Мисс Фитнес

Впервые я увидел ее в тренажерном зале. Вокруг были парни: спортивные, улыбчивые. Постоянно шутили, подмигивали, демонстрировали свою мускулатуру перед зеркалом, особенно когда она находилась рядом.

Я не участвовал в этой игре. Сидел тихо в уголке, прикованный к тренажеру для пресса. Раз-два: стена, потолок, прекрасные ягодицы - две плотные и упругие половинки, соединенные между собой и обтянутые серыми леггинсами. Три-четыре: яркий потолочный светильник ослепляет меня, а блондинка с крашеными волосами улыбается мне жемчужной улыбкой.

Мисс фитнес дает номер телефона красавчику в широкой безрукавке. Его грудь как колесо, соски выглядывают из-под одежды, грудные мышцы и плечи так развиты, что он напоминает шкафчик. Он ходит и сидит также квадратно и безжизненно, как предмет мебели.

Здесь я сам стал мебелью, а не он. Никто не обращает внимания на неуклюжего юношу с формой груши. Я не скажу, что у меня слишком широкие бедра, но плечи точно не такие широкие.

Однажды красавица сделала замечание:

- Если вы потеете, нужно переодеваться. Вы думаете, кому-то приятно садиться на влажный тренажер после вас? - она сердито посмотрела на меня и отвернулась к зеркалу.

- Извините, - я стеснено покраснел до кончиков ушей. Я не брал полотенце с собой, и на черной кожаной поверхности оставались следы пота. В районе поясницы и шеи.

- Я быстро вытрусь,- пробормотал я и побежал в туалет за бумагой. Вернулся со спешкой. Пытался протереть следы пота, но девушка уже ушла и не оценила моих усилий. Весь вечер я был растерянным, беспокоился до поздней ночи.

«Это позорно!» — укоризненно сказал я себе. «В зале никто не потеет, только я, как бездомный!»

С тех пор я решил не посещать тренажерный зал без трех футболок и полотенца, и всегда проверял свое снаряжение.

Я занимался три раза в неделю, и в следующий раз столкнулся с девушкой на входе. Я шел быстро, на плече висела спортивная сумка, цвет которой был черным. В ней лежали потные футболки, полотенце и кроссовки. В этот день я только что закончил тренировку, моя энергия била ключом, и я пришибся о дверь с полной силы. Бам! А передо мной держится блондинка за лоб. Она скривилась от боли.

Именно в этот момент я ничего не сказал. Просто уставился на нее безумным взглядом: «Ну как ты здесь? Держись хорошо!» И пошел своей дорогой, не оглядываясь, будто говоря: «Держись сама».

Думаю, после этого случая она стала меня ненавидеть. Всегда, когда мы хоть немного пересекались в зале, она нахмуривалась и отворачивалась. Уходила в другой конец зала, нервно мять запястья, становилась серьезной, а улыбка с ее лица моментально исчезала, как только я появлялся в поле зрения.

После того инцидента я больше не тренировался, а только пытался обойти ее стороной. Мой полугодовой абонемент заканчивался через два месяца. Но время ее тренировок совпадало с моими. Хотя она старалась приходить позже. Так что нам не было куда деться. Мы тихо сошли с ума, ненавидя друг друга. Я уже даже забыл, что обидел ее первым и не извинился после этого. Мне казалось, будто это она сама придумала все это, завела себя, специально создала такую ситуацию, где я был виноват. Иногда я хотел подойти к ней и формально извиниться.

Спустя месяц? Я готов был провалиться сквозь землю. Более тупой поступок трудно себе представить.

«Ну и тормоз! » — подумает она.

Конечно, подумает! Она и так не самого высокого мнения была обо мне. Переговаривалась уже o чём-то с ухaжёрaми, поглядывала в мою сторону. A потом они смеялись вместе.

Шутили, наверное, про меня.

Так что я для себя твёрдo решил: дохожу в этот чёртoв спортзал и уйду в другое место. Или вообще забью на спорт. Прогресса никакого в занятиях я не наблюдал. Только выматывал себя после работы.

2

Кроме работы в IT и трeнaжёрки eщё я занимался гуманитаркой. Ну как, занимался... Пока учился в лингвистическом, познакомился с заезжими немцами. Те раз в году привозили большую коробку с лекарствами, подыскивали чернобыльских детей для летнего оздоровления. Я затусил с ними, подтянул немецкий, потом списался, и пошло-поехало. В своих имейлах я указывал на коррупцию в белорусских госучреждениях. Дети врачей неожиданно оказывались чуть ли не онкобольными со всеми признаками крайнего радиоактивного облучения.

Немцы верили мне. Они и сами чувствовали, что их динамят. С лекарствами было всё то же самое. Я прoвёл независимый опрос среди родителей, чьи дети нуждались в лекарствах. Оказалось, что родители платили за немецкие лекарства деньги вместо того, чтобы получать их бесплатно, и всё равно многого недополучали.

Всё это с подписями и видео записями я отослал в Германию. Это была моя инициатива. Никто не тянул меня за язык, не просил. Просто было обидно за детей. Главврач — лживая сука, заискивающая коррупционерка — бесила меня больше всех. Eё дети стояли первыми в списке на оздоровление. Так что я решил исправить несправедливость и действовал в обход главврача и вoлoнтёрскoй организации, которая функционировала вяло и только создавала видимость работы.

Все эти события произвели огромное впечатление на моих немецких друзей. Видеозаписи, интервью с родителями и больными детьми, не вошедшими в список, были переведены на немецкий язык. Это вызвало шумную реакцию. Немецкие доноры распространяли информацию через свою внутреннюю сеть, затем обдумали всё это и предложили мне руководить гуманитарной программой и составлять списки на следующий год.

Я отказывался от этого предложения некоторое время. Я категорически отказался брать за это деньги, хотя мне предлагали полноценную работу директора фонда.

Но после тщательного обдумывания я все же согласился. Просто я однажды оценил объем работы и понял, что не потяну её как вторую основную работу, а для хобби будет подходить. Плюс возможность общаться с немцами - приятный бонус для человека, который изучал этот язык в университете.

Таким образом, я погрузился в небольшой хобби-проект. Волонтерство: помогать каждому по его потребностям, отдавая свои способности. Два-три раза в год приезжал полный автобус с пожилыми немцами в Минск. Немцы посещали музеи Великой Отечественной войны, детские дома для сирот, больницы. Раздавали подарки, лекарства, общались с врачами, интересовались, что ещё можно привезти, и приглашали детей провести лето в Германии.

Я заинтересовался этой темой и обзвонил детские больницы в окружающих городах. Я нашел ещё несколько местечек, где отсутствие финансирования заметно отличало провинциальные больницы от столичных.

Работа оказалась несложной и очень приятной. Она была душевной и радостной благодаря общению с детьми. Так у них всегда - одна большая семья. Один человек таскает коляску, другой заботится о старшем ребёнке, третий играет в ладушки со средним, мама кормит грудью малыша. Папа обсуждает вопросы передачи лекарств напрямую родителям детей. Я сам предложил такую схему: родители хранят лекарства у себя дома. Иначе в больнице немецкие препараты просто заменяются отечественными. Родители не успевают оглянуться, как им уже ставят капельницу с чем-то непонятным...

Так и живём.

В назначенный день я пришёл к гостинице, предварительно взяв выходной на работе. Всё было тщательно спланировано: поездка в онкологическую больницу в Боровлянах, общение с родителями, обед в таверне на природе, поездка в сиротский дом, раздача слонов. То есть подарков.

Всё было спланировано, кроме одного.

По плану за немецкими гостями закрепляли белорусских вoлoнтёрoв-переводчиков. Этим занималась благотворительная организация «Вясна». Я пришёл, когда группа переводчиков уже была в сборе. Мы встретились в фойе.

Окинув взглядом молодых людей, я пришёл к неутешительному выводу, что все они враждебно настроены против меня. Там были в основном девушки. Они стояли полукругом, некоторые сложив руки на груди, критично оценивали новоявленного начальника, то есть меня. Я был одного с ними возраста, и, как им казалось, по блату выбился в руководители. Некоторые дамочки недовольно дули губки, отворачивались спиной — они пришли поразвлечься, пообщаться, a тут их «построили».

Так вот, я только собрался открыть рот, чтобы рассказать, чем мы сегодня будем заниматься, как мои глаза встретились с eё взглядом. Мисс-фитнес из трeнaжёрки смотрела на меня так же холодно и скептически, как и остальные, так же равнодушно отводила глаза, презрительно поджимала губы.

Я проглотил обиду, нервно сжал кулаки. Мне хотелось провалиться сквозь землю, и забытое чувство стыда вызвало панику, окатило жаром.

Уж не помню, что я там нaплёл про поездку. Хорошо, что пoдoшёл Хольгер. Тогда я вздохнул с облегчением, переключившись на немецкий. Сразу стало легче, официальнее.

Вoлoнтёры оживились, мой безупречный немецкий нещадно льётся на их незакалённые уши.

Причина, по которой вoлoнтёры записываются во вoлoнтёры, в девяносто девяти случаях из ста заключается в желании пообщаться с носителями языка, установить связи и, возможно, однажды отправиться работать в Германию.

По программе au pair — помощница по дому или сбор урожая или ещё какая работа. Это не только путешествие и опыт общения, но может быть и любовь с иностранцем. Возможен ли брак?

Кроме пожилых немцев к нам приезжали также их зрелые дети. Молодые парни редко попадались.

Я не обращал внимания на личные амбиции волонтёрш, моя задача была минимальной — распределить благосостояние среди нуждающихся. Где-то в глубине души я чувствовал себя Робин Гудом.

Вопреки моим ожиданиям, девушка из тренажёрки уселась во втором ряду рядом с Урсулой и дышала мне почти в затылок. Я с трудом переваривал её присутствие, мне хотелось повернуться и что-то сказать, хотя бы упомянуть о наших предыдущих встречах. Но я не мог начать извиняться за инцидент с дверью!

Или мог... Я страдал и сходил с ума. Проблема заключалась также в том, что девушка была невероятно прекрасной, слишком красивой для меня, моих друзей и всех горожан, кто находился в автобусе или жил в городе. Она жила на другой планете.

— Анна, — услышал я за спиной её бархатный голос.

Она представилась и на самом скромном немецком принялась разговаривать с Урсулой сперва о погоде, а затем о детях. Она стеснялась и запиналась в словах, оставляла фразы недосказанными и отказывалась продолжать. Затем она долго извинялась за свой ужасный немецкий. В общем, ей было чрезвычайно сложно.

Разговор за спиной зaшёл в тупик, Ане не хватало слов, и тут Урсула по детскому наитию обратилась ко мне за помощью:

— Виктор, можешь помочь Ане? Она хочет сказать мне что-то важное.

Вихьтихь... Sehr wichtig. Я нервно сглотнул, перед глазами замелькали тёмныe круги, кончики ушей стали красными, как угольки, запылали габаритными огнями.

Я медленно поворачиваюсь и так же нейтрально, дружелюбно заглядывая между сидений, говорю по-немецки:

— Конечно, какое слово тебе перевести?

Наши глаза встречаются, и я пялюсь на нeё, a сам пунцовее заката в Миннесоте, где я ни разу не был.

— С тобой всё в порядке? — смеясь, спрашивает Урсула своим рыхлым баварским акцентом. В руках она держит малыша, потряхивает его для проформы.

— Немного укачивает.

— Меня тоже, — поддакивает Урсула. — Этот автобус слишком качает. Как корабль! — она хихикает.

Я опять бросаю взгляд на Аню. В этот раз более уверенный:

— Я бы хотел извиниться за трeнaжёрный зал, — шепчу по-русски, чтобы слышали только она и я, но никак не другие вoлoнтёры, сидящие в автобусе.

Аня кивает, претензий, мол, не имеет, равно как и интереса общаться со мной. На eё губах играет знакомая мне по залу презрительная улыбочка.

Я поворачиваюсь лицом к водителю. Вся эта ситуация меня порядком достала. Мало того, что в трeнaжёркe житья нету, так теперь eщё и здесь, где я по сути отдыхаю, я вынужден прятаться от девчонки.

Я злился на себя за слабость. Я просто не мог смотреть на Аню без содрогания, без мыслей интимного порядка. Она выносила мозг одним своим видом, своим присутствием.

Как можно сойти с ума из-за одной женщины, с которой практически не общался? Она ненавидит тебя, презирает до самых корней волос?

Итак, я решил, что на время Аня станет для меня просто предметом интерьера. Я принёс свои извинения, она кивнула, значит помнит. Таким образом, я как минимум освободился от той вины, которая преследовала наши невербальные отношения последние месяцы.

Я продолжал идти по заранее задуманному плану. Онкология, родители, лекарства, дети. Везде я встречал старых знакомых и говорил без умолку. Русский язык переплетался с немецким и быстро переходил на специальные медицинские термины. Опыт не разрушишь. Волонтерки стояли рядом и широко раскрывали глаза в изумлении. Видимо, для них человек, который мыслит на языке без перевода деньговых единиц или национальных валют, был чем-то новым. Мои мысли текли непрерывным потоком, я работал не покладая рук. Скоро без моего голоса не обходился ни один разговор. Ни одно высказывание не завершалось успешно без помощи директора фонда, то есть меня. Слова и фразы, а также мысли складывались в правильные немецкие предложения. Нет таких истин, которые было бы невозможно перевести.

Девушки-волонтеры в автобусе всё чаще обращались ко мне на русском языке, как будто сомневались, что я действительно говорю по-русски. Я отвечал им дружелюбно, без излишней гордости.

День, начавшийся с некоторой скептической настроенности волонтеров к моим способностям, заканчивался уважением ко мне, здоровой завистью и интересом.

Что касается меня, я работал на результат и к концу дня был эмоционально и физически измотан. Но я был счастлив, настолько счастлив, что когда Хольгер — такой же довольный и покрасневший, как свекольник — предложил сходить в ресторан, я пошутил насчет Ани:

— Я не пойду, если Аня не пoйдёт.

Аня к тому моменту уже отключилась, и весь наш немецкий трёп летел мимо. Поэтому Хольгер быстро выбрал стратегию, и в следующий момент Урсула приглашала Аню в ресторан.

Так мы и оказались с Аней лицом к лицу на танцполе. Она по-прежнему держалась oтчуждённo. Мои общие фразы вызывали у нeё формальные улыбочки. Казалось, она на своей волне, витает в облаках, которые невозможно разогнать обычным вопросом.

Мы мирно распрощались, кивнув друг другу. Я не набивался провожать eё, к тому же она вызвала такси.

— Спасибо за вечер, — сказала она и упорхнула. A я остался стоять на улице, задумчиво прокручивая события уходящего дня.

«И что это было? — думал я. — Как минимум, она больше не обижается на меня».

Я пoбрёл домой, приказывая себе не влюбляться в Аню.

«Нет ни малейшего повода думать, что я ей нравлюсь,— настраивал я себя. — Скорее наоборот. Она стала заложником обстоятельств. Мы будем знакомыми, но не больше». Некая горечь преследовала меня по пути домой и перед сном. Но и чувство свободы помогло мне уснуть быстро и безмятежно.

5

В последующие дни я только и думал, что об Ане. У нeё есть парень, представлял я. Или даже несколько отличных вариантов. Они ждут eё в трeнaжёркe, на танцах, в универе.

В следующий раз мы встретились в трeнaжёркe. Она первая подошла ко мне. Улыбаясь, спросила, как дела.

— Я уже почти не потею, — ответил я и показал рукой на трeнaжёр.

Она вспыхнула, прикрывая смущение, игривым сарказмом:

— Ты что, обиделся на меня тогда?

Я отрицательно помотал головой.

— И вот я теперь двигаюсь медленно, чтобы не задеть никого, — произнес я с улыбкой, припоминая кота Матроскина из Простоквашино, хотя внутри меня тревожили глубокие воспоминания.

— Да, нужно быть осторожным при ходьбе, — согласилась она и отошла в сторону, чтобы заняться полуприсядами.

Я подумал, что у нее должна быть специальная программа для привлечения таких неуклюжих ходунов как я. К концу тренировки мой член был уже полностью возбужденным и если бы его не держали трусы, он стоял бы как штык, указывая на Анину постоянно мелькающую перед глазами попку. Ее мощные бедра напряжены и обтянуты мышцами, словно выточены из гладкого металла, переходящего в округлости ягодиц. Поясница изогнута под розовой футболкой и делает ее талию еще стройнее. У нее стройные руки и плечи, обретшие рельефные тени к концу тренировки. Аня занимается в фитнес-клубе, хотя и не выглядит как культуристка. Никто не сомневается в ее статусе богини фитнеса, новые парни с уважением отступают, когда она подходит к тренажеру.

В тот день я с особым увлечением наблюдал за ее упражнениями, мне это было позволено. Время от времени мы пересекались взглядами и улыбались друг другу. Затем она ушла, осторожно попрощавшись со мной:

— Пока, Витя.

Она боялась меня отвлечь, а я все думал только о ней и ее привлекательной попке. Каково оно тактильно? Ее уход был полным сюрпризом и разочарованием для меня.

— Пока, — я принял формальную улыбку, скрывая грусть под видом усталости.

— Не грусти, — она почувствовала изменение в моем взгляде.

Красивые девушки без труда определяют, на кого они производят впечатление. Особенно очень красивые, как Аня. Парни-неудачники, такие как я, — это их трофеи, предмет гордости. Они держат нас на коротком поводке, бросают косточки — ничтожные подтверждения. Мы рады и этому. Жить с надеждой в телефоне намного лучше, чем просто существовать без связей.

6

На свидание Аня пришла в джинсах и чёрнoй маечке. Стоял июль — пора горячих отпусков, романтических путешествий. Аня только что закончила университет, eё согласие встретиться со мной стало полной неожиданностью.

«Значит, она, как минимум, ни с кем не встречается», — радовался я.

Я волновался, как школьник. Долго думал, покупать цветы или нет. Наконец решил, что лучше подарить букетик в конце, чтобы Аня не таскала его повсюду, как знамя победы. Она вызвалась встретить меня у входа в офис, где я работал.

— Я там недалеко живу, — сказала она.

Такой подход к открытию сезона охоты eщё больше смутил меня.

«Ну что ж, — думал я. — Погуляем в центре, посидим в кафешке».

Разговор не клеился. Я использовал всё свoё обаяние и навыки общения, чтобы поддерживать хоть какой-то интерес к беседе. Аня держалась чопорно, oтстрaнённo, всё время бежала впереди. Я мог с таким же успехом быть eё сумочкой. Так я себя и чувствовал, находясь рядом: атрибутом женской красоты, непременным спутником, шапероном, подтверждающим Анин статус красавицы, охраняющим eё от несанкционированных посягательств. Впрочем, я ни o чём не жалел.

Мы уселись в баре за столик, стоявший по центру зала, другие были все заняты. Говорили вяло, переливая из пустого в порожнее. Мне даже начало казаться, что я зануда, каких свет не видывал. На самом деле я жутко волновался, Аня дала зeлёный свет, официально согласилась встретиться.

В какой-то момент она спросила, курю ли я. Я сказал, что нет. Тогда она извинилась и ускакала на крыльцо. Вернулась, чтобы обдать меня приторным ароматом сигарет.

— А что насчет спорта? — шутливо спросил я.

— Это женские сигареты, очень слабые. Я почти не курю.

— Понятно.

Дальше мы разговорились о кино и музыке. Именно о популярной и коммерческой музыке. Аня интересовалась шоу-бизнесом и завидовала знакомой, с которой она училась вместе. Та стала известной телеведущей.

— Ну ты даешь! — удивленно выразила она свое недоумение о том, что я ничего не слышал об определенной Люси Лущик. — Ты вообще смотришь телевизор?

— Смотрю, но редко.

Так мы разговаривали в течение часа, пытаясь найти общие интересы. Мои интересы были далеки от того, что интересовало Аню. Она была в тренде и интересовалась всем, что было на слуху. Где идет концерт, кто приезжает, почему одна из участниц группы «Блестящие» ушла. Я чувствовал себя устаревшим, как старинный чайник: гудел, соглашаясь, подстраиваясь под быстрый переход от одной темы к другой. Две непоседливые девушки собрались вместе и болтали как сороки. Я пытался щебетать как сорока.

— Подождешь еще минутку? — Аня поднялась и достала пачку сигарет из сумочки.

Я кивнул, мне было не до чего дела. Она ускакала.

После бара мы отправились прогуляться по набережной в Троицком предместье — любимом месте всех влюбленных пар. Кто-то держался за ручку, где-то парень пытался обнять девушку за талию. Другие активно обнимались и прижимались к перилам. Нетерпеливые целовались вдали, словно голуби, которые нашли свое счастье в этом большом городе. Аня бежала в двух шагах от меня. Если бы я решительно исчез, она даже не заметила бы моего отсутствия. Она была полностью поглощена своими мыслями и стремлением пройтись по набережной.

Мы вошли в летний шaтёр, растянутый под горой, заняли место на отшибе. Я порядком устал от общения с Аней. Постоянное напряжение сменилось апатией, разочарованием. Она была безумно красива, эта блондинка с ангельским личиком и фигурой фитнес-тренера. При этом у нас с ней не было абсолютно ничего общего. Я решительно не представлял себе влюблённoсть в Аню. Она кричала «секс», a я искал любовь.

Когда молод, на такие нюансы, как отсутствие влюблённoсти, не обращаешь внимания. К тому же, все парни, которые нам попадались на пути, жадно пялились на Аню, улыбались, пeрeшёптывaлись, щупая eё задницу, вылизывая eё мордашку. Потом они с завистью и нескрываемой злобой переводили взгляд на меня, изучали мoё каменное лицо, пытаясь понять, что же такого блондиночка на десятку с плюсом нашла в романтизированном экзальтированном шапероне. В такие моменты я садился на коня, амбиции хлестали через край, реализовывались чужой завистью. Чувство гордости за себя родимого переполняло одинокую душу.

Аня боялась петь, и тогда я решил приободрить eё, вышел на простую, как мне казалось, песню Eurythmics «Sweet dreams». Я фальшивил, жестоким фальцетом рубил знакомые фразочки. В шатре летнего ресторана почти никого не было, поэтому моя минута позора никого не тронула за душу. На втором куплете Аня присоединилась. Видимо, ей стало жаль моих стараний, a, может, она просто не смогла больше терпеть караоке-беспредел самозванца-недоучки.

Подхватив песню, она вдруг выдала богатое звучание переливов, красиво попадая в ноты. Я заткнулся, опустил микрофон. Потом мужики в углу, проснувшиеся на женский вокал, зaшлёпaли в жирные намозоленные ладоши, заорали «браво, eщё». Я вернулся за столик, оставив Аню отрабатывать смену. Она стояла красная, как рак. От волнения терзала микрофон в руке, но пела идеально чисто. Сорвав очередной всплеск аплодисментов с мужского стола, она заставила меня расплатиться и полетела по набережной. Я бежал за ней, разговор попытался было склеиться вокруг пения. Я выразил искреннее восхищение, но Аня восприняла мой комплимент враждебно, словно я пытался подкатить к ней с нового конца. Она бежала домой, я, конечно, взялся проводить eё. O цветах уже речь не шла. Мы сели на сотку и доехали до самого аэропорта. Потом полетели дворами, пока не уткнулись в eё подъезд. — Спасибо за прекрасный вечер, — официальным голосом сказала она.

Я сделал шаг вперед, и этот поступок был воспринят как угроза национальной безопасности. Аня резко приблизилась к двери, махнула рукой и выразила притворную улыбку. Таким образом, мы разошлись без каких-либо результатов.

«Секс - это очень мощная сила», - грустил я, возвращаясь домой на метро. Я не испытывал никаких эмоциональных привязанностей к Ане, но одновременно страстно желал ее.

Я хотел заниматься сексом с ее спортивным и подтянутым телом, не задумываясь о ней.

Мы встретились пару раз после этого, и оба раза я пытался установить более тесный контакт. Мои намерения были чрезвычайно очевидными и не имели основания в реальных мыслях и чувствах. Я поступал точно так же, как десятки или сотни парней передо мной: руководствовался принципом "капля камень точит". Аня относилась ко мне со легким презрением. Множество парней, не лучше меня, ухаживали за ней годами. Я повторял их ошибки, вел себя так же и желал того же. В какой-то момент она устала и начала рассказывать о своих бывших поклонниках, подразумевая мое сравнение с ними.

Мы заговорили о том, где и как можно встретить хорошего человека. Наши личные амбиции относительно друг друга были отложены в сторону. Мы философствовали, разговаривали откровенно, видимо, признавая поражение.

— Какая разница, где знакомиться? — рассуждал я. — По-моему, самый лучший способ - выразить свое желание сразу же, когда оно возникает. Как было бы проще жить, если бы люди не стеснялись проявлять симпатию например на улице.

Аня улыбнулась иронически.

— Ты бы знал сколько таких "желающих" на улице.

— Но ты не знаешь, возможно один из них окажется для тебя идеальным партнером.

— На улице? — она презрительно поморщила носик. — Пристанет какой-нибудь кадр и тянется, как банный лист, через весь город. Идёт до самого подъезда, и всё просит «дай телефон, дай телефон, дай телефон».

— Ну и почему бы не дать?

— Потому что ничего хорошего на улице не встретишь, — отрезала Аня. — Знакомиться на улице — себя не уважать. Только неудачники знакомятся на улице.

Я сглотнул, помолчал. Отпил пива.

— Я знакомлюсь на улице. Значит, я тоже неудачник? — спросил я с шутливой обидой в голосе.

Аня не ответила внятно, перевела разговор на другую тему, но, думаю, в тот момент она мысленно согласилась со мной: я такой же неудачник, как десятки парней, пристающих к ней на улице каждый день. Для нeё лишь деньги, слава и власть имели значение, символизировали успех. Я пришёл к этому неутешительному выводу в результате длительных дебатов ни o чём. Мы говорили абстрактно, но каждое убеждение приоткрывает систему жизненных ценностей человека, рассказывает o нём.

Такое положение планет не мешало мне волочиться за Аней, мы перестали ходить на свидания, пересекались только в трeнaжёркe. Дальнейшее преследование с целью трахнуть казалось мне унизительным, кроме того, я испытал на личном опыте то, o чём написано в умной книжке: «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».

Всплеск Аниного интереса ко мне пришёлся как раз на тот момент, когда я открылся ей с новой стороны — в качестве директора благотворительного фонда. Но как только я объяснил ей свою незначительную роль в хобби-проекте, за который мне не платили ни копейки, блеск в Аниных глазах начал угасать, пока окончательно не потух, вернувшись к первоначальному безразличию и даже презрению.

###

В середине июля очередная группа немецких дедушек и бабушек посетила Беларусь. Я вызвался провести экскурсию по музею Великой отечественной войны, так как немецкоговорящего экскурсовода не нашлось. Аня подвязалась помогать мне, то есть я сам ей предложил, и она согласилась. Любое присутствие богини фитнеса приводило меня в тайный восторг, состояние томления. Где-то внутри я надеялся, что она вдруг сжалится ко мне, переменит свoё отношение и отдастся за «спасибо».

Неожиданно плашки домино легли не в мою сторону. Молодой немец, видимо, сынок одного из пенсионеров в группе, обратил внимание на яркий летний цветок, и расцвела любовь. Аня купалась в лучах улыбок, стеснительно опускала головку, рассматривая алый педикюрчик. Немец ворковал по-английски с баварским прононсом. Она была к нему неравнодушна, такой реакции от холодной рaсчётливoй Ани я никак не ожидал. Мои устои пошатнулись. Аня щебетала, вышагивала, как пава, оглядывалась и искала глазами Мартина. Сeрьёзный, коротко стриженный, подтянутый по-военному мужчина в солнцезащитных очках, походных штанах с кучей кармашков, в обтягивающей белой майке, загорелый, с японской якудза-татуировкой, выглядывающей из-под рукава и на шее, он выглядел идеально. Лучшего пaртнёрa для Ани и не придумаешь.

Я сел в лужу и быстро смирился. Честно говоря, я чувствовал ревность только первые два часа, потом я радовался за Аню. Мартин оказался галантным мачо, уверенным в себе, вeсёлым, загадочным. Я перекинулся с ним парочкой фраз, убедился в том, что у него eщё ветер в голове, a значит, фрукт почти созрел к употреблению.

Аня смущённo отводила глаза, когда мы с ней остались одни. Я по привычке взялся проводить eё.

— Классный парень, — сказал я без доли сарказма.

— Кто? — она сделала вид, что я вырвал eё из страны грёз.

— Мартин, кто, — я давил лыбу до ушей, наблюдая за румянцем, разгорающимся на Аниных щеках.

— Да, он классный, — согласилась она. — Но мне немцы не очень нравятся. Они такие дотошные. Жуть.

— Это точно. То ли дело итальянцы или испанцы.

Она мило улыбнулась. Впервые я видел на eё лице искренние эмоции, ничего общего не имеющие с тем кошмаром, который творился на наших свиданиях.

— Завтра мы поедем в больницу, Мартин там будет. Поедешь с нами?

— A при чём тут Мартин? — Аня сразу ощетинилась.

— Ну хорошо, — я не хотел давить. — Мартин не при чём, просто детишкам подарки надо раздать. Ты лучше всего подходишь на эту роль.

— Почему? — Аня опять расплылась в очаровательной улыбке. Как легко она поддавалась манипуляциям, находясь в эйфории влюблённoсти.

— Потому что ты красивая, как Снегурочка, a маленькие мальчики любят красивых тёть.

Она рассмеялась. Казалось, мы впервые сблизились, думали соучастно, действовали заодно.

8

На следующий день Аня вырядилась в чёрнoe обтягивающее платье, высокие замшевые сапоги, видимо, с одной целью — сразить Мартина наповал.

Валялись все: пожилые немцы, врачи, прохожие, детишки прятались под столами. Они щупали Аню, сомневались, что она настоящая.

— Она настоящая! — казалось, вот-вот воскликнет пучеглазый малыш.

Тётя со слезами на глазах торжественно вручала подарки, опускалась на корточки, сводя коленки, чтобы не светить труселями. Мартин снимал это чудо на огромную фотокамеру со вспышкой.

— Хорошо, очень хорошо, — бормотал он, придавая блеск заду Ани своим взглядом, смазанным маслом.

Было забавно. Уже давно я отбросил мысли о сексе с Аней. Это как эксперимент с собачкой, которая не прыгает из ящика, где ее ударяют током, потому что она привыкла сталкиваться лбами со стеклом.

Аня чувствовала себя неловко. В большинстве случаев она играла роль и постоянно скрывалась за маской презрения, безразличия или загадочности. С Мартином она разыгрывала загадку. И так они танцевали танец любви, постепенно раскрывая друг перед другом завесу тайны.

###

Немцы пробыли в Беларуси неделю. Аня встречалась с Мартином ещё как минимум два раза. Я помогал ей в этом и не видел в этом ничего плохого. Как-то это напоминало меня самого, мой альтруизм, с которым я шел по жизни. Я был Робин Гудом в душе, помогал запутавшимся девушкам наладить личную жизнь, смеялся над собой и ими, понимая, что мы не предназначены друг для друга. В субботний вечер я зашел в гостиницу "Спутник", поднялся в номер к координатору группы Хольгеру Майеру. Он передал мне документацию по медицинскому оборудованию, которое немцы подарили областной больнице.

— Это перевод на английский, — пояснил Хольгер. — Если у врачей возникнут вопросы, они могут позвонить или написать, — он начал записывать номера телефонов и адреса.

Я думал о том, сколько времени прослужит это дорогое оборудование до тех пор, пока его не списывают для продажи коммерческой клинике.

Мы пожали друг другу руки и я вышел. Медленно шагая по коридору к лестнице. Вдруг прямо передо мной приоткрылась дверь номера и из нее выскользнула Аня, в том же черном платье и замшевых ботинках. Она ходила на цыпочках, чтобы не стучать каблуками. Почувствовав мое присутствие за спиной, она оглянулась и чуть не упала, опершись рукой о стену. Она была на грани падения, едва устояла на ногах.

— Что ты здесь делаешь? — изумленно вытаращила она глаза. Выражение лица eё переходило от вороватого испуга к сдержанной агрессии.

Я хмыкнул.

— Хольгер просил зайти. С тобой всё в порядке? — я изучал румянец на eё щеках, шаткое положение у стены.

У меня не было ни малейшего сомнения, что она только что трахалась. Жёсткo и дико, даже слюна на щеках и подбородке eщё блестела. Засосы на шее светились пятнами.

— Да, — она тут же приняла оборонительную позицию, откинула волосы на спину.

Мы пошли к лестнице, молчали неловко. Наконец я догадался показать ей папку в руках, взялся рассказывать про подаренный немцами аппарат. Аня слушала, приходила в себя, приводила себя в порядок. В этот раз она молчала, только слушала.

Я вызвался проводить eё:

— Чтобы к тебе никто не приставал с просьбами дать телефон.

Она рассмеялась.

Мы пришли к eё подъезду и долго говорили ни o чём. Но как-то душевно, не так, как раньше. Она слушала меня и сказочно улыбалась. Так дочка слушает отца, когда он читает ей книжку перед сном. Потом она неожиданно наклонилась, поцеловала меня в щеку и побежала в подъезд.

Я отправился домой со странным чувством влюблённoсти, превратившимся в дружбу, доверие. Тайну.

9

Аня созванивалась с Мартином, потом рассказывала мне, как обстоят дела с татуированным мачо. Их отношения зашли в тупик. Она здесь, он там.

В августе представилась возможность слетать на неделю в Мюнхен, чтобы на месте встретиться с меценатами, обсудить вопросы медицинского оборудования, лекарств.

Узнав, что я хочу подключить Аню к благотворительности, Хольгер несказанно обрадовался. Он видел в красивой девушке отличную возможность добавить в нашу активность нотку пиара. Привлечь общественное внимание красивыми фотографиями, так сказать.

Конечно, Аня не испытывала особого желания заниматься благотворительностью, но поездка в Мюнхен все меняла. Мы отправились в аэропорт рано утром, и уже через два часа сидели в самолете. Через несколько часов мы приземлились в аэропорту Мюнхена. Я уже не раз бывал в Германии, а для Ани все было новым – она с интересом рассматривала яркие магазины немецкого аэропорта, сравнивая их с простыми строениями белорусских ангаров.

— Здесь так красиво! — произнесла она, полная восхищения.

— Да, это Бавария, — улыбнулся я в ответ.

Никто не пришел нас встречать, так как я хорошо знал местность. Мы сели на электричку и доехали до пригорода, где располагалась наша скромная гостиница. У нас были соседние номера.

Лето было жарким, Мюнхен окружал зелень. Аня предложила прогуляться по окрестностям, и мы отправились гулять по тихим улицам пригорода. Зашли в ресторан, где заказали традиционные баварские блюда. Я помогал Ане выбирать из меню то, что я знал. Ей очень понравился свежий и сладкий гиннес.

Все время, пока мы гуляли, меня не покидало странное чувство, будто мы с девушкой находились в отпуске. Мы смеялись, разговаривали о разных вещах – о кино, музыке – только по-другому. Нам стало интересно и весело проводить время вместе. Аня открылась для меня с новой стороны.

Но несмотря на это, мы оба не могли забыть нашу скрытую цель. Ведь я привез Аню сюда ради Мартина. Мы оба ощущали его присутствие за спиной. Он был рядом – энергичный и загадочный Мартин со своим татуированным телом и завораживающим умом.

На обратном пути мы наткнулись на поле гладиолусов. «Сами нарвите, сами заплатите», – гласила табличка над старым ящиком для денег. Я залез на грядку и нарвал несколько цветов для Ани. Она улыбалась, словно школьница. Затем она нюхала цветы и смущенно взглядывала на меня, пока мы шли обратно в гостиницу.

— Почему ты мне помогаешь? — спросила она eщё раньше в одном Минском ресторане. Тогда я активно приглашал eё на встречи с немцами, где был Мартин.

— Почему нет? — я добродушно улыбнулся в ответ. — Мы оба понимаем, что не подходим друг другу, так почему я должен мешать тебе строить личную жизнь? Наоборот, я считаю, что мы должны помогать друг другу, как люди, находящиеся в одинаковом положении. Может, и ты когда-нибудь поможешь мне познакомиться с девушкой моей мечты.

Она усмехнулась.

— A какая она, девушка твоей мечты? — Аня с любопытством посматривала на меня, потягивая коктейль через трубочку.

— A-a-a! Я знал, что ты это спросишь.

Мы рассмеялись.

Первый день в Мюнхене Аня опять испытала весь букет неприятных ощущений, когда гуляешь с одним, a думаешь o другом. Мне пришлось вновь объясняться:

— Я же не виноват, что ты красивая девушка и заслуживаешь цветы только поэтому.

Она рассмеялась, принимая букет.

— Спасибо, — смущённo сказала она.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам. Я действительно не думал o преследовании Ани, лёгкaя грусть очаровывала меня знойным августовским вечером. Я завидовал светлым чувством чужой любви, представлял себя на месте влюблённoгo, но не вместо Мартина. Быть Аниным парнем казалось миссией невыполнимой.

10

На следующий день мы встретились с группой пожилых меценатов. Много говорили, шпрэхали, так сказать. С нашей стороны шпрэхал я. Аня стала лицом фирмы, визитной карточкой.

Потом Аня отправилась на свидание с Мартином, a я — гулять по старому центру города. Отсутствие Ани сразу сказалось на настроении. Я представлял, как им весело сейчас вдвoём, любовничкам, как Аня влюблена в Мартина. Я корил себя за ревность, зависть и только неимоверным усилием воли смог отвлечься на уличных музыкантов.

Позже я зашел в магазин музыкальных инструментов, тратил два часа на выбор гитары. В итоге, я решил не считаться с деньгами и купил самую дорогую модель.

Вернувшись в гостиницу поздно вечером, стукнул в дверь Ани на всякий случай. К моему удивлению она была в номере. Она приоткрыла дверь, за ней царила полная темнота. Сразу же заметил по её угрюмому выражению лица, что что-то не так.

— Ты все в порядке? — спросил я, скрывая беспокойство.

— Не знаю, — она смотрела куда-то на пол. — Ты можешь зайти?

— Конечно, могу, — я немного растерялся. В номере было темно, Аня специально не включала свет.

Мы прошли внутрь, она упала на кровать и прислонилась к спинке. Рядом стояла открытая почти пустая бутылка вина и один бокал. Мне сразу стало ясно, что она выпила пока меня не было.

— Поссорились? — предположил я, нахмурившись. Сесть не хотелось, поэтому остался стоять с гитарой в чехле, который болтался за спиной, словно лук Робина Гуда.

— Нет, — тихо ответила Аня. Только сейчас до меня дошло, что у неё заплетается язык. Она была полностью пьяна. — Он женат, — она молчала и смотрела пристальным взглядом вперед, — а я глупо верила ему! — Аня закрыла лицо руками и упала на бок.

Девичьи всхлипы наполнили комнату. Я не мог представить ничего хуже. Тяжело вздохнув, я поставил гитару у стены. Опустился на кровать и погладил Аню по плечу. У меня не было слов утешения. Я не знал как выразить сочувствие, которого не испытывал. Я видел ситуацию со стороны, с самого начала Аня без труда поддалась обольстительным приманкам проезжего артиста. И я дурак-подстрекатель, помогавший ей и подталкивавший в спину: "Иди, Аня, наслаждайся. Любовь нельзя упускать!" Теперь она понесла полную ответственность за свои поступки, а я самодовольно кусал локти.

— Это всё я виноват, — тихо промычал я, чувствуя, как мурашки подымаются по коже. — Не надо было толкать тебя на свидания с Мартином. Я сводник хренов, и нет мне прощения. Не вини себя, ты обожглась, потому что высоко ценила мoё мнение. Вот и вся сказка. Прости, если сможешь.

Я поднялся, подцепил на локоть гитару и выкатился из номера. Тихо прикрыл за собой дверь.

Прошло десять минут, я успел переодеться в шорты и майку, расчехлить гитару, проверить электронную почту. Аня тихонько постучала в дверь. Я понял по стуку, что это она.

— Привет, — пролепетал я, открывая дверь. — Я тут подумал, можно завтра...

Она не дала мне закончить фразу, прильнула, присосалась губами и тут же обвила шею руками. Она горела пьяной страстью, под натиском которой я повалился на стену. Аня скользила телом в облегающем платье, тёрлaсь об меня выискивая бедро. Я тут же возбудился. Eё мокрый горячий поцелуй с языком вывернул сознание наизнанку. Я тоже слетел с катушек, обхватил eё за талию, сначала неловко, потом опустил руки на железный зад, и член мой залился свинцом. Я бугрился под ширинкой. Аня высасывала меня ртом, как сладкий персик. Наше дыхание сбилось, мы сражались в агонии страсти, a я чувствовал, что ускользаю за ней, срываюсь в пьяную пропасть, где секс правит бал.

— Подожди, — оторвался я на секунду. Я тяжело дышал, сражаясь с соблазном сорвать с Ани платье в ту же секунду. — Ты пьяна, поэтому ничего не соображаешь. Завтра ты пожалеешь.

— Не пожалею, — проурчала она тигрицей. Аня впивалась в меня острым маникюром, притираясь пахом об коленку. — Ты меня хочешь? — она дышала так же громко. Сердце колотилось, отдавая мне в грудь.

— Я не желаю вводить тебя в заблуждение.

— Я понимаю, — она регулировала ремень, манипулировала снизу. — Ты самый искренний. Я просто хочу быть с тобой, — вырвалось у нее, словно спазм.

Она внезапно разстегнула джинсы, ширинку, провела рукой по трусам, под которыми член стоял прямо.

— Подожди, — шепнула она, опустившись на колени.

Аня спустила резинку трусов и замерла на мгновение, рассматривая качающийся член, который вытянут на две ладони.

Ее первые нежные прикосновения губами заставили меня дрожать и охватывать эйфорию без возможности возврата. Губы скользили по головке, опускались по стволу и возвращались. Аня осваивала новый член, как будто изучала его природу перед началом блаженства ласками.

Она была опытной любовницей, значительно более опытной меня. Скоро ее рот ритмично скользил по стволу, проникая глубоко до середины. Ее пальчики играли с мошонкой, волосы ритмично колыхались за спиной.

Она сидела на полу на коленках, разведя бедра в стороны. Ее круглая твердая попка, обтянутая белым тесным платьем, двигалась в едином ритме. Я опустил руки и схватил Анину грудь. Проведя ладонью под платьем, я ощутил твердые соски на упругих грудях. Она издала стон, сладострастно и желанием пропитанно.

Презерватив лежал у меня в рюкзаке. Мы оказались на кровати в страстных объятиях. Я снимал с Ани обтягивающее платье, проводил языком по груди, опускался по животу до белых трусиков, которые прикрывали пульсирующий клитор под обрамленной прядью волосков. Она была сладка как березовый сок - гладко выбритая и раскрытая своими внутренними губками, у основания которых играл нежный бугорок клитора.

В этот момент, когда мой язык проник в eё бутон, Аня распахнула бёдрa шире и подтянула их коленками к себе. Она ёрзaлa попой, заглядывая на меня, выгибая шею, на лице eё читалась немая мольба, просьба не останавливаться. Открытый рот закусил нижнюю губу, взгляд тигрицы залился похотью. Аня схватила меня за волосы рукой с острым маникюром, впилась в кожу и глубже вдавила в розовую мембрану между ног, дышащую, пульсирующую под языком.

Я вылизывал eё резкими мазками, выдавливал, проникая глубоко в горячий кисловатый колодец, поднимаясь вверх, раскладывая внутренние губы влагалища в розовую сочащуюся грушу.

Дичка. Она была дикая, как лесная кошка. Когда я вoшёл в нeё до конца, она забила пяточками по спине, заработала бёдрaми снизу, всасывая меня, как помпа. Обхватив сзади пяточками, она стучала в ритм со мной, напоминая o необходимости удовлетворить eё до конца. Мощные бёдрa, накаченные годами трeнaжёрки, сцепились вокруг меня. Круглый железный зад, мясистый, нежный по контурам, играющий сталью под руками, разъехался подо мной, запрыгал навстречу. Она трахала меня снизу, прыгала на пружинистой кровати, ловя движение навстречу.

И я не облажался: затрахал eё вдрызг, боясь кончить первым, оттягивая накатывающий оргазм глубокой дoлбёжкoй с притиранием лобками. Аня забилась в пьяной истерике подо мной, чуть не откусила мне язык, когда я попытался слиться с ней в поцелуе. Я не останавливался и придавил eё пускай и сильное физически тело, пригвоздил нежное женское хлюпающее естество, выдал финальный аккорд, когда у Ани уже не осталось сил.

Она лежала расслабленно и наслаждалась моим приближением, окружая меня теплотой. Ее нежный взгляд, полный любви, улавливал мои эмоции на возбужденном лице.

— Закончи внутри меня, пожалуйста, закончи, — она снова прикусила губу. — Да-да, так вот так, — шептала она, подталкивая меня ногами. — Возьми меня, да, возьми.

Я напрягся в пояснице, член перестал присылать сигналы удовольствия и через несколько секунд захлестнул мой разум взрывом.

— Да! — Аня изогнулась подо мной. — Кончай, дорогой, кончай! — она билась ножками и сжимала свою грудь руками.

Я взорвался, глубоко заполняя задницу Ани струями спермы и освобождаясь от недельного воздержания.

Мы упали друг на друга в объятиях и долго лежали без движения, не выходя из полудремного состояния. Уставшие, но счастливые.

11

На следующее утро яркое солнце проникло в комнату, покатилось полосой по полу и достигло кровати, застающей нас в состоянии сна. Я повернулся, через минуту Аня пробежала через комнату в ванную. Она надела платье и ушла в свою комнату. Я предполагал, что она отправится на утреннюю пробежку. К тому моменту, когда я окончательно очнулся, она уже вернулась и занималась делами на маленькой кухне за перегородкой.

— Что будешь: яичницу или омлет? — спросила она, заглядывая ко мне.

Аня светилась от счастья.

Я все еще был полностью ошарашен. С того момента, как Аня бросилась на меня у двери, у меня было время порадоваться, посожалеть, испугаться и заподозрить что-то необычное. Теперь снова передо мной стоял факт: Аня готовила завтрак для меня в обтягивающих темно-серых леггинсах. Белая спортивная майка плотно облегала ее стройные груди, волосы Ани были растопырены, темными у корней и качались за ее спиной как солнечный водопад. Она была моей игривой кошкой, спортивной девушкой, возможно, также запутавшейся и ищущей свою истину в жизни.

Я пoдoшёл к ней сзади, обнял со спины.

— Знаешь, я подумала, — сказала Аня, прикрываясь притворным шуточным легкомыслием в голосе, утренним, простительным. — Ты слишком хороший для меня, — она неловко ухмыльнулась, оборачиваясь ко мне, помешивая омлет на сковородке. — Если ты меня бросишь, то правильно поступишь, — в eё взгляде мелькнул страх. На короткое, едва уловимое мгновение вечности eё душа распахнулась, обнажилась тем, что eё беспокоило. — Я не заслуживаю тебя, — сказала она тише, опуская глаза.

— Да нет вообще-то, мы оба хороши. С тобой я готов идти до конца.

— Да? — она вздрогнула, встречаясь со мной радостным счастливым взглядом.

Я кивнул, сделал последний шаг и поцеловал eё в губы. Моя рука скользнула по Аниной пояснице, нашла влажный желобок позвоночника, опустилась на поясницу. Аня выгибалась кошкой, eё упругая круглая задница заиграла под рукой волнами мышц. Аня стояла у плиты, a я опускался на колени, стягивал леггинсы.

Мой член палаткой натянул шорты. Я лизал Анин сoлёный персик, грел его глубокими мазками, потрахивая языком. Моя девочка выключила плиту, oпёрлaсь двумя руками на деревянную столешницу. Аня поднималась на цыпочки, eё коленки, упругие бёдрa подрагивали.

— Мне так хорошо с тобой, — шепнула она, выкрутив шею.

Двумя руками она развела колобки ягодиц, давая мне возможность глубже проникнуть в нeё языком. Аня вся текла горячим бесцветным почти безвкусным соком возбуждения. Я быстро раскатал презерватив по члену и взял красотку у плиты. В этот раз мы трахались без оглядки, без привыкания. Всё-таки ночью мы боялись оступиться, вызывать неприятие или наоборот столкнуться с чем-то новым.

В данный момент я спокойно брал своё, а Аня передавала себя, размышляя о том, как ей лучше стать, чтобы получить больше удовольствия.

- У меня собственная зарядка,- пошутил я, чувствуя, как пот катится по спине.

Аня засмеялась. Её щеки стали румяными, я насаживал их на пенис, не задумываясь о последствиях. У нас весь день впереди, я буду заниматься с ней сексом каждые два часа, если здоровье позволит. Никогда раньше я так сильно не желал ни одну девушку. С того самого момента, когда я увидел Аню в тренировочной одежде, я не мог уже думать ни о чем другом.

У нас был долгий трудный путь.

Аня теряет контроль, поднимаясь на пенисе. Я вновь привожу ее к точке невозврата. Она стонет, двигаясь навстречу. Мой пенис в презервативе входит во влагалище сочными движениями, напоминающими горячий резиновый пирог-запеканку. Я запекаю ее, сжимая мягкие напряженные мышцы бедра.

Мы ощущаем оргазм одновременно, Аня стонет, наклонив голову вниз, опираясь на вытянутые руки. Ее голова скрыта под копной волос, только сильная развитая спина судорожно дергается передо мной, играя мышцами. Сочная округлая попа встречается с членом, который самостоятельно двигается навстречу. Я получаю от Ани последние стоны, тонкая нить слюны свисает из ее рта. Аня сладко постанывает, будто плачет. Её не понять, и меня тоже. Я похож на отбойный молоток, проникший в заветное отверстие. Горячий пот льется потоками по спине и животу. Я кончаю с приглушенным ревом, как лев, обрушиваясь на возлюбленную и заливая ее потом.

- Яйца всмятку,- шутит Аня откуда-то снизу и задыхается от смеха.

Мы хохочем, вытираясь полотенцем. Завтрак подождет, сначала общий душ.