Балтийские забавы отпускника. Часть 1

Выполнив поручение казначея 85-го отдельного мотострелкового полка старшего лейтенанта Козленко по сопровождению его жены и дочери к родственникам в Новосибирск, рядовой шестой роты этого славного учебного подразделения с лёгким сердцем и пустыми яйцами, содержимое которых он оставил в женской половине семейства Козленко: его замужней дочери Клавдии, блондинистой невестке Светлане и жене Клима Ивановича — Ксении Александровне, садился в купейный вагон скорого поезда, чтобы, на правах отпускника, отбыть, наконец, в сторону родного ему города Ленинграда.

За последние два дня, проведённые в водовороте любовных приключений, он, как вы уже догадались по оглашённому списку побед, слегка перетрудился. Особенно в последняя ночь — сразу с тремя отзывчивыми женщинами...

Ксения Александровн была из них — самая памятная.

То как он пользовал эту, несомненно, застенчивую и верную до его появления супругу хозяина квартиры: сибирскую красавицу, учительницу средней школы, бывшую гимнастку и мать двоих детей, жила в усталом сознании отпускника приятными картинами удачного совращения замужней скромницы...

Именно замужних советовали окучивать вчерашнему студенту художественного училища его ипостаси, считая этот вариант самым безопасным для удовлетворения потребностей солдатика, попавшего из домашней среды в гарнизонный быт вояк, аккурат — в самый пик его сексуальной заинтересованности.

«Остерегайся непредсказуемых малолеток. Веди охоту на офицерских жён. Ни одна из них, отдавшись симпатичному солдатику, ни за что не признается мужу, что её имел рядовой и так... и этак... А уж про извращённые варианты, тем более — молчок! »

Что, наш Борис Петрович Большаков и делал... в предыдущих эпизодах...•  •  •

запасе, справился бы и без него... »

«Не говори чепухи!  — подала голос третья ипостась по имени Я (Сексуальность) — Молодой организм патрона, излишне пылкий... Двое суток сплошных тёрок... без порошка могли закончится конфузом. А для неопытного юноши это чревато психологической травмой... »

«Да, он ещё не научился не спешить с изливанием... »

«Я тут вспомнил Казанову... Как тот задерживал выстрел спермы... »

«И как? »

«Прикусывал кончик языка. »

«Петрович! Чего-раньше об этом, не вспоминал? Обошлись бы без порошка! »

«Так ты же, допуск в мозги шефа во время процесса целиком заполняешь. Через тебя не пробиться... »

«Бывает, что увлекаюсь.  — согласился Я.  — Вы уж как-то, меня, того... если надо... потесните. Не обижусь. Для того и определены Большаку в помощники... »

«О, давно хотел спросить! Кем-определены-то? » — задал вопрос Борик.

«А хрен его знает! Определились и — всё! »

Петрович по-отечески «поглядел» на спящего Большакова.

«Нам его опекать велено, тем, кто на это имеет дозволение... Борис Петрович Большаков — наш приют и подопечный... »

«Не уж-то — САМИМ! дозволено? »

«Не знаю... » — рассердился Петрович.

Он не любил признаваться, что что-то не знает.

«Мы — итог его мыслей и воплощение его желаний» — сказал, позёвывая, Я...

Тем временем, в купе, где спал наш герой, зашла загруженная вещами супружеская пара.

Он — возрастом за пятьдесят. Характерный профиль иудея, густая шевелюра благородной седины. В прекрасной спортивной форме, которая, при всём желании, не застёгивалась на животе.

Она — в серебристом облегающем платье. Лет на двадцать моложе. В меру округлая, с агрессивно выступающим бюстом, копной рыжих волос и боевой раскраской миловидного лица.

Вид армейских сапог, повёрнутых подошвами в сторону их лиц, входящих слегка шокировал.

— Моня, здесь уже кто-то есть!  — сказала женщина.

— Как не быть, когда я вижу эти ноги!  — с твёрдой убеждённостью произнёс мужчина и посмотрел на листочки железнодорожных билетов.  — Не стоит беспокоиться. Он лежит не на наших местах.

— Но в сапогах и совершенно одетый...

— По всему видно, что это военный. Они приучены спать в любых условиях.

— Будет ужасно, если он ещё и храпит?

Моня поставил вещи, встал ногами на свободный край дивана, и заглянул в лицо спящего:

— Совсем молоденький. В таком возрасте, как правило, не храпят...

— Надеюсь, хорошенький?  — супруга привставая на цыпочки, стараясь разглядеть хоть что-то.  — Ехать четыре дня с кем попало...

Моня спрыгнул с дивана на пол:

— Судя по размеру сапог — твой любимого рост, Софочка.

— Ты шо, с мозгами поссорился?!  — всплеснула белыми, сплошь покрытых веснушках, ручками Софа.  — При чём тут его рост, и мои интересы!

— Софа. Надеюсь, диалог ещё возможен, если ты однозначно права?

— Ладно, давай укладывать вещи,  — успокоилась Софа, которая действительно питала слабость к молодым и высоким.

Супруги деловито рассовали поклажу в середину диванов, уселись на захлопнутые крышки и стали терпеливо ждать — кто ещё придёт на свободное место.

Состав тронулся. За вагонным окном поплыли вокзальные пейзажи, и оба супруга посмотрели друг на друга с недоумением. Пустующее место в купе скорого поезда, идущего на «большую землю» не могло не вызывать вопрос: «Почему? »

В открытую дверь заглянула немолодая широкозадая тётка, которая знала ответ.

— Предъявите проездные билеты, товарищи пассажиры,  — сказала она и  уставилась на сапоги спящего солдата.

— Пьяный что ли? Эй, товарищ военный! Проверка проездных документов, поднимайтесь!  — Поскольку громкость голоса не сработала, тётка постучала по подошве сапога скрученным на палочке флажком,  — Молодой человек! Проверка билетов!

Большаков заворочался. Сутулясь, от нависающей сверху полки, тяжело сел. Кирзачи едва не угодили в голову сидевшему внизу еврею.

— Прошу не так сразу!  — увернулся тот с ловкостью свойственной этой нации.

— Пардон! Не заметил...  — Борис уставился на личико сидевшей внизу крашеной дамы, которая кокетливо улыбнулась его «французскому». Посмотрел в окно, затем перевёл сонный взгляд на стоящую в проходе проводницу:

— Мы что, уже едем?

— Едем, едем, молодой человек. Давайте ваш билет...

Большаков, упёршись на края полок, как на гимнастические брусья, легко достал ногами пола и, пошарив во внутреннем кармане кителя, протянул проводнице оранжево-розовую бумажецу:

— Вы же при посадке смотрели...

— Так положено!  — проводница щёлкнула по билету блестящим компостером, сложила вчетверо, отыскала в матерчатой планшетке, что висела у неё через плечо, нужный карманчик, аккуратно вставила проездной документ в нужную ячейку.  — Буду знать, где выходите...

— Так, на конечной...  — хмыкнул боец.  — Где комплект постельного белья, мадам?.. Мне нужно выспаться...  — и начал неспешно разоблачаться.

Когда снял китель, рубашку, майку, устало спросил:

— Чего стоим? Несите, что положено...  — привалился спиной к перегородке, закрыл глаза и, кажется, уснул.

Склонив голову на бок, подобно заинтересованной курице, проводница изучила спящего, потопталась на месте:

— Вам тоже? Сейчас?

— Потом...  — сказала жена еврея.  — Когда будете разносить всем...  — Её явно заинтересовал накаченный торс попутчика.  — А это место свободно?  — указала она на диван, где, полусидя, заснул боец.

— Забронировано Челябинском...  — сказала проводница и вышла.

— Вот видишь, Моня. До Челябинска будем спать на нижних полках. Как тебе это удовольствие?  — и, приподнявшись на цыпочки, заглянула в лицо спящего.  — И правда — хорошенький... И такой большой, как Илюша из Мурома...

Пожилой супруг изобразил на лице выражение многозначительной осведомлённости:

— Я же говорил, что тебе понравится...

Спящий открыл осоловелые глаза. Оглядел свой неприкрытый торс:

— А где эта... мадам?

— Мадам отправилась нести ваше постельное.

— Ага... Надо раздеваться...  — Борис Петрович стянул сапоги, порадовав Софу наличием носок, а не портянок, и не обращая внимание на протестующие ужимки Моисея Соломоновича принялся за галифе.

Когда оказался в одних носках и «танковых» труселях, сообразил, что несколько поторопился и торопливо сел, прикрывшись брюками.

— Я вас, смущаю?

Качнув крашенной копной, София глянула на Моню.

— Такой вид облачения в солдатском быту называется «форма номер один»,  — пояснил, когда-то, служивший, муж.  — Принимается для спортивных упражнений или перед отбоем ко сну.

Софья быстро выбрала один из вариантов:

— Собираетесь спать!

— Ага...  — признался Большаков, поглядывая на неприкрытую створку купе.  — Её что, за смертью посылать?  — его губы сделали извинительную растяжку.

София, снова глянула на мужа, потом куда-то в сторону, поправила причёску и ответила смущённому солдатику одобряющим выражением личика. При этом её высокая грудь слегка колыхнулась, а влажные глаза потеплели.

— Софа, не смотрите на товарища солдата так привлекательно, вы заставляете его вам нравиться! Извиняюсь, если не воинский секрет... Вы —  демобилизованный или — дезертир?

— Отпускник...

Моня радостно затряс седой гривой.

— Я так рад за вас! Софа, боец ищет где можно достойно отдохнуть...

— Так предложи ему наш домик в Череповце. Возле металлургического комбината...

Пожилой еврей виновато развёл руками:

— Как видите, молодой человек, мы тоже строим общий коммунизм...

В дверном проёме, со стопкой свежего белья появилась проводница и, оттеснив Софию фирменным задом стала советовать окончательно проснувшемуся солдату, как тому следует стелиться.

— Увы.  — сказал, вставший враспор на края дивана Борис, и засовывая простынь за отвороты матраца.  — Я бы принял ваше приглашение, но меня ждёт Невский. Когда увлекусь доменным производством, загляну непременно...

Моисей Соломонович оценил шутку и уступил место жене, чтобы та от края столика могла, не вытягивая шеи, видеть красоту мышц солдатских бёдер...•  •  •

пристрастиях!

Неотразимость была в узкой, слегка открывающей колени юбке с боковыми разрезами, в великолепно приталенном пиджаке, с газовым шарфиком под цвет белой блузки. Высокую шейку подчёркивал элегантный воротничок из тёмного бархата. На голове — кокетливая шляпка из итальянской соломки. Костюм в мелкую коричневую клетку эффектно подчёркивала каждый изгиб женских чресл: линю бёдер и безупречной попки. Умеренных размеров грудь, из-за особенности расцветки ткани, казалась достаточно рельефной и была безупречной.

— «Так не шьют даже Привозе,  — подумала Софья Львовна, старалась запомнить детали раскроя.  — Заграница! »

И Моня за уши развернул свою седую голову в сторону запылённого окна.

Там, на перроне куда-то спешили пассажиры, неспешно прогуливался наряд милиции и стояла бочку с хлебным квасом. Возможно пустая, если из неё не торговали. Легкомысленный шрифт «смазанных» по выпуклой боковине бочки букв, «заинтересовал» Моисея Соломоновича, и он прозевал момент, когда, вскинутый звонкоголосым приветствие «канарейки», солдат, оценив явившуюся неотразимость, легкомысленно, в одних трусах, соскочил на пол с единым желаньем — быть востребованным.

— Давайте помогу...

Наш пацан не был моралистом. Не смотря на юный возраст он уже познал женские прелести и мог безошибочно предсказать, что скрывают самые изысканные дамские одеяния. Но такого единения портняжного искусства с безупречной моделью он, наверное, не встречал! Всё в новой попутчице было офигенно: грудь, шея, ножки. И — лицо: холёное, с лёгким налётом июньского загара, и безупречно красивое. Особенно губы: слегка припухлые, откровенно зовущие, от чего «малыш» начал тут же просыпаться. И если бы не поспешная рокировка Бориса обратно на полку, этот неисправимый мудалюб, выдал бы своего хозяина с головой...

Проводив удивлённым взглядом голоногого дяденьку, так быстро явившегося неоткуда и, так же быстро прыгнувшего куда-то вверх, «канареечка» смело шагнула в незнакомое пространство и с самым серьёзным выражением личика, спросила голосом театральной героини:

— И где, покажите, НАШЕ место?

В принципе, вопрос был уместен. Оба нижних дивана были застелены.

Моисей Соломонович встрепенулся и поспешно свернув матрац «в трубочку», пересел с ним к супруге.

Вероника Степанова была немного шокирована раскованностью пятилетней дочери, стремительно взрослеющей на помостах Челябинского ТЮЗА. А уж манёврами прыгающего юноши в широченных чёрных трусах и подавно. Но заставила себя сосредоточиться, переставила чемодан из коридора за алюминиевый порожек, поставила на освободившийся диван хозяйственную сумку, а затем — и подтянула тяжесть, которую ей помог доставит в вагон перронный грузчик. И... сильно вздрогнула.

В простыне, брошенной через плечо, на подобии сенаторской тоги, перед ней вновь оказался тот симпатичный прыгун. Приняв сумку, он молча поднял крышку дивана, поставил туда чемодан, вернул на сумку место и, так же молча, смутив жену командира крейсера Дважды Краснознамённого Балтийского флота видом несуразно голых ног, спружинил наверх, где находилось его лежбище. Ему это не стоило ни малейшего труда.

— Ваш сын?  — посмотрела Вероника Степанова на притихших в углу евреев.

— Увы. Молодой человек нам посторонний попутчик.  — Моисей Соломонович, всё ещё держал на коленях рулон постельного.

— Моня спроси, есть ли у юноши что одеть не военного?  — сказала София Львовна.  — Он  так сильно мелькает разными местами, что может ему дать твой халат?

— Посмотри, что в нас разное и перестань удивлять вокруг себя.

— Разрешите, переодеться в спортивное?  — тут же свесил чубатую голову Борис.

Вероника Степанова улыбнулась:

— Ей богу, ну, конечно же! Я отвернусь...

— И я тоже — сказала серьёзным тоном малышка, и для убедительности прикрыла лицо ладошками.

Теперь смеялись все. И громче всех — Софья Львовна. Атмосфера в купе сразу стала дружелюбной.

Радовался отходчивости жены и хихикающий Моисей Соломонович. Он таки сумел, прикрываясь вертикальным рулоном, как следует посмотреть красивую Веронику.

Вагон дёрнулся и начал движение. В коридоре послышалось зычное:

— Кто садился в Челябинске, приготовьте проездные билеты!

Переодевание пришлось временно отложить...•  •  •

уже о том, КАК он будет ЭТО делать! По-миссионерски, или ставить Веронику раком, или в своей любимой позе — по-офицерски. И — долбить, долбить, долбить: ухоженную пизду, приготовленную для мужа... ротик, ждущий супружеских поцелуев... или попочку, где супруг, возможно, ещё не бывал... И всё это за несколько часов до свидания с любимым! Трудно себе представить, что-либо более возбуждающее!

После таких тайных рассуждений, влиять на чувственность «малыша» нашему Большакову было не по силам. Он всячески прижимал встающую под столом «палатку», прикрывал ей снятой футболкой и старался, по-возможности не смотреть в сторону ожидаемой партнёрши. Мелькающие за окном пейзажи Южного Урала были в эту минуту ему особенно полезны...

Ни у кого из «компании» Большакова не возникало сомнений, что спустя два дня Вероника будет стонать на «малыше», как стонали: библиотекарша, балерина, продавщица военторга и женское семейство Козленко.

Ведь для всех этих баб, член Бориса был достаточно большой, сильный и, стало быть — желанным... В чём никто не сомневался.

«Стоит только дать почувствовать этот дар природы пальчикам женской ладошки, и очередная сучка твоя! » — заверял хозяина сексуально настроенный Я.