БОРТ 556. Мистико-эротический триллер. Экранная версия. Серия 4. Глава Эротические рассказы

Вот и сейчас она сбросила его. Прямо на пол перед моей больничной постелью. Прямо себе под свои красивые девичьи черненькие в плотном загаре латиноамериканки ноги. Она сбросила с маленьких девичьих с маленькими пальчиками, таких же черненьких от загара стоп домашние тапочки и наклонилась ко мне. Стоя в одном своем теперь передо мной желтом купальнике.

— «Моя красавица Джейн!» — загудело в моей голове — «Девочка моя!».

— Джейн! — радостно выдавил я из себя — Это ты! Ты пришла ко мне! Ты живая! Где ты была любимая моя?! Я здесь с ума сходил от нашей разлуки!

— Тише милый — услышал я тихо ее нежный ласковый женский любимой голос — Тише — она повторила — Мальчик мой, любимый мой, я пришла успокоить тебя. Успокоить тебя — и она легла рядом со мной, почти чуть ли не на меня прижавшись ко мне и положив на мою грудь свою девичью черную в распущенных длинных волосах голову. Она прижалась ко мне, забросив на мои все еще бесчувственные ноги свою левую согнутую голую черную от загара и полную в бедре и голени девичью ножку, проведя коленом по моему в пижаме животу. Она положила мне на грудь обе свои в широких рукавах халатика девичьи руки, и, гладя нежно по моей груди маленькими пальчиками, посмотрев снова мне, молча в глаза, сказала — Я спасла тебя любимый. И это главное.

Я почувствовал ее. Ее тело. Почти нагое гибкое как у русалки женское в аромате запахов тело. Ее пышной трепетной в дыхании груди соски сквозь тот ее лифчик купальника. Торчащие снова и упирающиеся мне в мою под пижамой грудь. Ее девочки моей Джейн страстное тяжелое дыхание и ее это лицо в полумраке моей каюты. В желтом свете Луны и звезд. Это моей Джейн жаркое, как и ее разгоряченное тропическим солнцем и моей любовью гибкое как у восточной танцовщицы в узкой талии тело. Джейн уперлась своим в узких желтых плавках купальника волосатым с промежностью лобком и животом в мой живот. Своим тем кругленьким красивым живота пупком. Выгибаясь как кошка, лежа на мне.

Она провела правой рукой и пальчиками по моему лицу, по губам и щекам и произнесла — Колючий — произнесла моя Джейн — Небритый и колючий и такой любимый — Джейн подняла свою с моей груди голову и поцеловала меня в губы. Но уже не так как раньше, а по-другому. Словно уже прощалась со мной. Прощалась навсегда.

Джейн произнесла на уже четком русском с грустью — Я так и не надела то черное для тебя любимый вечернее черное платье. Прости меня Володенька.

В ее черных как бездонная неподвижных глазах стояли слезы и она, молча, встала и пошла, мелькая голыми своими овалами красивых черненьких от загара переливающихся в свете луны и звезд через иллюминатор окна моей медицинской каюты девичьими бедрами. Пошла к выходу из моей каюты. Дверь так и была не заперта, и она встала на пороге ко мне, обернувшись и •••

глядя на меня, лежащего на больничной постели. Почти нагая. И босая. В одном своем теперь желтом купальнике.

Джейн переступила через порог двери и пошла, не оглядываясь по длинному корабельному коридору круизного судна.

— Джейн! — вырвалось у меня из груди — Джейн! Куда ты?! Джейн! — я вдруг соскочил на свои ноги, даже не заметив этого, и подлетел к выходу и двери и выглянул в коридор. Выглянул в коридор, которого не видел до этого. Первый раз из больничной каюты, где лежал совершенно один.

Джейн обернулась. Она посмотрела на меня теперь как-то тоскливо и вышла в коридор между каютами. Я как ненормальный соскочил с постели и не заметил, что мои ноги зашевелились, и я бросился за любимой вдогонку.

— Джейн! — кричал я — Подожди не уходи любимая! Но она уже была в конце коридора пассажирского судна и силуэтом и, не оборачиваясь, растворилась за углом поворота.

Я летел как ошалелый за ней до того поворота. Шлепая босыми ногами, я пролетел повороты и лестницы, ведущие наверх к выходу на нижнюю палубу пассажирского идущего по океану английского круизного лайнера.

Ни кого не было на моем пути. Весь корабль спал. И только я как безумный летел босиком по деревянной теперь палубе к перилам ограждения корабельного борта. Я вылетел на выходящий к озаренному светом раннего утра, выступающему наружу, как и другие на этой палубе смотровым пассажирским балконам.

Там стояла у поручней ограждения моя красавица Джейн.

Она стояла в желтом своем купальнике и была озарена уходящим в рассвет светом звезд и луной. Все ее тело блестело черным загаром в свете исчезающей в рассвете луны. От округлых бедер голых до самых ступней ног от тех узких плавок и широких женских ягодиц, до верха девичьих черных от загара как все ее тело плечей. Она вся переливалась своим смуглым почти черным загаром в утреннем ярком солнечном свете восходящего солнца.

Джейн стояла спиной ко мне, облокотившись о те бортовые поручни ночного идущего по ночному Тихому океану лайнера.

Джейн стояла, повернув свою женскую черноволосую головку ко мне.

Она смотрела на бегущего к ней меня по длинному поперечному узкому коридору, ведущему к бортовому выступающему в океан из бортовой оконной палубной надстройки балкону.

Ее длинные вьющиеся на ночном океанском сильном ветру черными, как смоль змеями локоны волос переплетались и путались на ее плечах и спине. Они, развиваясь, оплетали девичье Джейн, в золотых колечками в ее миленьких ушках сережками такое же миленькое повернутое ко мне личико с черным, как сама ночь, прощальным и смотрящим на меня из-под черных в косом изгибе бровей взором печальных и страдающих обреченной горечью неразделенной любви глаз.

Посмотрев на меня, она повернула взор своих глаз в сторону океана, и отвернулась от меня, глядя в синие бушующие и не спокойные за бортом пассажирского круизного лайнера волны.

Джейн отвернулась в сторону океана, не глядя уже на меня.

Она стояла и смотрела куда-то в океан и ничего не говорила. Она глядела просто, куда-то •••

не отрываясь, взявшись своими черненькими от загара голенькими руками о поручни борта балкона, выгнувшись, как делала всегда, назад узкой девичьей голой загоревшей спиной в гибкой как у русалки талии. Выставив вперед жгучему утреннему восходящему на заре солнцу, свой голый овальный черненький круглым красивым пупком девичий животик. Джейн стояла в каком-то еле заметном бликующем на утреннем ярком солнце лиловом свечении. В его ореоле,

идущим от ее самой. От ее черненьких босых девичьих маленьких ступней. По ее вверх полненьким икрам, овальным бедрам и широким ягодицам Джейн кругленькой женской попки в узких купальника желтых плавках, подтянувших ее волосатый с промежностью лобок и стянутых тугими тонкими пояском и лямочками под выпяченным вперед в сторону океана и балкона тем голеньким сексуальным животиком. До самой ее подтянутой туго желтым лифчиком полной трепещущей в тяжелом страстном дыхании сверкающей загаром девичьей груди, стянутой туго треугольными лепестками как парусами нашей затонувшей мореходной яхты Арабеллы лифчика. Застегнутого туго, на ее женской узкой загоревшей спине.

Свет перемещался ярким, но колеблющимся свечением по ней и расходился лучами в стороны. На тоненькой под развевающимися черными, как смоль волосами ее шейке. И расходился ярким свечением от ее боком повернутой ко мне в профиль ее миленькой красивой чернявой головки. Он тонкими острыми мерцающими лучами расходился в

стороны. От ее Джейн лежащих на поручнях ограждения выступающего в океан балкона черненьких от плотного ровного загара рук. Этот лиловый призрачный и не объяснимый свет. Тот свет, о котором говорил судовой корабельный доктор Томас Эндрюс и сам капитан судна Эдвард Смит. Буд-то бы я был весь, тоже покрыт этим светом плавая на волнах в окружении дельфинов. Свет моего спасения. Свет, спасший мне жизнь. Свет хорошо различимый на ярком утреннем свете. Свет моей Джейн.•  •  •

стороны океана любимой громкий и ласковый голос — Не вини себя любимый. Твоей нет вообще здесь какой-либо вины! Забудь все и начни все заново! — услышал я — Ты жив и это для меня главное! Денниел ждет меня и тоже прощается с тобой и желает тебе счастья! Прощай! — сказала моя Джейн и исчезла.

Исчезла прямо на моих глазах. Исчезла, как ее словно и не было.

— Джейн! — прокричал как полоумный на весь океанский простор я — Джейн! Любимая! — я, рванув, что силы как сумасшедший подлетел к перилам балкона — Не уходи любимая моя! Джейн! Джейн! — казалось, я поднял весь на уши спящий в ночи круизный корабль, идущий в темноте ночи по Тихому океану, и переполошил всех.

Но никто меня не слышал. Все заглушал шум бурлящей вырывающейся из-под его киля и по бортам лайнера рассекаемой его гигантским стальным корпусом океанской воды.

Я подлетел к перилам и посмотрел вниз в бурлящий там далеко внизу подо мной океан. Я смотрел вдоль борта до самой отлетающей большими волнами в сторону от огромного многотонного корабельного обтекаемого металлического корпуса океанской воды. Через стоящие в глубоких специальных нишах спасательные закрепленные тросами на лебедках и кранах шлюпки до самого уходящего далеко белого борта в сторону кормы.

Никого.

— Джейн! — крикнул я вдали, сильно сжимая пальцы на поручнях балкона, устремившись в океан, ревущий вдоль борта лайнера — Джейн! Моя любимая! Не покидай меня! Джейн!

Однако ответа я не услышал, кроме шума океана и шума корабля.

Я вспомнил, что только что прибежал сюда на здоровых ногах и опираясь спиной на перила, ступил по ним и присел на пол этого открытого корабельного балкона. Так я и просидел до самого рассвета на этом балконе. В этой глупой больничной пижаме. И когда светло стало окончательно, я пришел в себя.

Я осознал, что это был всего лишь сон. Просто сон и ничего больше. Сон, пропитанный моей любовью к моей возлюбленной. И она пришла лишь чтобы попрощаться со мной раз и навсегда.

— Любимая — прошептал я уже тихо и горько пуская новую порцию слез — Вернись ко мне — сказал я это, уже понимая, что это конец всего и конец моей безумной несбыточной любви.

Я встал на ноги и торопливо направился обратно в корабельную больничную палату, обходя повороты и спуски, пока не вернулся к себе.

Весь корабль еще спал.

Я странным для меня образом запомнил дорогу назад и просто рухнул лицом вниз на постель. Помню, как я подергался и открыл глаза.

Было утро. Я просто лежал в своей больничной постели. И это был лишь очередной живописный сон, который казался настолько реальным.

Возвращение к реальности

Я начал ходить. Судовой доктор Томас Эндрюс не ошибся. Мои болезненные ноги вышли из странного паралича и полностью выздоровели. Они приобрели чувствительность и подвижность. Я ощущал каждую часть своих ног до самых кончиков пальцев. Даже шрам от операции заживел без следа. Всё вернулось в норму. И я свободно перемещался по круизному кораблю среди всех его пассажиров.

Я прогуливался по элегантной палубе красивого туристического лайнера, который стремительно двигался по океану под американским флагом.

Вокруг меня были отдыхающие иностранцы разных национальностей, с разными лицами и оттенками кожи. Все говорили на своих языках, которые могли вызывать головную боль у неподготовленного человека. Но я был привык к такому окружению и продолжал гулять среди отдыхающих по роскошной палубе этого прекрасного пассажирского лайнера, который скользил по океанским волнам.

Уже прошло три дня с тех пор, как меня достали из воды. Часы в шикарном зале лайнера показывали пятнадцать семнадцать дня, и время медленно приближалось к закату. На горизонте замаячила красная полоска над гладью океана - это было от жары, которая парила над водой.

Действительно, стало очень жарко, и все на корабле стали потеть. Многие отдыхающие не вылезали из бассейнов. Даже некоторые члены экипажа, освободившись от дежурства, купались в своем бассейне.

Доктор Томас Эндрюс, судовой врач лайнера "ФАНТАЗИЯ", предложил мне какие-то таблетки и сделал несколько уколов, чтобы снять неприятные ощущения, которые возникли у меня внутри организма. Хотелось хотя бы спокойно поспать. Больше ничего не предпринималось. Капитан и доктор, а также все настаивали на том, чтобы я как можно скорее покинул корабль. Если бы я попросился сойти на каком-нибудь острове, они бы обязательно это устроили. Они просто хотели избавиться от меня. Но зачем они достали меня из воды, я не понимал? Зачем не дали мне умереть! Умереть рядом со своей прекрасной любовницей - черноглазой латиноамериканкой по имени Джейн! Проклятые иностранцы!

Все же я был здесь лишний. Хоть капитан и доктор общались со мной более мене радушно.

Я бесцельно бродил сам не свой по этому, круизному океанскому лайнеру, идущему мимо Маршалловых островов в сторону Гаваев. Я бродил от самого его носа до самой кормы. Поднявшись на ноги после этой ночи на следующее утро.

Я бродил по кораблю практически без присмотра со стороны. Как и обещал доктор Томас Эндрюс. Никто не был свидетелем моей прошлой буйной ночи. Возможно, я кричал лежа в постели во сне на всю каюту, но никто меня действительно не слышал, как понял я. Не слышал моего ночного во сне помешательства. Никто не видел и не слышал, как я несся хромая и припадая то на одну больную ногу, то на другую по корабельным коридорам, за призрачным видением моих любовных страданий. За моей ушедшей в неизвестность крошкой Джейн. Потому, что это было просто во сне. Это очередная выстроенная моим видимо еще воспаленным больным мозгом выстраданная прощальная вполне реалистичная иллюзия. И я уже начал приходить в себя. Все приходило постепенно в надлежащую физическую форму. Я просто приходил в себя.

Я поднялся уже на ноги, и доктор обследовал меня, разрешил мне прогулки по их круизному туристическому пассажирскому лайнеру, идущему в сторону Гаваев. Мимо Каролинских островов.

Я был вполне здоров и только и знал, что бродил по кораблю, обойдя его весь по всем его многоэтажным жилым надстройкам и палубам.

Единственное место, где я теперь не хотел •••

быть, это были выходящие в океан открытые боковые лайнера смотровые балконы. После случая прошлой ночи я туда теперь ни ногой.

Я все время мысленно возвращался к своей возлюбленной Джейн и понимал, что это было просто непреодолимым влечением. Арабелла, Дэниел и Джейн – все они занимали мое сознание. То, что говорил судебный врач Томас Эндрюс, было полной правдой. Я пришел в себя, вернувшись из мира бессознательного обратно в реальность. Теперь я только страдал от солнечных ожогов на коже после короткого плавания на круизном лайнере под палящим океанским солнцем. Мое лицо было обгорелым и обветренным, и я скрывал его под темными очками и густой рыжеватой щетиной. Стараясь не привлекать внимание прохожих, я блуждал по палубам "ФАНТАЗИИ" в своей морской одежде.

Мне было трудно прийти в себя и все мыслили о Дэниеле и моей Джейн.

Однажды мне даже показалось, что я увидел Дэниела, но он оказался всего лишь матросом на борту, носившим красный спасательный жилет. Он работал на носу лайнера, плывущего по Тихому океану. Я даже начал приближаться к нему, открыв рот от удивления, но оказалось, что тот матрос просто очень сильно напоминал моего двадцатисемилетнего друга, который погиб в океане. По возрасту он был таким же, как я думал.

Мне было трудно поверить в свое чудесное спасение. Я был один посреди открытого океана и целых семь суток провел волнами и под палящим солнцем. Я был единственным выжившим или просто заброшенным русским наемником из команды грузового судна "КАТРИН ДЮРОН", разбившегося.

Я до сих пор не мог поверить в свое чудесное спасение. Рассказы о стае дельфинов, которые отгоняли от меня акул-молотовиков, и странное лиловое свечение, окружавшее меня – все это казалось призрачными образами.

Мне так хотелось вернуться домой, срочно вернуться. В родной Владивосток, на Родину.

Я уже думал: "Хватит! Больше нельзя!" • • •

Одна мысль не покидала меня. Даже крик альбатросов и чаек над головой напоминал мне о нашей яхте, плавающей по бурлящему океану. И вдруг я увидел себя там, гуляющего с любовницей Джейн по белоснежному песчаному пляжу из кораллового песка. Мы шли прямо вдоль берега, то и дело подставляя ноги под воду.

Вспомнился мне тот заброшенный пальмовый домик, заполненный до самого потолка листьями пальмы. Там я проводил время с Джейн, занимаясь любовью. Мы оставили там нашу сумку из брезента с бокалами и закуской к алкоголю и обещали вернуться за ней, когда все закончится.

Так живо перед глазами возник разговор между нами о том, что я хотел бы остаться на этих островах, ловить рыбу и собирать жемчуг. И Джейн была за это. Ей тоже нравились эти места. Рай среди океана.

Вечер становился прохладным, особенно когда солнце начинало скрываться за горизонтом. Я вдохнул свежий океанский воздух и повернулся к борту лайнера, стоя на парадной верхней палубе. И тут я увидел Джейн. Увидел ее спину, изящную как у русалки или восточной танцовщицы.

Она шла сама по себе, прогуливаясь по палубе так же, как и я среди отдыхающих и любующихся океанскими красотами.

Джейн шла по палубе от меня спиной, в своем черном вечернем платье. Но это была точно она! Она остановилась у бортового ограждения и глядела куда-то вдаль океана со своими длинными черными волосами, распущенными по плечам. И это была точно Джейн!

— «Джейн!» — в голове у меня прозвучало неожиданное возглас — «Этого быть не может!».

Это было новое видение, случившееся среди бела дня.

Она снова прошла по палубе, стуча своими высокими каблуками и мелькая загорелыми ножками, которые были черные от солнца.

Увидев это, я спешно последовал за ней. Я хотел догнать свою возлюбленную, но не знал, что это было. Было ли это призраком или каким-то обманом? В тот момент я просто потерял рассудок. Забыв обо всем на свете, я шел вслед за ней, любуясь ее прекрасными загорелыми ногами в черных туфлях на высоких каблуках.

Джейн шла неспешно. Ее зад и бедра двигались очаровательно, словно специально притягивая меня. И я шел за ней.

Точно так же как и в то время в моем призрачном видении, словно напоминая о себе и издеваясь надо мной. Она сводила меня с ума. Как на той призрачной яхте Арабелле. В первую ночь на неизвестном острове, в песчаной лагуне, когда за пределами атолла бушевал шторм. Сильный ветер срывал листья с пальм и швырял их в океан. Я вспомнил спокойствие того места. И тишину самой лагуны, где почти не было волн. И луну и звезды. Звезды на ночном небе после затихшего шторма и Джейн, мою красавицу, в главной каюте Арабеллы…

с бокалом французского вина и первыми проявлениями нашей короткой, но страстной любви. В словах и глазах. И это черное платье Джейн, такое же черное до колена, и эти туфли, которые она носила на своих прекрасных ногах, впереди меня.

Я даже вспомнил, как Джейн коснулась меня своим левым бедром ноги, как бы невзначай, соблазняя меня.

— «Моя красавица Джейн!» — ударила кровь в мою голову — «Ты ли это? Или просто призрак, пришедший из моего сознания, чтобы свести меня окончательно с ума!» — думал я, и слышал, как дико и страстно по новой, забилось, в моей мужской груди. Мое страдающее по любимой сердце.

— «Откуда ты явилась!» — стучало в моей голове — «И зачем любовь моя?!» — я спешил догнать ее и схватить за руку пока мое видение не исчезнет. И я схватил ее за руку. Голую до самого плеча, руку такую же красивую, покрытую ровным почти черным загаром. Я схватил свою красавицу Джейн за руку, и она обернулась, напугано уставившись на меня.

— Кто вы! — произнесла напугано красивая незнакомка. Незнакомка так похожая на мою ненаглядную любовницу Джейн. С такими же черными, как смоль длинными вьющимися локонами как змеи до самой задницы волосами, забранными теперь в тугой пучок на темечке под золоченую заколку. И маленькими золотыми сережками на хорошеньких и миленьких ушках. И эта такая же, как у Джейн моей тонкая исцелованная шея, как и ее трепыхающаяся в моих руках молодая полная с точащими сквозь платье сосками девичья грудь.

— Что вам нужно?! Кто вы?! — прокричала практически мне в лицо напуганная та незнакомая мне девица — Отпустите руку! Наглец! — и девушка выдернула свою загоревшую до черноты из моей правой руки свою тоже правую руку.

Она, резко обернувшись, ушла с верхней парадной палубы лайнера куда-то вниз, затерявшись среди толпы туристов и отдыхающих иностранцев. А я так и стоял опешивший и приходящий постепенно в себя от своей ошибки, стараясь успокоить себя и проглатывая свои набежавшие вновь на глаза горькие слезы.

— Джейн! — промурлыкал я про себя — Что ты сделала со мной! Моя прекрасная! Моя спасительница! — стоял я и пускал слезы, на глазах у всех. Все смотрели на меня, но не могли понять, что со мной происходит. Я был разбит. Разбита была вдребезги моя душа, и уже ничего не вернуть.

Нельзя вернуть Джейн и нельзя вернуть Дэниела. Нельзя вернуть то, что я потерял навсегда. Потерял свою единственную любовь в жизни. Любовь, в этих бессознательных видениях, почти угасших в океане. Любовь, за которую не стоило даже одного мгновения этого преданныго и продажного мира. Который теперь казался для меня еще более ирреальным, чем то, что у меня отняли.

Мир, погрузившийся в бездну океана. Погрузившийся навсегда и оставивший неизгладимый след во мне. Потусторонний мир, возникший только на самом океане. Мечта, порожденная моим бессознательным состоянием, вызванная внезапной ... роковой трагедией, уносящей множество жизней при пожаре и крушении моего грузового судна. Все, что я видел, было просто обманом. Обманом другой реальности. Реальности, наложенной на эту настоящую действительность. Обманом среди бушующих волн океана, дельфинов и акул.

Когда меня нашли в океане, доктор Томас Эндрюс с пассажирского круизного лайнера "ФАНТАЗИЯ" говорил о каком-то странном фиолетовом свечении возле места катастрофы и об акулах и дельфинах.

Что это было на самом деле, никто не знает. Я сам не знаю.

Кто-то защищал и охранял меня все эти семь дней. Может быть Джейн, может быть Дэниел или сам Посейдон. Кто?

Возможно, это было взаимодействие двух миров, рожденных глубокими просторами моего подсознания. Миров, в которых я находился в течение трех долгих суток, погруженный в состояние предсмертной каталепсии.

Я не мог поверить, что все, что я пережил, было результатом психологической травмы. То, что я увидел в бессознательном состоянии, казалось бесконечной иллюзией, продолжавшейся семь дней. Я был окружен океанской водой, жарким тропическим солнцем и холодными ночами под луной и звездами. Все это происходило среди обломков корабля "Катрин Дюпон", который затонул после пожара. Я находился без спасательного жилета среди разбросанных ящиков и бочек и другого мусора на пространстве океанской бездны. При этом меня окружали дельфины и акулы. Все это создавало иллюзию, которая для меня была столь реальной, словно отрывком из живой и осязаемой жизни. Жизни в отдельном параллельном мире, который соприкасался с нашим миром. И из которого я выпал, оказавшись здесь. Вернее, там, где я был раньше, вернувшись назад во времени и пространстве. Потеряв навсегда этот иллюзорный, но прекрасный и опасный мир, который стал для меня дорогим и родным. Мир моей возлюбленной Джейн. Мир моего друга Дэниела. Мир дружбы, любви, приключений и счастья.

"Новозубковск"

Скоро меня подобрал капитан Эдвард Смит на лайнере "Фантазия", как он обещал. Он перевез меня на наш торговый грузовик и мы направились прямиком к Родине. К Родине, которая забыла меня - ее блудного сына, скитающегося по океанам и портовым бархатным комнатам заграницы.

Это произошло в середине Тихого океана, в знойный полдень. Два судна были рядом друг с другом. В три часа дня оба судна столкнулись. И меня, вытащили с лайнера "ФАНТАЗИЯ" и доставили на наш грузовик.

Мы направлялись во Владивосток. Меня временно включили в команду российского судна. Без документов, просто потому что я был пострадавшим русским моряком после кораблекрушения.

Судно, которое мы встретили в Тихом океане, называлось "НОВОЗУБКОВСК". Капитан "ФАНТАЗИИ" объяснил капитану нашего торгового судна, что я был жертвой кораблекрушения и передал меня прямо в океане. Он рад был избавиться от меня, как и самому судовому врачу Томасу Эндрюсу.

И вот я стоял, освободившись от очередной смены в дизельном машинном отделении, и любовался Тихим океаном. Я глядел вдаль, за линию горизонта. Туда, где каждый вечер заходило жаркое тропическое солнце. Я...плыл домой. И старался не думать о ничем, кроме Родины. О моем Владивостоке, который я не видел уже очень давно, со времен распада нашего Союза.

Я пытался забыть то, что произошло со мной, но история была слишком запоминающейся, чтобы ее можно было так просто забыть, как советовал доктор Томас Эндрюс с пассажирского судна "ФАНТАЗИЯ". В этой истории было слишком много всего такого, что нельзя было просто так забыть. Больно запечатлевшихся в памяти мелочей и такой огромной силы, что я теперь не мог успокоиться.

Мне было сложно поверить в абсурдность этой истории со мной. Она была полна трагизма и одновременно радости и счастья. Счастья, которого я никогда раньше не испытывал в жизни.

Правда, корабельный врач не ошибся, говоря о том, что со мной произошло что-то уникальное. Что-то невероятное, возможно даже необычное. Но сам я до конца не понимаю, что это было.

Это странное фиолетовое сияние там, где меня нашли, и дельфины, которые охраняли меня в течение семи дней, когда я был без сознания после нападения акул. И все же стоит ли верить словам этого чужестранного врача?

Может быть то, что случилось со мной, было правдой и закончилось так же быстро и неожиданно, как началось. Но сама история уже кажется вымыслом. Все было слишком странно и непредсказуемо. Казалось будто все происходило только для меня одного. Даже эта безумная страстная любовь. Любовь посреди бескрайнего Тихого океана. Любовь к прекрасной латиноамериканке по имени Джейн, которую я видел только в своих грезах. Любовь к ее брату Дэниелу и их трагической смерти в океане. Смерть, от которой уцелел только я. Единственный выживший на горящем посреди Тихого океана иностранном грузовом судне "КАТRIN DYUРОN", русскому моряку, который пережил множество смертельных опасностей.

Местный врач осмотрел меня и заметил, что физически и умственно я вполне нормален. Единственное, что осталось - ожоги от длительного пребывания на верхних палубах пассажирского корабля.

Но несмотря на все усилия, я не мог забыть свою любовь и тоску по Джейн. Это бредовое одержимость не отпускало меня никак.

И вот уже под вечер, после первой рабочей смены, около пятого часа, я вышел на палубу нашего грузовика и смотрел вдаль, на горизонт океана. Там была яхта. Она шла параллельным курсом со нашим судном. На фоне яркого летнего солнца ее парусные ходили белыми цветами по единственному мачте.

Парусное, кажущееся маленьким и видать не такое уж маленькое издалека суденышко шло параллельным с нашим «НОВОЗУБКОВСКОМ» морским курсом. Не сворачивая и довольно далеко, почти у самой линии морского горизонта. Где-то там, где снова заходило яркое тропическое солнце. Очередным наступившим вечером.

Я старался его лучше рассмотреть и жалел, что не было в этот раз у меня армейского бинокля.

Это была одномачтовая белая яхта. Так, по крайней мере, мне казалось.

Мне казалось, я видел мою яхту Арабеллу, идущую бок, обок, с нашим Российским грузовым судном. Яхта возвращалась назад. И казалось, шла курсом в мой родной Владивосток.

— Не вероятно! — произнес я, громко, перекрикивая шум воды за бортом и шум самого нашего идущего на полном ходу судна, не отрывая взгляда

от идущего параллельным с нашим судном курсом еще одного. Похожего на Арабеллу парусного скоростного суденышка.

— Что?! — прозвучал девичий молодой голос на русском — Что-то вы там увидели?! — произнесла, перебивая шум волн, молодая официантка из корабельной столовой нашего торгового судна из состава команды

«НОВОЗУБКОВСКА». Она работала в составе поварской бригады и обслуживала весь рабочий состав в корабельной столовой нашего океанского груженого заграничными станками грузовика.

Еще в корабельной столовой я заметил ее заинтересованный ко мне женский взгляд и перешептывания с поварихами и ухмылки тех в мою сторону. К этакому чудному русскому, как и она, и они все свалившемуся неожиданно всем им на голову моряку утопленнику, найденному иностранцами в океане.

Сразу скажу, что на нашем корабле не все относились ко мне с особой доброжелательностью. Даже сам капитан Васильев Николай Демидович включил меня в свою команду с некоторыми сомнениями. Все это из-за моего опыта работы на иностранных судах. Некоторые члены экипажа смотрели на меня подозрительно и почти не общались со мной. А некоторые были более-менее приветливы и даже проявляли сочувствие к тридцатилетнему пришельцу, выжившему чудом после ужасной катастрофы.

Я помню, как они все уставились на меня на верхней палубе корабля, словно я был странным созданием из океана. Они уже знали всю мою историю: то, что я пробыл без сознания три дня и спасся в открытом океане, не став пищей для акул; что меня обнаружили иностранцы и передали им. И что я такой же владивостокец, как они.

Я молчал и не рассказывал никому свою историю подробно. Все, что было - пожар и я в открытом океане. Нет смысла выкладывать всю душу наружу. Ведь еще посмеются надо мной, как над безумцем.

И вот я увидел, казалось бы, свою яхту Арабеллу. И меня охватил испуг, и я повернул голову в сторону молодой женщины, симпатичного лица с светлыми волосами, лет двадцати девяти или тридцати. Она напоминала мне мою возлюбленную Джейн или может быть другую женщину.

— Простите! — произнесла она. — Я вас напугала! Простите меня! — Она подошла ко мне очень близко и смело прислонилась правым плечом к моему левому плечу. Я был в белой футболке, запачканной мазутом из машинного отделения. Утреннее солнце уже крепко обжигало мои почти обнаженные плечи и рукава рассудительного матроса.

Я решил промолчать. Вновь я уставился в направлении океана, где ранее видел белую парусную яхту, которая, возможно, преследовала меня по бурлящим волнам.

Теперь ее там уже не было. Это было лишь образ, и теперь я с горечью смотрел только на синюю воду за высоким железным бортом нашего корабля.

— Прошу прощения! — повторила официантка на верхней палубе, перекрикивая шум океанских волн.

— Ничего страшного! — ответил я громко, чтобы она услышала. — Все хорошо!

— Я слышала, что вас подобрали из океана! — крикнула она мне через шум волн.

— Да, так и есть! — ответил я ей громко, поглядывая на ее привлекательное молодое лицо.

— Меня зовут Татьяна! — сама назвалась она первой. Она проявила интерес ко мне еще в столовой и не отрывала от меня своих любопытных взглядов. Мое лицо было признаком выжившего. Ее интерес был очевиден по ее поведению — Я Татьяна Звягинцева! — добавила она — Мы виделись в столовой нашего судна! Я здесь работаю официанткой!

— Я помню! — сказал я. — Я видел вас! — и снова пристально посмотрел на молодую девушку.

Она выглядела как обычная русская девушка, очень привлекательная и загоревшая от тропического солнца, как и многие русские моряки на этом грузовом судне. Она стояла максимально близко ко мне и коснулась своей загорелой до бронзового оттенка рукой локтя моей руки. Ее плечи и все, что не было защищено от ярких лучей утра, также были обнажены. Ее кожа успела подзагореть на пассажирском американском лайнере, который подобрал меня из океана во время круиза.

Я дернулся от прикосновения девичьей руки. Скорее не от самого прикосновения, сколько от неожиданности.

— Вам больно?! — спросила она, громко, жалея меня.

— Что?! — переспросил я ее.

— Больно?! — повторила девица — От моего прикосновения?! Рука болит?!

— Да нет! — ответил громко я — С чего вы взяли! Просто я немного испугался!

— Вы не очень-то похожи на пугливого человека! — произнесла сильно смуглая от плотного и ровного солнечного загара русоволосая синеглазая как гладь океана девица по имени Татьяна в белоснежном кружевном фартуке поверх коротенького светлого тельного оттенка до колен платьица. Она развернулась, узкой такой же точь-в-точь, как у моей исчезнувшей навсегда любовницы Джейн, спиной к Тихому океану, и прислонилась к поручням бортового ограждения верхней иллюминаторной корабельной надстройки. Раскинув по сторонам полуоголенные из-под короткорукавого короткого до колен своего •••

платьица бронзового плотного ровного оттенка девичьи руки. Положив левую миленькими девичьими пальчиками мне, на мою, правую схватившуюся крепко. И нервно от присутствия рядом так близко молодой женщины за поручни руку.

— Вам пока здесь не очень уютно — произнесла, приблизившись, к моему правому уху, уже не так громко Татьяна — Это вы еще не привыкли и, мало с кем, здесь знакомы. Надо вас отвести к медику! — произнесла хоть и громко, но заботливо и ласковым голоском она, склоняясь почти впритык к моему левому уху и почти касаясь его своими полненькими женскими губками, чтобы было слышно сквозь шум океанских волн.

— Зачем все это? — спросил я с некоторым недоумением.

— Видно, вы очень возбуждены. Я позабочусь о вас — прошептала она, дыхание ее горячим и прилипающим к моему уху, прикосновение ее губ вызывало трепет по всему телу — Пойдемте, я провожу вас.

Иностранцы совершенно не об этом заботились. Они просто не понимали вашей боли. Пойдемте. Я вижу по вашему лицу и глазам, что вы испытываете боль.

— Откуда вы знаете о моей боли? — удивленно переспросил я.

— Поверьте мне, женщина знает — ответила Татьяна — Это видно по вашим глазам, полным красоты и одновременно тоски. Я буду рядом с вами как защитница на этом корабле — улыбнулась она мне и, взяв меня за руку, оторвала ее от поручня судна.

— Идемте! — громко сказала она, чтобы перекрыть шум волн, и повела меня со своими стройными шагами вниз, в нижнюю часть нашего русского грузового судна.

— Они так и не поймут ничего — прошептала Татьяна еще тише — А я все понимаю и вижу. Я женщина.

Она повернула свою голову с аккуратной челкой на лбу и косами, уложенными в длинный хвост, и снова повторила: "Идемте. Я провожу вас". И пошла дальше. А я следовал за ней, не понимая сам, почему. Я понял, что это не о докторе. Татьяна была влюблена в меня, это было видно по ее глазам. Еще тогда, за столом на корабле, когда она меня кормила и не отводила от меня глаз.

И сейчас я шел за ней, разглядывая ее изящную спину и узкий поясок белого фартука с кружевами, словно талию моей Джейн — такую же тонкую как у русалки или танцовщицы из Востока. И мне казалось, что все повторяется как в моих бессознательных грезах, которые приходили на помощь.

Я наблюдал за загорелыми, такими же как и вся её кожа, изящными овалами красивые ноги любовницы Джейн из моих безумных снов. Эти ноги были с привлекательными полными икрами, обутыми в светлые высокие туфли на каблуках.

Я шел и сравнивал свою ушедшую в неизвестность любимую Джейн с этой молодой девушкой, возрастом около двадцати девяти или тридцати лет, также прекрасной русской.

— Мое имя Владимир! — вскричал я ей сзади.

— Что?! — она переспросила, громко перебивая шум волн, и повернулась...

И засияли её глаза цвета Тихого океана.

— Меня зовут Владимир! Я Ивашов Владимир! — снова произнес я громко, догоняя официантку из корабельной столовой по имени Татьяна. Я сам не понимая, как это получилось.

Она посмотрела на меня и взяла мою правую руку своей молодой девичьей рукой, загорелой до черноты от яркого тропического солнца. Приблизившись ко мне и сжимая своими маленькими пальчиками мои мужские пальцы, она тихо произнесла: "Очень приятно". Её лицо было загорелым и почти черным.

Она прижалась ко мне своей полной грудью с возбужденными выступающими сосками из-под её легкой официантской одежды. Татьяна осторожно поцеловала меня в губы.

Я обхватил её гибкую талию, такую же как у моей воображаемой Джейн, и притянул её к своему животу. Я впился в её полные красивые губки. Мое лицо плотно прижалось к её загорелому девичьему личику.

Татьяна обняла меня обеими своими бронзовыми руками, загорелыми от солнца, за шею, не обращая внимания на грязь и масло на моей белой футболке из автомобильного цеха.

Я помню, как обнял ее, прижав к себе полной женской с торчащими как у моей Джейн сквозь лифчик купальника сосками и ниже за ее широкую женскую попку и крутые девичьи под коротким светлым платьицем бедра. Прижимая ее девичий овальный к себе с круглым под одеждой пупком животик и волосатый с промежностью лобок к своему возбужденному детородному сдавленному в моих плавках члену. Задирая подол до самых ее узких на бедрах тельного цвета плавок. Я ощутил теплоту ее безукоризненно красивых ног. Чувствуя запах всего ее женского молодого красивого тела. Я захотел ее и это факт. А она вонзила своими острыми ноготками цепкие пальчики в мою плоть, целуя меня с тяжелым сексуальным дыханием.

Оторвавшись от моих губ, она произнесла — Я знаю, куда мы сейчас пойдем Володя — уже глядя возбужденно и сексуально и дико в мои синие с прозеленью мужские глаза своими тоже синими, как океан глазами.

— Куда? — спросил, как бы, не понимая, ее я.

— Пойдемте, скоро начнет темняться — и снова схватив меня за правую руку своей рукой, сказала дрожащим возбужденным голосом и горя необузданным страстным желанием — Я знала, где тебя найти. И знала, что найду все-таки тебя любимый. Правильно все было мне предсказано, что любовь найду в океане.

— Идем — уже сказала, словно мы с ней давно знакомы, Татьяна и потащила меня почти бегом за собой с верхней палубы вниз, вовнутрь, иллюминаторной надстройки русского торгового грузового судна. Она потащила меня по длинному узкому коридору между отсеками и каютами, куда-то еще ниже спускаясь по лестницам в жилые отсеки всей судовой команды.

Я быстро поспешил следом за этой молодой официанткой на судовом ресторане. Взглянув на ее изящную и привлекательную шею, а также на милые ушки, украшенные волосами, завязанными в длинный хвост и украшенными золотыми серьгами... Я обратил внимание, что ее волосы не черные, как смоль, а русые, практически такие же, как у меня. Они немного обгорели от солнца и стали белее в некоторых местах – вероятно, она провела время под тропическим солнцем. Ее волосы были такими же молодыми и красивыми, как и у Джейн – девушки шатенки, которая уже навсегда исчезла из моей жизни.

Я глядел на Татьяну – красивую молодую официантку, которая шла передо мной почти бегом. Но несмотря на это, я не смог освободить свое больное и страдающее сознание от пылающей и загадочной любви. Любви к тенистой фигуре женщины, которая беспредельно любила своего единственного мужчину. Женщине, которую мне придется забыть – если только я смогу это когда-нибудь сделать. Это была женщина, в чьей смерти я должен поверить, так же как и в то, что ее уже нет. Я смотрел на узкую спину официантки Татьяны и ее талию, покрытую плотно застегнутым фартуком. Загорелую шею и волосы, которые были приподняты на головке и закреплены колечками. Она была шатенкой со синими глазами. Моим глазам представилась красивая загорелая шея, почти черная от загара. Ее стройные ноги привлекали меня своими округлостями и подтянутыми икрами, словно они тащили меня на скоростном буксире. Ноги этой девушки мелькали передо мной из-под короткого светлого платья почти цвета тела. Фартук столовского работника был тоже белым и хорошо обтягивал ее гибкую талию, словно кружевной юбкой школьницы старшей школы. Эти женские ноги на высоких каблуках привлекали внимание своей красотой и стройностью. Они были похожи на ноги моей любимой Джейн.

— Моя милая Джейн! Джейн! Где ты, Джейн? — вырвалось у меня без предумышленных намерений. Взгляд случайно упал на официантку из корабельной столовой по имени Татьяна.

— Что? — спросила она, повернувшись и остановившись передо мной, смотря на меня своим очаровательным голубым взглядом, который одновременно был полон вопросов и некоторого удивления, не понимая, о ком я говорю.

— Ничего, так… — сказал я, смущаясь и чувствуя легкую растерянность. Повторил: — Ничего.

Конец.