Время бередит раны. Часть 5

— По своему опыту могу сказать, что когда все идет не так, как задумывалось, я часто винила Божие предназначение. Я причинила боль парню, который решил полюбить меня. Это похоже на известную поговорку: "Время залечит все раны".

Кинкейд уставился на нее с непонятным выражением лица.

— Это несмертельный грех, Джесси. Возможно, ты разбила ему сердце, но такое случается со многими мужчинами. Они обычно переживают это.

Она улыбнулась ему с грустью.

— Я часто хожу в церковь. Тебе наверняка известно об этом. Я слышала много проповедей и долго размышляла о своих поступках. Я испытала грех гордыни, который привел к падению Люцифера с Небес.

Слова вызвали у него улыбку.

— Так ты ставишь себя в один ряд с особой компанией? Ты – в лагере Люцифера, бунтующего против Бога?

— Похоже, ты не очень хорошо знаком с Библией, мистер Кинкейд. Величайшим грехом Люцифера была гордыня. Он не признал, что Бог – его Учитель, и что есть кто-то более великий, чем он.

— А как это связано с тобой?

— Моя гордость пострадала от того, что этот обычный и скучный парень осмелился обратить на меня взгляд и мечтать о том, чтобы быть достоин моей любви и преданности. Он должен был понять, что я недостижима для него, но он этого не понял. Именно поэтому я наказала его за попытку превзойти свое положение. Вот почему я так рассердилась на него в тот день. Он действительно считал, что может меня завоевать.

— Превзойти свое положение? Никогда не слышал такого выражения... По крайней мере, в этой стране...

— Не заставляй меня чувствовать себя ещё хуже, чем я уже чувствую. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать происходящее и понять, почему я вместе с Джонни и другими сделала то, что сделала. Помимо того, что я была высокомерной подросткой-красавицей без разума.

Она вновь обратила взор на реку и небо над ней, где облака передвинулись, чтобы показать звезды в темноте.

— Вот почему, когда я консультирую этих молодых подростков с "головой не на плечах", я не становлюсь лицемерной. Я была там же, где они, и делала даже худшие вещи. Они все могут измениться.

— Как и ты сама.

— Мне приятно так думать. Мне нравится представлять себе, что если я когда-нибудь снова встречусь с Кенни, то смогу извиниться, и он примет мои извинения.

— Ты так и не удалось его отыскать?

— Он ушел из школы до её официального окончания. В конце года он сдал все экзамены, поэтому ему не пришлось возвращаться. Я пыталась обратиться к его матери ещё раз, но она больше со мной не разговаривала. На следующий год она тоже уехала, и никто больше не слышал о ней. Некоторые его друзья говорили, что не знают, куда он уехал. Возможно, они лгали, но никогда бы не рассказали мне правду. Все знали, что я сделала.

— Так ты сдалась?

Она покачала головой.

— Нет, не полностью. Я сдержала слово, что хотела бы поговорить с ним, если кто-нибудь услышит о его судьбе. Но больше я уже ничего сделать не могла. Дошло до того, что... Потом Джонни стал относиться ко всему этому по-другому. Но он так и не признавал наших ошибок. До самого конца он настаивал на том, что Кенни сам виноват в своей глупости и что любой настоящий мужчина остался бы рядом и боролся за меня, если бы был так сильно влюблен в меня.

— Так в итоге, спустя некоторое время, я начала чувствовать, будто предаю Джонни. В поисках Кенни я словно говорила Джонни, что он был нехорошим парнем, что на самом деле все его вина, так как это он начал все. Я правда любила его, но Джонни изменился. Я была предубеждена из-за своей любви к нему, но знаю, что он стал лучше. Просто ему так и не удалось признаться в своей вине за произошедшее. Джонни был рядом со мной в моей жизни, а Кенни исчез.

Она тихонько положила руку на его руку, которая лежала на сиденье между ними.

— Самое плохое то, что я ничего не знала. Он мог уйти и покончить с собой, хотя я сомневалась в этом, потому что кто-то бы мне об этом сообщил. Или может быть он пошел в армию и погиб. Или же переехал в Калифорнию, женился, вырастил шестерых детей и разбогател. Кто знает?

Она включила свет в фургоне.

— Всегда меня интересовало, куда он исчез, почему не вернулся.

Она пристально посмотрела на мужчину с темными волосами, сидящего напротив нее.

— Куда ты убежал, Кенни? И почему так и не вернулся?

Он улыбнулся.

— Когда ты поняла?

— Секунду назад, хотя странное чувство отношения к тебе сопровождало меня весь день. Ты заставил меня чувствовать себя... неловко. Я не знала, что это значит. Но чем больше я видела тебя рядом с другими людьми, тем больше понимала, что знакома с тобой откуда-то. Но никак не приходило на ум, кто ты на самом деле.

— На самом деле, Джесси, я - Роберт Кинкейд, журналист из "Таймс Юнион", разведенный мужчина. Бывший парень из Палатки.

— Как это возможно, что ты? У тебя совсем другое имя. Ты выглядишь совершенно иначе. Ты выше ростом. Ты уже не тот человек. Твое поведение изменилось. Когда Джимми напал на бедного Хьюби и мог его побить до смерти, или когда я побеседовала с Джимми, ты мог бы убежать, но остался на своем месте. Кенни бы так не поступил... он всегда действовал иначе.

Он взял ее руку, которую она положила поверх его, поднес ее к лицу и провел по нему, словно слепая женщина "видящая" лицо другого.

— Мое имя Кеннет Роберт Кинкейд, прежде Кеннет Роберт Бишоп. Я переехал в Сакраменто жить со своим дядей, братом матери Дэйвом. Позже моя мама перебралась туда, а через пару лет, когда я учился в колледже, она познакомилась с Лоуренсом Кинкейдом и вышла за него замуж. Он был очень хорошим человеком, мне он нравился. Поэтому, когда он умирал от рака и просил меня принять его имя, чтобы оно не исчезло с лица земли, я стал Кеннетом Робертом Кинкейдом, но сейчас меня зовут Роберт.

Улыбка на его лице сменилась хитрым выражением.

— Я никогда не был таким маленьким, Джесси. У тебя рост 168 см, а у меня всегда было на 13 см больше. Просто рядом со Йонни я казался не таким высоким. Когда я учился в колледже, еще вырос на 13 сантиметров. Итого — 183 см, а что касается лица?.. Оно выглядело довольно плохо, но ты будешь удивлена, какие результаты достигают дерматологи в борьбе с прыщами. Мне пришлось заплатить за небольшую операцию, но мое лицо вернулось к норме. Я использую контактные линзы. У меня все еще есть очки для чтения, но в общественных местах предпочитаю контактные линзы.

Она сняла руку с его лица и прикусила свою нижнюю губу.

— Ты, вероятно, всё это время наслаждался этой шуткой, не правда ли? Гадкий маленький утенок, превратившийся в лебедя, возвращается, чтобы потешиться над Золотой Девушкой прошлого. Видимо, я уже не такая золотая, верно? Когда ты планировал обрушить это на меня? Ты собирался подождать до вечера, чтобы сказать мне перед отъездом? Или же ты просто хотел молча исчезнуть? Оставить меня в неведении и заставить провести остаток жизни без понимания и правды, со чувством вины?

— У меня не было какого-то общего плана, Джесси. Я не знал кто ты стала после моего отъезда. Я даже не хотел знать. Я попытался забыть о тебе, но воспоминания все ещё болят. Наша встреча была случайностью. Мне даже не полагалось делать репортаж о Леди на инвалидной коляске. Это была работа Гарри Басса, хорошего парня, но немного странного репортера из старой школы. Но наш главный полицейский репортер, Карл Камерон, решил пожениться на женщине, которую он любил. Она была помощником прокурора в Джаксе и они были вместе больше года, но потом расстались из-за своей глупости. В конце концов, они поняли свои ошибки и связали себя узами брака.

— Он даже был готов отказаться от медового месяца ради неё и сказал начальству, что будет брать выходные для того, чтобы провести время со своей новой женой. Если им это не нравится, то его можно уволить. Я знаю, что ты видела его имя. Он действительно отличный полицейский репортер и ещё лучший писатель. Некоторые из его историй стали всемирно известными. Его не собирались увольнять за выходные, а Гарри всегда был вторым по списку полицейским репортером, поэтому...

Его заставили взять на себя работу Карла на выходные. А я застрял с выполнением задания Гарри.

Роберт/Кеннет протянул руку и провел большим пальцем по линии ее подбородка.

— Вот почему я осознал, что это судьба, что так должно быть, когда вышел из церкви, а ты повернулась на своем стуле. Я ничего о тебе не знал. Я не знал, что Джонни умер. Когда услышал это имя, то подумал, что ты все еще замужем и, возможно, вокруг тебя бегает множество детей... теперь уже подростков... Я остался ради истории и потому, что меня интересовало.

— Почему ты просто не отказался передать мне эту работу, не развернулся, не вернулся назад и не сообщил своим начальникам, что эта задача должна быть выполнена кем-то другим?

Он слегка покачал головой.

— Потому что профессиональные журналисты... хорошие журналисты... так не делают. Ты берешь любую предоставленную тебе историю и доводишь ее до конца. Ты никогда не бросаешь. И... потому что... я не ненавижу тебя, Джесси.

— А почему?

Он протянул к ней руку с открытой ладонью, сжал ее в кулак, а затем поднял большой палец вверх.

— Во-первых, потому что это было не самое страшное, Джесси. Это был предательский поступок, но с тех пор как я ушел из Палатки, я видел вещи и хуже. Мне было больно... очень больно... когда я ушел из Палатки, но к тому времени, когда мне исполнилось девятнадцать лет и я переехал в Сакраменто, я вырос почти на восемь сантиметров и начал использовать контактные линзы, а много прыщей исчезло. Что еще более важно, у меня были интимные отношения.

Он поднял указательный палец.

— Во-вторых. Прошло ДВАДЦАТЬ ЛЕТ. Как бы мне ни было больно, никто не может сохранять злобу в течение двадцати лет. Если только он не психопат.

— В-первых, потому что я не всегда был таким праведным. После того, как я покинул Флориду и пошел учиться в школу в Калифорнию, я научился общаться с девушками и занимался с ними интимными отношениями, не стремясь продолжать эти связи. Я просто исчезал из их жизни, не отвечая на звонки и стараясь избегать встреч. Я не намерен оправдываться за свои поступки. Был просто молодым парнем, который действовал под влиянием своей похоти.

— Во-вторых, ты должна осознавать это сама. Ты все еще красивая женщина, но если бы ты оставалась такой же грубой и эгоистичной, какую я видел раньше, я бы написал свою историю и ушел бы от тебя без объяснений. Однако ты уже не та девушка, которой была раньше. И мне самому приходится признать, что изменился. Ты сказала однажды: "Время лечит все раны". Это верно, но также верно и то, что время может исцелить. И наконец, Джессика Лонгмайр, я в долгу перед тобой.

— Я? В чем же я могу быть тебе должна?

— Кенни Бишоп, возможно, не стал бы сопротивляться Джимми в церкви. Он бы думал об этом до тех пор, пока не стало слишком поздно для каких-либо действий. Или ушел бы и сказал себе, что это не его битва. Точно так же я сам говорил себе в тот день, что нет смысла разговаривать с тобой, потому что у тебя уже был Джонни и ты никогда больше не обратишь на меня внимание. Я сдался без борьбы.

— Мой дядя Дэйв дважды отправлялся на Вьетнамскую войну в конце 60-х годов. Он потерял руку в 1968 году в Кхэ Сане. Он служил в морской пехоте. Примерно через два месяца после моего приезда в Сакраменто он пригласил меня в бар, где мы познакомились с очаровательной девушкой. Там находились два крупных парня, которые проявляли к ней интерес, и когда мой дядя вступился за нее, они очень разозлились. Они предупредили его уйти, а он ответил им, чтобы они занимались друг с другом каким-нибудь дерьмом. Я почти ничего не сделал, только получил удар по голове пивной бутылкой, а моему дяде сломали несколько ребер и он был вынужден ходить с болью в течение почти года. Позже я узнал, что эта девушка была подружкой одного из парней и использовала нас для вызывания ревности у него.

— Я спросил его, когда мы вышли из скорой помощи в четыре часа утра, почему он так рисковал своей жизнью, защищая женщину, к которой не испытывал никаких чувств. Он уселся на одном из этих неудобных пластиковых стульев, что стоят в приемных залах, и сказал мне то, что я запомню навсегда. «Никогда не беги прочь, Кенни», — сказал он. «Будь ты лицом к лицу с тысячей солдат Северного Вьетнама или двумя головорезами в баре, никогда не беги прочь, неважно, ты морской пехотинец или обычный парень. Ты должен стоять и сражаться» — «А если проиграешь или погибнешь?» — спросил я. «Тогда проиграешь или умрешь. Но есть вещи хуже смерти. Хуже поражения. Не попробовать, не бороться там, где должен был сражаться - это еще хуже. Потому что если останешься в живых, то будешь знать, что поступил правильно. А если умрешь, тебе будет все равно. Но если сбежишь, будешь жить с этим всю оставшуюся жизнь».

— Так он и провел свою жизнь. Пару лет спустя его убили, когда он пытался помочь пожилой женщине, которая сопротивлялась грабителю из-за кошелька с двадцатью четырьмя долларами. Грабитель достал нож и вонзил его в сердце моего дяди. Он был мертв еще до того, как упал на землю. Грабителя так и не нашли, но я знаю, что если бы мой дядя вернулся, он бы сказал мне, что не против такого исхода.

— С тех пор я не бегу ни от кого. Мужчин или женщин или проблем. Я сталкиваюсь с ними лицом к лицу. И знаю, что это так потому, что убежал от тебя в Сакраменто и встретил дядю Дейва. Если бы не ты,

Я не могу утверждать, кем и где я находился в данный момент. Роберт Кинкейд выпрямился внутри фургона.

— Это случилось двадцать лет назад, Джесси. Мы были совершенно другими людьми. Я рад, что все так сложилось и мы сегодня встретились. Я думал о тебе несколько раз за эти годы. Ничего не мог поделать с этим. Нельзя сказать, что у тебя была хорошая жизнь, но ты ее хорошо прожила. Ты — более добрый человек, чем я представлял себе раньше. Я знал, что ты самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видел, но не знал, что внутри ты также хороша.

— Спасибо, Ке... Кинкейд. Я имею в виду это от всей души благодарностью. Ты не понимаешь, как это для меня значит. Ты никогда не узнаешь сколько времени я провела жалея о своих поступках. Зная теперь, что я... что я не разрушила твою жизнь... это лучший подарок, который мне только можно было сделать.

— Не за что.

Они сидели в тишине, которую лишь иногда прерывали слабые стоны и восклицания.

— В общем, я думаю, что это момент, когда мы завершаем наше интервью и разговор, а ты возвращаешься в Джексонвилл для своих дел воскресенья и готовишься к публикации истории обо мне. А я завтра пойду на церковную службу и вернусь к своей жизни.

— Ты хочешь этого, Джесси?

— Я хочу только одного: встать на колени завтра на службе и поблагодарить Бога за его благосклонность и извиниться за свои сомнения в его мудрости и славе. Все эти годы я несла чувство вины и бремя на сердце, спрашивая у Бога, как он мог позволить мне разрушить тебя. Я забыла о том, что у Бога есть свои собственные планы и цели, которые мы не всегда можем по-настоящему понять. Все события, произошедшие много лет назад, привели нас к этому вечеру. Я понимаю, что ты возможно не религиозен и не веришь, но для меня это может быть только исполнением Божьего замысла. Как иначе объяснить цепочку событий, которые привели к твоему приезду сюда сегодня, к моему открытию положения с Мартой и даже к разрушению потолка в то время, когда ты был со мной?

— Встреча случайная. Такое иногда бывает. Люди вступают в брак, и их цели меняются. Люди умирают. Потолки обрушиваются. Но, — произнес он, — я не интересовался тем, что ты собираешься делать завтра.

Она с любопытством посмотрела на него.

— Я имею в виду, — сказал Кинкейд, поднимая ее руку с сиденья и крепко сжимая ее в своей ладони, — что ты на самом деле хочешь делать СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ?

Она взглянула ему в глаза и выключила освещение в машине. В темноте было проще разговаривать.

— Ты говоришь о том, о чем я думаю?

— Разве ты не сказала, что должна мне?

Она молча смотрела на его знакомые и все же незнакомые черты лица, которые очерчивались призрачным светом луны.

— Я... я не могу поверить...

— Я говорил, что изменился, Джесси. Я – не тот испуганный маленький мальчик, который убежал от тебя двадцать лет назад, поджав хвост.

Она облизнула внезапно пересохшие губы.

— Я знаю, что ты уже не тот. Но...

Он приблизился к ней еще ближе, и она почувствовала запах его пота. Он не принимал душ. Но он использовал дезодорант. Запах был приятным. Это был мужской запах. И в этот момент все изменилось между ними.

— Если ты на самом деле считаешь, что ничего мне не должна, если все эти годы то, что ты сделала, не тяготило твою совесть, то отвези меня обратно к моей машине и мы разойдемся в разные стороны.

Он был достаточно близко, чтобы она ощущала запах его дыхания, а лук и гамбургер должны были быть отталкивающими, но на мгновение она пожелала схватить его за рот и погрузиться в поцелуй. Она давно не чувствовала такого возбуждения с подростковых лет. Ее соски были твердыми и зудящими, центр ее пульсировал достаточно, чтобы напомнить ей, что, хотя она потеряла чувствительность ниже талии, ее влагалище все еще полно ощущений.

И все же она хотела увернуться от него и выскочить из фургона. Если бы ей оставалась сила бежать, она побежала бы прочь от него. Она чувствовала сильное волнение и одновременно глубокую печаль.

Она хотела сказать: «Почему ты не мог остаться таким, каким был сегодня весь день? Я все больше и больше влюблялась в тебя каждую минуту. Тебе не нужно было этого делать. Я готова была отдаться тебе, если бы не знала, кто ты на самом деле. Ты не должен был шантажировать меня. Кроме того, мальчиком, который был Кенни, это никогда не сделал бы. Я не могу поверить в это, но он оказался лучшим человеком, чем ты».

Но то, что она произнесла вслух перед мужчиной по имени Кенни Бишоп, звучало как капитуляция и прощание.

— Если так тебе хочется, Кинкейд, — правильно говоришь. Я обязан тебе. Сейчас я отведу тебя домой.

Он вернулся на свое место и сказал:

— Сначала нам нужно сделать одну остановку. Если я помню "Палатку" так хорошо, как мне кажется.

Когда они выехали с парковки, вместо того, чтобы повернуть обратно к "Палатке", он сказал ей: «Поверни направо», и они пересекли мост в Восточную часть города. Она не знала, что он задумал, и не хотела разговаривать с ним. Может быть, речь шла о выпивке. Может быть, о презервативах. Кто его знает.

Проехав мимо закрытого Фермерского рынка и почти пустой Дорожной патрульной станции, которая контролировала эту часть Северо-Восточной Флориды, они приблизились к двухэтажной гостинице «Капля росы» с мигающими огнями. И вот он сказал:

— Зайди вот сюда.

Там было очень многолюдно, потому что клуб "Утренняя Роса" всегда был переполнен по пятницам и субботам. В задней комнате находились пара бильярдных столов, где всегда играли в карты и другие азартные игры, но полиция на втором этаже не обращала на это внимания. Бутерброды подавались до самого рассвета, а на танцплощадке пары собирались задолго до того, как появилось понятие "секс".

— Зачем мы здесь?

— Просто зайди и не задавай вопросов, Джесси. Ты же должна мне одолжение вернуть.

Она удивлялась, как она могла так ошибиться.

Она подкралась к нему сзади и, хотя ему пришлось похлопать ей по плечу и протискиваться сквозь толпу, как только первая пара людей увидела ее за столиком, толпа начала разбегаться и образовалась дорожка к столу у края танцпола.

Официантка подошла к ним, которую отговорили делать аборт маленькому мальчику, имя которого сейчас было вытатуировано на ее левой руке. Мисс Джесси убедила ее сделать решительный шаг в неизвестность и оставить ребенка, когда она не знала, как о нем заботиться. Диана встала перед мисс Джесси и незнакомцем в своем почти неприметном костюме и сказала:

— Вас давно не видели здесь, мисс Джесси. Что я могу принести вам и вашему другу?

— Принесите мне "Кровавую Мэри", а для мисс Джесси — чистый ром с колой, — сказал Кинкейд.

— Это подходит для вас, мисс Джесси?

Получив одобрение головой и видя, что Кинкейд достает кошелек, официантка лишь покачала головой и сказала:

— Для мисс Джесси и ее друзей бесплатно.

После ухода официантки Кинкейд пригнулся к ней, чтобы его слова были слышны сквозь фоновую музыку и шум беседы:

— Не убегай отсюда, пока я не вернусь. У меня есть дело, которое нужно срочно сделать.

И он исчез.

На мгновение она задумалась о том, чтобы развернуться, выехать на улицу и отправиться домой. Пусть Кинкейд сам найдет путь обратно. Пусть злится. Пусть он представит ее в негативном свете. Чувствовать себя хуже ей было невозможно. И не то чтобы он требовал от нее что-то новое, чего она не делала много раз ранее. И он был привлекательным мужчиной. И она заранее чувствовала прилив желания.

Но он разрушал представление о том, кем он стал по ее мнению.

Она глотнула кока-колы с четырьмя вишнями, когда он вернулся к столику и присел. Шум становился все громче по мере возвращения живой группы на сцену.

— Я не знаю, зачем мы здесь, Кинкейд. Если ты хочешь какой-то фантазии о свидании со мной, зачем это нужно? Ты получишь настоящее через несколько минут. Зачем об этом беспокоиться? Давай просто закончим с этим.

— Почему бы тебе не насладиться напитком и несколькими минутами музыки? А потом мы уйдем.

Группа "Тени рыцарей" состояла из шести человек: две гитары, клавишные, ударные и высокая блондинка-вокалистка, которая уже вызывала разногласия между парнями и их девушками.

Через некоторое время толпа успокоилась, и ведущий по имени Белая Молния приблизился к микрофону и сказал:

— Все хорошо провели время? Все дамы, которые хотят пойти домой с группой, поднимите руки.

Поднялось множество рук, а затем раздались радостные свистки.

— Шучу, ребята. Мы все женаты. Иногда... В любом случае, мы планировали начать с чего-то классического от Линьярда Скайньярда. Но сегодня...

У нас есть особая просьба, и я надеюсь, что вы позволите нам исполнить эту пару мелодий, перед тем как мы вернемся к обычной программе.

Он обратился к своей команде и сказал:

— Итак, ребята. Начинаем.

Когда группа перешла к первой композиции, Джесси заметила, что большинство молодых людей не имели представления о том, что это такое, но более старшие знали и начали двигаться на своих местах, как только раздалась первая нота "Возьми меня".

Кинкейд встал и протянул руку.

— Можно мне пригласить тебя на танец?

— Что?

— Я договорился с группой сыграть несколько песен из нашего времени. Могу ли я пригласить тебя на этот танец?

Она перевела взгляд с него на группу и на гостей, которые сидели или стояли рядом со своими стульями, но не двигались на танцпол.

— Что?.. Я не могу...

— Ты сама сказала, что должна мне это. Двадцать лет назад у нас с тобой не было ни единого танца.

— Нет.

— Я думал, ты — женщина своего слова. Один танец сегодня вечером, может быть, два, и все будет просто выплачено.

— Я не могу, только не так.

Она указала на кресло, на котором сидела.

— Это не помешало тебе делать все, что хотелось. Ты способна на это. Кроме того, люди ждут, когда ты выйдешь на танцпол.

Все глаза были прикованы к ней. Официантка, которую она попросила оставить своего сына у себя, уставилась на нее со слезами на глазах и мимически пригласила ее на танцпол.

Она ступила вперед по паркету, а Кенни/Роберт Кинкейд легко держал ее за плечи и казалось, что они плавно скользят по полу без поддержки стула между ними. Было так легко, что все казалось всего лишь мечтой.

Под звуки мелодий «Сегодня вечером я только что умер в твоих объятиях» и «Расскажи мне, что такое настоящая любовь», а также ещё нескольких песен, которые вызывали у молодых и старых пар желание танцевать друг с другом, они двигались по полу.

Наконец, музыка затихла, и Белая Молния произнес:

— Благодарю вас, Джесси. Много людей ценят то, что вы делали все эти годы. Я рад, что ваш друг привёл вас сюда сегодня вечером.

Роберт Кинкейд наклонился и поцеловал её. Джесси заметила сквозь прищуренные глаза, что официантка Дианна покрывается слезами.

•  •  •

— У меня была мысль...

— И о чём ты думала, Джесси?

Они сидели на подъездной дорожке, гаражная дверь до сих пор была опущена.

— Ты знаешь о чём я думала, подонок. Мог бы просто сказать.

— На моей стороне это было незначительным. Я знаю. Но я всего лишь человек. Мне хотелось причинить тебе немного боли, совсем немного. И мне не важно, если у тебя возникли... непристойные мысли.

— Я уже сказала тебе, что ты — подонок?

— Фактически, несколько раз сегодня.

— Знаешь, ты мог бы поцеловать меня ещё раз.

— Знаю.

— Тогда почему?

— Этот танец был должен нам обоим, Казалось, это то, что нам обоим нужно. Если что-то случится дальше, я не хочу, чтобы это связывало Джесси Лонгмайр и Кенни Бишопа. Я хочу, чтобы это было между мисс Джесси, Леди в инвалидной коляске и Робертом Кинкейдом. Я хотел дать тебе время подумать о своих желаниях, а не нападать на тебя в эмоционально перевозбужденном состоянии.

— Итак, в конечном итоге вы и Кенни не такие уж разные. Никто из вас не решится сделать то, о чём вы на самом деле мечтаете.

Он встретил ее взглядом, лишенным улыбки, но его слова звучали нежно.

— Я еще не определился, Джесси, нужно ли мне это. Много времени прошло, и мы оба изменились. Иногда есть то, что лучше оставить в прошлом. Я... просто дай мне время подумать. Сегодня со мной случилось много всего. Ты - не единственная, кто переживает потрясения.

Она молча смотрела на него.

— Ты прав, Кинкейд. Возможно, нам обоим нужно немного времени. Теперь ты можешь уйти. Я сама справлюсь с этим.

— Я пойду с тобой.

Она закрыла за собой гаражную дверь, и он последовал за ней на кухню. Там он поставил новую упаковку из шести банок "Легких светлых", которую купил в ближайшем магазине уголок объяснив при этом причину своего выбора. Джесси подумала, что Роберт Кинкейд точно так бы поступил. Затем они пошли в его кабинет, и он стоял, пока она нажимала кнопку на брелке, дверь открылась.

— Спасибо, Кинкейд. Это был день, который я никогда не забуду.

Он приблизился и поцеловал ее. Она почувствовала, что отвечает на его поцелуй. И это было не просто дружеское соприкосновение губ.

— В следующую пятницу или субботу я тебе позвоню. Я не уверен в своем графике. Но надеюсь, что найдешь время для меня. Я хочу пригласить тебя на настоящее свидание. На ужин... в каком-нибудь месте, где подают более изысканную еду, чем гамбургеры, и на танцы в хорошем заведении. Это будет свидание Роберта Кинкейда и Джесси Миллер. Газета Times Union здесь не при чем. Надеюсь, ты согласишься провести время со мной.

— Я думала, тебе нужно время, чтобы решить, хочешь ли ты этого.

— Я уже потратил столько времени, сколько нужно было. Не собираюсь уходить от тебя во второй раз.

— Позвони мне, и решим.

— Играешь в игру недоступности?

— Опять начинаю чувствовать себя подростком.

Когда фары его автомобиля исчезли на дорожке, она ещё некоторое время смотрела за ними.

Потом глубоко вздохнула. Какой странный день! Проходят годы, и всё продолжается и продолжается, а потом однажды твоя жизнь переворачивается с ног на голову. Она повернулась и оглядела окружающую её картину.

Странно, что этот дом всегда выглядел таким уставшим? Таким старым? Возможно, это... одиночество? Может быть. Просто перестала обращать на это внимание, потому что оно уже не имело значения. Это было просто место, где она иногда спала и приготовливала пищу.

Она поглядела на дорожку. Теперь она была пуста. Роберт Кинкейд/Кенни Бишоп. Через двадцать лет. Она всегда мечтала об этом, но когда это стало реальностью, оказалось совсем не так, как она представляла. Реальность была... иной.

Закрыв дверь, заперев её на замок и включив сигнализацию, она повернулась и подвела стул к своей спальне.

Позвонит ли он ей? Скорее всего нет. Люди не такие чистосердечные. Несмотря на все его слова, в тот день она видела боль в его глазах. Может ли кто-то подняться над желанием отомстить, разрушить настроение одинокой женщины средних лет и затем просто проигнорировать её? Пусть она почувствует то же отторжение, что и он. Как говорится: "Время лечит все раны".

Проходя через дверной проем и увидев ванную комнату, где он обнимал её, и кровать, на которой она лежала перед ним полуголая, она подумала, что он вероятно просто избавится от неё.

И она заслуживает этого. Если он решил возродить ее надежды, а потом разрушить их, это было именно то, на что она рассчитывала. Может быть, все это имеет большое значение для баланса финансовой отчетности. И возможно, она сможет простить саму себя и забыть Роберта Кинкейда.

Она повернула стул и легко переместилась на кровать. В полной темноте, после того как выключила свет, она задумалась: а что, если он не врет? Что, если он ей прощает? Что, если он действительно хочет увидеться с ней снова? Что, если это был он на другом конце провода при звонке?

Она не могла заставить себя поверить в это. Но что, если? Улыбка появилась на ее лице в темноте. Следующая неделя обещала быть... интересной.