.

Когда они, собираясь уходить, одевались в коридоре, Маша залезла в ящичек, выудила оттуда комплект ключей, со словами «Не забудь! » сунула их Ивану в карман куртки и, почти неуловимо, ехидно показала ему язык. Если бы не этот, единственный, момент, то ощущение предельной банальности происходящего у Ивана было бы полным. Такого у него никогда не было не только с бывшей женой, но даже, кажется, и с родителями: будто прожили вместе лет двадцать, полный, исчерпывающий душевный комфорт...

Вечером, уехав с работы много раньше обычного, он по дороге заскочил в показавшийся ему совсем чужим, как гостиничный номер, коттедж, покидал в большую спортивную сумку вещи на первое время, вышел на улицу, оглянулся, хмыкнул задумчиво...

И сел за руль в полной уверенности, что только сейчас он действительно едет домой.

Открыв дверь своим ключом, он обнаружил Машу на кухне, одетую в тот же самый, что и в обед, фартук, только теперь он прикрывал не официальный костюм, а куда как более для него привлекательное Машино обнаженное тело. Вид сзади при этом у Маши был весьма интересным. Повесив куртку на крючок и сняв туфли, он подкрался к весело косящейся на него через плечо женщине, ухватил её обеими руками за низ аппетитных булочек и чуть раздвинул пальцами щелку под ними. Но там было сухо, да и в ответном Машином движении навстречу он не уловил ничего, кроме ласки. Подставив ему щеку для поцелуя, она сказала: «Иди мойся, сейчас будем ужинать».

Не торопясь, он разделся в теперь уже их с Машей спальне и встал под душ.

Лариска, придя с танцев домой через пятнадцать минут после Ивана, то ли слегка нарушила идиллию первого семейного вечера, то ли, наоборот, придала ей дополнительный, слегка пикантный аромат. Увидев в прихожей знакомые куртку и туфли, а потом и сумку, она, даже не спросив ничего у мамы, с восторженными воплями бросилась разыскивать дядю Ваню по квартире, и, обнаружив искомое под душем, попыталась повиснуть у него на шее как есть, в одежде. Ивану хоть и с трудом, но удалось слегка притормозить её порыв, что ничуть не умерило её энтузиазма: поставив, кажется, мировой рекорд по скорости раздевания, она одним прыжком оказалась таки у дяди Вани на шее и, прижавшись к нему всем телом, замерла, мурлыкая, как молоденькая кошечка.

Поглаживая девушку по густым волосам, Иван про себя ухмыльнулся: «Все играет. Ну, пусть ее». Тут Лариска подняла голову и, выгнувшись, чуть отстранила от его груди верх тела, в результате прижавшись к нему низом ещё крепче. Уставилась в глаза:

— Дядь Вань... А вы... Навсегда?

Вдруг чуть смутившись, Иван засмеялся: «Ну что ты, Ларка! Все мы смертны... », Лариска слегка надула губки, и он, торопливо притянув к себе её голову, прикоснулся губами ко лбу:

— Если 

мама не выгонит, да. Только... Маме этого не говори, ладно?

Теперь уже он заглянул ей во вдруг ставшие хитрыми глаза. Лариска, потянувшись губами к его уху, смешливо, по слогам прошептала: «Не скажу! », и облапила его теперь уже вокруг талии, замурлыкала опять, отклячила попку и, покачивая ей, принялась тереться щекой о его грудь. Иван в очередной раз прислушался к своему приятелю: нет, Лариску он за бабу явно не держит. Или Машка вчера его выдоила досуха, на неделю вперед?

«Скорее, все же потому, что чувствует Ларкину игру. Как любая девка в этом возрасте, крыска учится обращаться со своими чарами, пробует их на всех, кого может достать, особенно на тех, кого считает безопасным, а меня она, похоже, таким считает... Кокетничать со мной сиськами в вырезе платья ей невозможно, вот и пробует на мне сразу чуть не ядерную бомбу. Не дамся, так погоди, ещё пососать возьмется... Лучше бы её отцепить сейчас, от греха».

Иван шумно принюхался: сквозь тонкий запах дезодоранта от Ларискиного тела пробивался едва ощутимый дух спортивной раздевалки.

— Ларка! Ты с танцев, да? Вспотела, маленькая?

— Умгуммм... Дядь Вань, вы правда навсегда?

— Да правда, правда,  — он, засмеявшись, шлепнул её по выставленной филейной части.  — Отцепись, пахучая! Хочешь, помою?

— Ой! Очень-очень!

Через пять минут Маша зашла в ванную, выпучила глаза от удивления и сразу же тихонько засмеялась. Лариска, стоя в позе, очень напоминавшей ту, в которой сама Маша намедни в этой же комнате принимала в себя Ивана, сквозь шум льющейся из душа прямо над её ухом воды рассказывала то ли Ивану, то ли кафельной стенке перед её носом, что сегодня было на тренировке, а сам Иван, сидя на корточках почти что между её раздвинутыми ногами, с деловым видом намыливал Ларискины ляжки, плотно придерживая одной рукой девицу за живот и периодически ей поддакивая. Услышав Машин смех, он обернулся и, не прерывая работы, сделал мученический вид: не виноватый я, она сама пришла! Маша с грозным видом вытянула шею, пытаясь заглянуть к нему в пах, Иван с готовностью повернулся и раздвинул колени: смотри, милая, и в мыслях не грешен!

Вполне, судя по выражению лица, удовлетворенная результатами проверки, Маша захихикала уже чуть не в голос, замахала руками: да верю я, верю! Иван кивнул и тут же, воровато на нее оглядываясь, запустил руку с губкой в Ларискину промежность. Ощутив там нечто приятное, Лариска, запнувшись лишь на секунду, но не прекратив трепаться, с готовностью раздвинула пошире и согнула ноги, подставляя под Иванову руку свой интим, и он с преувеличенным усердием принялся его намыливать.

Постояв ещё пару минут, Маша шутливо плюнула, развернулась и ушла. Вернулась минут через десять, с порога критически осмотрела картинку: Лариска, уже мычащая что-то нечленораздельное, стояла теперь к Ивану лицом, расслабленные руки вдоль тела, голова в полупрозрачном беретике закинута вверх, глаза закрыты, на губах блаженная улыбка, соски аж черные и торчат столбиками, а рядом стоит Иван 

и ладонью уже, наверное, в десятый раз смывает с нее давно несуществующую пену.

Иван, не отрываясь от своего приятного занятия, улыбнулся ей, она ответила чуть задумчивой улыбкой, недолго помолчала, явно одобрительно рассматривая происходящее. Потом вздохнула и, с трудом оторвав плечо от косяка, повысила голос так, чтобы её услышали оба:

— Эй, «любовнички»! Ужинать будем? Остынет!

Иван кивнул и, шлепнув напоследок Лариску по попке, выключил воду. Потянулся за полотенцем, уже привычно обернул им девицу, закрепил его над сиськами, убрал руки, и только после этого Лариска, выдохнув и недовольно замычав, изволила открыть глаза. Уперлась взглядом в мать, стоящую у косяка с руками, сложенными на фартуке под грудью, сказала ей «Пффф! », с некоторым трудом вылезла из ванны на коврик, обняла маму, чмокнула куда-то в ухо, потом протянула руку назад, к вылезшему следом за ней Ивану и притянула его к ним. Тихонько прошептала:

— Кааайф... Мам, ты так не можешь... И... спасибо вам обоим, хорошие вы у меня...

Маша, хихикнув, открыла рот, явно собираясь спросить: «Мне-то за что? », но Иван закрыл его поцелуем, внимательно посмотрев ей в глаза. «За то, что доверяешь обоим», подумал он, и Маша, кажется, прочитала его мысль.

После ужина Ивана разморило, и он расслабленно откинулся на спинку дивана. Женщины, сидевшие по его сторонам, о чем-то болтали, он не прислушивался к смыслу, воспринимая звук, как нечто природное, и незаметно задремал, уронив голову на грудь. Проснулся оттого, что к его плечам с двух сторон прижались теплые, мягкие груди, а к щекам — чуть влажные губы.

Довольную улыбку он сдержать до конца не смог, но глаз не открыл. Тогда с одной стороны раздался ехидный шепот: «Мам, смотри: притворяется! », с другой стороны веселое «Ага! », и по его телу, сверху вниз, заскользили, щекоча, десять остреньких коготков: пяток Машиных — чуть ласковее, пять Ларискиных — чуть жестче.

Он сдерживался, пока мог, уж больно забавно было ему узнать, нырнут ли коготки под полотенце, так и оставшееся лежать на его бедрах после душа, и если нырнут, то все, или только Машины, и, главное, что они там будут делать. Но коготки остановились, чуть-чуть не дойдя до тряпки, секунду постояли на месте и вдруг дружно ущипнули его за складку на животе.

Дурашливо ойкнув, он открыл глаза, притянул женщин к себе, чмокнул сначала Ларку, потом Машу и, отпустив, потянулся. Глянул на часы:

— Десять... Как быстро время идет... Ну че, Маш, спать?

Маша потянулась следом, выгнувшись всем телом вверх, и зевнула:

— Ага, пошли... Денек был...

Он покосился на нее, улыбнулся понимающе и чуть виновато: «Да, подруга, до обеда я мог бы тебе нервы и не трепать», встал и протянул руку.

Провожаемые ехидным Ларискиным пожеланием «Хорошей ночи! », они ушли в спальню.

•  •  •

Иван, как обычно, улегся первым, с краю, на спину, а Маша подошла к окну, минуту постояла, вглядываясь в темноту за стеклом. Обернулась к Ивану, задумчиво, серьезно посмотрела на него, и вернулась к кровати.

Улеглась на Ивана сверху, вытянулась по 

нему всем телом, подложив сложенные на его груди ладони под подбородок и касаясь простыни только кончиками пальцев на ногах.

— А знаешь, Вань... Я, когда сегодня за вами в ванной смотрела, кое-что про себя поняла. Странное...

Иван молча ждал продолжения. Чуть пожевав губами, Маша заговорила вновь:

— Ты, когда ей низок намыливать начал... Мне вдруг показалось, что она не просто спиной к тебе стоит, а... по делу. И ты там не рукой и снаружи, а хуйком и внутри шуруешь, как во мне... Да подожди ты виноватиться, Вань, ты дослушай. Знаешь, что я почувствовала? Сначала внизу, а потом и в груди стало вдруг так тепло-тепло, ласково-ласково... На тебя посмотрю — к себе прижать охота, на Ларку — тоже... И не обидно ничуть...

Прикрыла глаза и продолжила:

— Вань, мне самой сейчас странно, но, кажется, именно так... Если ты... Если ты когда-нибудь Ларку... трахнешь, я на вас не обижусь... Кажется, я за вас обрадуюсь...

Иван, погладив её по спине, тяжело вздохнул.

— Маш, иди к черту. Говорил ведь уже, и сама видела... У нас с ней совсем не то, что с тобой. Ты — моя женщина, а Ларка... Красивая, нежная, ласковая, умная, кожа ещё лучше, чем у тебя, и сиськи поновее,  — засмеявшись, он провел пальцем вокруг расплющенной о его грудь Машиной грудки,  — и ещё много чего... Я таких девиц в таком возрасте и не видел никогда, так что, считай, я в вас обоих влюбился...

Он вдруг замолчал. «Ну вот, нужное слово само вылетело»... Маша, однако, не обратила на это ровно никакого внимания, нетерпеливо пошевелившись: продолжай!

«Черт. Ей обязательно, чтобы пару дуэлей со смертельным исходом, потом миллион алых роз, обещание самоубиться и признание на коленях? Ну ладно, не поняла — живи так... »

— Но... С ней у меня совсем другое, да и у нее со мной тоже. Если честно, я сегодня, когда ты в ванную пришла, на тебя глянул и засомневался: может, закончить с такими играми раз и навсегда? Вот встанет сейчас, и все, отмазка готова: какие игры, если члену не играть, а трахаться хочется? Скомандовал ему «Вира! », а он — ноль эмоций... А потом на тебя посмотрел, вдруг разглядел, как ты на нас смотришь... Ну и... Дальше уже не просто с Ларкой играл, а старался, чтобы тебе приятно смотреть было... Тьфу, запутался я с вами совсем...

Он опять вздохнул и засмеялся:

— В общем, Маш, у меня вон, на тебя-то не стоит,  — он чуть пошевелил своим лобком, прижатым к Машиному.  — Ну, на тебя, скажем, уже завтра за милую душу, а на Ларку — нет. Пусть даже и не ждет, паршивка...

Поправил Маше волосы, рассыпавшиеся по плечам, и потянулся чмокнуть её в нос, но Маша легко отклонилась.

— Вань, если я всерьез захочу — и сейчас встанет. Это мне сейчас не надо, вон, потрогай,  — освободив одну руку, она ухватила запястье Ивана и положила его пальцы на самый верх своих ног. Иван осторожно почесал у 

Маши под хвостиком, там и впрямь было, по Машиному присловью, как в Сахаре летом, и убрал руку.  — И на Ларку, если она всерьез захочет, встанет, как миленький. Только мы, бабы, это решаем,  — кому дать, а кто пусть дрочит... Она с тобой играет так, я же и приучила, да, видать, мужские ласки покрепче моих будут. Ох, какая она сегодня была... И ты... Довольный тем, что ей хорошо... Милые вы мои...

Маша вдруг швыркнула носом над покрасневшими, готовыми пустить слезу то ли счастья, то ли самопожертвования глазами, и Иван, с видом человека, замучившегося объяснять элементарные вещи, тяжело вздохнул.

— Машка, ну перестань, а... Играет, да... И не только ласкается, ещё и кокетство отрабатывает. Видно же за версту... Потому и она не захочет, и у меня не встанет... Машк, ну хочешь, я к ней вообще больше не притронусь и пальцем?

— Балбес, ничего не понял... Точнее, понял все, но боишься. Меня боишься, а зря... Наоборот, Вань. Трогай. Трогай почаще, она у меня...  — Маша, чуть запнувшись, поправилась,  — у нас... недоласканная, недолюбленная, мне же некогда все было... Все пыталась качеством количество заместить, как будто две минуты пальцев на письке заменят то, что вы с ней сегодня делали... Трогай так, как вам обоим хочется, а на меня не оглядывайся. Если вы друг друга будете хотеть, неважно как, но из-за меня сдерживаться, вам обоим плохо будет, а мне, значит, вдвойне... А мне... Мне даже просто смотреть на вас, как сегодня, и то... Ох, Вань... Как тепло мне было, ты не понимаешь...

Иван открыл рот, но Маша решительно остановила его, положив пальцы на его губы.

— Подожди, Вань. Еще, уже не бабодурское, вот сейчас, пока говорила, в голову пришло. Когда... В общем, когда Ларка захочет девства своего дурацкого лишиться, я ей лучшего, чем ты, помощника в этом деле и представить не могу. И ты не можешь.

Иван, чуть задержавшись с ответом, был вынужден кивнуть. Тут Маша была права, но это в теории, да и то не во всей...

— Но...

— А никаких «но», Вань. Это и не инцест, она ж тебе по крови и документам — никто, и будет никто, я знаю, случись что со мной, ты её хоть с бумажками, хоть без уже не бросишь, да и она тебя тоже... И не измена, раз я не против, так что твоя совесть передо мной чистая... Понял?

Иван смирился. «В конце концов, какие бы фантазии Машке в голову не лезли, трахать или нет Ларку дело моё, и только моё. Так что пока опустим... »

— Ну-ка, милая, слезь, а то раздавишь...

С улыбкой перекатив Машу с себя на спину, он повернулся к ней и заглянул в глаза.

— А теперь ты меня послушай. Так вот: за доверие, конечно, спасибо... но пользоваться им вплоть до ебли у меня, по крайней мере пока, никакого желания нет. И у Ларки, насколько я понимаю, тоже. Так 

что пока пусть будет все, как есть, а там... Там посмотрим. Может, и у тебя настроение переменится. Старые, страшные бабы обычно жутко ревнивые,  — засмеялся он, и только что серьезная до трагедийности Маша фыркнула:

— Ужас. Это ж до каких пор Ларка в девках ходить должна?

— До морковкиного заговенья... И... Вот ещё что. Запомни: даже если все будет так, как ты говоришь, это будет не за углом, и не втихую. А при тебе. Свечку держать будешь, поняла? Иначе не видать Лариске дефлорации, как своих ушей. По крайней мере, от меня точно. Аминь!

Отвалившись на спину, он скрестил руки на груди и, изображая кого-то вроде римского императора, со значительным выражением лица уставился в потолок. Маша, немного поразглядывав эту картину, вдруг схватила его за императорское достоинство, и вся спесь с Ивана слетела разом.

— Ай!

— Вот тебе и «ай»,  — глаза Маши, все ещё чуть красные от недавно подступавших слез, были теперь полны смеха.  — Я ему тут, понимаешь, как на духу, а ему все хиханьки да хаханьки. Вот щас как обижусь...

Иван, глядя её пальцами по волосам, тихонько засмеялся:

— И я как на духу... У нас с тобой это вообще хорошо получается... И... Не-а. Не обидишься. Потому что я знаю один способ лечения обид, а ты его сейчас не хочешь...

Маша задумчиво почесала там, куда недавно направляла руку Ивана, сказала: «Ну, не хочу... Подумаешь! Вчера-то... Ой, че было... », ещё раз хихикнула, чмокнула Ивана в нос и, потянувшись, выключила свет.

— Спи, бестолковый. Но помни!

— Ага...  — лениво протянул Иван, подтащил Машу к своему боку, разместил поудобнее, закрыл глаза, немного погладил по спинке, пока подруга окончательно не расслабилась. По дороге вспомнил, какими, похоже, искренне счастливыми глазами Машка смотрела на них, стоя в дверях ванной. Хмыкнул: «А ведь, судя по всему, не врет баба, по крайней мере сейчас она именно так чувствует. Даже и сама готова Ларку под меня подложить, искренне уверена, что всем троим так лучше будет. Правда, что бабе в голову взбредет завтра, неведомо, как раз за такие вопросы бог Адама из рая и попер... »

Тяжело вздохнул и, наконец, позволил себе отключиться.