Деньги на булавки

Дядя Нед взял меня за руку.

— Спасибо, что пришел, Сайлас,  — сказал он.

Я изо всех сил старался сдержать слезы. Нед был моим последним живым родственником, и умирал. Эту новость сообщил мне его врач в маленьком холле в конце отделения интенсивной терапии за несколько минут до этого.

Мы с дядей Недом всегда были близки. Он был братом моей матери, а для меня — как второй отец. Два года назад, когда я смотрел, как опускают гроб с телом моей матери в могилу, Нед обнял меня и сказал:

— Она — в лучшем мире, сынок.

Теперь остались только мы с Недом, и он знал, что настал его черед. С тех пор как он заболел, я приходил в больницу каждый день. Он думал, что я прихожу ради него, но теперь я понимаю, что прихожу ради себя. Сегодня у него был разговор с врачом, и он сказал, что необходимо прийти пораньше, так как ему срочно нужно со мной поговорить.

— Я все равно собирался приехать. Просто буду немного раньше,  — сказал я.

Когда я приехал, Нед сказал голосом, становившимся все слабее:

— Мне надо поговорить с тобой о деньгах на булавки.

«Деньги на булавки» были чем-то вроде семейной легенды. Они начались с моего прадеда, Сайласа, моего тезки, отец которого был адвокатом. Но Сайлас хотел стать фермером. Его отец был против, но молодой Сайлас держал кур за домом состоятельной семьи. Это немного смущало состоятельную семью. Сайлас продавал яйца и копил деньги. Когда Сайласу исполнилось двадцать, его отец поставил точку и сказал, что с него кур хватит. Если Сайлас откажется заниматься тем, что его отец считает подходящей профессией, то будет отрезан от семейного богатства.

Отец не знал, что на продаже яиц Сайлас зарабатывал значительные деньги. Сайлас ушел из дома и устроился на ферму. Он настолько преуспел в этом деле, что примирился с семьей.

Обретя самостоятельность, Сайлас всегда откладывал деньги от продажи яиц в специальный фонд. В конце концов, он передал эти деньги моему дедушке в качестве своего рода траста для будущих поколений семьи. У моего деда было двое детей: моя мать, Соня, и мой дядя Нед, которому он доверил деньги на булавки, как их называли. Когда в семье возникали финансовые проблемы, моя мать и дядя Нед говорили: «Давай возьмем из денег на булавки», а потом истерически хохотали.

Возможно, именно из-за этого смеха я воспринимал «деньги на булавки» как своего рода шутку. Нед был адвокатом, как и его дед, отец Сайласа. Тем не менее, Нед всегда жил очень экономно, в маленьком доме, имея очень скромные потребности. Он так и не женился, часто говоря, что женится, когда найдет женщину, такую же хорошую как его мать или сестра, но, думаю, так и не нашел.

— Дядя,  — сказал я,  — если в фонде булавок ничего нет, мне плевать. Я здесь ради тебя, а не ради денег.

— Знаю, поэтому и позвонил тебе. В следующем месяце ты женишься на 

Нэнси, и... какой бы хорошей она ни казалась и какой бы красивой ни была, есть в ней нечто, чему я не могу доверять. Говорят, что своего супруга не знаешь, пока не проживешь в браке долгое время,  — сказал Нед, а затем сделал паузу, прежде чем продолжить:

— Дома, в моем письменном столе ты найдешь завещание и всю информацию о семейном трасте Сайласа Стивенсона. Пожалуйста, не говори об этом своей жене, пока не будешь полностью уверен в ней и не проживешь с ней в браке не менее пяти лет. Пообещай мне это, и я отправлюсь на вечный покой с миром.

Что мне было делать? Я дал дяде слово, которого он добивался. Я считал, что это — маленькое, неважное дело. Мне предстояло убедиться, что я сильно ошибался.

Я пробыл у дяди ещё с час. За это время он, казалось, уснул, но тут заверещали и зажужжали мониторы. Мой дядя Нед ушел, чтобы присоединиться к моей матери и его матери.

Три дня спустя я похоронил дядю на семейном участке рядом с мамой и папой. Там, на маленьком кладбище за пределами Массены, были их родители, как и вся семья.

Нэнси, моя невеста, на похороны не приехала. У нее были выпускные экзамены. Тогда Нэнси была студенткой четвертого курса медицинского факультета.

•  •  •

Мы с Нэнси были вместе около двух лет. Они с дядей Недом никогда не могли сойтись. Нэнси может быть слегка неприязненной. Она — очень целеустремленная. Со школьных лет она была нацелена на то, чтобы стать врачом, и ради этого шла на любые жертвы. Это сделало её немного социально угнетенной.

Она — симпатичная. Некоторые даже могли бы сказать, красивая: рост метр шестьдесят восемь, светлые волосы длиной до плеч. У нее фигура чирлидерши, но характер компьютерного гика. В математике она была не лучшей, поэтому мы и познакомились. В колледже я был репетитором для тех, кто испытывал трудности с высшей математикой. Нэнси приставили ко мне. Ей нужны были хорошие оценки, чтобы поступить в медицинский колледж, а это означало не просто сдать высшую математику, но сделать это очень хорошо.

Каким-то образом мы просто нашли общий язык. Моей целью было преподавание. Мы оба стремились помогать другим. Ни у кого из нас не было большого опыта отношений. Мы начали то, что я бы назвал «учебными свиданиями». Собирались вместе для занятий и заканчивали их в кафе. Постепенно начали тискаться по дороге домой.

В тот вечер, когда я получил известие о смерти матери, я был с Нэнси. На следующий день я попросил её выйти за меня замуж. Но мы отложили свадьбу до тех пор, пока я не закончу университет и не найду работу преподавателя.

Через неделю после похорон Неда я открыл ящик стола моего дяди и обнаружил, что он оставил мне великое бремя. Там, аккуратно разложенные, лежали его последнее завещание и документы траста, единственным бенефициаром которого был я. Ежемесячные выписки из банков и от брокеров говорили сами за 

себя. В семейном трасте Стивенсонов находилось почти семь миллионов долларов.

•  •  •

Мы с Нэнси жили вместе несколько лет, пока она заканчивала колледж. Я получил свой диплом учителя, и на следующий же месяц была запланирована свадьба. Мне приходилось содержать нас на свою зарплату учителя, пока она заканчивала учебу. Ей предстоял долгий путь, так как она хотела стать хирургом. Деньги, что я унаследовал, облегчили бы жизнь, но я обещал держать их в секрете. К тому же, я рассматривал деньги на булавки как своего рода личное обязательство, которое должно быть передано нашим детям.

Я не сказал Нэнси о трастовом фонде, а вместо этого отнес деньги в инвестиционную компанию на Манхэттене. Если нам что-то было нужно, я брал деньги из фонда, всегда создавая впечатление, что взял деньги в долг и изо всех сил стараюсь их вернуть — в какой-то степени это было правдой. Я намеревался вернуть деньги в траст как можно быстрее.

Ее родители устроили нам прекрасную свадьбу, но от их предложения оплатить медовый месяц я отказался. Я отвез нас на дорогой карибский курорт, сказав Нэнси, что дядя Нед завещал мне средства на проведение медового месяца — и это была правда.

•  •  •

Первые несколько лет нашего брака я видел Нэнси очень редко. Казалось, она постоянно учится, но когда мы были вместе, жизнь была хороша. Очень хороша. Моя карьера, в конечном счете, держала меня очень занятым. Я работал учителем в государственной школе в престижном районе, где преподавал во втором классе. С моим математическим образованием я мог бы преподавать в средней школе и даже получить высшее образование и стать профессором колледжа. Однако мои стремления были направлены на то, чтобы изменить к лучшему жизнь моих учеников. Сердце мне подсказывало, что лучшее для этого — обучение маленьких детей.

Нэнси не понимала природу моего призвания, но поначалу приняла его. Как уже говорил, когда она училась на медицинском факультете, а я учил маленьких детей, мы были очень счастливы. Я с нетерпением ждал, что когда-нибудь у нас появятся и свои дети.

В конце концов, Нэнси окончила университет и проходила практику в местном медицинском центре. Я перешел от слишком редких встреч с ней к почти полному их отсутствию. Однако я понимал, что она работает над достижением цели, и верил, что когда закончится её стажировка, мы будем по-настоящему вместе. Однако вскоре она отправилась в ординатуру. Не успел я оглянуться, как мы уже были в браке пять лет.

Пришло время рассказать Нэнси о деньгах на булавки, но что-то меня удерживало. Я знал, что должен рассказать ей, но что-то заставляло меня хранить молчание. Наконец, я признался себе, что не доверяю жене. Она была амбициозна и слишком хорошо осознавала своё положение в обществе. Я сказал себе, что со временем она повзрослеет, и тогда я смогу раскрыть тайну денег на булавки.

Нэнси закончила ординатуру и начала карьеру хирурга. Я думал, что мы станем видеться чаще, но этого не случилось. Однако 

доход Нэнси значительно вырос, и вскоре она заговорила о покупке дома. Я воспринял это как хороший знак того, что мы планируем завести детей.

Нэнси настаивала на покупке дорогого дома в фешенебельном районе, который, по её мнению, соответствовал бы её новому, накрученному статусу.

— Я — хирург,  — сказала она мне,  — и это — дом успешного врача.

Дом был классическим особняком, занимающим слишком большой участок земли и имеющим дизайн интерьера, создававшего много бесполезного пространства. В доме был отдельно стоящий гараж на три машины, который Нэнси вскоре заполнила дорогим автомобилем класса люкс и полноприводным вездеходом. Наш маленький «Субару», на котором ездил я, был втиснут на третье место.

Мое предположение о том, что настало время подумать о детях, было отброшено.

— Мы только что обрели свободу. Дети свяжут нас. Пришло время насладиться нашим успехом,  — возразила она.

Однако мы не наслаждались свободой; по крайней мере, не я. Я проводил много одиноких ночей и выходных в большом пустом доме. Мы жили в районе с открытки, где дома стоят близко, но люди далеки друг от друга. Нэнси якобы не работала ни по ночам, ни по выходным, но я начал подозревать, что здесь была не только работа.

•  •  •

Со скуки я стал работать по выходным в местном детском саду и проводить ночи в чатах в Интернете. Именно это последнее занятие и привело к странному развитию событий.

Обычно я посещал группы, ориентированные на образование, где мы обсуждали современные тенденции в этой области. Однажды вечером появился новичок с необычным и очень специфическим вопросом.

Это Гермес,  — написал он.  — Кто-нибудь знает об образовательной программе под названием Dосtrinа? Мне были бы интересны ваши соображения.

Чат, в котором я был в тот вечер, состоял в основном из школьных администраторов. Они слышали об образовательной программе, о которой он упомянул. Это был сложный пакет компьютерных программ для детей младшего школьного возраста, о котором тогда много писали в прессе. Большинство администраторов, присутствовавших в чате в тот вечер, были в полном восторге. Однако так получилось, что моя школа стала испытательным полигоном, и я знал, что программа бесполезна.

Технологии,  — прокомментировал я,  — это все очень хорошо. Но «Доктрина» требует больших инвестиций в оборудование почти для всех школ. Даже в самых обеспеченных школах на каждый младший класс приходится всего один-два компьютера. Использование же этого программного продукта требует больших инвестиций для получения скромных успехов. Это исключает государственные и все частные школы, кроме нескольких элитных. Однако если на обучение своего ребенка в частной школе вы тратите небольшое состояние, то хотите ли, чтобы его учила машина?

А как насчет домашнего обучения?  — спросил Гермес.

На этот счет у меня были мысли, и вскоре он предложил пообщаться в приватном чате. Следующие четыре часа мы обсуждали шансы Dосtrinа на успех в сфере образования. Было уже два часа ночи, когда мы отключились. Однако моей жены дома все ещё не было. Она пришла около трех и, спотыкаясь, прошла в нашу спальню. Я притворился, что сплю.  

Она явно выпила и, следовательно, не работала. Она бросила свою одежду в корзину для белья и направилась в ванную, расположенную рядом со спальней.

•  •  •

Перед уходом на работу на следующий день я проверил корзину для белья. Нэнси все ещё спала. Предположительно, она работала в смену с четырех до полуночи, но у меня были сомнения. Одежда в корзине была не та, что надевают на работу, особенно модное нижнее белье, испачканное следами секса. Вся вера, которую я питал к своей жене, была утеряна.

Следующие две недели я ходил как в тумане, задаваясь вопросом, что стало с моей жизнью, и пытаясь определить дальнейший её курс. Что пошло не так? Это — что-то, что я сделал или не сделал? Был ли это один мужчина или много? Должен ли я открыто поговорить с ней? Попробовать ли нам обратиться к психологу?

Было так много вопросов, но простых ответов не было.

Из этого состояния меня вывел маленький Джеффри Андерсон. Он был смышленым мальчиком, но ему приходилось нелегко. У него были явные проблемы с чтением и с дикцией. Я подозревал у него неспособность к обучению. В нашей школе не было условий для адекватного тестирования. Мы проводили тестирование, но оно было сугубо рутинным.

Я знал, что у его родителей есть средства, сообщил им о своих подозрениях на родительском собрании и порекомендовал несколько надежных источников, которые могли бы им помочь. Как оказалось, у Джеффри была проблема, и ему нужна была дополнительная помощь, чтобы преодолеть её. Помощь Джеффри могла отвлечь меня от проблем в браке.

В конце встречи по оценке и вмешательству мистер и миссис Андерсон поблагодарили меня. Миссис Андерсон обняла меня и сказала:

— Вы — замечательный человек. Ваша жена — очень счастливая женщина, хотя, похоже, этого не понимает.

Миссис Андерсон — супервайзер медсестер в больнице, где работает моя жена, а её муж — известный адвокат. Затем Джек Андерсон пожал мне руку и сказал:

— Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, Сайлас, пожалуйста, не стесняйтесь попросить.

Я ушел, чувствуя себя гигантом. Я был на вершине своей профессии. В этот момент я получил загадочное СМС от Гермеса, где он просил меня зайти на дискуссионный форум поздно вечером для приватной беседы. Следующее СМС было от моей жены, сообщившей мне, что в этот вечер она опять будет поздно. Я зашел на доску объявлений примерно в одиннадцать часов вечера. Гермес уже ждал меня там.

Эй, Учитель,  — начал он,  — я у тебя в долгу. Та сделка с «Доктриной» провалилась. Ты сэкономил мне кучу денег.

Я рад, но разве ты занимаешься этим? Инвестициями?

Да, я начинал как дневной трейдер с семейными деньгами, но чуть все не потерял. Однако я встретил одного парня, управляющего фондом, инвестирующим в стартапы. Я инвестирую с ним уже около трех лет. Он не всегда попадает в цель, но когда попадает, это — хороший заработок. Он проталкивал эту доктрину, пока я его не просветил. Он благодарен за помощь, которую ты нам оказал.

Рад был помочь.

Слушай,  

мы обсудили это с моим другом, и у нас есть предложение, не терпящее отлагательств. Если ты заинтересован, я могу передать тебе часть своего опциона. Минимальный опцион — пятьсот тысяч. Я дам тебе часть своего, любую сумму, какую захочешь, до пяти тысяч,  — сказал он.

Что ж, думаю, я мог бы вложить часть денег из фонда на булавки,  — напечатал я.

Ха-ха, деньги на булавки — это хорошо!

Я не знал этого парня, не считая общения на доске объявлений, но в тот вечер что-то меня подтолкнуло. Я был на вершине от успеха с Джеффри Андерсоном и на дне пропасти, потому что чувствовал, что миссис Андерсон знает, чем занимается моя жена за моей спиной.

Знаешь, друг,  — написал я,  — я войду, но хочу полную долю.

Пятьсот тысяч! Серьезно? Ты — учитель?

Как я уже говорил, у меня есть деньги на булавки.

Булавки! Кто бы мог подумать?

Но как называется эта компания?

Компания называется Odeo, но мы инвестируем в её дочернюю компанию; они называют её Twitter. Да, понимаю, глупое название.

Название было очень глупым, но думаю, вы понимаете, что случилось. Я ввязался в то, о чем не имел ни малейшего представления. Если бы Гермес объяснил, что это такое, я бы, конечно, прошел мимо. На мой взгляд, использовать такое глупое название было глупой идеей. Это должно было стать первой из нескольких глупых идей. Иногда они терпели неудачу, но когда попадали, отдача была большой.

•  •  •

Через пять лет после покупки Twitter я наблюдал за своей женой из другого конца бального зала. Наши с Нэнси отношения пошли на спад. В этот раз мы были на сборе средств и праздничной вечеринке для больницы. Все были в официальной одежде, кроме учителя. Я был в своем лучшем синем костюме и чувствовал смущение жены. Со своей стороны, она висела на руке молодого хирурга, своего последнего любовника. Скоро начнутся танцы, и она окажется в его объятиях, танцуя слишком близко, чтобы это было приличным.

Меня это должно было волновать, но в планах определенно стоял развод. Проблема в том, что в данный момент я был слишком богат. Я был богаче, чем имеет право быть любой мужчина. Я скрывал своё богатство, но не мог понять, как оно не всплывет при разводе и не нарушит мою жизнь. Таково было странное стечение обстоятельств, приведшее меня к этому месту в моей жизни. Я тайно использовал деньги на булавки на добрые дела, но при этом тщательно следил за тем, чтобы не раскрыть своё владение этими деньгами. Однако судьба ещё не покончила ни с деньгами, ни со мной.

— Мистер Стивенсон,  — сказала женщина, взяв меня за руку.

Я отвлекся от наблюдения за своей женой и увидел рядом с собой миссис Андерсон.

— О, привет, Мэри,  — сказал я.  — Должен был догадаться, что вы здесь. Поздравляю вас с назначением на должность руководителя сестринского дела.

— Спасибо, и если не возражаете, я бы хотела представить вас нескольким лицам.

Она подвела меня к небольшой группе.

— Моего мужа,  

Джека, вы знаете, а это — Лесли Дюмон, президент нашей больницы. Её муж, Артур, и Донна...

— ... Миллер,  — сказал я, перебив её.  — Мы — старые знакомые.

Мэри повернулась к Донне.

— О, ты знаешь мистера Стивенсона?

— Да,  — сказала Донна.  — Сайлас — волонтер в детском саду, которым пользуюсь я. Боюсь, я несколько раз навязывалась ему в попутчики, опаздывая на встречу.

Донна была невысокой женщиной с округлой фигурой. Не то чтобы толстой, но с широкими бедрами и объемной грудью. Как на старых рисунках сексуальных лесных нимф,  — подумал я, увидев её в первый раз. Меня заворожили её шелковистые черные волосы, коротко подстриженные и обрамляющие красивое круглое лицо.

В детском саду, где я работал волонтером, у нее было двое детей. Она была дипломированной медсестрой в больнице, работала по выходным, чтобы избежгать ночных смен. Дома ей не хватало помощи, так как за два года до этого умер её муж. Детский сад выходного дня очень ограничен, и его трудно содержать из-за снижения спроса и значительных расходов. Наш детский сад работал семь дней в неделю благодаря гранту от таинственного фонда со странным названием «Фонд булавок».

— Помочь красивой женщине, нуждающейся в помощи, никогда не помешает,  — сказал я, вызвав смех группы и робкую, смущенную улыбку Донны.

Тут в разговор вступил адвокат Джек Андерсон, сказав:

— Очень хорошо сказано, и очевидно верно, поскольку это исходит от лучшего педагога, которого я знаю. Того, кто посвятил себя совершенству.

Теперь настала моя очередь смущенно покраснеть, но Мэри Андерсон тут же начала объяснять Донне и мистеру и миссис Дюмон, как я заметил проблемы Джеффри с обучением и помог разработать для него план вмешательства.

— В следующем году Джеффри переходит в среднюю школу, и благодаря этому человеку он — лучший в своем классе,  — сказала она, наклонившись и обняв меня.

— Совершенство в своей профессии — это то, к чему все мы стремимся, но мало кто из нас достигает,  — отметил Артур Дюмон.

Затем миссис Дюмон добавила:

— Однако некоторые позволяют руководить собой своей низменной натуре.

Говоря это, Лесли Дюмон смотрела через весь зал туда, где моя жена начала танцевать со своим новым любовником. Я не считал, что деятельность моей жены была полностью тайной, но тогда показалось, что она была гораздо более широко известна, чем я полагал.

В этот момент Донна сказала:

— Я собираюсь решиться и пригласить этого прекрасного джентльмена на танец.

Именно так я впервые держал в своих объятиях Донну Миллер. Женщину, которая с того момента, казалось, идеально заполнила пространство между моими руками и пустоту в моей жизни. В тот вечер я отвез Донну домой, оставив жене самой добираться до дома, который мы иногда делили.

•  •  •

Донна жила в маленьком домике, врезанном в холм на боковой улице. Она пригласила меня выпить кофе. Я наблюдал, как она с любовью проверяет своих детей, спящих в кроватках. Затем она заплатила молодой девушке, сидевшей с ними, вытащив деньги из маленького кошелька в дамской сумочке. Когда она выдала девочке деньги, кошелек остался пуст.  

Я ещё раз обратил внимание на то, как часто имеется различие между домашним счастьем и финансовым благополучием.

Мы сидели у нее на кухне до самого утра и пили кофе. Я подталкивал её к тому, чтобы она рассказала мне о своей жизни. Она рассказала о своем детстве и учебе в школе медсестер, а затем о том, как встретила своего мужа и влюбилась. Рассказала о том, как родила сначала сына, а потом дочь. Все это вытекало из нее, как весенняя река, несущаяся к морю. Затем плотину прорвало, и она потихоньку рассказала мне о трагической гибели своего мужа. Она и дети были с ним в машине, ехали навестить его пожилую мать, когда в них врезался грузовик, убив его и ранив её.

— К счастью, дети были в безопасности на заднем сиденье, но Джейсон погиб, а я три недели провела в больнице. Грузовик принадлежал какой-то корпорации, у которой страховка была маленькой. Выплаты за Джейсона вскоре исчерпались из-за наших расходов на жизнь в тот первый год.

Она пыталась замалчивать трудности, с которыми столкнулась после смерти мужа, но я ей не позволил. Заставил её рассказать мне все, зная, что рассказ облегчает её бремя.

— Не знаю, что бы я делала без льготного детского сада, который мне предоставил центр, где работаешь ты,  — сказала она.  — Интересно, как им это удается?

— О, знаешь,  — сказал я,  — такие люди как я, жертвуют немного времени, а такие родители как ты, помогают. Кроме того, у нас есть благотворители.

— Да, я тебе очень благодарна,  — сказала она, накрывая мою руку своей и сжимая её.  — И очень благодарна этому фонду «Булавок». Я должна написать им и рассказать, как сильно они мне помогли и как я им благодарна.

— О, уверен, что они это знают.

— Ну, я бы все равно хотела им сказать,  — сказала она.  — Не мог бы ты дать мне их адрес?

— Я над этим поработаю,  — сказал я.  — Но уже очень поздно, и мне пора идти.

— Думаю, ты ошибаешься,  — улыбнулась она,  — на самом деле, сейчас очень рано. Но я тебя отпущу, если пообещаешь вернуться и рассказать все о себе, а не позволять мне вести все разговоры, как я это делала прошлым вечером.

Я дал это обещание и на самом деле собирался вернуться.

В тот вечер дома меня ждала жена. Она была в ярости и настроена на ссору, но у меня не было причин давать ей то, чего она хотела.

— Послушай, я устал, и, что бы ты там ни говорила, иду спать.

— О, нет, не идешь! Ты не можешь просто бросать меня без единого слова на публичном мероприятии. Как, по-твоему, мне было добираться домой?

— Я ожидал, что домой тебя отвезет твой бойфренд,  — сказал я, бросив на нее взгляд, который, как я надеялся, говорил о том, что я знаю о её внебрачных связях.

— Как ты смеешь бросаться такими обвинениями?!

— Как уже сказал, я устал, и 

это — не обвинение, а факт, известный большинству, если не всем твоим коллегам. Ты и... кажется, его зовут доктор Энтони Винсент... в течение нескольких месяцев вели себя очень публично. Сегодня вечером ты выставляла это напоказ перед коллегами.

— Тони — друг, и это все!

— Ну, я полагаю, что твой друг подвез тебя домой.

— Если бы ты хоть что-то понимал, то знал бы, что Тони ездит на мотоцикле, а я была одета не для этого.

— Нэнси,  — вздохнул я,  — неужели ты не можешь понять, что мне уже все равно?

— Почему? Полагаю, у тебя есть что-то с той шлюхой, с которой ты ушел сегодня вечером.

С этими словами я резко повернулся. Она чуть не упала с лестницы, не ожидав, что я столкнусь с ней.

— Донна Миллер — не шлюха. Она — вдова и мать. Порядочная женщина, которую таким как ты, не понять.

Она не ожидала от меня защиты Донны, и когда схватилась за перила, чтобы не упасть, я увидел, как на её лице что-то проступило: смесь страха и потери. Но затем она вернула свой гнев и, когда мы достигли верха лестницы, сказала:

— Ты ненавидишь меня из-за моего успеха.

У двери в нашу спальню я снова повернулся к ней, но не со злостью, а с любопытством.

— Почему ты думаешь, что я тебя ненавижу?  — спросил я.

— Потому что я — выдающийся хирург, а ты — неважный школьный учитель.

Я мог лишь покачать головой, входя в спальню и готовясь ко сну.

Очевидно, она решила, что своим последним заявлением заработала очко.

— Все это моё, ты знаешь,  — утверждала она.  — Дом и все что в нем. Мерседес и внедорожник, деньги на банковских счетах и наш 401(k) — все это на мои доходы.

Но не деньги в фонде «Булавки». Ни один доллар не пришел от нее из десятков миллионов фонда, зарабатывавшего за неделю больше, чем она — за год. Она также не могла претендовать на полное владение остальным нашим имуществом, приобретенным на мою зарплату преподавателя. Однако я чувствовал лишь разочарование от того, что в нашем браке она поставила вещи выше любви.

— Почему, Нэнси?  — спросил я.  — Как можешь ты быть так зациклена на материальном?

Говоря это, я поблагодарил дядю Неда за его совет. Я держал деньги на булавки в секрете, потому что не мог быть уверен в своей жене. Я вошел в ванную комнату в главной спальне и закрыл за собой дверь. Нэнси сначала подергала дверь, а потом крикнула через нее:

— При разводе я прослежу, чтобы тебе ничего не досталось!

Потом, слава богу, она затихла. Её не было, когда я закончил в ванной и вернулся в спальню. Я пожал плечами и лег спать.

•  •  •

На следующий день после Дня благодарения Нэнси фактически всадила нож в наш брак. Мы провели праздник у её родителей, и моя Нэнси притворялась, что мы — любящая пара. Когда подали еду и её мать наконец-то села за стол, первыми словами из её уст, которые услышали все члены 

семьи, были:

— Сайлас, когда я смогу увидеть внуков?

— Спроси у своей дочери,  — ответил я.

Нэнси бросила на меня сердитый взгляд, а затем начала свой стандартный ответ о том, что мы должны подождать, пока её карьера не станет более успешной. В конце её мать дала свой стандартный совет, что нам не следует ждать слишком долго.

На следующий день Нэнси заверила, что мы ждали слишком долго.

— Я уезжаю на рождественские каникулы,  — сообщила она мне.

— И куда предлагаешь нам поехать?  — спросил я.

— Не нам,  — сказала она.  — Я еду с другом.

— Это — друг-мужчина, я полагаю.

— Не твое дело!  — прошипела она.

— Ну, это не Тони Винсент, потому что я слышал, что он бросил тебя ради более молодой модели.

Она пришла в ярость и выбежала из дома. Я посидел немного, а потом решил позвонить в турагентство.

— Да, я могу забронировать эту поездку,  — сообщила мне женщина,  — но должна предупредить, что на рождественской неделе она может обойтись очень дорого, и это без учета платы за вход в парк и аттракционы.

— Просто сделайте заказ, но не принимайте окончательных обязательств до тех пор, пока женщина не скажет «да»,  — сказал я ей.

За последний год я довольно часто встречался с Донной. Часто приглашал её и детей на ужин, когда по выходным она приходила забирать их из детского сада. Дети уже хорошо меня знали. Это — Даррел, шести лет, и Шайенн, четырех лет. Даррела назвали в честь его деда по отцовской линии, а Шайенн — в честь матери Донны. Хотя мы с Донной стали близки, физической связи не было. Дело не в том, что я сдерживался из каких-то ложных моральных соображений. Насколько мне было известно, я ничем не был обязан ни Нэнси, ни нашему браку. Но я чувствовал конфликт внутри Донны; хорошая жена все ещё пыталась оправиться от смерти мужа.

Именно в этом ключе я попросил Донну и её детей поехать со мной в Диснейленд во Флориде на рождественской неделе. Сначала предложил Донне, сделав это в отсутствии детей. Она по первости отказалась.

— Ты считаешь это разумным?  — спросила она.

— Если беспокоишься о моей жене, то не стоит. Она сообщила, что будет отдыхать с другом.

— Нет, это не моя забота,  — сказала Донна.  — Я думала о расходах.

— Что ж, не беспокойся. У меня есть деньги, отложенные на такие случаи.

Когда мы сказали об этом детям, они были в восторге, но мне пришло в голову, что Донна уже знала, что с моей женой не будет проблем. Я должен был выяснить, что она знает.

Я сделал ещё кое-что. Позвонил и нанял частную детективную фирму, крупную и обладающую ресурсами, чтобы проследить за моей женой во время её поездки. Опять же, там напомнили мне о расходах, и я заверил, что это — не проблема.

— Как насчет того, чтобы я послал вам задаток в двадцать пять тысяч долларов, а вы бы выставляли мне счет еженедельно?

Устроив слежку за женой, я подготовился 

к окончанию учебного семестра и отпуску. Впервые за много лет я с нетерпением ждал Рождества.

•  •  •

Мы вылетели в Орландо в канун Рождества. Поездка с двумя маленькими детьми была утомительной. В номере, что я забронировал, было две большие спальни, и одну из них вместе с детьми заняла Донна. Я спал один на двуспальной кровати. Рано утром в день Рождества дети нас разбудили, торопясь идти. Мы провели день на аттракционах и бродили по парку. Однако к позднему вечеру все вымотались. День в парке был суматошным, но я надеялся, что к концу поездки толпы станет меньше.

Вскоре после раннего ужина сначала Шайенн, а затем Даррел заснули. Я открыл бутылку вина из обслуживания номеров, и мы с Донной устроились на диване. Донна сделала глоток, а затем откланялась. Я решил, что она устала и собирается ложиться спать.

Донна вернулась в простенькой короткой ночнушке в стиле «бэби-долл». Я был ошеломлен и едва сумел пролепетать:

— Какого черта?

— О, тебе не нравится?  — поддразнила она, расправив подол и немного покружившись.

Впервые увидев её, я подумал, что она немного похожа на классическую сексуальную нимфу, но, увидев её в таком виде, я понял, что она — самая сексуальная нимфа на свете. Когда она закончила свой маленький пируэт, я вскочил и обнял её. Последующий секс не поддается описанию. Казалось, нашей страсти не было конца, и это потому, что то была не просто страсть. Каждый из нас знал, что другой влюбился, даже не имея секса. Мы перешли к тому состоянию физической близости, к которому многие стремятся, но немногие достигают.

Ранним утром, измученные, мы лежали, в объятиях друг друга, и я спросил:

— Почему именно сейчас, Донна?

— Потому,  — ответила она,  — что я люблю тебя, давно тебя хотела и знала, что ты хочешь меня. Но ты достаточно уважал его и меня, чтобы подождать.

Я знал, что тот, о ком она говорит,  — её погибший муж. После мы поспали, и только позже, почти в последний день, сидя в маленьком кафе и попивая кофе по завышенной цене, я спросил, что она знает о новом друге моей жены. Её дети играли неподалеку, она наблюдала за ними и говоря, не смотрела на меня.

— Это доктор Шерман, и, боюсь, это будет небольшой скандал.

— Уж не Томас ли Шерман? Главный врач больницы.

— Да,  — ответила она.  — Тот самый Томас Шерман.

— Но он счастливо женат, и должен быть старше Нэнси по крайней мере лет на пятнадцать,  — возразил я.

— Скорее на двадцать, и ходят слухи, что у него была просто интрижка с более молодой женщиной, пока жена не застала его с ней в постели и не выгнала. Теперь говорят, что он пытается выглядеть благообразно. Однако никто не верит, что он долго продержится с больничной шлюхой,  — высказала она своё мнение.

Затем, осознав, что именно сказала о моей жене, она повернулась ко мне с пылающим лицом и извинилась.

— Не волнуйся. Она именно такая и даже больше,  — 

признал я.

•  •  •

Мне не хотелось ехать домой, но я знал, что нам придется это сделать.

Мы приехали домой в канун Нового года, как раз вовремя, чтобы отпраздновать падение шара на Таймс-сквер. В ту ночь я не пошел домой, а остался у Донны. Моя жена вернулась на следующий день, спустя всего час после моего приезда.

Она выглядела хорошо и загорела, явно после отпуска на солнце. Думаю, её собственный загар мешал ей заметить мой. Во всяком случае, мы не обменялись приветственным поцелуем.

Прохладная атмосфера сохранялась между нами до февраля, когда я пришел домой из школы и застал её сидящей в нашей гостиной.

Я знал, в чем у нее проблема. Продолжал за ней следить. Весть о романе между главврачом и хирургом дошла до попечителей больницы, и один из любовников должен был уйти. Выбрали шлюху. Она хотела, чтобы я её утешил, но мне было трудно это сделать. Она также пыталась вернуть к себе моё расположение. Однако, как говорится, корабль уплыл.

В апреле мой брак с Нэнси резко оборвался. Я ждал, пока она встанет на ноги в профессиональном плане, прежде чем потребовать развода. Её возвращение к своему призванию далось ей нелегко. Больницы нашего региона знали о её репутации и не хотели иметь с ней ничего общего. Наконец, она нашла место в небольшой больнице, специализировавшейся на бариатрической хирургии для снижения веса, чтобы выжить в нынешних условиях здравоохранения. Главным хирургом была женщина, а Нэнси стала её ассистентом. Я предполагал, что это — значительное снижение престижа, но, возможно, не зарплаты.

В любом случае, все взорвалось из-за кое-чего с моей стороны. Поначалу мы с Донной старались соблюдать меры предосторожности. Вернувшись из Флориды, Донна начала принимать таблетки или, точнее, какой-то пластырь. Я недостаточно осведомлен, чтобы понять, что пошло не так, но она забеременела, и счастью моему не было границ.

Поскольку она работала в больнице, новости быстро стали известны. Однажды днем я вернулся домой из школы, намереваясь переодеться и отправиться к Донне. Там меня ждала Нэнси.

— Ну, ты сделал маленькую девку беременной,  — обвинила она меня.

Я лишь пожал плечами и ответил:

— Да, и мы очень рады.

Как я и предполагал, это вывело Нэнси из себя, и она начала обзывать Донну и меня. Когда она немного успокоилась, я как можно спокойнее сказал:

— Для тебя это должно быть унизительно не более, чем для меня твой статус знатной шлюхи. Но если захочешь смягчить боль, то предлагаю тебе развестись со мной как можно скорее.

— Ты — ублюдок,  — выругалась она.  — Тебе даже не стыдно.

— Что касается меня, то мне стыдиться нечего.

— Я заявлю о прелюбодеянии и назову маленькую мать твоей любовницей.

— Нет, не заявишь,  — рассмеялся я.  — Видишь ли, у меня есть фотографии. Я следил за тобой с позапрошлого Рождества. Особенно мне нравится набор фотографий, где ты с Томом Шерманом — на нудистском пляже в Сент-Мартине. Если они попадут в Интернет, то все что у тебя осталось от репутации, испарится.

— 

Ты не посмеешь,  — сказала она.

— Попробуй!

После я ушел и направился прямо в офис Джека Андерсона. Он ждал меня уже довольно давно.

Сидя в своем кабинете, он сказал:

— Ты ведь понимаешь, что она станет требовать все.

— Она может получить все, кроме денег на булавки, но понятно, что я хочу сделать это быстро,  — сказал я.

— До траста на булавки она добраться не сможет. Он безотзывный, и ты последовал моему совету переводить в него свои финансовые доходы постепенно, с течением времени,  — ответил Джек.

— Хорошо, давай сделаем это.

Донна была настроена не так оптимистично.

— Как ты можешь отдать ей все? Ты должен с этим бороться. Я одолжу тебе денег на адвокатов. Я могу взять вторую закладную на этот дом. Мне плевать на свою репутацию. Но я не позволю тебе разориться из-за меня.

Я захватил с собой бутылку дорогого шампанского.

— Давай я налью тебе бокал. Он наверняка тебе понадобится,  — сказал я.

Она сидела за кухонным столом и поднялась, чтобы остановить меня.

— Нет!  — потребовала она.  — Я беременна, и мы не можем себе этого позволить!

— Всего лишь один бокал,  — сказал я, мягко подталкивая её в кресло.

Когда усадил и влил в нее немного вина, я встал на колено и сказал:

— Донна Миллер, не согласишься ли ты выйти за меня замуж? И тогда я расскажу тебе о деньгах на булавки.

Она нахмурилась, но кивнула головой в знак согласия на моё предложение, пробормотав:

— Деньги на булавки, вот уж действительно.

И я начал ей рассказывать:

— Все началось с моего прадеда Сайласа...