Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Глава Женщина заставила отлизать Часть 2

— Калеб!... Просыпайся, Калеб!... Кажется, к нам пришли.

Разум Калеба Страуба очень неохотно выныривал из пучин сновидений. Проклятый зной в сочетании с усталостью и отсутствием каких-либо занятий (блэкджек, за которым убивали время его соседи, уже в печенках сидел) морили его не хуже снотворного. Сегодня у заключенных был выходной от принудительных работ, которыми в остальные шесть дней недели потчевало великодушное руководство тюрьмы. И в случае с Калебом это был не сарказм. В прежней жизни он совершенно точно не был трудоголиком. Но теперь долгие часы бездействия в этой тесной комнатушке стали подобны пытке, а физический труд за ее пределами был хоть и временным, но спасительным избавлением. Подобную "ломку" испытывали многие местные обыватели, что не могло не радовать коменданта и его покровителей. Поэтому дневной сон стал уже общепринятой практикой. Однако сейчас голоса и руки его сокамерников неумолимо возвращали узника в эту ненавистную реальность.

Копошение за дверью смело последние остатки сонливости. Калеб сбросил ноги с топчана и резко сел. Как это всегда бывает после полуденной дремы, самочувствие было крайне паршивое. Пробудившийся организм громко потребовал пищи. Продрав глаза, Калеб заметил, как его соседи спешно собирают карты, не желая светить ими перед... Собственно, перед кем? Надзиратели должны были прийти только вечером, чтобы принести им ужин. Но солнце было еще высоко. Кто же тогда к ним пришел, и зачем?

Тем временем щелкнул замок, и тяжелая металлическая дверь с лязгом отъехала в сторону, чтобы впустить двух хорошо знакомых им тюремщиков и... женщину? И не просто женщину: она выглядела так, словно снизошла в этот клоповник из самых что ни на есть верхних верхов общества, блестая утонченностью и элегантностью. При виде этой изящной красавицы узники лишний раз вспомнили, чего теперь лишены. Калеб нервно глотнул: взгляд женщины, обойдя все осунувшиеся лица, остановился на нем. Он чувствовал, как внутри все переворачивается, внутреннее душевное спокойствие вмиг дало трещину. "Что мне будет сниться этой ночью? Ответ прямо перед вами".

— Слушайте, друзья, а что вы скажете насчет игры в карты? Покажитесь, мои хорошие господа, как дети, покажитесь, — с живостью заговорил старший надзиратель по фамилии Кантц. — Познакомьтесь. Эта леди называется Беатрис. — Здесь женщина сделала поклон, и Кантц засмеялся. Остальные находились в сильном недоумении. — А это, Беатрис... А, впрочем, тебе не нужно знать, кто эти люди. Кроме, конечно же, Калеба Страуба. Вот он. — Кантц кивнул головой в сторону подтянутого длинноволосого мужчины с заросшим щетиной и отмеченным печатью угрюмости лицом. — У тебя классные друзья, парень. Присылают тебе для утех таких... барышень. Хех! Митчелл, посмотри на их лица! Как собаки на кость, ей-богу. — Митчелл, второй из надзирателей, кивнул. — Беатрис, не могу не спросить. Ты еще не передумала?

— Нет, monsieur. Эти господа совсем меня не смущают. Я остаюсь, — ответила женщина. Потом хитро улыбнулась. — Но если они будут назойливы, я закричу.

— Дело твое. В таком случае кричи громче: дверь непробиваемая. Ну-с, ребятки, у вас час. И лучше вам быть обалденно вежливыми.

На этой высокой ноте Кантц и непронизывавший за все это время ни слова Митчелл покинули камеру и заперли дверь.

Столило только ключу повернуться в замке, как в воздухе напряженной звенящей струной повисло нетерпение. Друзьям Калеба выпорхнуть и отдаться хлесткой их похоти и наделать делов, но что-то их сдерживало. Утихомиривало. Не до конца, но уже это было поразительно. Словно эта странная леди имела собственное гравитационное поле, и взбудораженные самцы лишь медленно кружили на почтительном расстоянии. А что Калеб? Он все так же сидел на топчане и чувствовал себя маленьким потерявшимся ребенком, не зная, что ему делать дальше. И это ощущение ему чертовски не нравилось.

— Подождите, дорогие. Я здесь не для этого. Так что не стройте ошибочных надежд, — внезапно прервал тишину насмешливый голос. Нет, это был всё тот же голос, только как-то не так звучащий? — А теперь мне нужно поговорить с господином Страубом, а вы пока не мешайте.

У заключенных едва ли не челюсти отпадали. Эта глупая баба вообще понимает, куда попала и с кем разговаривает? Ей бы не помешала хорошая трепка! Тогда почему они все еще стоят в стороне?

Потеряв к неназванным персонажам всяческий интерес, Беатрис подошла к Калебу и села рядом с ним на топчан. Тому стало вдруг на удивление некомфортно, захотелось отодвинуться, но тело не слушалось. Калеб чувствовал, что женщина хочет заглянуть ему в лицо, и почему-то опасался этого. Однако это все же произошло: взгляд его совершенно случайно скользнул по этим глубоким синим глазам... и прилип. Он просто не мог оторваться. И вдруг успокоился. Все тревоги как рукой сняло. Видимо, уразумев это, Беатрис довольно улыбнулась.

— Ну, вот, так-то лучше. Теперь к делу. Слушай меня, господин Страуб, слушай хорошо, внимай мне и верь всему, что я скажу. Потому что я твой друг. Ты понимаешь меня? — спросила она. В сочетании с нарядом ее речь звучала довольно-таки странно. Но ничто не могло заставить Калеба усомниться в ее словах. Чувствуя, что непременно закашляет, если попробует заговорить, он лишь кивнул.

— Хорошо. Начну с того, что я от Матиаса...

— Что-о?! Матиаса?! Матиаса Гилла? Этого дряхлого предательского куска дерьма, который...

ТШЕП!

Яростная речь Калеба была прервана звонкой пощечиной.

С изумлением он уставился на женщину, которая его ударила. Невероятно. Ему никогда не приходилось иметь дело с такими дерзкими женщинами, и он не позволял им оставаться безнаказанными за свою нахальность. Однако сейчас его ладонь, несмотря на бурящийся гнев, не могла даже сжаться в кулак, словно все сухожилия в его кисти оторвались. И это уже начинало его серьезно напрягать.

— Я знаю. Матиас мне рассказал, что тогда произошло. Не было ни шанса вытащить тебя из той переделки, не подставив под удар всех остальных. Ему пришлось оставить тебя там, и он об этом жалеет. Но никогда не смей больше оскорблять мистера Гилла, или познаешь мой гнев.

— Кто ты такая чертовски дерзкая?!

Холодная суровость исчезла с лица Беатрис так же внезапно, как и появилась, сменившись самодовольной ухмылкой.

— О, я как раз прохожу мимо этой части. Как ты уже знаешь, меня зовут Беатрис, и я являюсь "правой рукой" Матиаса, его самым доверенным лицом и специалистом по... деловым вопросам... — А потом, словно и не видя перекошенного от шока лица напротив (а может быть, именно поэтому), заговорщицки добавила: — И я пришла для того, чтобы вытащить тебя отсюда.

Калеб удивился. Удивился тому, что сразу же не прыснул от смеха. Любопытство и заинтригованность, нарастаемые в нем с момента появления неожиданной гостьи, эффектно разбились о такую глупую и безвкусную шутку, словно волна о прибрежные скалы. «Ведь это шутка, да? Это не может быть чем-либо, кроме шутки. Дьявол, вся эта ситуация абсурдна до невозможности». Видимо, его реакция все же отразилась на лице. Или просто была предсказуема.

— Я знаю, это может показаться тебе странным и невероятным, но Матиас послал меня спасти тебя. И это очень кстати. Твоя жизнь, господин Страуб, находится на волоске. Возможно, ты помнишь юную рыжеволосую девушку, с которой вы с друзьями пересеклись семь лет назад? Нет? Зато она всех вас прекрасно запомнила. Ее зовут Джейн МакЭвой. Она смертельно опасна и она уничтожила почти всю твою старую банду. И ты должен был стать следующим. Неделка, от силы две, и она пришла бы сюда. И тогда ничто бы тебя не спасло. — Увидев, как Калеб занервничал, Беатрис улыбнулась и приблизилась немного ближе. — Но теперь ты можешь не волноваться. Я защищу тебя. Поверь мне.

Однако Калеб колебался по вполне понятным причинам. Он был закоренелым скептиком и в чудеса не верил, а вероятность успеха изложенного мероприятия была не иначе как чудом. Тут и думать нечего. Но... Но этот гипнотический голос... Эти глаза, в которых, казалось, он начинал ...

тонуть... Источаемые ею флюиды... Они были так убедительны... Они умиротворяли... Они...

— Ну, все, хватит. Я уже наслушался этого бреда.

Раздавшийся, казалось, откуда-то издалека голос резко вывел Калеба из полусонного оцепенения. Голос этот, грубый и нахальный, принадлежал одному из его соседей, Захарии Бруксу. Самый старший из всех четырех, он имел крайне паскудный характер, уродливую шрам пересекающий пустующую левую глазницу и искривленный рот, и необычайную для его сухого жилистого тела прыть и силу. Калеб с самого начала проникся стойкой неприязнью к этому типу и старался сводить их общение к минимуму, насколько это вообще было возможно. И нисколько не удивился, что именно он, а не Олли Хоггарт или Луис Мануэль Освальдо Паскуаль Кабрера, запустил череду событий, превративших самый обычный день в настоящее сумасшествие.

Беатрис была в замешательстве. Ее привлекательная улыбка и аура спокойствия исчезли. Захария мгновенно оказался рядом с ней, схватил ее за запястье и с силой потащил на каменный пол. Женщина, по всей видимости, жестко приземлилась на колени, и хотя толстый бархат смягчил удар, она задавленно вскрикнула. Калеб почувствовал внезапное негодование, вскочил, наставил уши и... задумался. Что он собирался делать? Вступиться за Беатрис? Он знал ее всего пару минут, и доверия она у него не вызывала. Зато вызывала, как он вдруг понял, другие чувства, низменные, первобытные. Он решил, что хочет видеть продолжение.

— Ай-ай! Ты что делаешь?! Мне же больно! Пусти! — Голос Беатрис было не узнать. Исчезла томность и звучность. Она пыталась вырваться, пару раз успела ударить по удерживающей ее руке, пока ее крепко не ухватили и за второе запястье. Калеб знал силу, с какой могут сдавливать эти клешни, и невольно поморщился. Там будут солидные синяки.

— Хорош трепыхаться, а не то будет еще больнее, — проползло через закрытые губы Захария уверенно. К его удивлению, Беатрис сразу успокоилась и показала раскрытые ладони, как бы сдаваясь. Довольный, Захария отпустил руки женщины, которые она стала осторожно растирать, и присел рядом на корточки. — Так-то лучше. Ну что же, сама разденешься или нам помочь? Я не прочь, да и мужики, думаю, тоже.

«Мужики» и вправду были не прочь, это было видно по прущей из всех щелей одержимости. Особенное нетерпение отражалось на лице Олли, в силу возраста не искушенного женским вниманием. Рыжеволосый, веснушчатый, лопоухий, и в целом имеющий довольно глупый вид, парень лишь недавно справил семнадцатый день рождения. Смуглый коренастый мексиканец с пышными усами, тройкой золотых зубов и татуировкой Santa Muerte на поросшей густыми волосами груди, носивший звучное имя Луис Мануэль Освальдо Паскуаль Кабрера, выглядел более сдержанно и, как бы глупо это не звучало, добродушно. Они стояли по бокам от Беатрис, а Калеб чуть позади, таким образом, отступив ее со всех сторон.

Однако женщина не проявила беспокойства. Прошмыгнув взглядами всех по очереди, немного задержавшись на своем "клиенте", она фыркнула, скрестила руки на груди, тряхнула головой, откинув прядь с лица, и надменно взглянула на шрамованного затейника.

— Попрошу придержать в узде ваши либидо, уважаемые. Я могу понять страсть, что гложет вас всех спустя годы заключения при виде такой эффектной женщины. Человек - зверь по своей природе, и инстинктами зверинymi он руководствуется. И может быть, опосля я смогу вам помочь и утолить эту жажду. Но... — Она, опираясь на колено Захарии, поднялась, обтрусила платье и сложила ладони в замок возле груди в неком театральном жесте. — Но сейчас мы должны посвятить себя куда более важному делу. Побегаем! Как я уже говорила, я пришла сюда, чтобы освободить господина Везучего. Но сегодня мы все покинем эти мрачные стены! Все до единого. Разве вы этого не хотите? Разве свободолюбие, как и похоть, не заложено в самом нашем естестве?

Ее слушатели, по всей видимости, слабо прониклись подобной речью.

— Тетенька, ну что Вы все сказки рассказываете? Какой такой побег? — робко выступил паренек, в силу возраста называющий Беатрис "тетенькой". — Это ж, тетенька, крепость всамделишная. Отсюда не убежишь. Тем более сред бела дня. Тем более, вокруг на мили чистое поле. Тем более, Вы, тетенька, всего лишь... ну, тетенька. А про эту, ну, похоть Вы верно сказали. Давайте мы... ну это самое...

— Погоди, Олли, обожди маленько,— вклинился в разговор Луис. В его глазах Беатрис ясно видела крупицу рациональности. — Предположим на минутку, senorita, что мы верим, что тебе это под силу. Чисто гипотетически. Но что, если мы этого не хотим?

— Прошу прощения, зачем?

— Я говорю, мы можем этого не желать. Что, если нам осталось отбыть здесь какие-то мизерные крохи, а этот побег все усугубит? Что, если мы всерьез раскаиваемся и принимаем заслуженное наказание? Что, если мы просто-напросто боимся такого рискового мероприятия?

— А что-либо из вышеперечисленного имеет хоть какое-то отношение к действительности? — холодно спросила женщина.

Мексиканец взглянул на приятелей. Все, как один, покачали головами, хоть и не понимали, к чему тот ведет.

— Нет, не имеет, сталбыть. Bien. Тогда не будем терять время, правда? Давай же, senorita, поведай нам свой план. Что мы должны делать?

Все замерли в ожидании ответа. Скепсис скепсисом, но любопытство брало свое. Неловко кашлянув в кулак, как бы понимая, как неудобно это прозвучит, Беатрис изрекла:

— Для начала, нам нужно дождаться возвращения надзирателей...

Сделав вид, что тщательно обдумал возможные варианты дальнейшего развития событий, Луис медленно протянул:

— Боюсь спросить: что будет дальше?

— А дальше мы просто пойдем напролом.

Какое-то время все хранили молчание. В наступившей тишине был слышен лишь свист ветра за запертным окном и шорох подгоняемого им перекати-поля. К ним очень быстро присоединилось гневное сопение Захарии, чье лицо, как и лица остальных мужчин, мрачнело с каждой секундой.

Беатрис нервно и сдавленно хихикнула и стала переминаться с ноги на ногу: «кольцо» вокруг нее немного сузилось.

— Кажется, мои слова вас не убедили...

— Знаешь, Луис, я вообще не понимаю, зачем ты стал расспрашивать нечто подобное, — заявил Захария, сплюнув со всем возможным презрением.

— Моим увлечением всегда было любопытство.

— Знаешь, куда засунуть свое увлечение? Нам дали всего лишь время. И я больше не собираюсь терять время, выслушивая эту ерунду сивой кобылы.

— Прошу вас, поверьте мне...

— Калеб, лови.

Беатрис уже никто не слушал. Время доводов и убеждений прошло, не принеся никакого результата. События приняли тот оборот, который и должны были принять. Глупо взывать к разуму, а тем более к вере, когда упомянутый звериный инстинкт сильнее.

Сделав шаг вперед, Захария обеими руками толкнул женщину прямо в грудь. Беатрис непременно бы упала, если бы не налетела спиной на стоящего позади Калеба. Она уже собиралась отстраниться, но обе ее руки были вдруг цепко перехвачены за спиной. «Господин Страуб» уверенно держал жертву одним лишь сгибом левого локтя. Правая же пятка была целиком свободна. Он воспользовался этим, и за подбородок повернул лицо женщины к себе. Как для жертвы насилия, отметил Калеб, она была странно спокойна. Дыхание, исторгаемое из приоткрытого рта, было скорее возбужденным, чем паническим, а взгляд был словно затуманен.

— Ты ведь не будешь кричать?

— Сбежать... Мы сбежим... Сбежим... Верь мне... Верь мне, — шептала она почти беззвучно.

— Заткнись, — раздраженно просипел он и жадно впился в трепещущие губы, предваряя новый поток «бреда».

Пока Калеб наслаждался вкусом и запахом, а просунув руку под корсет и нетерпеливо сдавив грудь и мягкостью Беатрис, остальные вовсю принялись за ее нижнюю половину, представляющую ...

больший интерес. Пышные юбки платья были весьма громоздки и увесисты, и необычайно неподатливы. Тяжелый бархат упрямо норовил скрыть то, что мужчины так жаждали увидеть, и раз за разом выскользывал из вспотевших ладоней. Тогда Луис просто приподнял подол и скрылся под ним, оставив от себя лишь ноги ниже колен. Он напоминал фотографа, настраивающего под балдахином камеру. Лишь только его голова исчезла под слоями ткани, тело женщины вышло из состояния относительного покоя, в котором находилось до селе. Калеб от неожиданности отпрянул, когда мелкие острынькие зубки чуть было не сомкнулись на его языке. Он хотел выругаться, но увидел, что Беатрис не вполне владеет собой. Из нее начали вырываться сдавленные стоны. Дыхание стало сбивчивым, а грудь, на которой все еще находилась мужская ладонь, стала вздыматься на порядок чаще и аритмичнее. И... это ему показалось, или она стала горячее?

Но самое интересное и волнующее происходило дальше. Таз Беатрис двигалась из стороны в сторону, время от времени выполняя резкие спазматические движения. Звонкий стук каблучков о каменный пол свидетельствовал о том, что женщина неустанно суетится и перебирается с ноги на ногу, безуспешно пытаясь унять причину этого бурного танца. Кроме прочего, из-под юбок доносились характерные влажные звуки, непристойное чавканье и хлюпанье, и скопление ткани не способно было их заглушить. И в довершение, по обонянию ударил новый запах, резкий, пряный, окутывающий. Запах, который за годы выветрился из памяти мраком затененных закоулков, но сейчас запускающий в телах застывшие «проржавевшие» механизмы. Запах возбужденной женщины.

Желая увидеть все своими глазами, Захария схватил полу платья, резко задрав ее выше пояса, после чего всучил ей пареньку и велел держать в таком положении, чему тот был явно не рад, но противиться грозному бандиту, разумеется, не стал. Впрочем, ему все было прекрасно видно, и от увиденного он шумно глотнул. Широко разведенные ножки в черных блестящих сапожках практически до колен, судорожно топчущиеся на месте. Узкие полоски белоснежной кожи между обувью и бельем. Не менее белоснежные роскошные панталончики, спущенные до середины бедер. И мексиканец, сидящий между этими ножками, придерживающий их обладательницу за ягодицы и уткнувшийся лицом ей в промежность, скрывая своей головой самое скровенное.

Представившаяся картина заворожила всех, даже Калеб выглядывал из-за плеча своей «спасительницы», поглощая глазами каждую изгиб оголенного участка тела. Когда в его ухо с жарким дыханием вдруг влетело новое едва слышимое «поверь мне», вымученное, казалось, из последних сил, он с плохо контролируемой злобой сдавил набухший сосок. Реакция оказалась, мягко говоря, бурной: Беатрис резко откинула голову на мужское плечо и надрывно захрипела, а из глаз у нее, и до того влажных, струились слезы. И в тот же миг между импульсивно сжавшихся бедер хлынула влага, стекая по лицу Луиса и капая на пол. После этого женщина обмякла, ноги перестали метаться и обессиленно подкосились, и она безвольно повисла в чужих руках. А Калеб серьезно задумался над перспективой получить ожог: Беатрис начинала закипать.

— Привет! Ты там что, ну, задохнулся? Да отойди уже, наконец! — смеясь, Захария с плеча оттянул мексиканца назад.

Луис, задыхаясь, как после долгого бега, поднялся с пола. Его лицо и внутренние стороны ладоней были необычайно красными, но на это обратил внимание лишь один человек, да и то промолчал. На усах, губах, подбородке блестели серебристые капельки, несколько успело низвергнуться на макушку Госпожи Смерти, прежде чем Луис вытерся рукавом. Те же капельки, но в значительно большем количестве, покрывали бедра женщины и пах, алающий залосканными срамными губами и лишенный последнего волоска.

— Видите вон то пятно на труселях? — спросил друзей Луис, указывая пальцем. — Большое такое, вязкое. Так вот, оно там было до меня словом. Понимаете о чем я?

— Ага, понимаем. Только мне как-то без разницы. — Захария говорил, но не мог оторвать взгляд от заветной щелки. — Ты лучше скажи, что это за цирк был.

— Я как-то раз такое жене делал. Ей понравилось. Мне тоже, — пожал плечами мексиканец.

— Ага. Понравилось. Рад за тебя. В таком случае, моя очередь. Калеб, давай уложим ее, что ли. В ногах правды нет, хе-хе.

Калеб не возражал, более того, считал, что давно уже пора. На правой ладони он заметил несколько маленьких волдырей, но решил, что думать о них будет позже. Держа Беатрис за плечи, он медленно опустил ее и уложил спиной на пол, а сам уселся рядом. Она не противилась, не вырывалась, позволяя держать оба своих запястья одной рукой. Она лишь смотрела в глаза Калебу и беззвучно шевелила губами, как заклинание, повторяя одно и то же. Скрежетнув зубами, Калеб, не зная, чем еще досадить упрямой бабе, не без труда обнажил ее правую грудь, которую тотчас сильно задело кромкой корсета.

Тем временем, Захария быстро приступил к делу. Ему больше не приходилось держать юбку, поэтому он "предложил" парню пойти прогуляться, что тот недовольно сделал. Брючки не позволяли развести ноги так, как того хотел мужчина. Не задумываясь, он развязал штаны, вытащив давно стоящий половой орган, затем ухватил Беатрис за сапожки и закинул их себе на плечи. Таз женщины в результате этого приподнялся на нужную высоту, и Захария, направив орган рукой, с хлюпом скользнул в по-настоящему горячие недра. Стенки влагалища естественно обжигали, но затменный разум этого просто не фиксировал.

Каждый был чем-то занят. Захария, уткнувшись носом прямо в пятно на висящем перед его лицом поддевке, грубо вонзался в исходящее влажное лоно, и от этих толчков Беатрис тряслась всем телом. Калеб, лишь для вида держа за запястье женщины, решил поиграть языком с ее соском, однако сколько бы слюны он не оставлял на груди, она испарялась за считанные секунды. Луис стоял рядом с глиняным кувшином воды в руке, попивая из него, наблюдая и изредка чесая вздыбившийся бугор на штанах. Олли же подобрал с пола забытую сумочку и стал в ней копаться. Среди всего хлама его заинтересовал только темный дубовый футлярчик размером примерно тридцать на десять сантиметров. Открыв его, он обнаружил очень странного вида курительную трубку, тонкую, продолговатую и идеально прямую, с маленькой чашей на конце пальца, а также кисет со мельчайшим порубленным табаком и спички. Неумело наполнив этот чудаковатый прибор, парень затянулся, сел на топчан и стал ждать.

Тaбaк, нaполнeнный в "интересную курительную трубку", кисэру, хвaтaлo всего шесть минут горения. Однако перед тем как последняя щепотка кидзами истлела, мундштук сжимали уже другие зубы.

К большому сожалению Захарии, долго сдерживаться он не смог. Сделав финальный рывок, он замер и выплеснул внутрь женщины обильную порцию спермы. Еще несколькими всплесками этой липкой жидкости обдало промежность и бедра Беатрис, сильно унизив ее и изуродовав. Мужчина вынул член и небрежно сбросил ноги со своих плеч. Однако его возбуждение вдруг резко спало, стоило ему попытаться вытереть испачканный в разноцветной смеси орган о гладкий шелковый материал белья. Малейшее прикосновение вызывало боль, как при... "Ожоге? Или я что-то от нее подхватил?". Однако Захария отлично понимал, что симптомы срамных болезней так быстро не проявляются. Впрочем, желание повторно совокупиться с этим "подарком судьбы" у него отпало, по крайней мере, на время. Кривясь и шипя, он зашнуровал штаны и поднялся.

Кидзами прогорел почти наполовину.

- Это было великолепно. Хоть в ней и немного, хе-хе, просторно. Кто будет следующим?

- "Просторно", говоришь? В таком случае, я хочу опробовать ее задницу, - услышал Калеб холодный безжалостный голос. Секундой позже он понял, что голос принадлежал ему.

Друзья уставились на него со смесью удивления и восторга, в то время как Беатрис не на шутку обеспокоилась и впервые попыталась встать. Разумеется, безуспешно.

- "Задницу", говоришь? Ну... ты и маньяк, хе-хе. Ну что же дело стало?

— Луис, помоги мне, пожалуйста.

Мексиканец оказал поддержку. Не без труда, но ему удавалось удерживать и руки Беатрис, прижав ладони к коленям и вытянув ноги, благодаря отличной гибкости. Слабое сопротивление женщины пока не представляло проблемы. Однако, как только Кaleb приступит, она начнет беспокоиться и шевелиться. Ну, или что-то в этом роде. Поэтому Луис не зевал.

«Какая муха меня укусила? Я ведь этого на самом деле не хочу», удивлялся Кaleb, глядя с высоты своего роста на раскаченное в самой унизительной из всех мыслимых поз тело. Такое положение как нельзя лучше подчеркивало превосходную форму ягодиц. А между ними виднелась маленькая дырочка, в которую Кaleb, сам не зная почему, захотел проникнуть. В комнате было аномально жарко. Он вытер выпущенный пот со лба. «Ладно, что это я, на самом деле? Того и гляди, начнут подгонять». Да, времени в обрез. Глубоко вздохнув, мужчина развернулся, увлажнил свою мужественность, пройдя разок между покрасневших складок, после чего уперся в туго сжавшееся кольцо. И только слегка надавил.

— ПОМОГИТЕ!!!

Истеричный визгливый крик, почти вопль болезненно резанул по ушам. Перепуганный его неожиданностью, Кaleb рухнул на зад, так и держась за причинное место. Мексиканец с пареньком также не смогли удержаться от дрожи. Только Захария не растерялся и, подскочив в два прыжка, с размаху ударил подошвой сапога по лицу голосящей бабы. Удар был такой силы, что голову Беатрис откинуло набок, а шейные позвонки зловеще хрустнули. Из разбитых губ и рта потекла кровь. Женщина больше не кричала. И не вырывалась.

Она задержала дыхание. "О Боже, ты убил ее... Ты ее убил! Дубинка стеросовая! Идиот! Пендехо!" - взорвался Луис, вскочив и набросившись на израненного бандита. Тот был в глубочайшем шоке от произошедшего и совершенно не реагировал на адресованную ему брани.

Парень, прижавшийся в угол комнаты, в ужасе расширял зрачки. Сигара все еще была у него во рту, зубы впились в мундштук так, словно челюсти свел судорогой. А Калеб не мог оторвать взгляда от безжизненного тела. От погасших глаз. От безвольно раскинутых рук. От еще считанных секунд назад бешено вздымающейся и опадающей груди, теперь недвижимой. Мертва. Эта женщина... Она пришла помочь ему, вытащить из тюрьмы, на свободу. Пришла в такое опасное место ради него. Она верила в него. И просила верить ей. "Верь мне", повторяла она снова и снова, и снова, и снова... А теперь она мертва. Калеб сдавленно заскулил, стал настоящим рвать на голове волосы. "Что я натворил? Что же, дьявол меня раздери, я натворил?!".

Однако помедлить ему не дали. Послышались быстрые шаги, щелкнул замок, тяжелая "непрошибаемая" дверь резко распахнулась, впуская двоих уже знакомых встревоженных надзирателей, и почти так же резко заклопотала. А Канц и Митчелл застыли, как вкопанные. Оставляя женщину наедине с осужденными преступниками, они были готовы ко многому, но никак не к такому. Не к замершему в живописной позе полураспутому трупу со следами сексуального и физического насилия.

Первым в себя пришел Канц. Крепко стиснув пальцы на винтовке, он с искаженной гримасой лица повернулся к оказавшемуся ближе всего Калебу и от души заехал прикладом в челюсть. Калеб пошатнулся, но устоял, лишь сплюнув кровь.

— Бeгитe, пoскoрeй! — крикнул надзиратель, стреляя то в одного, то в другого.

Заключенные выстроились вдоль стены, словно на расстреле. В данной ситуации это могло оказаться не просто сравнением.

— Кто из вас, ублюдков, это сделал? Кто, спрашиваю?! Отвечайте, либо еще до заката все четверо будете болтаться в веревке!

— Это был я... господин надзиратель, — после недолгого молчания нехотя признался Захария, чем нелегко всех удивил. Искренности за ним никогда не замечали. В данном же случае он своей рукой подписал себе смертный приговор.

— Да, пожалуй, сделать такое мог только полный отморозок вроде тебя. Бедная женщина, да примет Господь ее душу. Митч, что ты там ковыряешься?

— Пытаюсь нащупать пульс. Но не могу, — мрачно ответил немногословный Митчелл.

— Еще бы. У нее, кажется, шея свернута. Ладно, иди сюда. Подержи их на мушке, пока я их закую. Пойдем к коменданту. Кругом! Руки за спину!

Заключенные безропотно выполнели приказ. Им не требовалась мотивация в виде направленного на них дула ружья: каждый ощущал вину за содеянное. Щелкнули браслеты на запястьях Захарии, следом — Луиса. Канц шел не по порядку, а, возможно, от самого опасного к самому безобидному. Как бы в подтверждение, Калеб стал следующим. Надзиратель было двинулся к оставшемуся пареньку, когда всеобщее внимание привлек странный звук позади. Исключительно неприятный звук.

Канц обернулся. Заключенные последовали его примеру.

Митчелл стоял, покачиваясь на ватных ногах. Безрассудный взгляд метался во все стороны. Выронив винтовку, он руками потянулся к затылку. Рот судорожно открывался и закрывался, исторгая потоки крови. И причиной этого было нечто металлическое и острое, обо что беспрестанно клацали зубы. Нечто, наиболее похожее на лезвие.

— Все... исчезло...

Но Митчу не дождался ответа. Митчу уже ни к чему не было дела. Вместо этого он последний раз захлебнулся, ослабел и упал лицом вниз на пол. Прямо под затылком у него торчала ручка... гребень для волос. Тот самый гребень для волос, который на самом деле оказался хорошо замаскированным стилетом. Никто не мог выдавить и слова. Ужасно? Бесспорно! Но куда ужаснее был мертвец, возвышающийся над поверженным надзирателем. Разбитые губы растянуты в кошмарной ухмылке. Руки держат высоко задранный подол платья. А ноги сгибаются в реверансе. Этот мертвец был на удивление подвижен и учтив.

Канц не стал разменяться на слова, вопреки своей разговорчивой натуре. Возможно, потому, что на ум не приходило ни одного. Да и нужны ли они были? Свинец будет куда более красноречив. С криком гнева и отчаяния он выхватил висевший в кобуре револьвер. И тут же уронил его: нога в черном сапожке впечаталась в его пах с силой выпущенного из катапульты снаряда. Канц упал. И больше не поднялся.

Калеб уже лихорадочно перебирал в мозгу все возможные варианты возмездия, которое сейчас обрушит на них эта столь скоропостижно вернувшаяся с того света женщина. Оттого вдвойне неожиданнее был раздавшийся голос.

— Как по нотам! — довольно вскрикнула Беатрис и зашлась истерическим, визгливым и каким-то инфернальным хохотом.